Параллели

КАТАРИНА.

Осень из солнечной и более-менее тёплой превратилась в дождливую, нагоняющую меланхолию и какую-то апатию. Прошло два дня с адского маскарада, и все эти два дня я упорно делала вид, что больна, чтобы не выходить из дома. Рэйвен быстро пришла в себя, и неудивительно: сестра всегда мыслила позитивно. Жива — значит, жизнь удалась, значит, нет поводов для слёз и самокопаний.

Я — другое дело. Перед глазами то и дело вставало полыхающее пламя, обожжённые тела, трясущаяся Рэйвен со слезами в глазах. Один раз я не выдержала и начала громко и со вкусом ругаться на сестру за то, что не послушалась меня и пошла на этот чёртов бал, на что Рэйвен спокойно выслушала мои крики и сказала:

– Кэтти, но ведь всё обошлось.

«Нет, чёрт возьми, не обошлось! Если бы в толпе Дамиан потерял тебя или Брэндон не вывел бы вас обоих, на две могилы в моей жизни было бы больше!», – хотелось крикнуть мне, но, посмотрев на сестру, спокойно пившую кофе, я решила, что без толку, махнула рукой и удалилась к себе в комнату, из которой выходила только по естественным нуждам. Бо́льшую часть времени проводила возле окна, рисуя на запотевшем стекле какую-то ерунду, не обращая внимания на иногда попискивающий телефон. Брэндон, видимо, тоже быстро очухался, раз постоянно писал и звонил мне. Я даже не читала его сообщения и на звонки не отвечала. После случившегося я пребывала в какой-то прострации.

Иногда заходила в Интернет, и там повсюду были новости о том вечере: сколько трупов нашли, из-за чего всё случилось (основная версия — неисправная проводка, разумеется), где сейчас находится Ричард Андервуд (естественно, после такого он смылся к себе на родину, в Вашингтон), выступления Алекса Бейкера (которого, кстати, на время отстранили от должности из-за резкой волны возмущения. И правильно: на его совести много пострадавших и умерших). Радовало только одно: как бы то ни было, мы не облажались, и наша цель была достигнута. Но какой ценой...

Снова раздался телефонный писк, и я, вздохнув, всё-таки протянула руку и прочитала очередное сообщение:

«Ну и где тебя черти носят?»

Само по себе сообщение было на первый взгляд обычным, но зная Купера, я могла представить, как он тыкает по сенсору с таким чувством, будто хочет так же сильно ткнуть меня. Разумеется, парню не нравилось, что его игнорят.

«Дома я. Что тебе нужно?»

Ответ не заставил себя долго ждать.

«Я заезжал к тебе на работу...

Я закатила глаза. Ну, конечно.

...Рэйвен сказала, что ты неважно себя чувствуешь...

Ещё и до сестры добрался, вот же прилипа́ла.

...И вообще, может, откроешь, наконец, дверь?»

Что?

Я ошарашенно вгляделась в экран и только сейчас услышала стук, доносящийся из холла. Отложив телефон, снова вздохнула и пригладила волосы. Как быть? Что ему нужно-то? Точно прилипала. Однако внутри меня что-то затрепетало: очередные жуткие бабочки с перфораторами. Может, пора бы уже привыкнуть к присутствию этого человека в моей жизни? Но страх — живучая тварь.

«Ты обещала», – укоризненно шепнул внутренний голос. Я отмахнулась от него. Да-да, обещала. Поэтому и пошла открывать дверь незваному, но в глубине души ожидаемому гостю.

– Что, так трудно было ответить раньше?

Вместе с Купером в квартиру ворвались свежесть дождя и холод тумана. В руках парня был довольно увесистый пакет, в котором что-то булькало. Глаза цвета грозового океана внимательно изучали меня. Я снова невольно пригладила волосы. Честно говоря, раньше мне было наплевать, как я выгляжу, когда в душе не всё в порядке, но сейчас почему-то захотелось выглядеть лучше.

– Выглядишь не очень, – констатировал Брэндон, стаскивая с себя куртку и ботинки. Я нахмурилась и буркнула:

– Чего припёрся? Без тебя знаю, как выгляжу.

Брэндон закатил глаза и, протиснувшись мимо меня, невозмутимо отправился прямиком на кухню. Чёрт возьми, этот парень ведёт себя в моём доме, как в своём собственном, хотя был здесь всего два раза! Сделав несколько неровных вздохов, я чуть постояла на месте, собирая мысли в кучку, и тоже потопала на кухню, чтобы увидеть картину, от которой моя челюсть чуть не упала.

