We will do it
— Цыпленок!
Опять? Да сколько можно? Он надел эту кофту всего лишь один раз, зато звание теперь за ним закрепилось, кажется, навечно.
Громкое дыхание позади нервирует до покалывания на кончиках пальцев рук так, будто под ногти вбили гвозди по самую шапку. Он откидывает светлые пряди с лица и смеривает уничтожающим взглядом темноволосого парня, положившего руку на его плечо.
— Чего?
— Почему ты вечно убегаешь? — он являет милые ямочки на щеках. Приходится отвернуться — от такого милого вида скрежещут друг об друга зубы. Слишком слащаво.
— А почему не должен?
— Ну, — он запинается. Щеки его слегка приобретают пудровый оттенок розового. — Потому что мы знаем друг друга как минимум неделю.
— Мы друг друга не знаем, — отрезает.
С этим парнем он встретился сначала на тренировках по танцам, где как раз проходил отбор новых участников. Тогда этот парень с ямочками на щеках неуклюже повторил связку из песни "Puma" TXT. В некоторых местах запнулся, а в каком-то даже встал в ступоре, но быстро нашелся, когда из зала участники студии танцев подбадривающе скандировали "У тебя все получится". Преимущественно, Бомгю. Ведь он та еще затычка в каждой бочке.
Остальные участники держали кулачки, пока он бессмысленным взглядом взирал на зеркало позади парня, вытворяющего какую-то откровенную небылицу. Дрожащие руки все время ухали гирями вниз, а ноги спотыкались друг об друга. По итогу "танца" он запыхался настолько, что, кажется, абсолютно всем слышно было его тяжелое дыхание. А капли пота, струящиеся по вискам вниз, блестели под многочисленными лампочками. Наверняка он думал, что вот они — софиты, и весь свет устремлен на него. Наверняка он гордился собой. Но он-то знает, каким со стороны убогим выглядил его "танец".
Будучи в жюри, он бы ни за что не взял этого настырного мальчишку в их студию танцев, но членом жюри он, к сожалению, не являлся, потому мнение его значило столько же, сколько стоил кусочек хлеба в столовой. То есть ничего. Зато Тэхен, состоявший в самопровозглашённой комиссии жюри, и три его сонбэ: Чонгук, Чимин и Хосок отчего-то решили, что у этого неуклюжего медведя есть все шансы. Ладно, Тэхен, тот близко дружит с верещащим по поводу и без Бомгю, но сонбэ-то куда? От несправедливости хотелось завыть, но он только поджал губы и отвернулся к стене. Скрестил руки на груди и застыл мраморной статуей, пока из "протеста" его не вывел этот надоедливый Бомгю, который любит лезть в чужие дела своим изворотливым носом.
— Чего кислый такой?
Поначалу он молчал. Долго, упорно молчал, но тут Бомгю принялся за щекотку, а это послужило тем, что впоследствии тот заработал себе шишак на макушке от ребра ладони, коим он хотел его от себя отпихнуть.
— За что? — жалостливо запричитал Бомгю, завывая от боли так, что к ним незамедлительно подбежал взволнованный Тэхен. — Злой хëн, — сверкнул голубыми глазками из-под рыжей челки.
— Что у вас опять стряслось? — Тэхен, как всегда, изящно закатил серые глаза. Прядь его красных волос закрывала часть правого глаза. Но все равно можно было уловить в них сверкнувший металлом блеск. И был он не самым хорошим. — Вечно цапаетесь, как Том и Джерри.
Да-да, они с Бомгю и правда как Том и Джерри. И лучше бы Тэхену в их отношения не ввязываться.
— Сам виноват, — огрызнулся, обратно отворачиваясь к стене.
— Бомгю, зачем ты опять к нему полез?
Ехидную улыбку сложно было скрыть. Да что уж там, ее все равно никто и не увидел бы — сидел он спиной к Бомгю и Тэхену.
— Но, Тэхëн, этот злой хëн явно не хочет, чтобы того новенького взяли.
— Это правда?
Он не дает понять, что от стального голоса, которым был задан вопрос, у него зашевелились волосы на затылке.
— Вовсе нет.
— Вот видишь! — Тэхен вновь обращается к Бомгю. — У новенького есть потенциал, я это вижу.
— Ну да, как же, — тихо фыркает он себе под нос.
К его счастью Тэхен ничего не слышит, но Бомгю, этот надоедливый Бомгю, как всегда, конечно же, слышит все!
— Я же говорил! — верещит он на всю студию. Конечно же, все уставляют заинтересованный взор на их троицу.
Ну не оболтус ли?
Но весь запал его быстро остывает после брошенного на него смеривающего Тэхенового взгляда. Хорошего ничего не жди. И знают это все находящиеся в данный момент в студии. Каждый поджался и замер в ожидании.
У него появилось ощущение, что весь воздух из студии вдруг разом выкачали
— Бомгю! — мило улыбается Тэхен, а затем как резко хвать его словно клешнями за ухо и уволок под крики последнего прочь из студии.
Наконец ему удается облегченно вздохнуть и продолжить в спокойствие лицезреть лимонную стену.
Но спокойствие, как оказалось, ему только снилось. Этот неуклюжий медведь, оказалось, учится с ним в одном университете.
— Цыпленок!
Поначалу он не понял, к кому было обращено данное прозвище. Шел себе спокойно по многолюдному коридору в сторону аудитории, где должны были преподавать такую нелюбимую социологию. Угрюмая аура сопровождала все время похода на "каторгу".
— Цыпленок! — уже ближе.
Он раздраженно цыкнул, но повернуть голову — нет, это свыше сил. Да и к чему?
Наконец какая-то неимоверная сила отбрасывает тело назад. Он врезается во что-то живое, трепещущее, предположительно, грудь.
Пугается: а вдруг надетая на тело желтая вязаная кофточка с воротом, покрывающим плечи, растянется от такого возмутительного вторжения в личное пространство. Желание дернуть за синий галстук, чтобы извиться из захвата, завыло в голове сиреной, но голос разума, повлекший объяснениями о том, что таким образом он скорее задохнется, чем избежит встречи с каким-то отморозком, заставил тело замереть на месте.
— Наконец-то я поймал тебя, цыпленок, — кто-то явно решил подшутить над ним. Не Бомгю ли, случайно, подговорил кого-то так бесстыдно захватить его в плен из-за вчерашней обиды? Хотя только сегодня утром они нормально общались. Ну если не считать очередной перепалки по поводу персонажа дорамы, который одному нравится, а второму нет. Но все было вполне себе спокойно до этого времени. Бомгю та еще заноза в заднице, отрицать это бессмысленно, но вот так подкрадываться в чужом лице в буквальном смысле со спины он бы не стал. Они часто цапаются, потому что этот мелкий поганец любит передразнивать своего старшего хëна, но не до такой степени, окей?
