Книга его жизни

  Я оказалась на вокзале. Обычно мне приходилось засыпать и потом оказываться в почти безлюдных местах, а тут я даже не могу вспомнить чтобы засыпала и вокруг меня куча людей. Они ходили по перрону, словно муравьи вокруг сахара. Такая огромная толпа и никто не смотрит в мою сторону, хотя навряд ли кто-то заметил появление девушки в такой толпе. И вот ещё какая странность — моя нога. Впервые за этот день она не болела и когда я опустила голову чтобы посмотреть, что с ней, то обнаружила, что дело не только в ноге, но и в моей одежде — я была в белом длинном платье, а нога была абсолютно здорова. И чтобы в этом убедиться, я встал с лавочки и прошла пару неуверенных шагов вперёд. Как такое возможно, я что, сплю?

Ущипнув себя за кожу руки, я поняла, что не сплю. Тогда, где я и что это значит.

— Сколько же от тебя проблем. Даже встретить не мог, – из всего гула голосов и различного шума, врезался именно этот голос.

— Просто не хотел встречать тебя вот и всё, от этого и опоздал, – а вот этот голос заставил замереть на месте. – Подожди немного, мне нужно купить конверт, хочу написать кое-кому.

— Даю тебе время минуту, не успеешь — уезжаем без тебя! – грозно сказал голос.

Я направилась к тому месту, где услышала человека. Пытаясь никого не задеть, я обходила каждого человека, но при этом искала тот самый голос. Вдруг на меня налетел какой-то человек и я не смогла уклониться и тут...он прошёл сквозь меня. Как так? Следом за ним прошёл ещё один и потом следующий. Когда они проходили сквозь меня было неприятно, сравнимо с тем, когда резко встаёшь с кровати и в глазах всё темнеет и ко всему этому ещё и сбитое дыхание.

Попытавшись выйти из толпы, я набрела к дверям поезда, они были закрыты. Отдышавшись, мои глаза снова стали искать того человека, которого я слышала недавно и тут, чуть дальше от меня, я увидела, как в другую дверь поезда входят трое и среди них был Душан.

— Душан, – тихо произнесла я. – Душан, – чуть громче и уже идя вперёд к этой двери. – Душан! Душан! – побежала я, крича его имя, но он не обернулся.

Только я запрыгнула вперёд в эту дверь, как всё вдруг поменялось. Теперь я стояла в комнате. Маленькое тёмное помещение, в котором даже большие окна не давали достаточно света; старая мебель, просиженное кресло-раскладушка, шкаф без дверцы и самодельный табурет, который от одного вида шатался; обшарпанные стены и там, где должна быть дверь, висят лишь петли. Сделав один шаг вперёд, пол подо мной заскрипел, от чего я замерла от страха. Медленно повернув голову, чтобы убедиться, что сзади никого нет, я сделал ещё один шаг вперёд, а потом ещё один, и так пока не вышла из комнаты. Моему виду открылся коридор, он так же напоминал предыдущую комнату, такой же мрачный и гнетущий. На улице вдруг послышались крики, вернее крик, принадлежавший одному человеку. Сначала от него бросало в дрожь, такую, что кровь в жилах стынет; потом слышались слова, кто-то умолял кого-то прекратить; затем звуки становились тише, лишь злые голоса угрожали. Я стояла в коридоре и боялась шевельнуться, мне было страшно на столько, что я перестала дышать, чтобы меня не услышали.

—Мина, что там? – я повернула голову и в соседней комнате сидела женщина с костылём. Она снова обеспокоенно позвала Мину, но ответа ей не последовало.

Мина — это сестра Душана, а эта женщина без пальцев Мирэм. Осознав, что сейчас происходит, я наконец сдвинулась с место и пошла вперёд на звук, ещё никогда я не чувствовала свои ноги такими каменными и тяжёлыми.

Мирэм на одной тросточке пыталась как можно скорее идти и звала сестру, на её глазах скапливались слёзы, а голос срывался. Я дошла до двери, но открыть её у меня не получилось. Будто заклинившись она мне не поддавалась, тогда я повернулась к девушке и спросила, что с дверью, но она меня будто бы и не видела. Так значит никто меня не видит тут, но к двери же могу прикасаться, значит и открыть смогу.

Вспомнив, как спецназовцы в фильмах открывают двери, я решила попробовать так же. Немного отойдя, я вдохнула и выкрикнула: «Раз! Два! Три!» — и со всей силы прыгнула на дверь. Она не открылась, а плечо заболело по-настоящему. Тогда ещё раз. И ещё раз. И снова. И снова. Голоса за дверью не переставали посыпать проклятья, а их удары перестали быть слышны. Рядом было окно и тогда я решила, что уж лучше через него.

Мирэм споткнулась и упала. Из-за того, что у неё отмерзли пальцы и что их пришлось ампутировать, она больше не могла ходить и стала инвалидом. Хоть она и пыталась идти быстро, но этот коридор был для неё слишком длинным.