Вы представляете? Брэндон Купер — парень, которого боится добрая половина города, этот засранец с раздутым самомнением, упрямый и гордый, как горный козёл...преспокойно стоял возле плиты и что-то готовил. Видимо, в холле я простояла достаточно времени, чтобы парень успел выгрузить всё из пакета и начать демонстрировать свои кулинарные способности.

– Что... – голос неожиданно захрипел, и мне пришлось откашляться. – Что ты делаешь?

Брэндон всё так же невозмутимо пожал плечами, помешивая что-то в кастрюле. За широкой спиной парня был виден лишь пар, клубами поднимавшийся над плитой.

– Лекарство.

Я присела за кухонный стол, подперев ладонью щеку.

– На самом деле, я не больна. Физически уж точно.

Купер кивнул, не оборачиваясь.

– Знаю.

– Как?

– Глядя на тебя, долго думать не нужно.

Я открыла рот и тут же закрыла, поняв, что мне и сказать-то нечего. Удивительно. Этот человек читал меня, как открытую книгу.

Внезапно мой нос учуял сладковато-пряный аромат. Знакомый аромат.

– Глинтвейн? Ты серьёзно?

Брэндон обернулся ко мне, в глазах цвета грозового океана плясали смешинки.

– Проверенный способ прогнать хандру.

Я сузила глаза.

– Хочешь, чтобы я напилась и устроила дебош?

– Боже упаси, Катарина, – хохотнул парень. – Видеть тебя, пьяную, мне как-то больше не хочется. Да и тем более от глинтвейна сильно не захмелеешь, а вот прогреть организм и расслабиться можно запросто.

Я взглядом смерила кастрюлю. От такого количества напитка захмелеть можно в два счёта, но что-то мне подсказывает, что выдавать мне его будут дозированно. Что я там когда-то говорила насчёт того, что не пойду больше на поводу у этого типчика? Кажется, я снова облажалась.

Остальное время процесса приготовления глинтвейна мы провели в молчании. Я наблюдала за парнем, а тот в свою очередь иногда кидал на меня непонятные взгляды. Но вот в такой тишине и рядом с Купером мне стало как-то очень комфортно, и все чувства, которые я старательно прятала внутри, снова стали лезть наружу, и даже промелькнула шальная мысль о том, что мне хочется попробовать на вкус губы Брэндона после выпитого глинтвейна. Разумеется, я послала эту мысль подальше, словно испугавшись, что напарник каким-то образом услышит или почувствует эти мои мысли.

Вскоре глинтвейн был разлит по кружкам. Запах от него был просто фантастическим. Всучив одну из кружек мне в руки, Купер направился в гостиную, и я снова пошла за ним. Там Брэндон зажёг электрический камин, сказав, что это для атмосферы, затем бухнулся на диван, похлопав по нему, приглашая меня сесть, что я и сделала, прислонившись к спинке и поджав под себя ноги, вдыхая аромат пряностей и цитруса.

– Вкусно? – Брэндон внимательно наблюдал за тем, как я делаю глоток. Вопреки желанию сказать очередную колкость, я лишь поцокала языком.

– Вполне.

– Я рад.

Какое-то время мы снова сидели в тишине, наблюдая за эффектом живого пламени в камине, слушая, как за окнами шелестит дождь, и вдобавок я слышала своё колотящееся об грудную клетку сердце. Это стало обычным явлением с тех пор, как Купер появился в моей жизни. Интересно, чувствует ли он то же самое по отношению ко мне? Прогулки, разговоры, споры, касания и невесомые поцелуи в щёку и в руку — это, конечно, хорошо, но чувства важнее. По крайней мере, для меня. Что-то внутри подсказывало, что всё, что Брэндон делает, находясь со мной, в новинку для него, но я не знала, правда ли это.

– Давай сыграем? – нарушил уютное молчание парень, поставив пустую кружку на журнальный столик. Я посмотрела в свою: глинтвейна было больше половины. И кто из нас захмелеет такими темпами?

– Во что?

Парень повернулся ко мне, поджав ноги под себя, почти полностью копируя мою позу. В глазах цвета грозового океана мелькали хитрые искорки. В комнате смеркалось: день шёл на убыль. Блики каминного огня падали на лицо Купера, делая его загадочным и очень красивым. Я сглотнула.

– В очень популярную в Америке игру, – Брэндон поиграл бровями, как заправский злодей. – «Правда или действие.»