— Что? — он разворачивается медленно. Настолько медленно, что весну успела бы сменить зима. И застывает — глаза цвета воронова пера с веселой задоринкой глядят на него так невинно и доброжелательно. Этого ему еще только не хватало.
— Привет, — являет свои ямочки. — Ты ведь вчера был в студии танцев, да? Приятно познакомиться, меня зовут Субин.
Он больше не чувствует удушающего захвата, зато теперь все нутро трясет от протянутой приветственно руки.
— Не я, — тут же врет. Провожает скучающим видом прохожих студентов. — Ошибочка вышла, — очки круглой тонкой оправы сползли ближе к кончику носа. Как же бесит. Указательный палец возвращает их на законное место.
— Это был ты, я точно знаю.
Просто так отвязаться, кажется, не получится.
— Ну я, и что?
— Давай дружить, хëн.
Вот так сразу? Он совсем не видит других границ, похоже, да? Или настолько отшиблен?
— Нахрена?
Грубо? Ну уж как есть.
— Ну, хëн, я видел, как классно ты танцуешь. Хотел научиться бы так же, но у меня пока не выходит.
Ну да, с такими-то кривыми ногами ничего выйти и не сможет.
— Для того ты и записался в студию. А раз сонбэ решили взять на себя тяжкий груз, то пусть они и учат.
— У них другие ребята.
На самом деле этот чудаковатый парнишка прав. Каждый старший берет себе на обучение кого-то из новоприбывших. Но он пока никого после одного такого же чудаковатого парня не брал, и брать не собирается. Так же произошло и с Бомгю, присоединившимся к ним два года назад. За него поручился Тэхен. На тот момент Тэхен был одним из новеньких. Появился он в их студии за полгода до появления Бомгю. Но уж очень у него были хорошие навыки, поэтому Хосок, их главный танцор и хореограф, поручился за него аж самолично, вследствие чего Тэхен переступил на ступень выше. В отличие от Тэхена, он никого не берет вот уже три года как. Слишком муторно. Хватило одного Кая, что убежал спустя четыре месяца интенсивной тренировки в другую студию. Там и засел. Порой они видятся и даже могут перекинуться парой фраз. Но больше всего с Каем общается Бомгю. Это неудивительно, да?
Так вот, следуя своей установке, он не собирался и в этот раз брать на попечение какого-то новенького. Тем более такого косолапого медведя. Ну уж нет, спасибо, как-то нервы ему важнее.
— Меня это не волнует.
Он ретировался как раз вместе с одногруппником, окликнувшим его в тот момент, когда этот липучка собирался что-то сказать. Ну и отлично, подумал он, только не учел того факта, что кличка теперь прилипнет к нему банным листом, а косолапый медведь каждый день будет донимать своим ужасно тихим голосом.
Достало!
— Я знаю, что тебя Ëнджун зовут, а ты знаешь, что меня зовут Субин. Еще мы ходим в одну студию танцев, разве этого недостаточно?
Если он скажет, что это более чем недостаточно, это прозвучит слишком грубо? Да и почему он вообще должен заботиться о том, как воспримут его ответ?
Однако говорит вопреки кричащему разуму совсем другое:
— Мне кажется, что не очень.
Потому что пытливый взгляд, наполненный надеждой, долбит по черепушке деревянным молоточком.
— Тогда мы можем узнать друг друга получше? — руку тут же подхватывают и ведут куда-то в сторону.
Только упершиеся в асфальт кроссовки толкают собеседника по инерции назад.
— Так, стой. Никуда мы не пойдем!
— Почему?
Боже, почему он выглядит как ребенок? Ну не может он ему грубить. Просто не может. Ладно, Бомгю там всякие, но этот ведь сразу обидится.
— У меня дела.
— Важные?
— Ты не представляешь насколько, — для пущей убедительности округляет глаза.
И вот ему без происшествий удается распрощаться с расстроенным Субином. Но Ëнджун знает заранее, что сегодня они еще увидятся.
<center>‧͙⁺˚*･༓☾ ☽༓･*˚⁺‧͙</center>
— Хëн, тебя Чимин-хëн зовет.
Ну, с Бомгю они сегодня виделись, поэтому простой оклик с его стороны можно воспринять не как неуважение.
Интересно, что Чимину требуется от него.
В студии есть своего рода гримерка, там они могут переодеваться и перекусывать. В этой же гримерке имеется ответвление для служебного помещения и еще одно для комнаты, из которого сонбэ сделали своего рода кабинет.
После коротких двух стуков он слышит мелодичный голос Чимина, приглашающего его войти.
— Привет, хëн.
— Ëнджун, — радостно отвечает ему Чимин. Он кивком указывает на кресло возле стола, за которым сидит и что-то печатает в компьютере. Если он решил обратиться по поводу какой-либо программы, Ëнджун тут ему не помощник. Он немного знает основной язык Паскаль, чуточку Питон на этом все познания и заканчиваются.
— Ты что-то хотел, хëн? Бомгю сказал зайти к тебе.
Мягкая улыбка расцветает на пухлых губах. Взгляд у Чимина, как всегда, искрится привязанностью, заботой и любовью к своим партнерам по танцам. В отличие от него, Ëнджун всех одаривает смирительным, оценивающим и пронизывающим до мурашек. Последнее ему однажды поведал одну из своих "страшных" тайн Бомгю. И получил за это хмыканье в ответ. Ну устрашающий у него взгляд, так устрашающий, не может же он вырвать собственные глаза и заменить их, например, на оленьи Чонгука-хëна?
— Ëнджун, ты всегда стараешься, и добился больших успехов. Скажу честно, несмотря на то, что Тэхен почти одной ногой в списке новых хореографов нашей студии, ты являешься одним из лучших танцоров. Могу даже сказать тебе по секрету, что все мы: я, Чонгук и Хосок-хëн считаем, что ты заслуживаешь находиться на первом месте среди всех танцоров. Если исключить нас, конечно, — он весело смеется. — Но правда, Ëнджун, таких талантливых парней по пальцам одной руки пересчитать. Не спорю, все здесь хороши собой, потому что каждый грызет землю, чтобы добиться высот, но ты с нами чуть ли не с первого года открытия студии.
И куда, интересно, клонит Чимин?