— Не трогайте мою младшую, хватит уже гнобить нашу семью, – заливаясь слезами, говорила лежащая на полу девушка, которая пыталась найти силы подняться и идти дальше.

Я приблизилась к окну и увидела страшную картину. На земле лежало тело худенькой девушки, а над ней стояло двое женщин, на лицах которых били озлобленные гримасы похуже, чем в фильмах ужасов, вокруг стали скапливаться прохожие и смотреть на лежащую с пренебрежением, они не спешили помогать. Отогнав от себя это наваждение, я взялась за дверцы окна, чтобы открыть его, но и оно не поддавалось и тогда мне на глаза попалась ещё одна табуретка, стоящая рядом, на которой были аккуратно сложены вещи. Скинув их и взяв табурет, я замахнулась на стекло и ударила, как вдруг, будто переключили канал, в стекле отразилась другая картина. Стояла Мирэм и видимо Мина в той комнате, что я только что была, они говорили.

— Они достали кидать свой мусор к нам во двор! – говорила девушка с красивыми волосами и милой внешностью.

— А что мы сделаем? Злую собаку не научить речи, так же и с глупым человеком, его нельзя научить думать, если он сам не хочет.

— Меня на работе грязью поливают, говорят, что благодаря нашему хорошему обращению к тебе и то, что никто в ясельках работать не может, мы тебя и оставили, – со слезами на глазах говорила Мина. Её нос дёргался как у зайчика, когда она им шмыгала и от этого она становилась в глазах маленьким ребёнком.

— Надо только потерпеть вот и всё, – пыталась утешить её сестра.

Картинка в окне снова поменялась на ту, что я видела в начале и тогда, уже не задумывая, я снова ударила табуретом по стеклу, но никакого толка, лишь прошла рябь как на поверхности воды и появилось другое воспоминание.

— Уйдите, пожалуйста, – Мина стояла совсем маленькая на фоне здорового мужика с красной мордой и глазами в кучу.

Девушка повторяла свою просьбу, но он отмахивался от неё как от камора и говорил одно: «Где мой огрызок?» Я снова ударила по стеклу, снова старая картина, следующий удар и картина того, как Мина пытается выпроводить мужчину; удар — девушка не двигается; новый удар — мужчина раскачивает люльку; снова удар — одна из женщин плюёт в бездыханное тело; ещё один удар — мужчина с грохотом падает на кричащего в истерике ребёнка, а затем тишина; удар — «Гори в аду ты и вся твоя семейка, тварь!»; удар — Мина пытается поднять мужчину, её крик будто вытягивает всю душу. Я больше не бью по стеклу, я опустилась на колени и зажала уши — мне страшно, я не хочу это видеть, не хочу это слышать, прекратите.

Дверь открылась, Мирэм дошла до двери и вышла на улицу. Я смотрела на исходящий свет и поползла к нему, дверь не закрылась полностью, и я смогла наконец приложить хоть какое-то усилие, чтоб она распахнулась. Мирэм старалась успеть к своей сестре, споткнувшись она подползла к Мине и прикрыла её своим телом.

— Что вы творите?! Разве она виновата?! Разве она убила вашего ребёнка?! Она вам ничего не сделала, ни я, ни она, ни кто-то из нашей семьи! Прекратите это! Не трогайте мою младшенькую! И никого не трогайте! Это вам ясно?!

Голос Мирэм был таким громким, но в тоже время, она была в истерике. Она укрывала тело, которое не двигалось, чудо если она выживет после такого. Но конец мне известен. Только я собиралась подойти ближе, как переступив порог, оказалась снова в другом месте.

— Душана убью?

Я обернулась на голос. Это была маленькая спальня, мужчина собирал чемодан, а сзади него стояла высокая и стройная девушка в длинном платье по щиколотку. На её вопрос мужчина, видимо, как и я, тоже обернулся.

— С чего ты такое взяла?

— Когда мы покупали билеты, я слышала, как люди на лавочке обсуждали это, ты отошёл тогда от меня к кассе.

— И что же они говорили? – мужчина обернулся и продолжил заниматься своими делами.

— Они сказали, что даже если его народ любит, государство всё равно спустит на него всех собак и что...

— И что ещё? Продолжай, – не оглядываясь, подталкивал её мужчина сказать те самые слова.

— И что его либо убьют, либо арестуют.

— Сначала арестуют, потом пытать будут, а затем убьют, – спокойно ответил мужчина.

— Но зачем? Разве так можно? Он ведь ничего не сделал плохого и ещё та книга, она разве не должна была открыть глаза?

— Разве та книга тебе понравилась? – наконец мужчина обернулся на неё и посмотрел прямо в глаза. – Ты ведь плакала над ней и просила убрать её. Она ведь можно сказать полила тебя грязью, и не только тебя.

Девушка молчала, опустив голову. Было слышно, как она набирала воздух для того, чтоб что-то сказать, но каждый раз проглатывала.

— Я ненавижу его за это, – в голосе слышался плачь, который пытались скрыть, – но он мой младший и я должна защищать его от всего плохого. Я не хочу, чтобы чужие люди издевались над ним, не хочу чтоб они его убили.

