ГЛАВА XI
НЕДАРАЗУМЕНИЕ
°°°Морра°°°
От злости швырнула со всей силы книгу в стену. И без того растрёпанная старая обложка оторвалась и жёлтые листы посыпались на пол. Несколько из них долетели до моих ног и теперь безжизненно лежали. Евангелиан, неподвижно стоящий рядом с чашкой давно остывшего чая, даже не пошевелился. Ну что ж, оно и понятно — внезапный всплеск эмоций для хозяйки обычное дело. Только вот книг это никогда не касалось. И что могло случиться?
Встала и начала собирать уже безнадёжно испорченную книгу. Собрала все листы в кучу и выкинула в урну, скрытую за панелью в стене. Села обратно в кресло, выхватила остывший чай и несколькими глотками осушила его.
— Госпожа Морра, ещё чаю? — спокойной спросил Евангелиан, однако в его голосе послышалась едва заметная дрожь.
Неужто испугала? Или, может, он обеспокоен поведением хозяйки?
— Ева, присядь, — приказала ему и похлопала себя по коленке.
Парень отложил поднос и покорно сел на мои бёдра. Усевшись поудобнее, он немного откинулся мне на руку и склонил голову. Теперь его длинные волосы волной спустились мне на грудь. Он прикрыл глаза, однако я чувствовала его взгляд сквозь опущенные белёсые ресницы. Парень пристально смотрел. Ева всегда так делает — наблюдает, когда хозяйка прикасается к его волосам.
Волосы Евы просто великолепны. Такие мягкие, блестящие и пахнут божественно. У Адри они совсем другие, хоть по идее не должны отличаться. Обычно искусственно созданные абсолютно одинаковы, как внешне, так и внутренне. Но мои имеют различия не только между собой, но и по сравнению с другими искусственно созданными.
Да, они клоны, вот только прототип неизвестен... для большинства. Когда-то очень давно, я знавала того человека. Он родился в знатной семье, однако необычная внешность альбиноса помешала стать законным наследником состояния отца по праву старшинства. Бедного мальчика много лет скрывали как позор семьи. Непохожего ни на одного из родителей, суеверные людишки посчитали младенца демоном или колдуном. Ему было двенадцать, когда он впервые убил, а дальше... А дальше он много убивал...
В двадцать три, когда, вооружённые вилами, разъярённые крестьяне тупой толпой проломили двери замка и ворвались внутрь... Они нашли его быстро, да тот и не прятался. Напротив, он жаждал наказания. Его убили одним ударом, так что он не мучился долго.
Я наблюдала за ним уже давно, как и за всем живым. С самой первой секунда и до последней. Я была той, кто подхватила его душу, чтобы отправить на перерождение. Было жалко парня, поэтому надеялась, что в новой жизни всё будет намного лучше. Он был бы хорошим человеком, если бы с ним не поступили так ужасно. То, что творили с ним в подвале замка почти с самого рождения, не идёт ни в какое сравнение с его преступлениям. Его сломленный и повреждённый разум искренне верил, что, убивая, он избавляет всех от мук. Вот ребёнок и творил «добро» в своём понимании.
Перерождаться эта душа не хотела, поэтому совет принял решение развеять её. Только спустя многие десятилетия узнала, что с ним и с некоторыми другими сделали... Его, беднягу, не развеяли. Душу буквально разорвали на кусочки и из них вывели искусственно созданные бесплотные сущности.
Точно не знаю, что Совет делал с ними, однако спасать душу уже было поздно. Я пришла в дикую ярость, когда узнала об этом, но уже не могла ничего сделать. Было поздно.
Убить Смерть — не возможно, однако причинить боль — вполне реально. Это было ужасно. Совет чуть было не распался, что, несомненно, привело бы к хаосу не только в секторе Z, но и во всех остальных секторах. Чего никак нельзя было допустить.
Мне пришлось успокоится и отступить. Все сектора пошатнулись, но устояли. Ничего не изменилось, за исключением того, что теперь я была не одна. Ко мне буквально присосалась душа. Такая тёмная, но весьма любопытная...