— Спасибо, — Ëнджун заливается краской. Жарко вдруг в кабинете становится. Желание подорваться и выпрыгнуть из-за двери прямиком в уборную возрастает до небес. Так неловко себя Ëнджун еще не чувствовал. Потому что не стеснялся никогда так сильно.
— Не благодари, — Чимин забавно сдувает русую прядь, упавшую на глаза. — Я говорю от чистого сердца, и каждый мои слова подтвердит. Но... — он задерживает паузу. Ну вот и приплыли, Ëнджун знал, что не просто так он затеял этот хоть и приятный, но уж очень подозрительный разговор. — Ты никого не брал на обучение три года. И ты знаешь, как сильно отстает от остальных Субин.
— К чему ты клонишь, хëн? — с замиранием сердца спрашивает Ëнджун.
— Ты обязан его взять к себе в ученики.
— Но, хëн, — Ëнджун даже на ноги подскакивает, лишь бы время вернулось вспять, и Чимин пересмотрел эту сторону вопроса. Ну или пусть это окажется гиперболизированной галлюцинацией. Ну, пожалуйста.
— Сядь, Ëнджун, — в голосе больше не слышится смешинок, а взгляд настолько острый, что Ëнджун думает, если вдруг откроет рот, его порешают на кусочки.
— Хë-ëн, — умоляюще тянет Ëнджун.
— Ты возьмешь Субина, и точка. Все подписали заверение. Вот, смотри.
— Что еще за заверение? — шепчет Ëнджун. В руках трясется какой-то лист бумаги, в котором написано то, что Ëнджун является первым представителем ученика в лице Субина, что он в ответе за его подготовку, и что если тот по прошествии пяти месяцев ничему не научится, голова Ëнджуна падет с плеч. Последнее, конечно, сильно приукрашено эмоциями Ëнджуна, но выглядит почти так же, уж поверьте. И четыре подписи: хëнов и Тэхена. А последний вот тот еще предатель. — Но никаких заверений на моих глазах в помине не было.
— Потому что мы все впятером знаем, что ты откажешься.
— Но это же бред. — недоуменно косится на Чимина Ëнджун. — Как эта бумажка что-то решит?
— Подтолкнет твою совесть? — наивно предполагает Чимин.
— И ты в это веришь? — фыркает Ëнджун.
— Но и мы не шутим, Ëнджун. Последний пункт является неизменным последствием от твоих действий.
Уборка каждый день, раз в две недели генеральная, ответственность за костюмы и питье, и еще много чего в таком же духе. Внутренне Ëнджун содрогается тысячу раз.
— Хорошо, я понял.
— Я знал, что мы найдем с тобой общий язык, — мило улыбается Чимин.
— Ага. Ну, я пойду?
— Конечно.
Выходит из кабинета Ëнджун не то чтобы огорошенным, полумертвым. Прислоняется к живительному холоду стены спиной и дышит через раз. Путь на волю ему заказан. И все благодаря Субину.
Вот бы все оказалось летаргией.
— Хëн, — слышит радостный возглас Субина Ëнджун еще до того, как его нога переступает порог хореографического зала. К сожалению, не летаргия. — Хëн, — он подбегает к нему весь потный и запыхавшийся. Тренировка началась полчаса назад, а он уже так устал. И что ему с ним делать прикажете? Может, сразу вдвоем сбежать? Ну, нет, Ëнджун, ты так не сможешь. — Привет, хëн. А где ты был?
— Да так, — отмахивается. — Дела были.
— Хëн, хëны сказали разучивать хореографию "Idol", но она очень сложная. А ты знаешь, что через восемь месяцев будет конкурс? Хëны говорят, что мы должны в нем победить. Ну или хотя бы одно из оставшихся призовых мест занять. Ну или хотя бы четвертое. И будет отбор, ты знаешь? Кто будет участвовать в конкурсе, — тараторит Субин, пока Ëнджун тяжелой походкой направляется к центру зала.
— Знаю.
— Ох, я очень хочу попасть туда. Никогда в конкурсах не участвовал. И говорят, что будет подарок призовому месту. Каждый год разный. Но Бомгю мне по секрету сказал, что в этот раз будет поездка на Чеджу.
— А он-то откуда знает? — выгибает бровь.
Субин пожимает плечами.
— Ну так вот, хëн, я бы очень хотел попасть на конкурс и с остальными участниками отправиться в поездку. Но боюсь, — тут он останавливается, и Ëнджун останавливается следом, чтобы взглянуть на удрученно припущенные плечи, — у меня не выйдет.
Ëнджун замирает, потому что знает, что у Субина и так ничего не выйдет. Но не может же он это в слух сказать, правда? Ëнджунова совесть не настолько прогнила.
— Ты сможешь, — он буквально заставляет свою руку опуститься на плечо, вздрогнувшее в ответ. Скорее всего, такого выпада со стороны хëна Субин не ожидал. Да и слов таких не надеялся услышать. — У тебя все получится, — давит кривую улыбку. Нервный тик, захвативший в свою власть левый глаз, не заставляет себя долго ждать. — Сможешь, да, — два хлопка по плечу.
— Почему ты так думаешь, хëн? — Субиновы губы расплываются в улыбке, от которой Ëнджуну хочется разбить голову об стену. Желательно свою.
— Я поручаюсь за тебя.
— Но почему, хëн?
— Мне показалось, что из нас выйдет отличный дуэт ученика и учителя.
— Ты правда собираешься меня учить? — неверяще переспрашивает, а после утвердительного кивка радостно пищит. — Спасибо, хëн, большой тебе спасибо.
Учить Субина непросто. Нет, даже не так. Сложно. Под конец тренировки Ëнджун весь измотан. Пересушенные губы, как у мертвеца, просят воды.
— На, хëн, попей, — в тянущуюся к рюкзаку иссушенную тренировкой руку вкладывается бутыль воды. — Хëн, — смеется над ним Бомгю, — ты похож на зомбака.
— Спасибо, — хрипит в ответ, — за комплимент.
— А говорил, что Субину-хëну нужно уйти. А теперь стал его учителем.
Он подтрунивает так откровенно неприкрыто. И в обычный бы день Ëнджун отметелил его словесно как следует, ну и подзатыльника на всякий случай прописал, но сегодня у него на это нет сил. Он буквально выжат как лимон.
— Я передумал.
— Скажи, тебя прижали, а?
Все-таки под хохот Бомгю ступня дотягивается до трясущегося бедра и валит скрюченное бубликом тело на пол.
— Заткнись, — огрызается.