Я чуть было не застонала в голос. Худшей ловушки я ещё не видела. Мне часто приходилось играть в эту игру, когда я жила в Орландо и посещала вечеринки, но, когда выбирала правду, нечего было скрывать, а сейчас... Могу ли я выбрать правду, зная, что вопросы Брэндона могут быть с подковыркой? А что насчёт действий? Про извращённые фантазии парня я уже наслышана, как-то не хочется претворять их в жизнь, по крайней мере здесь, у меня дома. К тому же, Рэйвен скоро должна уже вернуться с работы...

Но что-то не позволило мне отказаться, будто кто-то за меня кивнул моей же головой, давая понять, что я не против сыграть. Брэндон скорчил хищную рожицу и низким голосом сказал:

– Что ж, Кэтти. Правда или действие?

Я нервно сглотнула, ощущая в себе борьбу. Я хотела выбрать действие, надеясь на благоразумность Купера, но снова как будто кто-то завладел моим ртом, и я выпалила:

– Выбираю правду.

БРЭНДОН.

Она сказала это и закусила губу, будто слова вырвались из неё случайно, и тут же в зелёных глазах змейкой скользнул страх, еле уловимый, но всё же видимый для меня. Я надеялся, что девушка выберет правду, по крайней мере, для меня это будет лёгкий способ узнать о ней больше. Конечно, я мог заставить Дамиана собрать досье на жизнь сестёр и запросто узнать всё об их прошлом, но в глубине души что-то не позволяло этого сделать.

– Хорошо, – я покопался в голове, выбирая, что интересует меня больше всего. Таких вещей было множество, но игра предполагает по одному вопросу в очереди, поэтому я выбрал наугад.

– Скажи мне, Кэтти, почему у вас с сестрой разные фамилии?

Девушка шумно выдохнула. Видимо, я застал её врасплох. Пожевав губу, немного помолчав, Кэтти всё же осторожно ответила:

– Дерри — девичья фамилия моей матери. Скотт — фамилия отца. Раньше я была Катариной Скотт, но потом решила кое-что поменять в своей жизни и начала́ с фамилии.

По глазам девушки нельзя было понять, правду ли она говорит или нет, но я не стал заострять на этом внимание.

– Теперь моя очередь, полагаю, – Катарина сделала глоток глинтвейна и облизнула губы, а моё сердце ёкнуло — выглядело это очень...заманчиво.

– Правда или действие, Купер?

Правду было опасно разглашать, но всё зависит от того, что́ девчонка спросит. В конце концов, даже если это и нечестно, я всегда могу слукавить. Поэтому тоже выбрал первый вариант.

– Хочу знать, – девушка помолчала. – Почему именно я?

Я сразу понял, о чём она говорит. Чёрт, и как мне ответить на этот вопрос? Кажется, я пожалею, что затеял эту дурацкую игру.

– Ну, – дёрнув себя за волосы, вздохнул. – Честно говоря, сам толком не понимаю. Просто... Ты другая. Живая. А в моей жизни таких людей почти не было...

– Тебя окружали трупы? – шутливо спросила девушка. Я фыркнул, покачав головой.

– Скорее, я сам был мертвецом. Там, внутри, – я указал себе на грудь. – Не было тепла. До тех пор, пока одна зеленоглазая ехидна не ворвалась в мой особняк с коробками пиццы.

Кэтти хмыкнула.

– То есть, ты был замороженным Каем, пока не появилась Герда?

Повисло молчание. Катарина, видимо, сама поняла, что ляпнула что-то не то, потому что смутилась и опустила ресницы. Как-то странно — сравнивать нас с этими персонажами, но что-то в этом было.

– Я не чувствовал в себе чего-то иного, кроме равнодушия к людям, кроме злости и ненависти к отцу, кроме холода.

Чёрт, пора бы заткнуться.

Кэтти просто кивнула, не поднимая взгляда. Я придвинулся ближе к ней, и девушка вскинула голову, чёрные зрачки, похожие на маслины, расширились, и в них отразилось смятение.

– Правда или действие, Катарина? – тихо спросил я. Девушка сглотнула и прошептала:

– Правда.

– Почему вы с сестрой приехали сюда?

Дьявол, зря я это спросил: глаза Кэтти моментально посерьёзнели, застилаясь льдом, а сама девушка скрестила руки на груди и будто окаменела.

– Наши родители погибли. Нам пришлось.

Я коснулся колена Кэтти, и та отпрянула от меня.

