Школьные коробки [ЗАМОРОЖЕН]

«Терпению, рано или поздно, приходит конец»

Холодный кафель детдомовской столовой обжигал босые пятки. Вокруг гудели голоса, звенели ложки, но маленькие Джисон, лет десяти, слышал только мерзкий шепот, словно крысиный скрежет под полом. Шепот, ставший частью его существования. "Сирота", "отброс", "никчёмный" – слова, как плевки, летели в его душу, оставляя после себя липкую грязь обиды. Он терпел. Долго терпел, стискивая зубы до боли, пряча дрожащие руки под столом. Терпел, как маленький зверёк, загнанный в угол.

Но даже у самой терпеливой души есть предел.

Сегодня этот предел был достигнут. Его обидчик, рослый мальчишка по имени Сондже, вылил ему на голову тарелку остывшей каши. Смех, громкий и злорадный, эхом разнёсся по столовой. Что-то хрустнуло, сломалось внутри Джисона. Невидимая пружина, сдерживавшая его, с треском лопнула.

Взметнувшись со стула, он бросился на Содже, словно маленький разъяренный тигр. Удар! Кулак угодил прямо в нос, и по лицу обидчика потекла кровь, смешиваясь с остатками каши. Сондже взвыл, отступая, но Джисон не собирался останавливаться. Он наносил удар за ударом, яростно, отчаянно, выплескивая годами копившуюся боль и унижение.

Мир вокруг исчез. Осталась только ярость и свист воздуха, рассекаемого кулаками. Сондже повалился на пол, пытаясь закрыться руками, но Джисон не давал ему передышки. Он бил, бил, бил, пока его не оттащили, силой разжав маленькие кулачки, перепачканные кровью и кашей.

В груди клокотал ураган. Он стоял, тяжело дыша, глядя на поверженного врага. В его глазах, обычно тихих и потухших, сейчас горел неистовый огонь. Он, Джисон, больше не позволит себя обижать. Никогда.

***

— Джисон, успокойся!! — вопил Феликс, держа Джисона за локти и пытаясь оттащить его от Хаына, которого, наверное, уже до крови избил.

Джисон изо всех сил пытался вырваться:кричал, брыкался, даже угрожал. Огонь в нём пылал красным пламенем и не собирался затухать ни на миг, ни на секунду.

— Я убью его! Убью! Ублюдок!— бешено кричал Джисон, продолжая пытаться вырваться.

Минхо схватил Джисона в охапку, прижал к себе, пытаясь удержать. Чанбин и Хенджин кое-как оттащили окровавленного Хаына в сторону, подальше от разъярённого Джисона. Феликс, дрожа всем телом, наблюдал за происходящим, не в силах произнести ни слова. В актовом зале царила полная тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием парней и тихим стоном Хаына.

Джисон, наконец, немного успокоился, но злость в его глазах еще не угасла. Он оттолкнул от себя Минхо и, шатаясь, подошёл к Хаыну. Тот лежал на полу, прикрывая лицо руками. Джисон наклонился над ним и прошипел:

— Еще раз тронешь меня или моих друзей, я тебя убью. Слышишь? Убью.

С этими словами Джисон развернулся и, поддерживаемый друзьями, вышел из актового зала. Хаын остался лежать на полу, в одиночестве и унижении, осознавая, что на этот раз он перешел черту.

Минхо бежал за Джисоном, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Он догнал его в коридоре, схватил за плечо и развернул к себе. В глазах Джисона плескалась буря: гнев, страх, обида – целый коктейль эмоций, готовый взорваться в любой момент.

— Джисон, послушай меня, — тихо произнес Минхо, стараясь говорить как можно мягче. — Все закончилось. Ты в порядке. Мы все в порядке.

Джисон молчал, тяжело дыша, словно после долгого забега. Он смотрел на Минхо, но казалось, что не видит его. Внутри него все еще клокотала ярость, требуя выхода.

Минхо осторожно обнял его. Джисон сначала напрягся, словно готовясь к нападению, но потом обмяк в его объятиях. Он уткнулся лицом в плечо Минхо, и тот почувствовал, как его плечо становится влажным. Джисон плакал. Тихо, беззвучно, словно боясь, что кто-то услышит его слабость. Минхо крепче прижал его к себе, гладя по спине. Он не знал, что сказать, какие слова подобрать, чтобы успокоить его. Просто стоял рядом, давая понять, что он здесь, что он не оставит его одного. В этот момент между ними словно проскочила искра. Что-то изменилось. Что-то, что они оба почувствовали, но не могли выразить словами. Просто тепло, доверие и какое-то смутное, щемящее чувство, которое обещало что-то большее.