А Бомгю не перестает смеяться, только вот теперь вертится по полу юлой.
— Значит, я прав.
Тяжелый вздох срывается с влажных губ. Действительно ведь прав, засранец.
<center>‧͙⁺˚*･༓☾ ☽༓･*˚⁺‧</center>
— Цыпленок!
Опять? Нет, это уже какой-то фарс.
— Хватит! — рычит Ëнджун, как только плечо Субина равняется с его.
— Почему? — Субин выглядит удивленным, и не притворно, а взаправду.
— Называй меня хëном.
— Но я и так тебя зову хëном, хëн, — Ëнджуна воротит от теплой улыбки, но он давит почти такую же в ответ. Если один дрогнувший уголок губы считается за улыбку, то так оно и есть.
— Зачем тогда продолжаешь звать меня цыпленком?
Обычно Ëнджун ходит быстро, но никого это не заботит. Тем более что, чтобы протискиваться сквозь толпу, собравшуюся около входа в столовую, нужна сноровка и скорость. Иначе можно остаться без обеда. Но Субин еле поспевает за ним.
— Постой.
Ëнджуна дергают в сторону.
— Я опоздаю.
— Но, хëн, я не могу, ты слишком быстро идешь.
— Так я и не просил идти за мной. Жди своей очереди.
— Хëн, — хнычет Субин.
Черт, да почему он просто не может отвязаться и отправиться восвояси? Они вечером все равно увидятся на тренировке
Из уст Субина хныканье выглядит более приемлемым, чем из уст того же самого Бомгю. Парень закатывает глаза, запахивает оттопыренную белую рубашку на груди, расстегнувшуюся от резкого дерганья, и ждет, когда Субин переведет дыхание.
Они все же успевают купить обед. И Ëнджун бы хотел спокойно покушать один, но Субин приземляется на второй свободный стул. Синий рюкзак закидывается на третий, так что теперь свободных мест за, вообще-то, Ëнджуниным столиком больше нет.
— Жарко, — Субин снимает коричневый кардиган и остается в одном бежевом лонгсливе. — Так вот.
Что так вот? Разве они о чем-то говорили до этого?
— Мне тогда понравился твой образ. Такой милый, поэтому я и зову тебя цыпленком.
— Пожалуйста, избавь меня от этого.
Если бы металлические палочки были деревянными, они распались на крошки.
— Но почему, хëн? Это же очень мило.
— Во-первых, это неофициальный стиль, во-вторых, это неуважительно, а мы знаем друг друга малое количество времени, чтобы вот так перекидываться кличками, в-третьих, кликать друг друга могут только близкие люди, а мы с тобой ими не являемся, в-четвертых...
— Я понял, хëн.
Тихий голос на этот раз прозвучал как-то... грустно? Но Ëнджуну слишком похрен, чтобы обращать на какие-то иные нотки в голосе Субина внимание.
— Вот и отлично.
Весь оставшийся обед Субин молчит. Поглощает еду, все время давится и задумчиво смотрит в пустеющую тарелку под носом. Ëнджун же косится на него с сомнением, но тоже говорить ничего не собирается. И допытываться у Субина, почему он вдруг замолчал, тоже не собирается. Тишина, если не считать гула студентов, для него как райское наслаждение. Он останется на этой стороне, а что там творится в голове Субина его не волнует.
Даже после того как весь обед съеден, Ëнджун не слышит в свою сторону привычного радостного "хëн". Он пожимает плечами и со спокойной душой отправляется просиживать оставшиеся пары.
Идти на тренировку теперь Ëнджуну сложно. Не потому что хореография танца для конкурса изматывает до потери пульса, а потому что непоспевающего за всеми Субина подгонять нельзя — он просто собьется и совсем не будет воспринимать движения, а сделать Ëнджуну с ним что-то нужно. И не потому что так хëны сказали и предатель Тэхен, а потому что теперь азарт горит огоньком в груди. Чей же ученик вместе с учителем пробьется на конкурс? Уступать другим он не собирается.
— Ну, Субин, поднажми, — Ëнджун устало прикрывает глаза. За сегодня они не выучили даже первого куплета.
— Я не могу, хëн, — Субин падает на пятую точку. — Прости.
— Но...
— Не дави на него, Ëнджун-хëн, — откуда-то из воздуха появляется Тэхен.
— Тебя еще только не хватало, предатель.
— Мой голос все равно бы ничего не решил. Я против троих — нечестный бой, не считаешь? К тому же тебе полезно покинуть свою зону комфорта.
— Ты-то больше меня знаешь, как же.
— Я действую тебе на благо.
Ëнджун подскакивает к невозмутимому Тэхену, цепляет пальцами его локоть и ведет подальше от любопытных глаз.
— На благо, говоришь? — шипит куда-то в вишневую макушку. — А ты знаешь, как сложно его обучать? Да он необучаем!
— Хëн, — Тэхен отцепляет тонкие пальцы и заглядывает в негодующие глаза своими спокойными. — Ты же знаешь, что все здесь находящиеся не с пеленок танцами занимаются? Каждому человеку положен шанс, а ты вот так обрываешь чужой. Разве тебе было бы приятно, если бы ты оказался на таком же месте, как Субин? Я в него верю, так поверь и ты в него.
— Я не могу, — из уст срывается рык. — Не могу я поверить, потому что ничего у него не получается! У него выдержка на нуле. Как только он повторит пару раз связку, так сразу и задыхается.
— Так сделай что-нибудь с его выносливостью. В чем проблема?
— Тэхен!
— Ëнджун-хëн, пока не попытаешься, ничего не узнаешь.
Тэхён оставляет Ëнджуна одного. А тот готов кричать на весь свет от обиды, злости и стыда. Как же бесит.
— Что случилось, хëн? — Субин выглядит обеспокоенным, но в то же время улыбка никак не соскальзывает с губ. Если сегодня днем он молчал, то на тренировке тараторит безостановочно. — О чем вы говорили с Тэхеном?
— Да неважно, — он садится, после чего благодарит парня за протянутую в его сторону нераспечатанную бутылочку воды. — Ты когда-нибудь занимался бегом?
— Никогда.
— Оно и видно, — шепчет под нос. — Значит, с завтрашнего дня начнешь.
— Зачем, хëн? Я не люблю бегать.
— Придется полюбить, иначе место в конкурсе будет отодвигаться от тебя в геометрической прогрессии. Велик есть?
— Есть.
— Отлично. Тогда я составлю расписание.
— Какое расписание, хëн?
— Узнаешь завтра.