Помотала головой из стороны в сторону, отгоняя воспоминания, и обратилась к Еве:
— Тебе нравится твоё нынешнее положение, Евангелиан?
Теперь он открыто, без стеснения, смотрел на меня своими голубыми глазами. Его зрачки попеременно то увеличивались, то уменьшались.
— Очень! Я счастлив! — признался. Его захлестнула буря эмоций. Впервые вижу у него такое. У Адриана ещё может быть, но у вечно холодного Евы... Просто невероятно!
— Меня это радует, — погладила парня по голове. Он с удовольствием принял ласку.
— Признаться... — начал было, но резко смолк.
— «Признаться»? — подтолкнула его.
Евангелиан секунду колебался, но всё же продолжил:
— ...с самого начала был не самого лучшего мнения о вас. — Батюшки, да он покраснел! — Мне почему-то казалось, что вы такая же как и все остальные Смерти. И я ещё слышал, что вас пророчили на место нового Главы Совета, вот я и подумал всякое плохое. Ведь Совет бесчувствен, изощрён во всяких кознях и невероятно жесток ко всему. Тем более Глава. Я боялся за брата и за обычных ни в чём не повинных людей... — последнее ему далось особенно тяжко. Он густо покраснел и мелко задрожал.
Я ошарашенно смотрела на того, кого всё эти семнадцать лет считала бесчувственным и холодным. И так ошиблась. Оно и не удивительно, за все эти годы он ни разу так со мной не разговаривал. Для него всегда было только одно: есть приказ — есть работа. А теперь... А теперь я не знаю что и думать!
Мне стало стыдно. Всё это время к нему так плохо относилась; никогда не спрашивала его мнения, обращалась с ним как с вещью. Пусть всего и осколок души, но это не делает его ниже по сравнению с другими. Наоборот, от этого его уникальность только возрастает.
Меня поразило, как искренне, с самого начала он беспокоится за брата, за обычных людей, окружающих его. Но при этом никому об этом не говорит. А ведь правда, он всегда обо всех заботиться, даже о нахальной кошачьей морде, каждый раз безмолвно, не требуя благодарности за свою помощь.
— Ева, я восхищаюсь тобой, — призналась ему. — Ты большой молодец. И если кто-нибудь тебе ещё раз скажет, что ты бесчувственная глыба льда, не способная на нормальные человеческие чувства, то смело посылай его на три буквы. Я разрешаю. — Ева протестующие посмотрел на меня и уже собирался было что-то сказать, но я его перебила: — Не смотри на меня так. У меня хороший слух, ты же знаешь, я слышала всё. Каждое оскорбление от Адриана и всех, кто был в этом доме. Даже маленькая Вера позволяла себе грубости в твой адрес. Но отныне никто не посмеет больше, я тебе обещаю. Любой, обидевший тебя, будет наказан. И неважно кто, я больше не собираюсь закрывать на это глаза.
Парень сначала удивлённо посмотрел на меня, но потом удивление сменило другое чувство, которое он тщательно скрыл под маской равнодушия, так что я не узнала его. Затем его тело и лицо расслабились, он рвано выдохнул и на вдохе красивое лицо снова переменилось. Казалось, теперь он не скрывает чувства. Глаза сияли, на лице едва заметный румянец и лёгкая полуулыбка.
— Вам не стоит так беспокоится, госпожа... Однако я очень рад слышать это от вас. И не стоит думать, что вы всё это время бездействовали. Напротив, вы единственная, кто относится ко мне по-доброму, как к обычному парню, даже не как к слуге... а просто... человеку...
Он двумя руками приобнял меня за плечи и щекой потёрся о мой лоб. Я уткнулась ему в шею. Почувствовала тёплую кожу и ощутила пульсацию какой-то венки. Сильное сердце билось в удвоенном темпе, разгоняя горячую кровь по телу и поднимая его температуру. А ведь и правда, он становится всё горячее. Словно костёр разгорается.
— Твоё тело ведёт себя как-то странно, — наконец выдавила из себя. — Может, тебе плохо? Почему ты такой горячий?
