21 страница30 января 2025, 22:29

Like that

Ключ в замке возмущённо поскрипывает, как будто не хочет впускать пару внутрь. Сашины плечи приподняты, как будто она ожидает удара или подзатыльника откуда-то сзади. Женское тело напряжено от предвкушения того, что за разговор может сейчас произойти. У Кёнига был плохой день. Он застал её в тёмном коридоре в объятиях другого мужчины. В объятиях Андрея, правда, что смягчает всю картину, но если бы австриец появился там немного раньше, то...

«Ох, бля. Ну и по тонкому же льду я хожу...» — говорит она сама себе, пока Килгор воюет с замком. Почему-то внутри начинает подрагивать тревога, как будто Кёниг всё знает, и обвинения выльются на неё потоком, как кипящее масло на врагов в средневековье.

Дверь поддаётся. Пара заходит в комнату. Саша физически чувствует весь этот душевный дискомфорт, который накопился за вечер. От приглушённого света её тень скользит по стене, а дыхание всё ещё кажется чуть сбившимся. Не от вина, не от усталости, а от того, что в воздухе остаётся след прошлых эмоций.

Она поворачивается, и её взгляд ловит лицо Кёнига, который стягивает с себя маску, укладывая тёмную ткань на прикроватную тумбочку. Её сердце замирает.

— Well? Are you going to say it? (Ну? Ты всё-таки собираешься сказать это?) — произносит Стравински, готовая к защите.

Он не отвечает и только изучает женщину взглядом, медленно, основательно, словно впитывая каждую деталь её непривычного образа.

— About what? (О чём?) — наконец звучит его глубокий голос с лёгкой хрипотцой.

Саша моргает, слегка сбитая с толку.

— About Graves and... (О Грейвзе...) — она замолкает, подбирая слова, — This evening. You're not jealous? (Об этом вечере. Ты не ревнуешь?)

Кёниг медленно качает головой.

— No. (Нет.)

Она чувствует, как у неё внутри что-то дрожит, но он не даёт ей времени осознать это.

— I don't care about Graves. I care about something else. (Мне плевать на Грейвза. Мне важно другое.)

Саша сглатывает, но продолжает смотреть на мужчину перед собой.

— And what's that? (И что же?)

Кёниг делает шаг ближе, и женская спина касается стены, в то время как рука Килгора тянется к светлым волосам. Пальцы медленно скользят по пряди, чуть задерживаясь на кончиках.

— That I wasn't the man by your side tonight. (То, что этим вечером я не был тем мужчиной, который был рядом с тобой.)

Тишина в комнате сгущается, и воздух становится тяжелее. Она ожидала, нет, она была готова услышать что угодно, но это...

— That I didn't see how people turned their heads when you walked in. That I wasn't the one leading you through that damn restaurant, watching their faces as they looked at you. (То, что я не видел, как люди оборачивались, когда ты вошла. Что я не был тем, кто вёл тебя через этот чёртов ресторан, наблюдая за их лицами.)

Его голос становится ниже.

— That I wasn't the one who got to enjoy it. (Что я не был тем, кто мог наслаждаться этим.)

Саша чувствует, как воздух в её лёгких будто исчезает.

— König... (Кёниг...)

Мужские пальцы нежно дотрагиваются до шеи, и бледная кожа слегка краснеет под подушечками пальцев.

— Wie sehr mir diese deine Reaktion gefehlt hat. (Как сильно мне не хватало этой твоей реакции.)

Саша закрывает глаза на мгновение, но этого хватает, чтобы по её позвоночнику прошёл жар.

— Don't (Не надо), — почти шёпотом взмаливается Стравински, хоть и жаждет продолжения. Этот странный лингвистический кинк пробирает её до кончиков пальцев.

Но Кёниг не останавливается.

— Ich habe den ganzen Tag an dich gedacht. (Я думал о тебе весь день.)

— König, you know what you're doing (Кёниг, ты знаешь, что ты делаешь), — Саша кусает губу.