Девушка стала плакать и что-то говорить, но было не разобрать и тогда мужчина подошёл и обнял её. Его рука опустилась ей на голову, и мужчина стал успокаивать её и говорить, что всё будет хорошо. Но на его лице четко было сказано, что ничего хорошего не будет.

Я обернулась на вход, и он был открыт, я решила проверить кое-что и шагнула через него — другая комната, тоже спальня и там, около стола стояла всё та же девушка, но теперь в пальто, шляпке и с чемоданом. Она что-то положила на стол и отошла от него направляясь к проходу. Её вид был болезненным, от чего хотелось плакать. Я отошла от входа, дав ей пройти и от любопытства подошла к столу, чтобы посмотреть, что она там оставила. Там лежал лист, на котором было написано: «Спасибо, что столько всего сделал для нашей семьи. Спасибо, что не бросил нас, хотя все и отвернулись. Спасибо, что стал другом для Душана. Спасибо, что готовил такие вкусные завтраки и обеды (ужин у тебя был не очень). Спасибо, что подарил Слона, заботься о нём. Спасибо, что водил в зоопарк и показал, что такое цирк. Спасибо, что терпел меня все эти годы. Спасибо, что пытался радовать меня, когда было плохо. Спасибо, что ты появился в моей жизни (хоть ты и довольно грубый, но спасибо, что ты такой есть). Теперь тебе не придаться мучиться из-за меня и Душана, теперь в твоей жизни наступят спокойные деньки. Спасибо тебе за всё».

Это прощальное письмо? Я не знаю как сильно они близки, но от чего-то у меня покатились слёзы.

Больше я не хочу тут оставаться, нужно уходить. Переступив порог, я оказалась в длинном коридоре — это коридор поезда. Я пошла вперёд быстрыми шагами, если это коридор поезда, значит тут я и потеряла Душана из виду. Мимо мелькали купе вагонов, в которых сидели люди, я вглядывалась в каждое, но так и не могла найти писателя. Боясь переходить из вагона в вагон, ведь там двери, которые могут меня перекинуть в другое место, я нерешительно переходила порог и что удивительно, так это то, что меня никуда не перебрасывало, возможно внутри поезда это не работает и тогда я ослабила бдительность и продолжила поиски.

Сменив уже третий вагон, я наконец услышала знакомый голос и побежала к нему, добежав до нужного купе, я увидела сидящего Душана и того мужчину и женщину. Душан что-то писан и параллельно разговаривал с мужчиной, а девушка, всё также болезненно сидела опустив глаза. Я шагнула вперёд с улыбкой на лице и готовностью сказать хоть что-нибудь Душану, как вдруг меня перекинуло снова. Опять та самая старая и мрачная комната, только в этот раз в ней стало пахнуть странно. Обернувшись, я увидела постель, на которой лежало изуродованное тело. Лицо было опухшим в нескольких местах, один глаз был очень странным и припухлым, будто его укусили осы; рот был открыт и оттуда виднелись обломанные зубы, как торчащие сталагмиты и сталактиты; рука была в неестественном положении, будто её выкрутили; отчего ноги такие синие и вздутые? От всего этого вида меня тянет блевать и тут я поняла от куда такой запах и что именно это за запах.

— Мина, пора кушать.

В комнату вошла девушка с длинными чёрными волосами, заплетёнными в хвостик. Её кожа была бледной, почти прозрачной, но она была красива, несмотря на её невесёлое выражение лица с вялой улыбкой.

— Амир привезла с города помидоры, у нас их в этом году не уродилось. Как и огурцов с тыквой. Но ничего, пока Душан присылает нам деньги, хоть и так редко, но зато как много, мы сможем прожить ещё. Недавно нам пришла от него посылка и письма, он звал к себе. Мама правда сказала нет, потому что Душан ещё не знает о тебе и твоём состоянии.

Мина немного шевельнулась.

— Ты что-то хотела? Вот, держи помидорку, открой ротик, – девушка насадила на вилку дольку помидора и направила ко рту Мины, – пошире немного открой ротик, я знаю, что больно, но ты постарайся, пожалуйста, – девушка говорила это нервно и с дрожащими руками. – Мирэм ещё может ходить, хоть и плохо, и сможет уехать, а ты должна поправиться, чтобы мы все смогли свалить с этого места к Душану. Я больше не хочу здесь оставаться, – девушка стала тыкать долькой в еле открывшийся рот Мины и когда помидор упал с вилки, то, недолго думая, девушка насадила ещё одну дольку и стала тыкать её также в рот своей больной сестры, потом и эта долька упала, и она стала повторять этот самый трюк снова и снова. – Ешь, пожалуйста, ты должна выздороветь, ты обязательно должна. И как только ты поправишься, мама увидит это и передумает. Она всё-таки согласиться с Душаном, и мы уедим от сюда, – в её голосе было что-то вроде надежды, но сама она была уже разбита.

— В... – Мина попыталась что-то сказать.

