Грач

Нога болела так сильно, что Фарерский чуть ли не тащил Ирину на себе. Когда впереди показалась дверь квартиры, Грачёва оттолкнула его в сторону и негодующе воскликнула:

— Ты слышал этот бред?!

Она повернула пылающее лицо к Георгию. Тот кивнул. Отросшая чёрная чёлка упала на лоб, и капитан убрал её быстрым движением ладони.

— Гоблины-взрыватели, мать вашу! Большей ерунды в жизни не слышала!

Злоба калёным железом проворачивалась внутри, полыхая не хуже недавнего пожара. Вытянув руку, Грачёва опёрлась о стену и, глядя в ярко-синие глаза Фарерского, спокойно спросила:

— Что теперь будем делать? Всё-таки ждать очередного нападения? Но ведь и тогда полковник скажет, что это были гоблины верхом на василисках и вооружённые древнеримскими копьями! В такое-то он наверняка поверит охотнее... Чем ему так не угодила Воронья тень, если все доказательства имеются?

— Давай лучше зайдём к тебе. — Георгий, с опаской оглядевшись по сторонам, понизил голос: — Я тебе кое-что расскажу.

— Мне сейчас больше хочется напиться и забыть про всё это, потому что я чертовски устала. Но, учитывая, что ты и так должен мне объяснение... Пойдём.

В квартире было душно, но окно она открывать не стала: нельзя было допустить, чтобы обрывки разговора с Фарерским достигли чужих ушей.

Без лишних слов Георгий вытащил из поясной сумки пакет с какой-то отвратительной серой жижей и швырнул его на низкий журнальный столик. Несмотря на то что свёрток был наглухо закрыт, от него всё равно жутко воняло гнилым мясом и ацетоном.

Грачёва поморщилась.

— Что это?

— Кусочек кадавра. Я припрятал немного его плоти для независимой экспертизы. Один мой хороший знакомый уже провёл её и выяснил, что тварь, которую мы встретили, — это не мутировавший зомби-гопарь или упырь, из которых и получались кадавры раньше, а человек, превращённый в полутруп за пару часов до того, как мы его встретили. Вот почему он был такой агрессивный: он нуждался в еде, чтобы подпитать новое тело, а новоиспечённые особи обычно не способны себя контролировать. Но и это не самое интересное.

— Продолжай, — выдохнула Ирина, напряжённо глядя на серую вязкую массу, словно та в любой момент могла броситься на неё.

— В этом мясе мой приятель-эксперт нашёл кое-что, что вполне могло стать причиной превращения человека в кадавра. И это кое-что — вороний яд.

— Вороний... яд? Подожди-ка...

— Он связывает всех преступников в птичьей маске, о которых ты писала кандидатскую, — кивнул капитан.

Забыв о больной ноге, Ирина подскочила и залпом опрокинула в себя давно оставленный на подоконнике бокал с вином. Вороний яд был деталью, о которой она умалчивала в редкие моменты, когда рассказывала о своей диссертации всем интересующимся.

Причина была простой: ей запретили кому-либо об этом говорить. И запрет исходил от того, кого она не могла ослушаться — её собственного деда, генерал-майора Грачёва.

«Работу защитишь, её в архив спустят, и все об этом забудут, — сказал он тогда. — А глубже лезть и не надо. И так уже узнала, что не следовало».

Ирина, конечно, пыталась у него выяснить, почему нельзя раскопать больше про вороний яд, почему нужно о нём молчать и почему ей настолько откровенно затыкают рот, однако добиться ответов так и не смогла: и дед, и отец избегали этой темы.

И вот теперь вороний яд появился снова, спустя много лет, в теле новообращённого кадавра. Но откуда? И как он повлиял на превращение человека в такого жуткого монстра?

Последний вопрос Грачёва, не сумев сдержать эмоций, задала вслух.

— Пока больше никакой информации дать не могу, но постараюсь узнать подробнее, — поспешно ответил Георгий, оглянувшись на неё. — Может, сядешь? На тебе лица нет.

Ирина послушно опустилась на кресло и с досадой зашипела, неловко подвернув и без того уже опухшую ногу.

— Что делать будем? Вернёмся к Белоцерковскому, чтобы ещё раз послушать про гоблинов-взрывателей? Или же решим проблему самостоятельно?

Опустив голову, Фарерский многозначительно промолчал. Ирина вздохнула: она понимала, что её вопрос был достаточно провокационным, ведь они не имели права проводить какие-либо расследования за спиной начальства.

Однако, учитывая то, что они в принципе скрыли от полковника информацию о кадавре, пути обратно уже не существовало. Признаться в этом и навлечь на себя гнев начальства, а заодно заработать презрение от всех коллег разом, лично Грачёвой не хотелось, да и Фарерскому наверняка тоже. Но и впутываться в нечто очевидно опасное и тёмное также явно не было хорошей идеей.