Он ничего не ответил.
Я вырвалась из крепкого объятья и положила ладонь на его лоб. Температура была выше обычного. По ощущениям градусов тридцать семь–тридцать восемь. Хотя наша нормальная температура в среднем тридцать пять. Только при повышенной физической активности мы нагреваемся.
— Неужто переволновался, Ева?
Он как-то странно на меня посмотрел.
— Нет, это другое, — он опустил взгляд. Вслед за ним и я опустила глаза, они тут же округлились в удивлении, и буквально вжалась в спинку кресла.
Между ног у него торчал огромный бугор, который к тому же ещё подозрительно так покачивался в мою сторону, словно здороваясь.
— У тебя... — начала было я, но закончить не удалось.
Евангелиан снова захватил меня в объятие, только на этот раз прижал крепче. Его губы буквально врезались в мои, а проворный язык попытался проникнуть внутрь, но встретился с полотно зажатыми зубами.
И тут, как жуткое наваждение, в комнату ворвался Воскресенский! Как гром среди ясного неба. Сначала подумала, что это какая-нибудь дурацкая галлюцинация, ан нет, он настоящий.
Разъярённое лицо мужчины смотрело прямо на нас. Он безумным взглядом уставился на довольное лицо Евангелиана. Мелькнула догадка: а вдруг Ева специально меня поцеловал, чтобы разозлить Михаила? Ведь слух-то у нас одинаково хорош, и он мог услышать мужчину ещё у входа в особняк. А я, не сосредоточенная на звуках вокруг, многое пропускаю.
Михаил пылал злобой и жаждой крови. Его лицо исказилось и правая часть словно съехала в сторону. Один глаз налился кровью, а другой слегка прищурился. Воскресенский двумя широкими шагами преодолел разделяющее нас пространство, схватил Евангелиана за белые волосы и буквально отодрал того от меня. Мужчина обрушил тяжёлый кулак на безупречно-красивое лицо парня. По комнате раздался мерзкий хруст ломающейся кости. Я заметила, как страшно его челюсть сместилась в сторону, обезобразив, но тут же она встала на место под силой сверхчеловеческой регенерации.
Я знала, что это был неравный бой. Ева намного сильнее Михаила. И, ответь он ему, мужчина свалился бы с первого удара. Возможно, даже замертво. Однако Евангелиан, снова накинув на себя холодность и равнодушие, мужественно стерпел ещё два сильных удара в лицо, прежде чем мне удалось остановить это безобразие.
Схватила мужчину за запястья и повалила на пол. Завела мускулистые руки за спину и крепко зафиксировала. И уже искала какую-нибудь тряпку, чтобы перевязать его, как он резко высвободился из захвата. Жёстко схватил меня поперёк талии и мешком перекинул через плечо. Почувствовала, как гигант слегка пошатнулся от тяжести в первое мгновение. Ну конечно, при моём росте и комплекции он явно не ожидал, что придется поднять почти восьмидесяти килограммовую тушу.
Ева собирался остановить Воскресенского, но я приказала ему остаться на месте.
— Н-но я могу...
— Ева, я разберусь с этим сама! — прикрикнула на него, когда уже была далеко, но он всё равно услышал.
Воскресенский быстро, буквально выбежал со мной на плече из особняка. По дороге никого не встретили, что было и неудивительно, ведь Вера с Адрианам отправились за покупками, а Люцифер ещё с самого утра куда-то пропал.
На улице нас встретил большой серебристый внедорожник. Меня закинули на заднее сидение и захлопнули дверь, которая, щёлкнув, тут же заблокировалась. Теперь выбраться будет весьма затруднительно. Мужчина сел за руль, завёл мотор и рванул с места.
Ехал он быстро, обгоняя все встречные машины. Я видела его напряжённое лицо в зеркале заднего вида. Он иногда бросал на меня напряжённый взгляд, однако что-либо разъяснять не собирался.
— Ты хоть скажи, куда мы едем, — попросила его.
— Ко мне домой, — холодно и чётко сказал Михаил.
Больше он не отвечал на расспросы до самого конца пути.