Чувственные мужские губы чуть дрожат в улыбке, но он не отступает.

— Natürlich, liebe (Конечно, любимая), — голос становится ниже, почти вибрирует в воздухе, обволакивая, просачиваясь в каждую клетку женского тела. — Ich hätte dich dort hinbringen sollen. (Это должен был быть я, кто привёл тебя туда.)

Саша глубоко вдыхает, но воздух кажется недостаточным.

— Stop it (Прекрати), — голос предательски срывается.

— Nein (Нет), — Кёниг улыбается краем губ.

Его пальцы, сильные и тёплые, пробегаются по её запястью, потом выше по её плечу, пока не скользят к её шее. Он чувствует, как бешено колотится её пульс под его ладонью.

— You know how this makes me feel, don't you? (Ты знаешь, что я сейчас чувствую, не так ли?) — он медленно наклоняется ближе, и тёплое дыхание касается её щеки. — You know I like it. (Ты знаешь, что мне это нравится.)

Саша вжимается в стену, но не отталкивает Килгора.

— König... (Кёниг...)

— Sag meinen Namen richtig. Say my name right. (Скажи моё имя правильно.)

Она сглатывает.

— Mein name, liebe. (Моё имя, любимая.)

Контроль ускользает, как песок сквозь пальцы. Этот чёртов немецкий, сказанный с такой чувственностью, что, кажется, промокло не только бельё, но и джинсы. Он знает её. Он знает, как медленно сломить её. Не силой, не требованием, а словами.

— Мой Александр, — наконец хрипло выдыхает Саша.

В следующую секунду он уже накрывает её губы своими, и это нечто дикое, горячее, но неспешное. Александр не просто целует её. Он берёт Стравински и делает её своей с каждым движением губ, с каждым касанием, каждым дюймом своей огромной фигуры, прижимающей женщину к стене. Его руки спускаются по её телу, обхватывают бёдра, легко поднимают, заставляя её обвить ноги вокруг его талии. Он не отрывает губы, не даёт ей даже шанса подумать или сомневаться.

Саша ломается полностью.

Она цепляется за его плечи, вонзая ногти в ткань чёрной футболки, теряя контроль и погружаясь в этот взрыв дикого притяжения, пока он шепчет что-то на немецком между поцелуями. Она почти не слышит слов, но чувствует, как звучит его голос, как вибрация его слов проходит сквозь неё.

— Meine. (Моя.)

Голова кружится не от выпитого вина и не от жара, а от Кёнига. От его слов, его силы, его уверенности в том, что он единственный, кто может довести её до такого состояния.

— Für immer. (Навсегда.)

Когда он укладывает женщину на кровать и наклоняется сверху, всё, что остаётся в её сознании — это его дыхание, его голос, его тело и его власть над ней.

Она больше не помнит этот ужин.

Она больше не помнит этот чёртов ресторан.

Она больше не помнит Грейвза.

Сильное тело Килгора нависает над Сашей сверху, но он не давит, не спешит. Он просто смотрит, и Стравински чувствует этот взгляд. Тяжёлый, пристальный, утоляющий жажду, но не торопящийся.

Мужские пальцы медленно скользят по слегка покрасневшему лицу, а затем ниже, вниз по шее, по ключицам.

— Schön... (Прекрасная...) — голос наполняет сознание тёмными нотками, звуча, как шелест огня по сухим углям.

Она не понимает слов, но они дрожат в воздухе, проходят сквозь неё, пронзают её кожу.

Кёниг тянется к краю светлой блузки, не отрываясь взглядом от её серых глаз, и медленно тянет ткань вверх.

Движения неторопливы. Он не разрывает ткань и не срывает её. Он забирает её медленно, словно хочет прочувствовать каждый момент, каждый миллиметр обнажающейся кожи.

Блузка падает на пол.