Ирина разъярённо заскрипела зубами. Голос совести и офицерская честь журили её, издевательски напоминая о том, что она совершила ошибку, позволив Георгию скрыть подробности их столкновения с кадавром, хотя должна была сразу же доложить обо всём Белоцерковскому. Но громче всего кричало понимание того, что система спиритической милиции медленно разрушалась изнутри, и здесь у неё оставалось два варианта: смириться с этим, дожидаясь неизбежного конца, или втайне выступить против, поставив на кон свою карьеру и жизнь в целом.

— Не знаю, — признался наконец Фарерский. Судя по всему, его одолевали точно такие же тягостные мысли. — Правда, не знаю. Но, думаю, ты сама прекрасно понимаешь, что об этом, — он кивнул на останки кадавра, — полковнику просто так уже не расскажешь.

Грачёва устало вздохнула.

— Хорошо ещё, если это какой-то единичный случай. И никаких новых кадавров в ближайшее время не появится. Но я очень сильно в этом сомневаюсь. Если кто-то нашёл способ создавать их с помощью вороньего яда, то нам всем пиз...

Она осеклась, заметив, как изменилось лицо Георгия.

— Воронья тень, — мрачно пробормотал он. — Сначала мы встретили её. Потом зомбака с листовкой с её изображением. Потом свежеиспечённого кадавра. Воронья тень — вороний яд. И сама она похожа на птицу. Связь улавливаешь?

— Улавливаю. Как ни крути, всё ведёт к этой грёбаной тени.

Фарерский кивнул. Грачёва поморщилась.

И приняла решение.

— Я даю тебе три дня. Три дня, чтобы узнать всё про кадавра и сделать то, что ты там планировал сделать. Но если за это время появятся ещё один оживший труп и новые жертвы, то нам придётся во всём признаться. А дальше уже будем решать по обстоятельствам.

— Понял, — кратко ответил Георгий и поднялся. — Жди новостей.

«Надеюсь, хороших», — невольно подумала Ирина, глядя, как капитан, не попрощавшись, закрывает за собой дверь.

***

На Моисея Осиповича Зингера, семейного доктора Грачёвых, всегда можно было положиться.

Вот и сейчас он не подвёл: явившись к Ирине, старик без лишних слов поставил ей укол, шлёпнул на повреждённую лодыжку какую-то вязкую жёлтую массу и, велев не появляться на службе ближайшую неделю, ушёл так же быстро, как и появился. Грачёва же, не послушавшись, выждала полчаса — волею судьбы доктор жил здесь же, в милицейских апартаментах, и попадаться ему на глаза она не хотела — и, прихрамывая, добралась до рабочего кабинета.

Ночь она тоже провела в отделении, несмотря на то что от запаха гари было практически невозможно дышать. По памяти набросав образ Вороньей тени на первой попавшейся бумажке, Ирина прикрепила набросок к пробковой доске и долго смотрела на неровные карандашные штрихи, словно пытаясь достучаться до настоящего врага и выведать у него истинные намерения.

Листовку, отобранную у зомби, Грачёва вчера предусмотрительно прихватила со стола полковника, когда тот отвернулся. Сложенная в несколько раз, смятая, как ненужный мусор, бумага выглядела довольно жалко. Текст на ней как-то расплылся, став почти нечитаемым.

Старательно распрямив листовку пальцами, Ирина уставилась на поплывшие буквы. Ничего такого, что могло бы вывести её на Воронью тень. Совершенно ничего. Ни единого намёка. От бессилия и злобы она сжала бумагу в ладони и отшвырнула её прочь.

За час до начала рабочего дня в кабинет без стука ворвались Дима Чабрецов и Даша Чехова — взмыленные, раскрасневшиеся, с открытыми, как у рыб на воздухе, ртами. Отшатнувшись, Ирина выставила вперёд руку.

— Стоять! Что случилось?

— Ну, в общем... — начал Дима, но Даша нетерпеливо перебила его:

— Мы решили воспользоваться спиритической доской...

— Специально пришли пораньше, пока никого не было, — не отставал Чабрецов. — И всё пошло не так, как должно было, и теперь весь мой временный кабинет разрушен...

Грачёва тряхнула волосами.

— Так, подождите. Вы хотите сказать, что каким-то образом вытащили из отдела Ведьмарства и Мистики одну из досок, которые брать без особого разрешения нельзя? Я всё правильно понимаю?

Дима и Даша переглянулись.

— Не совсем, — пристыженно ответила Чехова. — Мы... купили её на Невельской улице...

— С ума сошли?! Вы хоть понимаете, что натворили? Как вам вообще пришло в голову купить палёную спиритическую доску? И зачем нужно было тащить её сюда? Если занимаетесь такой хернёй, то делайте это дома, но никак не в отделении милиции!

Молодые специалисты потупились. Нижняя губа Даши мелко задрожала.

— Нам интересно было, — по-детски признался Дима. — А сюда принесли, потому что оставлять это нигде не хотели...

