Глава 1
Они встретились впервые, когда ему было пять, а она давно перестала считать свой возраст. Да и был ли он когда-нибудь у нее, она не знала. Жизнь всегда идет рука об руку со Смертью. Она не помнила своей жизни до, но хорошо помнила все, что было после.
Этот раз не должен был отличаться от предыдущих. Она пришла за старухой, чье время могло бы прийти лишний пяток лет спустя, но было беспощадно сокращено очередной людской эпидемией. Еще одна вещь, над которой она была не властна — лишь люди могли сократить или увеличить время своей и чужой жизни, она не имела права вмешиваться. Напрямую, по крайней мере.Забирая старуху, она была готова покинуть это место сразу же, не теряя лишнего времени, если бы в ее планы не вмешался человек. Точнее, человеческий ребенок.
— Тетя, а что вы сделали с бабулей? — спросило дитё, смотря на нее до невозможного невинным, открытым взглядом ярко-зеленых глаз. Он глядел доверчиво, что было по-своему удивительно. Люди ей обычно не обычно не доверяли.
— Я пришла за ней, ее время пришло, — ответила она, не уверенная в том, что такой маленький малыш поймет ее. И уже приготовилась к истерике и оскорблениям. Люди редко видели ее, случалось и такое, но ни один из них не принял ее спокойно. Тем более после того, как она лишала жизни кого-то из их близких.
— Умерла, да? — тем временем вздохнул мальчик. — Жалко. Я любил бабулю. Она всегда улыбалась и пекла мне пирожки.
Такой спокойный ответ изумил ее. Она не привыкла к такому.
— Любил? — отстраненно переспросила она, наклоняя голову набок. — За пирожки?
— Нет же, — засмеялось дите, хлопая себя по коленям. — Вы глупая, тетя. Разве за пирожки любят? Любят просто так. — Замявшись немного, будто чего-то стесняясь, малыш помолчал недолго, а потом спросил, — А вас что, никто-никто не любит?
Он вновь удивил ее. Поразительный ребенок.
— Нет, — медленно ответила она, ожидая негативную реакцию на последующее признание. — Я же Смерть.
— О-о-о, да, Смерть мало кто любит, — выдал слишком осознанный для своего возраста ответ тот и, пожав плечами, добавил, — Хотите, я буду любить вас? Кстати, меня зовут Харальд. Харальд Певерелл. Можно просто Хари.
— Хари, — заторможено повторила Смерть, пытливо, жадно рассматривая говорливое дите. Никто не хотел, не пытался любить ее за все время ее существования. Она не раз видела, как любят люди, но сама была с этим чувством незнакома, хоть и желала иногда… — Ты можешь любить меня, Хари, — дала согласие она, не до конца веря в услышанное.
В голове зазвенело, напоминая об очередной гибели очередного человека, которого ей пора было забрать. Кинув:
— Увидимся, прощай, ребенок, — она исчезла, унося с собой добрую улыбку невинного дитя, что захотел любить ее.
***
— Почему ты не боишься меня? — спросила она у ребенка, когда пришла к нему четвертый раз. Это был уже четвертый разчто было очень плохо. Нежелательно. Нельзя привязываться к людям, ведь они так хрупки… так недолговечны…
Оторвавшись от вычерчивания замысловатых узоров палочкой на земле, Хари поднял на нее свои поразительно-зеленые глаза и ответил:
— Когда у меня умерла собачка, мама сказала, что нельзя бояться смерти. Все мы смертны и все умрем. Вот и бабушкино время уже пришло. А ты же… не убиваешь? — немного вопросительно спросил он, смешно приподняв брови, будто пытался вызнать смертельный секрет.
Звонко засмеявшись, Смерть отрицательно покачала головой:
— Нет, не убиваю. Лишь забираю и помогаю перейти Грань.
— Вас же много? Или ты одна такая?
— Много, но я не видела других. Просто знаю, что они есть, — проникновенно произнесла она, — Когда люди умирают, мы слышим звоночек в голове и перемещаемся туда, где должны быть.
— Ясно, — немного грустно просипело дитя, будто отчего-то расстроившись. — Я хотел, чтобы за мной когда-нибудь пришла именно ты… а это может быть другая смерть…
Вновь удивившись, что часто случалось с ней, пока она была с этим мальчиком, Смерть пообещала:
— Я постараюсь прийти за тобой, Харальд. Даю слово Смерти, — в любом случае, время его не пришло и придет еще не скоро. По ощущениям — лет через восемьдесят, не меньше. Миг для Смерти. И целая жизнь для маленького человечка.
Лицо Певерелла озарилось счастливой улыбкой.
***
Мелкому глупцу было шесть лет, когда он решил, что достаточно взрослый для того, чтобы уйти в ближайшую деревню в одиночестве. За что и поплатился. Люди жестоки. Особенно к тем, кто отличается от них. Ребенок был слишком мал, чтобы знать об этом. И на свою голову слишком талантлив, чтобы суметь вызвать разноцветные искорки бабочек из ниоткуда при толпе обычных смертных детей, не обладающих такой силой. Всего лишь хотел впечатлить ребятню и подружиться. Впечатлил. А со вторым как-то не сложилось. Один из камней прилетел Харальду прямо в спину от преследующих его оборванцев, когда он, не заметив склона, скатился по нему прямо к ногам Смерти.