Саша замирает, ощущая, как воздух касается кожи. Она чувствует себя оголённой в самом глубоком смысле, но не только телом, а ещё чем-то большим. Взгляд Кёнига проникает в неё глубже, чем бронебойные пули.

Он медленно опускается вниз. Взгляд скользит по ней, внимательный, изучающий, как у художника, разглядывающего свою музу.

— Mein Gott... (Боже...) — голос срывается на низкий, хриплый выдох.

Руки касаются талии. Большие ладони ощущают хрупкость её формы, теплоту её кожи, движение её дыхания, в то время как пальцы скользят выше по рёбрам, а затем медленно захватывают её запястье. Он подносит небольшую ладонь к своим губам и нежно целует каждый палец, задерживаясь на подушечках, языком легко касаясь кожи.

Саша вздрагивает.

— König... (Кёниг...)

— Shhh... (Тсс...) — голос тёплый, успокаивающий, но она чувствует, как он управляет этим моментом.

Он ведёт её ладонь к своей щеке, позволяя ей почувствовать жёсткую щетину, тёплую кожу и его пульс.

— Ich will, dass du mich fühlst... (Я хочу, чтобы ты чувствовала меня...)

Слова проходят сквозь неё, звучат внутри её тела и заставляют её сжиматься от одного лишь звука его голоса.

Она хочет сказать, что не понимает. Но зачем? Это ведь неважно. Сейчас они говорят на языке тела.

Саша чувствует Килгора в каждом касании, в каждом медленном движении, в каждом горячем, влажном поцелуе, которым он касается её пальцев, её запястья, её локтя. Кёниг опускает женскую ладошку на свою грудь, затем на рельефный живот, после чего изящные пальцы ощущают плотную эрекцию.

Где-то в глубине её сознания остаётся мысль о том, что ещё недавно она сидела напротив Грейвза, играя в сложную игру сдержанности и соблазнения. Но сейчас, здесь, в этом пространстве, созданном только ими, ничего больше не существует. Только его руки, его губы и его голос, вибрирующий в её теле. Только Кёниг.

Грудь вздымается в неритмичном дыхании. Не потому, что Александр резок или давит, а потому, что он не спешит. Его пальцы касаются кожи с невыносимой медлительностью, как если бы он читал её, изучал каждую линию, каждую реакцию, каждую дрожь.

Он наслаждается этим.

Кёниг не пытается её покорить. Она уже принадлежит ему каждым вдохом, каждой секундой ожидания, каждым жарким пульсирующим мгновением тишины между ними. Мужчина опускается, и его губы находят изящное плечо. Он целует каждый миллиметр её кожи, запоминая кожу на вкус.

— Ich könnte dich ewig kosten... (Я мог бы наслаждаться тобой вечно...)

Она не понимает... Но она чувствует.

Каждое слово будто скользит языком по её телу, оставляя за собой тепло, желание и необъяснимый трепет.

Его ладони находят пояс её джинсов.

Он не торопится.

Александр растягивает этот момент, словно проверяет, как долго она выдержит это напряжение, как долго сможет оставаться в здравом уме, пока он так медленно, так невыносимо дразняще освобождает её от одежды.

Один ленивый взмах пальцев, и металлическая пуговица расстёгивается. Он не опускает взгляд, смотрит прямо в серые глаза, изучая каждую эмоцию, каждую искру рвущегося наружу огня.

— Say it. (Скажи.)

Её губы приоткрываются.

— Мой Александр, — выдыхает Саша эротично.

Он улыбается. Рука медленно тянет ткань вниз, и джинсы вместе с нижним бельём падают на пол бесшумно, словно лишняя деталь, которая никогда не имела значения.

Взгляд тёмный, жадный, но сдержанный, скользит по полностью обнажённому телу. Мужчина подаётся вперёд и прижимает её бёдра к своим ладонями, сжимает чуть крепче, овладевает ей, но не делает ничего.

Ничего.

Потому что его власть в ожидании, в замедлении, в моменте, когда она сама подастся вперёд, подчиняясь его дыханию, его голосу, его языку, его рукам и его силе.