– Выбирай, Купер, – голос Катарины был сух, и в нём уже не было той мягкости, которая была буквально минуту назад. Проклятье.

– Действие. Я выбираю действие.

Глаза Кэтти чуть затуманились, когда она наклонилась ко мне ближе.

– Пойди и выпей всю кастрюлю глинтвейна, что ты сварил.

Что?! Я в шоке отпрянул, а девушка рассмеялась, откинувшись на спинку дивана. Этого я уж точно не ожидал.

– Чего смотришь? – лёд в глазах Кэтти постепенно таял, но где-то в глубине зелени пряталось что-то похожее на настороженность. – Ты сам выбрал.

Я покачал головой, вставая с дивана. В мои планы не входило давать Катарине много глинтвейна, дабы не лицезреть её пьяную мордашку и не выслушивать всякие глупости, а эта девчонка взяла и обвела меня вокруг пальца, настроив мои же планы против меня. Скорее всего затем, чтобы уйти от неприятного ей вопроса. Хитро. Но ничего не поделаешь, игра есть игра. Поэтому я направился на кухню и посмотрел в кастрюлю. Там было чуть больше половины глинтвейна, но размеры впечатляли. Не лопнуть бы.

Через несколько минут кастрюля была пуста, в желудке разливалось тепло, а в голове зашумело, однако я чувствовал себя более-менее трезвым, чтобы взглядом пообещать застывшей у входа на кухню Катарине скорую месть за такую подставу.

«Выбери действие, девочка.»

И словно услышав мою мысленную просьбу, Катарина медленно сказала, подойдя ближе:

– Действие.

Я оглядел девушку с ног до головы: светлые волосы свободно разметались по плечам, раскрасневшиеся щёки, горящие зелёные глаза, малиновые губы, какой-то странный свитер всех цветов радуги, тёплые леггинсы и носки с треугольниками. Но, что удивительно — всё это было частью Катарины, весь её образ был абсолютно гармоничным. Возможно, на какой-нибудь другой девушке всё это смотрелось бы нелепо и отталкивающе, но с этой язвой всё по-другому. И я, поддаваясь чувствам, подошёл почти вплотную к Катарине, тихо, но чётко проговорив:

– Хочу, чтобы ты меня поцеловала.

Глаза Кэтти расширились, а затем в них появилось странное выражение: как будто бы она хотела того же, чего и я. Как будто чувствовала то же, что и я. И мне ужасно хотелось, чтобы это оказалось правдой.

За окном стеной лил дождь, окутанный туманом, где-то далеко прогремел гром, оповещая о подступающей грозе, а в полумраке кухни мы слушали напряжённое дыхание друг друга, находясь на расстоянии нескольких сантиметров.

Хрупкая ладонь легла мне на щёку, и я закрыл глаза, потершись о неё, вдыхая грейпфрутовый аромат, который, казалось, проник во всё моё существо, во все уголки моей души, прочно отпечатываясь внутри. Девичьи губы, словно крылья бабочки, невесомо коснулись моих, а затем, будто чего-то испугавшись, отпрянули. Но мне было мало, до ужаса мало. Я не дал девушке до конца отстраниться, обхватив её за талию и дёрнув на себя, впиваясь своими губами в её. Не знаю, то ли это был выпитый глинтвейн, что опьянял меня, то ли сама девушка, губы которой под напором моих послушно раскрылись, и когда наши языки соприкоснулись, у меня словно крышу снесло напрочь.

Не отрываясь от Кэтти, я скинул всё, что лежало на кухонном столе, обхватил девушку и усадил её на него. Ногами Катарина тут же обхватила мою талию, и я обречённо застонал ей в рот, сжимая её бёдра, стараясь быть нежным, не причинять боли, но какая, к чёрту, может быть нежность, когда я так хочу эту зеленоглазую ехидну? Разве можно так сильно чего-то хотеть? И дело даже не в изящном теле девушки, не в том, как она постоянно демонстрирует свой пакостный характер и как классно она целуется и выбивает из меня дух.

Нет.

Дело в том, что мне она нужна полностью, без остатка.

Вспышка яркой молнии озарила всю кухню, а затем последовал оглушающий раскат грома. Катарина вздрогнула и руками вцепилась в мои плечи, царапая кожу сквозь футболку, ногами прижимая меня всё ближе, и я почувствовал, что ещё чуть-чуть — и не сдержусь, возьму девчонку прямо на этом чёртовом столе, в этой чёртовой кухне.