— Что? Ты пытаешься говорить? Мина, это прекрасно! Ты идёшь на поправку! Ты почти здорова, ещё помидорку!

— В...во... – её перебил очередной помидор, который тыкала девушка.

— Перестань уже это делать, – произнесла я. – Дай ей сказать, успокойся, пожалуйста.

— Вот тебе ещё помидорчик, – радостно говорила девушка.

— Да хватит уже её кормить!

— Что? – неожиданно произнесла девушка. – Я не услышала, что ты сказала, – девушка наклонилась ухом ко рту Мины. – Ты воды хочешь? Сейчас принесу!

Радостно девушка выбежала из комнаты и мне бы тоже пора уходить, я не хотела больше видеть это. Медленно подходя к выходу, вдруг послышался странный звук, никогда такой не слышала: глухой с чавканьем. Обернувшись, мои ноги подкосились. Мина держала в своей здоровой руке вилку, которой только что Ариша кормила её дольками помидоров, острым концом в горле. Вытащив её, Мина издала булькающий хрип и снова воткнула себе в горло вилку, больше она не двигалась.

Ни живая, ни мёртвая, я сидела на полу и смотрела на это. Снова по телу пробежала дрожь и от этого я обняла свои плечи, чтоб как-то себя успокоить. Упала железная кружка и вода разлилась около меня. Пришла сестра и тоже увидела это.

— Мина... Ты же ещё живая... Мина... ответь мне... пожалуйста... Мина...

Девушка стояла и дрожала ещё сильнее чем я. Она прижалась к косяку двери и стала медленно опускаться, что-то бормоча про маму.

— Ты ведь не из-за меня? Правда же? Мина, правда?! Я ведь не виновата, – полу шёпотом говорила девушка. – Я ушла за водой, а ты сама это сделала. Мама. Мама ведь... Мама меня убьёт... что мне делать? – она схватилась за голову. – Меня мама убьёт... Мина, ты же ещё жива, правда? – с какой-то надеждой говорила её сестра. – Ты выздоровеешь, и мы всей семьёй уедим к Душану, он нас ждёт там, он столько писал, как там красиво. Ты же столько раз говорила про то, что хочешь жить вместе с братом, все уши нам прожужжала. Ты ведь так любишь Душана, так почему решила оставить его? Боишься, что он тебя испугается? – на четвереньках девушка подползла к кровати Мины. – Не бойся, Душану всё равно как ты выглядишь, он ведь любит свою младшенькую, – девушка стала поглаживать голову мёртвой и приговаривать, – он тебя любит, он тебя любит, он тебя любит.

Я медленно стала отползать назад, пока не пересекла порог и не оказалась в вагоне.

Я продолжала смотреть на закрытую дверь, ведущую в другой вагон, будто до сих пор наблюдала ту сцену двух сестёр. Дрожь не унималась, я дышала через раз, мне хотелось плакать, хотелось завершить всё это наконец-то, хотелось вернуться к себе домой. Больше не хочу это видеть. Когда это кончиться? Когда? И в самом деле когда? Если я не засыпала, значит выйти из этого кошмара у меня не получиться. Меня не видят, и не слышат, и проходят насквозь; меня кидает в разные воспоминания, стоит только переступить порог двери; на переходы через вагоны и коридор это видимо не действует; двери и окна я не могу открыть, но взаимодействовать с предметами могу, но это не замечают. Я призрак?

Встав на ноги, я поплелась дальше по вагонам, нашла тот самый, в котором сидел Душан и ещё двое и встала около двери, ведь дальше мне не пройти, вдруг меня снова перекинет на что-то плохое, уж лучше буду сидеть тут и ждать, когда вы приедете домой.

— Я отойду ненадолго, – произнесла девушка.

Оставив мужчин одних, она поплелась дальше по коридору. В это время Душан и ещё кто-то стали активно что-то обсуждать.

— Можешь выполнить мою последнюю просьбу?

— Организовать революционное движение после твоей смерти? – подняв бровь спросил мужчина.

— Смеёшься надо мной? У тебя не получается нормально организовать работу своих издательств, а тут такое. У Ивы и то больше шансов чем у тебя.

— Заноза ты.

— Я самое лучшее твоё приобретение за всю жизнь. Даже твой школьный дружок Данко не смог бы стать тебе ближе, чем я.

Мужчина нежно улыбнулся, что удивило Душана.

— И вправду, столько приключений на мою голову он бы не смог организовать. В какой-то степени я благодарен тебе.

— Не ожидал услышать такие хорошие слова, от мешка с щепками, – мужчина засмеялся на слова Душана.

— Я выполню твою последнюю просьбу, но, прежде чем ты её произнесёшь, я хочу сказать, что и дальше буду заботиться о твоей семье. Я помогу им хоть с переездом, хоть с финансами. Я не брошу их, клянусь. Если надо, то я найду самую лучшую партию для твоих сестёр, буду даже о их детях и внуках заботиться. Я клянусь.

Душан с серьёзным видом посмотрел на мужчину и опустил глаза.