— You're trembling. (Ты дрожишь.)

Саша молчит и лишь умоляюще смотрит в голубые глаза своего мужчины.

— Es ist, als wärst du für mich gemacht... (Ты будто создана для меня...) — Кёниг продолжает сладкую пытку, чередуя чувственные прикосновения и этот чёртов немецкий, от чего Стравински захватывает воздух, как будто слова Кёнига прошли сквозь неё, оставляя пожар внутри.

— Oh, God. I don't understand... (О, Боже. Я не понимаю...)

Он касается губами её запястья.

— But you do. (Но ты понимаешь.)

И в этот момент, в этой тишине, в этом медленном, тёмном, всепоглощающем напряжении, она понимает.

Она уже потеряна в нём.

Пространство сжимается, затягивая её в одну точку. Туда, где есть только он. Его дыхание, обжигающее кожу, его пальцы, оставляющие следы на её теле, и его голос, разбивающий сопротивление.

— Schließ die Augen... (Закрой глаза...) — тихо приказывает Кёниг, слегка дотрагиваясь большими пальцами до век на женском лице.

Она чувствует, как мурашки новой волной пробегают по спине, и послушно закрывает глаза.

— Gut so... (Вот так...), — голос вызывает дрожь.

Сильные пальцы медленно проходят вверх по её ноге, оставляя ленивый, почти обжигающий след на бледной коже. Медленно, дразняще он проводит вдоль влажных половых губ.

— Bist du nervös, mein Herz? (Ты волнуешься, моё сердце?)

Она волнуется.

Боже, как она волнуется.

Но слова не находят выхода. Только быстрый вдох, только то, как её пальцы бессознательно вцепляются в его плечи.

Кёниг ощущает это. Он наслаждается этим. Он знает, что она уже не здесь. Она в его мире. В его голосе, в его темпе, в его медленном, мучительно сладком контроле.

— So responsive... (Такая чувствительная...)

Губы касаются женской ключицы, и язык медленно проходит по горячей коже. Пальцы мягко дразнят самое возбуждённое место на женском теле.

Он тянет. Растягивает момент. Создаёт её падение.

— Ich kann es spüren... (Я это чувствую...) — шепчет он прямо у её уха. Дыхание горячее, медленное, убийственное. — Spüren, wie du brennst... (Чувствую, как ты горишь...)

А она горит.

Чёрт, она горит так сильно, что это уже пытка.

Женское тело отзывается без её разрешения. Спина чуть прогибается, как будто ищет большего контакта, ищет разрядку и сдаётся в плен.

— Geduldig... (Терпение...) — его губы снова находят чувствительную кожу, но не спешат двигаться дальше.

Он ломает её медленно, как будто создаёт произведение искусства из куска мрамора. Как будто растягивает удовольствие до самого предела.

Потому что он может.

Потому что она уже принадлежит ему.

Руки забирают её, губы отмечают каждую линию трепещущего тела, а дыхание плавит кожу.

— Bist du bereit, mein Herz? (Ты готова, моё сердце?)

Саша сглатывает, не в силах ответить. Её тело уже давно ответило за неё. Оно просит, требует, умоляет.

Он чувствует это.

Он знает.

И он забирает её.

Одним движением Килгор расстегивает пуговицу на своих армейских карго. Большие пальцы поддевают края белья и штанов, и вот к джинсам с блузкой на полу добавляются новые элементы одежды. Килгор цепляет Сашу под колени, притягивая к себе. Его член стоит гордо, слегка подрагивая от предвкушения проникновения в тёплые глубины любимой женщины. Он обхватывает член рукой и опускается между женских ног, упираясь головкой в мокрую от желания вульву.

— Mrrh... — член скользит внутрь. Медленно. Уверенно. Глубоко.

Первый толчок, как взрыв, уничтожающий изнутри, и Саша теряет реальность. Её пальцы сжимаются на его спине, дыхание становится резким, прерывистым, а голова запрокидывается назад.