Подавив весьма справедливое желание насовать обоим зуботычин, Грачёва велела:

— Показывайте, что там. Постараюсь помочь. Но учтите: если я ничего не смогу сделать, вам придётся пойти к полковнику.

Увидев временный кабинет Димы и других архивариусов, Ирина присвистнула.

Все компьютеры были разбиты, люстра свисала с потолка на одном тонком проводке, а единственное растение теперь лежало на полу, покорившись тяжёлой судьбе. Злополучная спиритическая доска спокойно располагалась недалеко от него — абсолютно неприметная, поцарапанная, кое-где потемневшая от старости.

Грачёва жестом приказала Диме запереть дверь и осторожно приблизилась к доске. Та не подавала никаких признаков жизни ровно до того момента, как капитанка остановилась в шаге от неё. Стоило ей приблизиться, — и доска, моментально завизжав, словно свинья, взметнулась в воздух и принялась долбиться в ближайшую стену, пробивая в ней внушительных размеров дыру.

Ирина одним махом перепрыгнула через разбитый монитор, наплевав на рекомендации доктора, и бросилась на доску, но та, больно ударив её по рукам, метнулась в противоположную сторону, где врезалась в покачнувшийся шкаф. Поверженное растение слабо протянуло к Грачёвой длинный лист, напоминающий щупальце, и жалобно коснулось её сапога.

Бесстрастно вытерпеть такое Ирина уже не могла. Собрав все силы в кулак, она подпрыгнула в тот самый момент, когда доска с пронзительным свистом пролетела над головой, и схватила её обеими руками, на которых уже багровели свежие ссадины.

Доска попыталась вырваться, но Грачёва, размахнувшись, ударила её об угол стола, после чего вытащила пистолет и приставила его к размазанным чёрным буквам.

— Или ты сейчас показываешь, кто ты есть на самом деле, — прошипела она сквозь зубы, — или я насквозь прошиваю тебя пулями. Выбирай.

Это был блеф: стрельба в отделении без крайней необходимости была строго запрещена, но доска, послушавшись, обречённо вздохнула, выпустила неизвестно откуда серое облако дыма и превратилась в молодого лепрекона, из длинного носа которого свешивались тягучие зелёные сопли. Грачёва вскинула пистолет и угрожающе направила на него.

— Ну вы чего, госпожа начальница, — гнусаво заканючил лепрекон с выразительным акцентом. — Я вообще не при делах! У кузена Лозовика гощу, вот он и заставил! Приколы у него такие, понимаешь? А быть обычной доской жесть как скучно, вот я и пошалил немножко. Не убивайте только, а?

Мельком взглянув на грязную изумрудную жилетку, Ирина поинтересовалась:

— Вы с Лозовиком что, не видели, что эти двое — из милиции? Вы же чуете любого из наших за километры.

— Видели, конечно, — нехотя признался лепрекон.

— Ну и? Как решились-то на такое?

— А вас никто уже не боится вовсе! Ну вот вообще прям никто! И ничего вы нам не сделаете! Тень скоро явится за вами, опрессоры хреновы! Посмотрим ещё, кто кому ботинки будет чистить!

Для пущей убедительности лепрекон высунул длинный розовый язык и, стремительно крутанувшись вокруг своей оси, исчез с громким хлопком, оставив после себя пару крупных золотых монет.

Осмелев, Дима подошёл поближе и взял одну монету в руки.

— Шоколадная, — разочарованно протянул он.

— Не трогай, — велела Ирина.

Чабрецов с заметным сожалением положил монету обратно. Та покрылась пузырями, зашипела и растворилась, оставив после себя сильный запах гнилья. Побледнев, Дима отошёл в сторону.

Следующие полчаса Ирина потратила на то, чтобы вместе с младшими коллегами решить, что сказать Белоцерковскому по поводу беспорядка в кабинете. Сошлись они на том, что Даша и Дима сделают уборку по мере своих возможностей, а разбитые компьютеры объяснят взбесившимся дроном: недалеко от отделения располагалась некая компания, продукция которой часто входила в раж и влетала в окна близлежащих зданий, так что это не должно было никого удивить.

Закончив подробный инструктаж, Грачёва вернулась в кабинет с горшком в руках: после всего произошедшего она не могла оставить растение, которое, как оказалось, звали Геной, на прежнем месте. Безостановочно матерясь себе под нос, она раздражённо толкнула дверь больной ногой, вскрикнула и едва не выронила горшок на пол.

Зеркало булькнуло, издало квакающий звук и изрыгнуло из себя огромный, похожий на бычье сердце шматок мяса, который рухнул прямо в наполненное почти до краёв ведро. Скривившись, Ирина отвернулась к столу и поставила на него Гену.

Она не заметила, как из ведра выбралось крохотное крылатое существо: оставляя за собой след маленьких окровавленных лапок, оно поспешно взобралось вверх по стене и скрылось за вентиляционной решёткой.