— Что же, тогда я буду вынужден попросить тебя о другой просьбе, раз эту ты и сам хочешь выполнить. Не мог бы ты напечатать эту книгу в единственном экземпляре, – он показал на рукопись, лежащую на столе, – и положи её вместе с мишкой и письмом в посылку и отправь по указанному адресу. Адрес я написал на конверте, так что можешь не ломать голову над этим. И пожалуйста, сделай это как можно быстрее после моей смерти.

— Ты вроде умирать собираешься, а такое чувство, что только жить начал. Ты ведь вечно ходил либо недовольный, либо в своей меланхолии, Ива себе места не находит, она такая с тех пор, как узнала про то, что тебя убьют.

— Ты ведь и дальше будешь о ней заботиться?

Мужчина удивился.

— Ну да, как и всегда, я же дал обещание. Зачем ты спрашиваешь?

— Она, наверное, тебе мешает жениться?

— С чего ты взял? Может мне нравится быть холостяком?

— В таком случае, если передумаешь...

— Не продолжай, – мужчина остановил его. – Я и так знаю к чему ты клонишь. Можешь не переживать, я поступлю так, как пожелает Ива.

Мужчины замолчали продолжая смотреть друг на друга. Вдруг послышался шорох и Душан вышел из купе.

— Пойду нормально извинюсь перед Ивой, она сердиться на меня, но проститься всё-таки хочет. По лицу написано.

Я пошла за Душаном. Сколько бы не кликала его имя, он не обернулся, а моя рука проходила сквозь него. Мы прошли уже два вагона и оказались в конце, тут не было людей, что было для меня удивительно, ведь люди обычно полностью заполняют места. Лишь Ива сидела в одном из купе.

— Почему так далеко ушла?

Она не отвечала. По её виду было понятно, что она плакала. Девушка молчала и не смотрела на брата.

— Ты сильно на меня злишься. Я тебя понимаю. Я тоже злюсь. И написал я эту книгу в гневе, хотел, чтобы люди наконец перестали вас обижать и пожалели. Только после того, как книгу издали и распространили, я понял, какую ошибку совершил. Я можно сказать полил вас грязью. Я хочу извинится за это, но прощения не прошу — это лишнее.

Брат зашёл в купе и сел напротив сестры. Он смотрел на неё самым нежным взглядом, которым может смотреть брат, она же не могла поднять голову и взглянуть на него.

— Давай хоть напоследок поговорим, – девушка молчала. – В последней посылке... там была фотография тебя и кота, его ведь Слон зовут?

Сестра кивнула.

— Это ты его нашла и привела домой или Бранко?

— Он, – хрипло произнесла Ива.

— Не стоит так плакать по мне, я ещё не умер.

— Они... – с заиканием стала говорить девушка, – я не сказала об этом Бранко. Я испугалась это говорить. Когда он покупал билеты, то люди говорили, что тебя убьют, стоит только появиться, – сестра пыталась отдышаться, но всё также не поднимала взгляд на брата.

— Они правы, меня убьют, стоит только появиться.

— Дело не в этом! Да и зачем убивать тебя? Какой с этого толк?

— Толк в том, что ты забыла, как устраивали обыск и думали, что я готовлю заговор. И сейчас, люди митинги устраивают с просьбой вернуть меня. Если их объект скроется или просто убрать его, то возможно народ успокоиться, но нужно чтобы я пропал по собственной вине, а не по вине власти.

— Разве не очевидно то, что человек, который мешает, внезапно умирает в несчастном случае? Разве у людей настолько ума нет? – в этот раз девушка наконец подняла свои красные заплаканные глаза, полные непонимания и злости. – Те мужчины... это были люди в форме. Когда мы уезжали, то их на вокзале было слишком много. Они знают о твоём приезде домой.

— Было бы странно, если бы они не знали. Они давно перехватили письмо и точно знали, когда мы прибудем на место. Кстати, ты заметила, что в этом поезде подозрительно мало людей.

— Например этот вагон пуст, а в остальных люди расселены очень редко?

— Да... как думаешь, могли ли они организовать несчастный случай с этим поездом?

Тут удивилась не только я, но и Ива. Несчастный случай с поездом — самое нелепое, что можно придумать. Это можно сказать самый безлопастный наземный транспорт. И люди хотят затронуть пару невинных жизней?

— Что? – обомлела девушка. – Зачем? Разве так можно?

— Ива... ты ведь можешь меня убить?

Воцарилась тишина, ибо это звучало совсем не как вопрос. Душан надеялся, что сестра ответит ему положительно, пусть это и было невозможно. Но девушка смотрела на него испуганными глазами, ведь он говорил ужасные вещи. Я стояла перед дверью в купе и даже если я была против всего этого, даже если бы я сказала что-то — меня не услышит никто.

— Как я могу убить? Разве я могу? Нет! Я не хочу даже об этом задумываться! Я не стану убийцей!

— А если из-за меня умрут люди? Меня ведь всё равно возьмут по приезду или того хуже, убьют в этом поезде с другими людьми. Но если кто-то заметит, что меня нет и обнаружат тело, то об этом сообщать и их план будет уже не нужен.