Целый поздний вечер, сидя дома за столом, Ëнджун скрупулезно составляет расписание занятий для него и Субина. Так, чтобы не было переутомления, но чтобы был виден прогресс в ближайшее время. Он обязан повысить выносливость Субина за пять месяцев. А плавность, гибкость и память Ëнджун сможет подтянуть, нужно только найти к Субину подход.
<center>‧͙⁺˚*･༓☾ ☽༓･*˚⁺‧͙</center>
Обреченность подкашивает ноги, но не дой степени, чтобы пробивать дно устойчивости и несгибаемости. Поднимать руки в попытке позволить узреть понятие и потребовать сжатием в пальцах плеча принятие.
— Это слишком сложно, хëн, — тяжело выдыхает Субин. Листок с расписанием измят от нервов настолько, что легче переписать на новый.
— Но мы должны это сделать.
— Мы?
— Да, потому что иначе на конкурс попасть невозможно.
Распинаться перед неуверенным человеком, конечно, то еще занятие, но будущее расчерчено Чимином и остальными хëнами отчетливо, как и то, что ждет его в случае провала, так что, пожалуй, хочет Субин этого или нет, сомневается он или нет, но приступить к усиленным тренировкам они обязаны уже на этой неделе. Иначе никак.
— Я не знаю, хëн. Может, мне легче все бросить?
И вновь эта обреченность, бьющая по коленям с внутренней стороны.
— Субин-а, ты ведь сам говорил, что хочешь попасть на конкурс. И съездить с коллективом на Чеджу. Не ты ли хотел научиться танцевать так же, как я?
Ëнджуну вот совсем не хочется стоять посреди оживленной улицы и распинаться обо всех плюсах пребывания в их коллективе, похерить на хрен все минусы, естественно, чтобы вдруг не сбежал. Умирать от жары и вновь воскрешаться при легких порывах ветра. И зачем он только надел это дурацкое зеленое худи? Вот знал же, что с утра хоть и будет холодно, к обеду все равно потеплеет. Но он упорно это делает, потому что обязан повысить навыки танцев Субина за пять гребаных месяцев.
— Я не думал, что будет так сложно.
— Но когда ты был маленьким и начал учиться ходить, тоже сложно было. И когда говорить, и когда самостоятельно есть, и когда ходить в унитаз, и ког...
— Я понял, хëн, — смех Субина стал настолько привычен уху Ëнджуна, что тот даже больше не триггерится от него.
— Ну так вот. Тогда, будучи маленьким, ты не думал о сложностях, а просто брал и делал. А было в два раза сложнее. Маленьким ты не умел ничего, а сейчас-то умеешь.
— Думаешь, у меня получится?
— А ты готов вот так просто сдаться?
— Не знаю, но, наверное, не готов.
— Тогда сегодня хореография, а завтра легкая атлетика. Послезавтра перерыв, а затем вновь хореография и велогонка.
— Я вижу своими глазами.
— Вот и отлично.
Ëнджун уже собирается идти домой, как вопрос Субина его останавливает.
— Хëн, а ты сильно занят?
Интересно, а можно сказать, что занят, хотя на самом деле вовсе не так? Или этот медведь вновь молчать потому будет?
— Не занят.
Лучше, наверное, не врать.
— Хëн, тогда я хотел бы пригласить тебя в интернет-кафе.
— Это еще зачем?
Вообще-то, Ëнджун в игры не любит играть. Точнее не играет никогда.
— Хотел провести с тобой время. Мы же теперь ученик и учитель.
— Ну раз так, то пошли.
Впрочем, иногда, наверное, нужно учиться чему-то новому.
Субин ведет Ëнджуна по каким-то извилистым закоулкам. Последний не то чтобы пугается, просто он все еще не шибко-то доверяет свою жизнь чудаковатому парню, который не замолкает ни на секунду. Все что-то говорит, а Ëнджун в ответ только "хм" да "мгм". Но наконец, пройдя через четыре одинаковых двора, посередине которых стоят детские площадки, они выходят к невысокому магазинчику, затем поворачивают налево, а затем еще раз налево, а затем поворачивают еще куда-то, только куда именно, сказать Ëнджун бы не смог даже под дулом пистолета — от всего этого обилия поворотов кружится голова — после чего выходят на широкую дорогу и успевают прямо к светофору, разрешающему пешим перейти на другую сторону. И, наконец, видимо, интернет-кафе поджидает их на углу покореженного здания.
— Э-это и есть интернет-кафе?
— Ага, — радостный Субин подхватывает не очень уверенного в ответе парня под локоть, потому что здание больше похоже на какой-то притон по сбыче внутренних органов, чем на интернет-кафе. Издалека полусветящуюся вывеску с приглашением в интернет-кафе было не разглядеть. Там горят-то от силы букв пять на содранной цифровой табличке, которая висит теперь, видимо, на двух болтах, от чего горизонт сменился на диагональ. Еще и дверь скрипит от дерганья.
Их встречает пожилая женщина, берет плату не очень высокую (видимо, поэтому Субин сюда частит), а затем парень лет шестнадцати, внук, наверное, провожает их к свободным компьютерам. Интернет-кафе внутри обустроено куда лучше, чем снаружи. Отдельно стоящие друг от друга компьютеры с прозрачными вставками по бокам стола, пару автоматов и книжная полка в углу, забитая мангами. Лампочки свешиваются с потолка, но их слишком мало, чтобы покрыть всю площадь. Внутри тускло, но живо. И народу на удивление много.
— Вот здесь, хëн, — Субин тащит Ëнджуна дальше, к третьему ряду. Когда они достигают компьютеров, причаливает свой любимый синий рюкзак к боку деревянного стола.
Ëнджун садится от парня по правую сторону.
— Во что будем играть? — спрашивает Субин. Ëнджун усиленно роется в голове, но оказывается, что он действительно ничего не знает об играх, кроме "Мортал Комбат". Но играть в нее как-то не очень сильно хотелось.
— А ты во что хочешь?
Наиболее беспроигрышный вариант ответа, согласитесь?
Субин на несколько секунд задумывается, после чего говорит:
— Может, в овервотч?
Ëнджун не знает ни о каком овервотче от слова "совсем", но согласно кивает. Надежда на то, что в процессе игры будут поняты правила без происшествий его не отпускает до тех пор, пока его сразу же не убивают.
— Ничего страшного, хëн, у тебя обязательно получится. Просто следуй за мной.
Он что, так подбадривает его? Ну сейчас он им всем здесь покажет.
— Хëн, получится с седьмой попытки точно.