Минуты текли медленно, пока Джисон плакал в объятиях Минхо. Ярость отступала, уступая место усталости и опустошению. Он чувствовал себя выжатым лимоном, лишенным сил и воли. Когда слезы закончились, он отстранился от Минхо, вытирая лицо рукавом толстовки. Глаза его были красными и опухшими, но в них уже не было той бури, что бушевала там мгновение назад.

— Спасибо, — прошептал Джисон, избегая взгляда Минхо. Он чувствовал себя неловко и уязвимо.

Минхо слегка коснулся его щеки, заставляя поднять голову. В его глазах было столько нежности и заботы, что Джисон невольно залюбовался им. Он никогда не видел Минхо таким. Обычно сдержанный и немного отстраненный, сейчас он казался совершенно другим человеком.

— Не за что, — ответил Минхо, его голос был мягким и теплым, словно летнее солнце. — Я всегда буду рядом.

В этот момент дверь в коридор открылась, и на пороге появился Чанбин. Увидев их, он замер, словно не веря своим глазам. Затем, медленно, на его лице появилась улыбка. Он ничего не сказал, просто кивнул и тихонько прикрыл дверь, давая им возможность побыть наедине. Джисон почувствовал, как щеки его заливаются краской. Он понимал, что Чанбин видел их объятия, видел его слезы. И почему-то это его не смущало. Наоборот, он почувствовал какое-то облегчение. Словно с него сняли тяжелый груз.

Джисон опустил взгляд, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Неловкое молчание повисло в воздухе, наполненное невысказанными словами и зарождающимися чувствами. Минхо, казалось, тоже был немного растерян, но его взгляд оставался теплым и поддерживающим. Он медленно приподнял руку и нежно убрал прядь волос со лба Джисона. Этот простой жест заставил сердце Джисона забиться быстрее, а щеки предательски заалели. Все чувства смешались в непонятный комок и встали комом в горле, не давая проронить и звука. Бабочки в животе — раньше Джисон считал это каким то абсурдном, но сейчас сам ощущал их у меня не только в животе, но и по всему телу. Хоть сам бабочкой становись.

Минхо наклонился ближе, его дыхание коснулось щеки Джисона, и тот замер, ожидая. В глазах Минхо отражался свет из окна, делая их еще более глубокими и завораживающими. Он прошептал, почти неслышно: "Джисон…", словно пробуя его имя на вкус. И в этот момент, когда их губы почти соприкоснулись, когда казалось, что время остановилось, коридор огласили оглушительные крики:

— Да сколько можно?! — вопил Хенджин. — Я тебе тысячу раз говорил!

— А я тебе что говорил?! Сам виноват! — вторил ему Феликс, и по тону было ясно, что словесная перепалка вот-вот перерастет во что-то большее.

Минхо и Джисон резко отпрянули друг от друга, словно их застукали за чем-то непристойным. Волшебство момента рассеялось, словно дым. Джисон почувствовал, как к щекам приливает кровь, а Минхо с досадой закатил глаза. Ну вот, как всегда, — читалось в его взгляде. Он вздохнул и, слегка улыбнувшись Джисону, произнес:

—Похоже, нам пора.

Джисон и Минхо пошли на звуки ругани. Как оказалось, они исходили из баскетбольного зала. Зайдя туда, они увидели, как Хенджин и Феликс спорят друг с другом, а рядом на лавочке сидит Чанбин, щелкает семечками, и наблюдает за развернувшейся драмой

— Да это ты мне всю малину испортил! — орал Хенджин, размахивая руками. — Я уже почти забил трехочковый, а ты под руку толкнул! Специально, что ли?

— Да ничего я не толкал! — огрызнулся Феликс. — Просто ты мазила! Всегда мажешь! Лучше бы волейбол пошел играть, клоун!

— Ах, я клоун?! — взвизгнул Хенджин, подступая ближе к Феликсу. — Да ты сам на себя в зеркало посмотри! Весь в веснушках, как будто птички накакали!

— Зато я в отличие от тебя в танцах хорош! А ты как бревно! — не остался в долгу Феликс.

Они стояли друг напротив друга, готовые вот-вот сцепиться. Чанбин, дожевывая семечки, хмыкнул:

—Детский сад какой-то.

Напряжение в зале нарастало с каждой секундой. 

— Да я тебя сейчас так оттанцую, что мало не покажется! — взревел Хенджин, скидывая с себя толстовку. — Выйдем один на один, посмотрим, кто из нас бревно!

— Ой, боюсь-боюсь! — передразнил его Феликс, складывая руки на груди. — Ты только и умеешь, что перед зеркалом кривляться!