– Подожди, – сумел выдавить я, насилу оторвавшись от припухших губ Катарины. Та непонимающе посмотрела на меня затуманенным взором, от которого внутри что-то перевернулось.

– Нам нужно... Нужно остановиться, иначе...Иначе я не сдержусь...

Я действительно только что сказал, что нужно остановиться? Кажется, да. Я никогда не был джентльменом, но внезапно понял, что Кэтти достойна большего, чем обычный кухонный стол. Но зеленоглазая, как обычно, шокировала меня своей непредсказуемостью.

– Я не хочу останавливаться, – тихо сказала девушка и рванула меня на себя, затыкая мой рот поцелуем, и самое страшное — я поддался. Мои руки стянули с девушки свитер, отбросив его в сторону, затем туда же полетели её тонкая майка и моя футболка. Коснувшись голой грудью полукружий девушки, прикрытых лишь бюстгальтером, я не сдержал протяжного стона. Кэтти тем временем проделывала дорожку из поцелуев от моей скулы до уха, а затем несильно укусила за него и рассмеялась. Я отстранился и посмотрел на девушку, запоминая её такой, какой не видел ни разу: игривой, со страстью, полыхающей в зелёных глазах, с растрёпанными волосами, с припухшими от долгих поцелуев губами. Я коснулся нежной щеки, залитой мягким румянцем, прекрасно видимым при всполохах света редких молний.

– Если бы ты знала, как ты прекрасна сейчас.

Кэтти положила ладонь мне на шею, не говоря ни слова. Я наклонился и губами прихватил кожу на тонкой шее, чувствуя, как бьётся пульс девушки в едва ощутимых жилках. Кэтти застонала и вцепилась руками мне в волосы, чуть-чуть потянув. Я издал рык и прикусил кожу сильнее, распаляясь ещё больше, затем лизнул языком, с удовольствием наблюдая, как по телу девушки бежит дрожь.

– Брэндон...

Тихий, исступлённый шёпот задел во мне какую-то внутреннюю точку, и я понял, что больше не смогу остановиться. Стянув с девушки леггинсы, я, не отрываясь от протяжного поцелуя, погладил гладкие ноги, наслаждаясь их шелковистостью. Пальцами легко пробежался по тонкой талии, и внезапно замер, ощутив нечто неправильное на боку девушки. Отстранившись, пригляделся.

На боку Катарины даже в полутьме кухни отчётливо виднелся грубый, совсем свежий рубец.

– Что это? – спросил я, легко касаясь пальцем вспухшей кожи. Ответом мне было молчание. Перевёл взгляд на Кэтти: та тяжело дышала, и прочесть выражение зелёных глаз было невозможно.

– Что это, Катарина? – настойчиво повторил я. Девушка вздохнула.

– Ничего особенного, у меня есть привычка стукаться и падать на ровном месте.

Что-то внутри меня подсказывало, что Кэтти либо не договаривает, либо вообще лжёт.

– И где же ты умудрилась упасть на нож? – сквозь зубы проговорил я, чувствуя, как внутри поднимается волна недовольства.

То, что это ножевая рана, я понял сразу. Когда ты много лет получаешь различного вида повреждения, ты со временем начинаешь чётко различать обычный бытовой порез и ранение, полученное в ходе борьбы.

– С кем ты дралась? И когда? – не выдержав, рявкнул я. Атмосфера из романтической превращалась в напряжённую. Катарина начала отодвигаться от меня, но я крепко схватил её за талию, удерживая на месте.

– Ни с кем я не дралась, – буркнула девушка, не смотря на меня. – Ты в своём уме? Где я и где драки?

– Ну-ну, – с сердитой насмешкой сказал я. – Думаешь, я слепой, и не отличу обычный порез от настоящей раны?

Кэтти вскинула голову и отрывисто прошипела:

– Я. Просто. Неудачно. Вписалась. В поворот.

Помолчав, добавила:

– А там железка торчала. Я не заметила её, задумалась. Ну и... Прочертила себе бок. Что тут такого убийственного, Купер? Тебе обязательно надо всё испортить?

Голос зеленоглазой стал сердитым. Я покачал головой, не зная, злиться на эту дурочку или смеяться от её неуклюжести.

– Катарина, ты просто...

Девушка приблизила своё лицо близко к моему, и я замолчал.

– Ну, договаривай, – почти в губы прошептала Кэтти. Я сглотнул, сжимая её талию, не касаясь раненного места.

– Ты...

– Ну, я? Кто?

Я едва слышно прошептал:

– Такая беспечная.