Субин говорил уже это шесть раз, и все шесть раз они проигрывали из-за Ëнджуна. Да черт бы побрал этот овервотч.
Ëнджун, однако, был бы не Ëнджуном, если бы сдался вот так просто.
— Хëн, нам пора идти.
Субин дергает Ëнджуна за рукав взмокшего у горла худи.
— Сколько времени?
— Уже шестой час.
Они что, просидели здесь все три часа? Игры и вправду способны затягивать.
— Пойдем.
Ëнджун выходит из здания в легком оцепенение. Ну, они хотя бы выиграли четыре раза. И неважно, сколько раз проиграли.
Выбираются они по всем те же поворотам и переулкам, и в Ëнджуновой голове даже успевает сформироваться карта местности, правда, с ухабами и пробелами. На автобусной остановке они прощаются, после чего Ëнджун прыгает в подъехавший автобус, а Субин спускается в метро. Встречаются они через час в студии танцев.
— Хëн.
Он молчит, упорно молчит. И делает вид статуи невозмутимого Будды.
— Хëн, — чуть громче. — Ну хë-ëн.
— Да что? — срывается шипящий вопрос с поджатых нервозностью губ.
Нет, этот человек его когда-нибудь точно доведет до белого каления. Бомгю не то чтобы плохой, точнее, совсем не плохой, но бывают у него моменты в жизни, в которых он так сильно хочет получить ребром ладони по макушке. Чувство самосохранения у этого поганца напрочь отсутствует.
Сейчас члены команды студии танцев разделены на две группы. То было согласовано сонбэ и Тэхеном во имя лучшей обучаемости, ведь остается все меньше времени, а в конкурсе они должны показать себя другим студиям. Одну команду ведет Хосок-хëн, их же с Бомгю и Субином Чонгук-хëн. После часовой интенсивной безостановочной тренировки им дали десятиминутный перерыв на прийти в себя, перекусить и набраться сил для очередного рывка.
— Куда Субин-хëн пропал?
— Ты для этого выпотрошить меня своим голосом решил?
— Нет. Чонгук-хëн на тебя странно смотрит.
— Да что за бр...
Однако и, правда, смотрит. Изучающе так, внимательно, будто сканирует насквозь. И ни один мускул на лице не шелохнулся, даже когда их с Ëнджуном взгляды встречаются. Чонгук нелюдим, если так можно выразить его пристрастность к замкнутым пространствам, в которых он любит находиться один долгое время. Ëнджун не раз замечал, как сканирует глазами хëн участников студии, но самолично на своей же шкуре чувствует это впервые. Чонгук обычно мало разговаривает, но дает полезные советы. И общается он только с остальными сонбэ и немного с Тэхеном. Чонгук всегда серьезен и мало когда улыбается. Он самый младший из хëнов, но взгляд у него такой, будто прожил он сотню лет и знает что-то, чего не знает ни одна душа человечества.
— Странно, — Ëнджун удивляется тому, насколько пересушено его горло. — На меня он так ни разу не смотрел.
— Вот и я про то же, — поддакивает Бомгю. А потом как вцепится в его плечо болючими пальцами, и как взвизгнет прямо в ухо. — О-он идет сюда, хëн. Я его боюсь.
Ретируется Бомгю в одночасье. Только пятки сверкают.
— Ëнджун.
— Чонгук-хëн?
— Можно тебя на минуточку?
— Да, конечно.
Под общие вздохи и ахи они покидают студию через стеклянную входную дверь. Вечерами на улице ощутимо прохладно, но тренировка настолько интенсивная — пот течет градом. Так что весенняя прохлада позднего вечера очень даже кстати.
Недалеко от студии уже зажглись уличные фонари. Чонгук и Ëнджун садятся на скамейку, установленную напротив студии, но не входной двери, а чуть дальше.
Пока они занимались, успел пройти небольшой дождь. Темно-графитовый асфальт сохранил влажность. От него же исходит запах сырья, что так любит Ëнджун.
— Ты знаешь, где Субин?
И он туда же? Ну сколько можно? Он что, в няньки ему записался или в мамочки? Теперь бегать за ним наседкой прикажете?
— В уборной, наверное.
— Ëнджун, — голос Чонгука серьезнеет на два тона. — Для Субина наши тренировки очень интенсивные. Он не выдерживает.
— Я знаю и работаю над этим.
— Это все замечательно, но ты не пытался понять, почему у него не хватает выносливости?
— Потому что он не любит бегать и на велосипеде мало катается.
— Нет, — качает головой Чонгук. — Не в этом дело.
— Тогда в чем?
— А ты понаблюдай за ним.
— Но я и так с ним чуть ли не 24\7, хëн. Мне теперь еще спать с ним в одной постели и караулить его сон?
— Ëнджун, не паясничай.
— Но почему вдруг все взъелись против меня? Подписали какой-то указ, — он даже на ноги от негодования вскакивает. — А мне это нужно? Почему-то никто не спросил, хочу я этого или нет! Я из кожи вон лезу, но в ответ слышу только очередной упрек. Мне тоже сложно, хëн. И я стараюсь изо всех сил, а вы только и делаете, что давите.
— Ëнджун, — длинные пальцы сжимают пульсирующее запястье и тянут вниз. — Мы не упрекаем тебя, наоборот, очень рады, что ты наконец вылезаешь из своей раковины.
— Что-то вовсе этого не видно, — язвит.
— Ëнджун, — Чонгук отпускает его руку. Голос его становится мягче. — После Кая ты еще сильнее замкнулся в себе. Думаешь, это неудача, да? Но ведь это не так. Это всего лишь опыт. Представь учителей своего института, кураторов дипломных работ. Разве все их ученики получают красный диплом, разве все выпускаются? То же самое происходит и здесь. Мы не можем удержать всех, но это не значит, что вот так просто можно опустить руки и заботиться только о себе. Нам тоже с Чимином-хëном и Хосоком-хëном сложно, и мы тоже из кожи вон лезем, а по итогу не выиграли еще ни один конкурс.
Это правда. Ëнджун почти с самого момента открытия студии хëнами. Он занимался здесь еще будучи учеником старших классов. Поначалу был он, хëны и еще пару парней. Но затем один из них ушел и их осталось пятеро. А что пятеро танцоров могут сделать против десяти или даже пятнадцати? Но они не сдавались. Хосок-хëн всегда убеждал, что сила и труд все перетрут. Что нужно только постараться, а если ничего не выйдет, они всегда могут вернуться через год еще лучшими, чем были ранее.