Кёниг слышит её. Видит полностью во власти момента.

— Mein Gott... (Боже...) — голос глухой, сорванный, тёмный.

Он ведёт её, направляет, поглощает.

— Du fühlst dich so gut an... (Чувствовать тебя так хорошо...)

Саша задыхается. Стон смешивается с мольбами на русском, и от этой картины движения Кёнига набирают темп. Нарастают, становятся невыносимыми в своей глубине, в своей точности.

— Sag meinen Namen. (Скажи моё имя.)

Её губы приоткрываются. Она будто бредит, но всё же находит в себе силы ответить.

— Александр... Мой Александр...

И он растворяется в своей женщине, отпуская контроль. Темп становится отчаянным, горячим, всепоглощающим. Кровать скрипит под их движениями. Воздух насыщается звуками дыхания, тихих стонов, сорванных слов на немецком и русском, шлепками соприкасающихся тел.

— Scheiße... (Чёрт...)

Он падает с ней в этот безумный ритм, сжимая женские бёдра и оставляя отпечатки на её коже, мечтая оставить их на ней навсегда.

— Ich kann nicht genug von dir bekommen... (Я не могу насытиться тобой...)

И вот, когда напряжение доходит до точки невозврата, когда тело сгорает изнутри, когда каждая клетка их обоих вибрирует от предвкушения, от слияния, от разрушения...

Они замирают.

Яркий всплеск, грохот грома где-то внутри, мгновение вечности, когда ничего больше не существует, кроме их сплетённых тел. Саша сжимается, и Кёниг следует за ней, срываясь, захватывая её бедра, вжимая её в себя так, словно хочет остаться вот так навсегда. Мышцы влагалища спазмируют вокруг подрагивающего и выпускающего в её глубины густые струи горячей спермы, и Стравински выгибается в последнем напряжённом движении, растворяясь в оргазме полностью.

Пара секунд затишья. Саша ещё не вернулась в реальность. Её сердце всё ещё колотится в груди, дыхание тяжёлое, тело пульсирует после пережитого блаженства.

Она чувствует его.

Его вес, его горячую кожу, сильные руки, которые, кажется, не собираются её никуда выпускать.

Кёниг ещё внутри, но он больше не движется. Теперь он просто держит её, как самое ценное, что когда-либо было у него в руках.

Мужское лицо скрыто в светлых волосах Саши. Дыхание медленное, тёплое, проникающее прямо в разум, окутывающее и даже убаюкивающее. Большая ладонь лениво скользит по изящной спине, словно перечитывая знакомую книгу, в которой хочется задержаться на каждом слове.

— Are you with me, beautiful? (Ты со мной, красавица?) — голос звучит тепло и бархатно.

Саша чувствует вибрацию его тембра всей кожей, но не отвечает сразу. Она слишком погружена в этот момент. В ощущение его вокруг неё, внутри неё, повсюду.

— Yes. Always... (Да. Всегда...) — шепчет она, зарываясь пальцами в его длинные волосы, касаясь его кожи, будто проверяя, что он реален.

Кёниг медленно улыбается, целует её в висок, а затем опускается губами к щеке.

— Ich weiß. (Я знаю.)

Конечно, он знает.

Он знал это с первого дня их знакомства. С чёртовой программы подготовки, когда Стравински пополнила ряды КорТак. Знал, что это его женщина. Знал, что ничего в мире не может её у него забрать. И сейчас он не сомневается ни на секунду.

Он не ревнует, не боится, не держит её силой. Она принадлежит ему не потому, что он требует этого, а потому, что она сама этого хочет.

***

Стравински, облачённая в привычную форму, идёт по базе уверенным шагом. Она вспоминает вчерашние события и в особенности ночь с Кёнигом и их короткий, но такой важный разговор.

— I'm sorry, Kleines... (Прости, малышка (нем.)...) — он проводит рукой по её запястью, но будто не решается на большее. — I was stupid. I let my emotions take over. (Я был глуп. Позволил эмоциям взять верх.)