— Нет... не буду... это неправильно, так нельзя. Я не могу этого сделать.

Вдруг Душан положил на стол столовый нож. Звон метала об поверхность привлёк внимание Ивы. Она отрицательно, медленно стала кивать головой.

— Я понимаю, это непостижимо для тебя, поэтому слушай. В моём чемодане лежит конверт с деньгами. На них вы сможете всей семьёй переехать в другую страну. После моей смерти вскроют завещание, в котором всё моё состояние переходит вам. Вы сможете жить лучше, чем в Пенях, Бранко о вас позаботиться, он мне пообещал уже, так что лучше тебе вернуться к нему сейчас.

— Душан... – девушка снова стала грустной, – когда я ехала сюда, я была готова умереть с тобой. Я от чего-то думала, что последую за тобой. Но когда ты предложил мне убить тебя, то я поняла, что не готова к такому. Но, – вытерев свои слёзы девушка решительно посмотрела на брата, – в такой момент, я не хочу тебя бросать! Я не хочу, чтобы ты покинул этот мир в одиночестве. Ни один человек на свете этого не заслуживает.

Девушка взяла нож со стола и встала, её руки дрожали, дыхание участилось и было слышно, как прерывисто она набирает воздух в лёгкие и громко выдыхает. Душан тоже встал и протянул свои руки к сестре. Он обнял её и со слезами на глазах на прощание сказал.

— Я люблю тебя, спасибо за всё. Прости, что не смог побыть тебе достойным братом и скинул всю ответственность на Бранко. До свидания?

Было слышно, как девушка плакала и через силу давила слова прощания. Потом послышался звук, такой же, как и был у Мины перед смертью. В глазах потемнело, а уши заложило. На моих глазах снова кто-то умрёт? В этот раз Душан, в этот раз он умрёт. Снова его смерть.

— Прощай.

Сестра отошла от него и я увидела багровое пятно, которое становилось всё больше. Оно стало капать на пол, а Душан на него даже не взглянул, он мягко улыбался и лишь ответил:

— Совсем не больно, не переживай.

Это не успокаивало девушку, она тряслась от ужаса того, что наделала.

— Пока я жив, выкини нож как можно дальше от поезда и твои пятна крови на пальто нужно убрать, пока не поздно. Ты должна будешь сбежать, иначе тебя поймают и обвинят в убийстве.

Девушка молча смотрела на брата. Потом он приказал ей выкинуть нож, что наконец заставило её выйти из состояния онемения. Она куда-то убежала, а я осталась смотреть на Душана не отрывая глаз. Он сел на сиденье и облокотился на стенку. Его лицо стало бледнеть, а глаза терять свой блеск, он стал постепенно засыпать, истекая кровью. Вдруг в купе ворвалась Ива.

— Я всё сделала, Душан, ты ещё слышишь меня?

Девушка подошла к брату и взяла его за руку. Писатель медленно перевёл свой взгляд на худенькие и беленькие ручки сестры и тихо произнёс, так что я еле услышала это.

— Ноги замёрзли. И руки. Твои тёплые. Мне холодно. Почему так холодно? Ива, ты выкинула нож?

— Да-да, я его выкинула! Только не спи пожалуйста, побудь ещё со мной немного.

— Хорошо... не забудь про кровь.

— Не забуду, только не засыпай так быстро.

— Холодно... твои руки тёплые... ты выкинула нож?

— Да, выкинула, я его выкинула.

— Ты плачешь... отчего? Не надо плакать.

— Не буду, – девушка вытерла свободной рукой слёзы со щёк, от чего на щеке появился мазок крови.

— Холодно.

— Я держу тебя за руку, сейчас будет тепло.

— Ты выкинула нож?

— Выкинула... Душан... братик... Ты уже спишь... братик...

В ответ лишь тишина. Душан умер.

Ива, не двигаясь, сидела около тела брата и смотрела на его мёртвое тело, которое буквально пару минут назад ещё было живо и говорило с ней. Время будто остановилось, и я подумала, что так оно и должно быть. Будто бы эпизод закончен и тебе нужно переходить к следующему. Но я сидела на месте, опершись об стенку, и смотрела на всё это и, незаметно для себя, плакала.

Вдруг Ива встала. Она сняла ремень со своего пальто и положила на стол. Самим пальто она укрыла Душана и закрыла ему глаза.

— Душан, прости меня. То, что я собираюсь сейчас сделать, тебе не понравиться. Но я не собиралась убегать, особенно после такого. Жить так я не смогу, а оставить тебя одного не хочу. Я сопровожу тебя в целости и сохранности. Я позабочусь о том, чтобы в следующей жизни ты был счастлив, мой младший братик. Я заглажу свою вину, хоть и самым глупым и неразумным поступком.