Услыхав крики догоняющих детей, аккуратно огибающих деревья и кустарники, чтобы поймать и забить свою жертву, Смерть достала из-за пазухи мантию-невидимку и накинула ее на полюбившееся дитя. Сберечь, помочь ему иначе она не могла. Строжайший запрет — убивать людей, время которых еще не пришло — она нарушить не имела никакого права. Скрываться с людских глаз самой не было необходимости — обычные, не наделенные Даром люди ее видеть и так не могли, а среди магов способных на это за вечность она встречала не более семи раз. Этот ребенок был седьмым. Самым особенным из особенных. Недаром семерка является сильнейшим магическим числом.
Стоило человеческим отродьям скрыться, она сердито спросила:
— Ты что здесь делаешь, дитя? Ты один?
Стянув с себя мантию, Хари замялся, потер места, в которые дети попали камнями, и смущенно, скомкано поблагодарил, протягивая Смерти обратно ее волшебную, делающую невидимкой мантию.
— Я просто захотел посмотреть на других детей… Ты же знаешь, рядом с нашим домом больше детей нет… вообще никого, кроме нас, нет…
— Одиночество — не повод подвергать себя такому риску, — мягко пожурила Смерть, оглаживая костлявой кистью голову малыша. — А мантию оставь себе. Это мой Дар тебе, мое любимое дите.
Тот быстро задрал голову и радостно засмеялся, услышав обращение. Смерть была добра к нему, навещала его, стала его первым и единственным другом, а Харальд в ответ любил ее так же сильно, как свою мать. Правда, его немного печалило, что Смерть не показывает ему свое лицо — оно было вечно скрыто за густой мглой под капюшоном; он видел только высокий, темный силуэт в черном балахоне и тонкие, скелетоподобные кисти рук.
Словно угадав, о чем Хари думает, Смерть покачала головой и произнесла:
— Не желай того, о чем пожалеешь…
***
Малышу было восемь лет, и прошло больше двух лет с тех пор, как он встретил своего первого и единственного друга. Смерть уже знала о том, что у ребенка, которого она навещала, не было отца. Тот был обычным человеком, не магом, и умер через год после рождения сына. Мать мальчика — ведьма из старинного, валлийского рода — была изгнана из семьи за связь с магглом, жила с матерью рано погибшего мужа, ныне тоже покойной, и исхитрилась дать ребенку свою девичью фамилию отвернувшейся от нее семьи. Неизвестно, на что она надеялась, делая это. Но, умирая в лесу от рук грязного маггла, что напал на нее при возвращении из деревни, мать мальчика искренне верила, что ее брат позаботится о нечистокровном племяннике. И кляла себя за то, что не носила палочку с собой. Колдовать без нее женщина не могла.
Забирая мать своего любимого ребенка, Смерть опасалась того, что тот возненавидит ее. Говоря Хари о гибели последнего члена семьи получасом позже, она ждала истерики и проклятий в свой адрес. Она получила истерику. И крепкие объятия малыша, что остался совсем один. Он плакал в течении двух последующих часов, ища поддержки у существа, что нехотя отняло у него мать, и, немного успокоившись, спросил у Смерти, нельзя ли сделать так, чтобы он мог еще хоть раз увидеть свою маму.— Я бессильна. Я не имею права воскрешать людей, — с сожалением произнесла та, мягко, аккуратно гладя дите по вечно лохматым волосам.
— А если не… воскрешать? Если просто с душой? Поговорить? — быстро воскликнул Харальд, его заплаканное, грязное лицо озарилось надеждой.
Подумав немного, Смерть озвучила единственный выход, который могла предложить горюющему мальчишке:
— Я могу призвать ее в наш мир, могу даже сделать материальной. Ты сможешь коснуться ее, — пояснила она, без труда прочитав по лицу ребенка, что тот не понял слова «материальный». — Но ей не будет места в этом мире. Душа ее будет страдать и желать вернуться назад, туда, откуда ты ее выдернул. — Все равно на перерождение души уходит не одно десятилетие, а иногда — и столетие, так что, душа женщины не будет насильно вырвана оттуда в момент очередного рождения. — Хочешь ли ты этого?
— Хочу! — ни секунды не думая, согласился тот, подпрыгивая от нетерпения.
— Тогда дай мне что-нибудь свое, — попросила Смерть.
Пошарив по карманам, Харальд напряженно задумался и, озаренный, снял с шеи цепочку, на которой болталось кольцо с большим черным камнем. Оно было ему слишком велико, но он терпеливо и трепетно хранил его при себе, ожидая момента, когда достаточно вырастет для того, чтобы надеть его на один из пальцев. Ведь кольцо — единственное, что осталось у него от отца, которого он не помнил…
Смерть провела над черным, граненым камнем в кольце указательным костлявым пальцем — то засветилось на миг, озарившись белой вспышкой, и тут же погасло.
— Поверни его, думая о том, кого хочешь видеть — и он явится к тебе, — пояснила она, отдавая кольцо Певереллу. — Сегодня ты получил второй Дар, мое любимое, благословенное дитя.
Приняв сокровенный Дар от той, кого искренне, всепоглощающе любил всем своим маленьким, детским сердечком, Хари поднял на Смерть влажные, зеленые глаза и, трепеща от страха, боясь отказа, быстро проговорил:
— Ты будешь моей мамой?