Саша не перебивает его, давая сказать всё, что накопилось. Кёниг вздыхает, переводя взгляд в сторону.

— It's because of Javier (Это из-за Хавьера), — Александр делает короткую паузу. — The therapist says... It's about trust. About betrayal (Психолог говорит... Это про доверие. Про предательство), — мужской голос становится тише, будто он не до конца понимает себя самого. — I worked with him for years (Я работал с ним годами), — Кёниг сжимает пальцы, словно пытается удержать что-то неосязаемое. — And I never, never thought he could do this. (И я никогда, никогда бы не подумал, что он способен на такое.)

Стравински понимает. Она понимает, что для Кёнига это было не просто предательство сослуживца. Это разрушенный фундамент, на котором он строил доверие.

Она осторожно касается его руки, давая ему понять, что он не один в этом.

Кёниг коротко усмехается, но без радости.

— They told me I'll be assigned to missions with female operators for now. (Они сказали, что пока будут ставить меня на задания с женщинами-оперативниками.)

Саша чуть приподнимает бровь, и губы дёргаются в улыбке.

— Well, at least that doesn't include Andrei. (Ну, хоть под эту категорию не попадает Андрей.)

Кёниг фыркает, и губы расплываются в слабой улыбке. Он не против Андрея. Вовсе нет. Никто, помимо Саши стал по-настоящему близким человеком во всем этом безумии. Каким-то голосом мудрости. И если раньше это не ощущалось так сильно, то сейчас Килгор видит в Андрее старшего наставника и даже прислушивается к нему.

— I have people looking into the girl. (Я через своих людей пытаюсь узнать судьбу девочки.)

Саша чуть сильнее сжимает мужскую ладонь. Её голос становится мягче, теплее.

— And I think I found something about the program. I'll try to bring you good news soon. (А я, кажется, кое-что нащупала насчёт программы. Постараюсь скоро порадовать тебя новостями.)

Кёниг смотрит на неё с теплотой, но тень грусти в его глазах исчезает не до конца.

— Tomorrow morning, I have to meet the therapist again. (Завтра утром мне снова нужно к психологу.)

Он не сопротивляется этому, но ненавидит сам факт, что это необходимо.

Саша понимает его раздражение, но знает, что он действительно пытается справиться. Она мягко касается его подбородка, заставляя его посмотреть на неё.

— Just don't let them mess with your head too much, König. (Просто не позволяй им слишком лезть тебе в голову, Кёниг.)

Он улыбается устало, но искренне.

— You know me. I let only you do that. (Ты же знаешь меня. Я позволяю это только тебе.)

«I let only you do that» — звучит в голове Стравински голос Александра, когда она подходит к двери Филлипа.

Она уверенно стучит костяшками по двери в кабинет.

— Commander, you asked me to stop by regarding the program. (Командир, вы просили меня зайти насчёт программы.)

Изнутри слышится короткое:

— Come in. (Входите.)

Женщина толкает дверь и входит. Грейвз сидит за своим столом, перебирая бумаги. Подняв голову, он приподнимает бровь, оценивая вид снайперши и, возможно, думая о чём-то, но никак это не комментируя.

— Ah, Stravinsky. Right on time. (А, Стравински. Как раз вовремя.)

Он откладывает документы в сторону и поднимается. Саша неожиданно ловит себя на том, что ждёт, что он предложит ей сесть, но Грейвз действует иначе.

— Follow me. (Следуй за мной.)

Он выходит из-за стола и направляется к двери. Женщина замирает лишь на мгновение, потому что он не ведёт её к своему креслу. Не приглашает в свою зону власти, а ведёт её... Куда-то ещё.

Она делает пару быстрых шагов, догоняя командира.

— Not your office? (Не ваш кабинет?) — спрашивает Саша, стараясь придать голосу лёгкую небрежность.

Грейвз бросает на оперативницу взгляд через плечо.