И Чонгук-хëн действительно прав. Потому что Хюнин Кай был его первым подопечным. Потому что он сбежал так быстро, и Ëнджун начал думать, что дело в нем. Что у него просто недостаточно навыков для объяснения другому человеку, как именно нужно танцевать ту или иную связку. Он привык к скорости и к изнурению самого себя до полуобморочного состояния, но другие люди, не привыкшие к его стилю обучения, могут просто-напросто загнуться. Тогда зачем мучить и себя и других? Поэтому Ëнджун больше никогда не зарекался брать кого-то в ученики.
— Тогда что мне делать с Субином?
— Просто постарайся понять его. Будь чуть внимательнее к окружающим тебя людям. Субин неуверенный в себе человек, и в любой момент он может бросить занятия, если ты будешь относиться к нему так.
— Как "так"? Я же с ним общаюсь, и даже план выработал для повышения его выносливости.
— Это все хорошо, но он слегка отличается от Бомгю и Тэхена. Ему нужен немного другой подход, понимаешь? Более внимательный, понимающий и принимающий. Если видишь, что он сильно запыхался, лучше сходи и купи ему бутылочку воды, а не подгоняй. Если видишь, что вдруг пропала улыбка с лица, предложи проветриться или отвлечься, например, на обсуждение манги или аниме. Если видишь, что он едва стоит на ногах, значит, он хочет доказать не только себе, но и тебе в первую очередь, Ëнджун, что он чего-то стоит. Похвали его. Потому что, во-первых, Субин заслуживает этого, а во-вторых, это приятно и придаст ему больше сил. И тебе самому станет легче, Ëнджун. Я знаю твой характер, все знают, и мы не требуем от тебя перекраивать его на благо другому человеку, всего лишь хотим, чтобы ты показал ему другую часть своего "я". Все мы знаем, что ты так же заботишься о других участниках студии, что всегда готов прийти на помощь и переживаешь за каждого, просто делаешь это по-своему. Не так очевидно, как Хоби-хëн или Чимин-хëн.
— А как ты?
— Можно и так сказать.
Ëнджун впервые видит мягкую приободряющую улыбку на устах Чонгука, как и впервые чувствует длинные пальцы в своей шевелюре, взъерошивающие волосы.
— Хорошо. Я постараюсь.
— Ëнджун, Субин действительно в шатком положении. Не дай ему сбежать так же, как это сделал Кай.
— Я, — Ëнджун встает на ноги и отворачивается, чтобы Чонгук не видел его выражения лица. — Я постараюсь, хëн.
— Отлично, — теплая ладонь стелется на плечо незримой поддержкой. — Пойдем?
Вместо ответа парень кивает головой.
<center>‧͙⁺˚*･༓☾ ☽༓･*˚⁺‧͙</center>
Смотреть на него в течение десяти минут и наверняка знать исход тяжелых вздохов сложно. Потому что крикнуть привычное "Ну же, поднажми" так и вертится на кончике языка. Упорность бьет отрезвляющей пощечиной, но ожидание никуда не пропадает. Мерцает в груди затухающим светлячком.
— Я больше не могу.
Смотреть на валящегося с ног прямо на промерзлый с ночи асфальт Субина тяжело. Но вновь сверлят во рту слова, однако вовремя вспоминается разговор с Чонгуком.
— Вставай, — помогать неподъемному Субину обрести стоячее положение то еще занятие. Но все же не спеша к ним приближается пустующая скамья. Конечно, только два идиота-парня могут бегать в пять утра. — Я сейчас, подожди.
— Ты куда? — безжизненность и вместе с тем усталость голоса подкашивает ноги.
— Я сейчас, подожди.
Ëнджун добегает до круглосуточного магазина, просит у молоденького продавца с синим андеркатом две бутылочки воды. Но потому вдруг дополняет еще одну. На всякий случай.
Субин вел себя стойко. Они бегают и катаются на великах помимо занятий в студии вот уже три недели. Первую неделю несгибаемость под натиском серьезности, однако же сложности, поражала. И Ëнджун даже успел обрадоваться, что они добьются огромных успехов не за пять положенных им месяцев, а за три. Но вот подошел конец третьей недели, и Субин выдохся. Сдулся. А сегодня даже остановился после каких-то сорока минут безостановочного бега.
Умиротворенное лицо с залегшими на лбу страдальческими морщинами пригвождает ноги к земле. Груз опускается на шею давящей повязкой.
— Субин, — он трясет парня, примостившегося щекой к спине скамейки, за плечо. Тот не отвечает. Не то жив, не то мертв. — Субин.
Наконец продираются заспанные черные глаза. Субин уставляется на Ëнджуна непонимающе, но тут же подбирается, принимая сидячее положение.
— Прости, уснул.
— Все в порядке, — Ëнджун останавливает толчком в плечо попытку парня незамедлительно подняться на ноги. — На.
— Спасибо, хëн.
Субин пьет воду так жадно, а Ëнджун думает, что совсем его измотал. Снова. Если первые две недели Субин не показывал своей усталости, маскировал ее за отговорками из-за недостаточного питания, то теперь прятать ее не за что.
— Ну что, бежим?
Только Субин закручивает пробку бутылочки, как тут же выдает такое. Он хочет свалиться и отбить себе почки? Совсем с ума сошел? Ну Ëнджун ведь не изверг какой.
В каком-то роде Чонгук-хëн был прав. Насчет неуверенности одного и самоуверенности второго. Насчет травли, но не очевидной, не словесной и уж тем более не ручной, но все же давит Ëнджун на Субина сильно. Таких синяков под глазами у Субина не было с момента их знакомства. Такого энергетического истощения Ëнджун не видел ни у кого.
— Почему?
— Тебе нужно отдохнуть, Субин.
— Но тогда мы не успеем до конкурса. — Субин выглядит обеспокоенным. Глаза горят нездоровой лихорадкой.
— Послушай, Субин, мы все успеем, ясно? Иначе зачем я взял тебя в ученики?
— Хорошо, если это говоришь ты, то значит все действительно будет так.
Ëнджун не показывает ошарашенности произнесенными словами. Субин действительно настолько ему доверяет?
— Отоспись перед учебой.
Субин вслед встает со скамьи и согласно кивает. Он уже собирается идти и Ëнджун, вообще-то, тоже, но рот открывается сам собой, и сами собой изрыгаются наружу какие-то непонятные слова.
— Прости.
— Ч-что? — Субин моргает пару раз.
— Прости, Субин. Прости за то, что давил, за то, что не видел, как ты себя чувствуешь. За то, что создал такой адский график. Я обязательно его сегодня же вечером перепишу. Прости за все, Субин.