Девушка взяла ремень и пошла в тамбур. Я не знала, что мне делать, остаться тут и смотреть на мёртвого Душана ли отправиться за ней. Всё это было уже каким-то странным и ожидаемо вело к печальному концу. Но тем не менее, я решила последовать за Ивой. Она от чего-то вышла за дверь, которая открывала вид на конец поезда. Я хотела последовать за ней, но прямо перед моим носом дверь захлопнулась, а когда я хотела её открыть, то ручка не поддавалась. Пару раз я дёргала за неё, но не в какую и тогда я смерилась с этим и решила просто через окно посмотреть, что она собирается делать.

Девушка повязала свой ремень на шею, а затем, другим концом привязала себя к прутьям оградки. У меня возникли плохие мысли и тогда ручка снова начала дёргаться. Она ведь не хочет сделать именно это?

«Я была готова умереть с тобой», — вспомнила я её слова. И та записка, что она оставила на столе. Всё это было с самого начала решено ею?

Девушка перелезла через оградку, поезд ехал очень быстро. Она набралась смелости и отпустила перекладину и пала вниз. В этот же момент дверь открылась и я кинулась вперёд к верёвке. Я слышала крик раздирающей боли. Мои руки пытались прикоснуться к ремню, чтоб развязать, но она будто бы растворялась в моих руках. Словно хватая воздух, я сталась сделать хоть что-то, пытаясь игнорировать мясорубку по рельсам поезда. Как будто звук сломанных веток доносился до меня и оставался в голове эхом. Я уже не слышала криков агонии, вскоре и хруст перестал быть громким, а становился тише, пока и вовсе не пропал. И как только звуки исчезли, верёвка наконец стала осязаемой, и я смогла её развязать, вот только зачем уже? Я посмотрела в даль, там, где проходят рельсы, и мне казалось, что они покрыты кровью даже после того, как мы проехали тот участок.

Послышался новый крик, но уже сзади меня и то была проводница — она увидела тело Душана. Оставаться ли сидеть тут или пойти вперёд? Хуже же уже не будет, правда? Меня стало тошнить. В голове промелькнули все эти картины, что я видела за этот день. Я стала блевать, но всего того, что я должна была выплюнуть из себя не было. Чувство того, что через моё горло выходит всё, что я съела было, а самой жижи нет. Даже кисло-горький вкус в горле остался.

Встав и пойдя вперёд, я решила искать выход из этого кошмара. Разбудите меня кто-нибудь. Я проходила по вагонам и в них никого не было. Поезд ехал куда-то, но ни одного пассажира я не встретила. Было страшно и одиноко. Даже когда я дошла до начала, то никого не обнаружила — машиниста не было. Тогда мне стало жутко страшно.

Бредя по вагонам поезда я медленно проходила и осматривала каждое купе. Но так было в начале, после я стала проходить их мимо и редко заглядывать внутрь. Мне встречались лишь пустые помещения без единого намёка на то, что тут были или есть человек.

— Так и пройдёшь мимо?

Кто-то заговорил со мной из одного купе, который я только что прошла и не посмотрела во внутрь. Кто ещё может быть в этом поезде?

— Эй, бабка, долго будешь меня игнорировать?

Медленно повернувшись, я робко заглянула в маленькое помещение не переходя порог. Там сидел он, живой. Душан смотрел на меня и улыбался, мне не верилось, что он меня видит.

— Долго будешь стоять?

— Я не могу пройти, – тихо, сдерживая слёзы, говорила я. – Если перешагну, то меня перенесёт в другое место.

— Знаю, ты вернёшься обратно домой. Так чего ждёшь? Иди уже.

Он говорил всё это так обыденно, а я не хотела с ним так просто прощаться, я хотела остаться как можно дольше и поговорить о разном и даже не важном. А он просто взял и гонит меня.

— Почему я тут? Почему я увидела всё это?

— Я так же, как и ты, был заперт в этом поезде. Я так же, как и ты видел всё это, и всё это я переживал не единожды. После смерти я попал в этот пустой поезд и пытался выйти, пробуя переходить через двери. Я тоже видел воспоминания не только Мины и Ивы, но и других сестёр, даже то, что было после моей смерти. Даже если проходил повторно через дверь, мне показывали уже другие воспоминания. Так продолжалось довольно долго, я уже успел свихнуться где-то на тринадцатой двери. Дни недели тут не проходили, поэтому своё прибывание я измерял пройденными дверьми. На двухсотой, мне кажется, я сбился, но вскоре этот кошмар кончился. Тебе тоже надо его прекратить.

Он ждал от меня шага, но я не стала этого делать. Наоборот, я отошла назад.

— Мы же с тобой тогда не договорили. Почему ты меня гонишь? Разве ты не рад мне?

— Рад, ведь это ты помогала мне, ты была моей детской и юношеской тайной. Знаешь, та резинка для волос, что отобрал у тебя Бранко, всё ещё на моей руке, – он задрал рукав и посмотрел на тоненькую верёвочку на своей руке.

— Да если бы не я, ты бы сейчас был бы жив. Не нужно было тогда звать тебя в город, не надо было мне предлагать тебе стать автором. Если бы не эта книга, ничего бы не случилось!