Кэтти усмехнулась.

– У всех свои пороки, Купер.

Между нашими губами осталась всего пара каких-то миллиметров, и я не выдержал. Рывком дёрнул Кэтти на себя, и, прежде чем впиться в манящий рот, прорычал:

– Да, и ты — мой порок.

Напряжённую тишину кухни нарушало лишь моё прерывистое дыхание и едва слышные стоны Катарины, сгорающей в моих объятиях. Ногами девушка снова обхватила мою талию, притягивая ближе, и мой пах уже просто пылал от страсти. Бёдрами я инстинктивно вжимался в Катарину, а затем почувствовал, как её рука легко проскользнула к выпуклости моих брюк.

Мы были готовы перейти черту. Мы были как никогда близки к этому. Оба.

Но, видимо, всё-таки было ещё рано. Потому что внезапно вспыхнувший верхний свет, а затем возглас, донёсшийся от входа на кухню, моментально отрезвил нас, заставив отстраниться друг от друга, как маленьких детей, которых застали за шалостью.

– Глаза! Пожалейте мои глаза!

Конечно, это была Рэйвен, вернувшаяся с работы так тихо, что мы и не заметили. А, может, и наоборот — это мы слишком были увлечены, а весь мир остался где-то позади. По всем законам подлости рядом с сестрой Кэтти стоял Дамиан, который деликатно отвернулся, не забыв многозначительно кашлянуть. Катарина шумно охнула и прижалась ко мне, спрятав лицо где-то у меня на груди, закрывшись ото всех завесой волос. Я автоматически обхватил девушку руками, прикрывая, и сердито зыркнул на Рэйвен:

– Одеться хоть дайте!

Рэйвен хмыкнула, но, дёрнув Дамиана за руку, скрылась с глаз в глубине гостиной, откуда тут же стали доноситься шепотки. Я нагнулся, поднял одежду Кэтти и вручил ей в руки. Сам же, отвернувшись от неё, быстро натянул футболку, стараясь не смотреть на почти раздетую девчонку. Желание ничуть не стихло, но вряд ли Кэтти оценит предложение поехать ко мне домой. На сегодня, видимо, хватит.

Одевшись, девушка спрыгнула со стола и подошла ко мне, легко дотронувшись до моей спины. Я вздрогнул и обернулся, с удовольствием замечая выражение лица Катарины: вопреки моим ожиданиям, мимика девушки была не угрожающая или ехидная, а улыбчивая и немного шальная.

– Знаешь, метод твоего лечения довольно... Эффектный. И я сейчас не о глинтвейне.

Я улыбнулся и пальцем обвёл припухшие губы Кэтти, отмечая их манящую мягкость.

– Жаль, что твоя сестра вернулась так рано.

– Наоборот, – девушка бросила взгляд на часы, висевшие над столом. – Уже поздно. Просто кое-кто увлёкся...

Мы несколько минут смотрели друг на друга, улыбаясь, как два последних придурка на этой планете, затем деликатное покашливание заставило нас обернуться. Рэйвен многозначительно поигрывала бровями, смотря на сестру. Та же в ответ буравила её недовольным взглядом.

– Эм, – я решил, что пора и честь знать. Этим двоим наверняка есть, о чём поговорить. – Ну, я пойду.

И поплёлся прочь из кухни. Когда уже натянул ботинки и куртку, готовясь свалить, тонкая рука обхватила моё запястье, удерживая на месте. Зелёные глаза улыбались, а губы невесомо коснулись моих. Я еле сдерживал себя, чтобы не схватить девушку в охапку и не утащить в своё логово, и был приятно удивлён, что Кэтти сама проявила инициативу.

– Спасибо за...м-м-м...интересный вечер, – сказала Катарина, легко отталкивая меня. Я, улыбаясь, как полный кретин, выскользнул из квартиры, спустился к машине, не чувствуя яростных порывов холодного ветра с ледяными каплями дождя, сел и закурил, чувствуя, как сердце чуть не выпрыгивает из груди из-за переизбытка чувств. Такого никогда не было, никогда и ни с кем.

«Попал ты, приятель. Крепко влип,» – констатировал внутренний голос, когда я, выпуская облако дыма, поднял взгляд на окна квартиры Катарины и в одном из них увидел силуэт девушки, спрятанный за шторами и освещённый светом люстры.

– Даже если и так, – вслух ответил я, не отрываясь от окна, чувствуя на себе пронзительный взгляд зелёных глаз. – Я больше не хочу это скрывать.