— Хëн? — он подходит ближе. В уголках глаз блестит сожаление и... благодарность? Он же не собирается здесь плакать из-за какого-то извинения, так?
— Нет, — Ëнджун отходит на пару шагов от Субина. — Не нужно, Субин. Моим действиям нет оправдания.
— Но это не так, хëн, — восклицает.
— Отоспись. Встретимся в универе.
— Хорошо.
Однако в университете Субин не появляется.
Проспал? Он же не мог так просто заболеть, да?
Мысли снедают весь день. Крутятся какофонией разновидных цикад, что абсолютно, кроме предположений, не слышно ничего. А обед застревает где-то в глотке. Не может выйти наружу, как и не может протиснуться дальше.
Если бы не Бомгю, хлопающий его по спине, Ëнджун мог бы потерять возможность выиграть в конкурсе вместе с Субином, предателем Тэхеном и этим надоедой, в данный момент пытающейся спасти его бренную жизнь.
— Хëн, — его голос срывается, пока Ëнджун сидит в три погибели и пытается выхаркнуть рис. — Хëн, не умирай, — слышится откуда-то сверху жалостливое вопрошание.
— С ума сошел? — выдавливает клешнями каждое слово отдельно. Он выпрямляется. В голову будто залили десять литров воды. Стук в ушах, кажется, станет вечным спутником его жизни.
— Ты жив! — подлетающий с места Бомгю сбивает Ëнджуна со стула. Они вместе валятся на лавандовый кафель.
— Отвали, — клацает зубами Ëнджун где-то около проколотой мочки, с которой свисает серебряная сережка в виде ракушки. Но вопреки словам, Бомгю только удушливее обжимает руками шею. И до сих пор лежит на нем сверху.
Кто к такой сцене останется равнодушным? Естественно, никто. Поэтому пока улюлюкающая кучка, достающая телефоны из карманов и сумок, только-только подбирается к новой жертве, Ëнджун насильно расцепляет клешни Бомгю и спихивает с себя. Да по неосторожности так сильно, что сам слышит результат проделанной работы ударом чужого затылка по кафелю.
Вскакивает на ноги, закидывает сумку на плечо и скорее спешит прочь из столовой. Быстро очухавшийся Бомгю только поспевает бежать за ним следом.
— Да, хëн, — он привычно ноет, как когда устает или ему что-то нужно. — Я же взаправду думал, что ты сдохнешь. Хватит бежать так, будто за нами гонится пума!
Действительно, и куда Ëнджун так драпанул? Он точно знает, что никто их падение и дальнейшее "обжимание" с Бомгю не заснял, так что плевать.
— Чего пристал липучкой?
— Я вообще-то о тебе волнуюсь, неблагодарный хëн.
— Никто и не просил тебя волноваться за меня.
— Вот же ж, — шипит Бомгю. Встряхивает медными волосами и, конечно же, так просто не отстает. — Хëн, а где Субин-хëн?
— Не знаю.
— Ты не видел его сегодня?
— Видел. Утром.
— А когда ты успел его утром увидеть? Его целый день нет.
— Бомгю, может, пойдешь уже на пары, а?
Ëнджун, между прочим, уже это и делает. Идет по коридору и ждет, когда Бомгю завернет в другую сторону или поднимается на этажи выше.
— У меня пара в той же стороне, что и у тебя.
— Вот же засранец.
— Грубый хëн. Так когда ты Субина-хëна успел увидеть?
— У нас была пробежка.
— Утром? — После кивка Ëнджуна, Бомгю молится, наверное, всем Богам на свете, которых только знает. — Боже упаси иметь такого учителя.
— Что тебе нужно? — Бомгю врезается плечом в предплечье резко остановившегося Ëнджуна.
— Я просто за Субина-хëна волнуюсь.
— Все с ним в порядке, — рычит Ëнджун. Ну сколько можно? Он и сам не рад тому, что Субин так плохо себя чувствует, и все благодаря ему. Ну зачем еще вставлять здесь свои пять вон?
— Я надеюсь. Ну, увидимся на тренировке. — Бомгю стартует, как только в поле его зрения попадает спелая вишня. — Тэхен, — кричит на весь этаж под закатывающиеся медовые глаза. Неугомонный.
Думалось, переживания испарятся вместе с уроком математического анализа, но не тут-то было. Волнение отчего-то стало в два раза явственнее пульсировать веной на шее. А когда отпускают в уборную, через зеркало поглядывают испуганные янтарные глаза с расширенными зрачками. Нет, это свыше сил. Почему он вообще должен беспокоиться о каком-то Субине так сильно? Ладно, не о каком-то, а об ученике.
Ëнджун буквально выживает в университете. Сидит оставшиеся пары как на иголках. То и дело непроизвольно вздрагивает от голосов учителей или же студентов, выражающих ответ на поставленный вопрос. И хочет, чтобы стрелка как можно скорее перевалила за семь вечера.
В студию Ëнджун идет под ручку с нервозностью и шатким ожиданием, готовым свалиться куда-то в канализацию. И ищи свищи потом его в зловонной темноте. Холодно, хотя утром было тепло. Черная джинсовка накинутая поверх такого же цвета шелковой рубашки не помогает от этого холода. Он будто внутри, а не снаружи.
Он почти достигает стеклянный двери, когда его окликают так, что сердце ухает в пятки.
— Цыплёнок!
О боже, снова это прозвище?
Но отчего-то не злость завладевает губами, а радость.
— Субин.
Он улыбается не слишком широко, но этого достаточно, чтобы парень явил свои ямочки ответом. Незаметный облегченный выдох зарывается меж верхних расстегнутых на рубашке пуговиц.
— Ты где был? — бросается с допросом с пристрастием к Субину Ëнджун, когда тот достигает его за два шага. Потому что несся угорело и чуть не споткнулся о бордюр.
Субин неловко косится в бок, чешет кончик носа и все же отвечает:
— Родители приезжали. Они едут в путешествие, поезд уехал час назад. Нужно было где-то перекантоваться пару часиков.
— Да уж, как-то затянулись твои пару часиков.
— Ты что, беспокоился, хëн?
— Нет! — слишком резко отвечает Ëнджун.
— Я так и знал, — смеется Субин. — Спасибо за сегодняшние слова.
— Это какие еще?
— Неважно. Пойдем.
Ладони у Субина теплые, мягкие. А кожа не огрубевшая как, например, у него. Ëнджун стискивает теплую ладонь сильнее.
Не за что.