— Если бы не ты, я бы умер ещё в тех яслях, даже не успев сказать своих первых слов. Если бы не ты, то Иву опорочили. Если бы не ты, то меня бы избили и я не смог бы поехать на похороны отца. Тот, кто испоганил мою жизнь, был я. Только мы решаем, как нам поступать, не другие. Поэтому... – он встал и подошёл ко входу, где стояла я и протянул руку. – Я прожил хорошую жизнь, спасибо тебе за это.

— И вот так? Опять прощаться? Только же встретились. Я столько всего пережила и теперь надо возвращаться к нормальной жизни?

— Мы не прощаемся, а говорим: «До свидания», — поэтому там, мы может быть встретимся вновь и не с такой большой разницей в возрасте, – он улыбнулся мне по-ребячески.

Я робко подала ему руку и он дернул меня к себе в объятья. Стенки стали дрожать и будто бы вырываться, как в бумажном домике, оголяя черноту. Пол под нами провалился и всё вдруг стало белеть, пока от света не стало больно глазам.

— А ведь я так и не узнал твоего имени, – сказал Душан мне на ухо в последний раз.

Стоило только опомниться, как я сидела за столом и смотрела в стену. Опустив глаза, передо мной лежала раскрытая книга на последней странице. Последняя строчка была такой: «...я умру, так и не узнав твоего имени».

Подскочив с места, я рванула к двери и упала. Боль в ноге вернулась, а ведь я только-только забыла о ней. Поднявшись, я сделала вторую попытку и наконец вышла за дверь. Даже не обувшись, я похромала на улицу, мне нужно было к нему. Было больно вступать на наверняка сломанную ногу, но стискивала зубы, я шла вперёд. Послышалась собака и впервые мне было всё равно на неё, пусть хоть голос сорвёт, меня ты интересуешь в последнюю очередь. И тут я увидела его и остановилась, впервые вижу его не с велосипедом рядом. Он посмотрел на меня и зашагал вперёд, что-то говорил о том, что вчера приходил ко мне и позавчера, но Федя не пускал и даже угрожал. Я побежала к нему, но чуть было не упала. Мой друг меня поймал.

— Ты чего это босиком? – он внимательно посмотрел на ногу. – Ты свою ногу давно видела? Она синяя!

— Я Рара! Меня зовут Рара, – чуть ли не плача говорила я, всё сильнее прижимаясь к парню.

— Я знаю, как тебя зовут, зачем ты кричишь? – робко держа за талию говорил парень.

— Эй, а ну отпустил её! Сейчас же!

Мы посмотрели назад и там стоял от чего-то злой Федя. Грозный вид брата меня не пугал, но вот с остальными людьми было совсем по-другому. Федя подошёл ближе и "вырвал" меня из рук.

— Он с тобой больше ничего не сделает, я обещаю и не подпущу ближе. Готовься к суду, – обращался он к моему другу.

— К суду? Почему? – непонимающе спросил парень.

— За изнасилование думаешь на свободе гуляют.

— Какое изнасилование? – хором произнесли мы.

— Он же тебя изнасиловал, ты утром мылась и ещё в ссадинах и ранах была. У себя в комнате заперлась, ещё таблетки какие-то искала, хорошо, что мама тогда была и отговорила.

Я взяла брата за ухо и потянула вниз.

— То есть, ты всё это время думал, что он меня изнасиловали и молчал?

— В такие моменты нельзя расспрашивать жертву о пережитом, нужно окружить её заботой и вниманием, – он пытался говорить серьёзно, но то, в какой он позе стоял, было нелепо смешно.

— И ты не додумался спросить меня что случилось?

— Я будто бы не мог сложить два плюс два.

Конечно, картина была ясна и даже бы я подумала так же. Но всё было не так и нужно объясниться. Конечно же рассказать всю правду не смогу, поэтому на ходу я придумала правдоподобную отмазку.

— Меня никто не насиловал, я просто решила погулять на улице ночью и это была неудачная идея! А у мамы я просила снотворное, потому что достала бессонница! И не смей больше угрожать или пугать своего будущего шурина.

— Шурина? – произнесли мужчины хором.

— А ты против? – спросила я у друга.

— Нет... – он робко ответил.

— Что значит нет? – возмущённо произнёс Федя, всё ещё в неудобной позе.

— А тебя не спрашивают, тебе значит можно всё, а мне нельзя?

— Ты же ещё ребёнок!

— Как в детстве меня матам учил всё нормально было, я не ребёнок, а тут сразу вспомнил!

Ещё немного поперекидываясь фразами за и против, мы наконец остыли, и я отпустила Федино ухо.

— Я уверен, что папа или мама не одобрят его, поэтому ты, – обратился он к парню, – сильно не надейся.

Федя опустил свой взгляд на мою синюю ногу и тут же взял на руку.

— Совсем дура?! Что с ногой вообще? Быстро в больницу!

Опомниться не успела, как Федя уже бежал со мной к дому. Мой друг лишь смотрел нам в след и что-то говорил, что я не услышала:

— Я хотелпервым признаться.