— А ты зато… зато… — Хенджин запнулся, пытаясь придумать обидное сравнение. — Зато ты корейский забыл! Два слова связать не можешь!

Феликс побагровел. Это был больной вопрос. Он долго и упорно учил язык, но акцент никак не хотел уходить.

— И что с того?! — огрызнулся он. — Зато я вижу, как ты пялишься на Аманду!

Хенджин опешил.

— Что?! Да с чего ты взял?!

— А с того! Все видят! Только ты, как слепой крот, думаешь, что никто не замечает!

— Да ничего подобного! Ты просто ревнуешь, потому что я с ней дружу! — Хенджин покраснел еще сильнее. — А ты вечно ходишь с кислым лицом, как будто тебе лимон в рот засунули!

— Ах, я ревную?! Да кому ты нужен! И вообще, она мне сама сказала, что ты ей надоедаешь!

В этот момент Хенджин сорвался. Он бросился на Феликса, но тот ловко увернулся. Началась потасовка. Они катались по полу, пихались, царапались, выкрикивая друг другу оскорбления. Чанбин продолжал грызть семечки, лениво наблюдая за происходящим. Минхо и Джисон переглянулись в растерянности.

Внезапно, во время очередного кульбита, штаны Хенджина предательски разошлись по шву, обнажив его ярко-розовые боксеры с уточками. Феликс замер, раскрыв рот от изумления. Тишину в зале прорезал нервный смешок. Затем еще один, и еще. Вскоре все трое – Феликс, Минхо и Джисон – покатывались со смеху, держась за животы. Чанбин давился семечками, не в силах сдержать хохот.

Хенджин, осознав произошедшее, покраснел до кончиков ушей. Он попытался прикрыться руками, но было поздно. Все уже видели его позорные трусы. Сквозь зубы он процедил:

— Просто… Просто постирать не успел. И вообще, они удобные!

И, развернувшись, пулей вылетел из зала, оставив друзей умирать от смеха. Феликс вытер слезы и, задыхаясь, произнес:

— Ой, да конечно! Иди, иди, Аманде понравятся!

Смех еще долго не стихал в баскетбольном зале. Джисон, вытирая слезы, не мог отдышаться. Минхо, согнувшись пополам, все еще всхлипывал, пытаясь что-то сказать, но из горла вырывались лишь хрипы. Чанбин, наконец, перестал давиться семечками и, ухмыляясь, констатировал:

— Вот и помирились. Лучше любого психолога.

Феликс, успокоившись, присел на скамейку рядом с Чанбином. Он все еще улыбался, но в глазах читалось смущение.

— Ладно, я, наверное, перегнул палку, — признался он. — Не стоило про Аманду говорить.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Чанбин. — Он сам хорош. Тоже ведь не молчал.

Вскоре появился и сам Хенджин, одетый в спортивные штаны Чанбина, которые явно были ему маловаты. Он выглядел немного подавленным, но увидев, что все еще смеются, не выдержал и сам улыбнулся.

— Ну чего ржете? — пробурчал он. — Бывает. Зато вам весело.

Он подошел к Феликсу и протянул ему руку. Феликс пожал ее в ответ. Конфликт был исчерпан.

После примирения, умиротворенные ребята отправились на урок химии. Аудитория встретила их запахом реактивов и сонным гулом голосов. Феликс с Хенджином, как ни в чем не бывало, сели вместе, перешептываясь и хихикая, словно и не было никакой драки. Чанбин уткнулся в тетрадь, что-то усердно конспектируя. Минхо и Джисон заняли места за последней партой. Джисон, несмотря на общее оживление, чувствовал себя немного потерянным. Воспоминания об объятиях с Минхо и едва не случившемся поцелуе продолжали будоражить его воображение.

Внезапно раздался грохот. Все обернулись к задней парте, где сидел Хаын. Он стоял, окруженный осколками разбитых колб и пролитой химической жидкостью. В его глазах плескалась ярость, а лицо было перекошено от злобы. Учительница в ужасе ахнула, а остальные ученики замерли в недоумении.

— Это вам за все! — прокричал Хаын, с ненавистью глядя на класс. — Вы пожалеете, что связались со мной!

Он схватил со стола какой-то инструмент и начал крушить все вокруг. Парты летели в разные стороны, пробирки разбивались, а едкий запах химикатов заполнил помещение. Джисон почувствовал, как сердце заколотилось в груди. Он никогда не видел Хаына таким.

Внезапно Хаын обернулся к нему, и в его глазах Джисон увидел нечто, от чего по спине пробежал холодок. Злость, ненависть и… отчаяние. В руках Хаына был зажат осколок стекла, и он двинулся к Джисону. В голове промелькнула мысль: "Это конец