— No. (Нет.)

Они выходят в коридор. Шаги Филлипа такие целенаправленные, будто он даже не задумывается, как это может выглядеть со стороны.

— Molly handling most of these applications (Молли занимается большинством этих заявок), — спокойно поясняет он.

«Молли» — Саша хмурится, вспоминая, что уже слышала это имя. Вчера за ужином.

Грейвз и Стравински быстро достигают нужного кабинета. Филлип открывает дверь и пропускает женщину вперёд

«Как всегда галантен.»

Внутри чистое рабочее пространство. Минимализм. Почти никаких личных вещей. Огромный монитор, стопка бумаг и аккуратно сложенные папки. И компьютер. Самое главное.

— Take a seat (Присаживайся), — мягко приказывает Грейвз, указывая на стул перед монитором.

Саша садится, но её мышцы напряжены. Она знает, что сейчас важен каждый её жест, каждый её вдох, каждый взгляд.

Грейвз обходит женщину сзади, а затем нависает чуть ближе, чем следовало бы. Он не касается её напрямую, но его ладонь оказывается на столе, близко к её руке.

Филлип словно окружает её, а затем раскрывает небольшую кожаную записную книжку, перебирает страницы и быстро вводит пароль.

Логин подтверждён. Компьютер разблокирован. Саша получает доступ к системе.

— Alright (Так), — тёплый мужской голос звучит успокаивающе, и Саша чувствует его дыхание где-то над ухом. — Here's the application form... (Вот анкета...) — он лениво прокручивает страницу, словно не торопится отпустить этот момент их близости. Голос становится ниже, мягче и тише. — All you need to do is fill out the fields... (Тебе просто нужно заполнить поля...)

Он снова слегка подаётся вперёд, как бы случайно. Как будто хочет проверить, как она отреагирует.

Но Саша не реагирует. Она даже не моргает. Она просто смотрит в экран, как будто Грейвза нет, и этих странных знаков внимания тоже нет.

Филлип чувствует перемену. Что-то меняется в его взгляде. Он замечает холодность, некую отстранённость, но ещё не понимает, почему.

Звонит его чёрный AGM, и Грейвз раздражённо вздыхает, доставая устройство из кармана.

— Give me a second. (Секунду.)

Он отвечает, слушает, а затем кивает себе под нос.

— Yeah, I'll be there. Just a minute. (Да, буду через минуту.)

Филлип опускает телефон обратно в карман брюк, оборачивается к Саше и ухмыляется:

— Try not to hack anything while I'm gone. Everything's under cameras, you know (Не вздумай ничего тут взломать, всё под камерами, знаешь ли), — Грейвз говорит это с лёгкой усмешкой, но в его голосе слышится тонкая нота предупреждения.

Саша делает невинное лицо, а затем одаривает его лучезарной, чуть лукавой улыбкой.

— Oh, come on... (Ну что ты...) — она смеётся, чуть наклоняя голову.

Грейвз кивает, бросая на неё оценивающий взгляд, а затем делает пару шагов назад, прежде чем выйти из кабинета.

— Just saying... I know you Russians. (Просто говорю... Я знаю вас, русских.)

Он произносит это нарочито небрежно, но Стравински тут же замечает тень хитрой усмешки, мелькнувшую в уголках его губ. Она поджимает губы, старательно скрывая ухмылку, но не удерживается от ответа:

— Oh, do you? (Ах вот как?)

Грейвз делает вид, что не замечает её провокационного тона и лишь пожимает плечами.

— Let's just say... I wouldn't be surprised if I come back and find you rewriting the Pentagon's security protocols (Скажем так... Я не удивлюсь, если вернусь и застану тебя переписывающей протоколы безопасности Пентагона), — он усмехается, чуть щурясь. — I won't be long. (Я не надолго)

Мужчина разворачивается и выходит, оставляя Сашу одну в кабинете.

Как только дверь тихо закрывается, Стравински на мгновение замирает, вслушиваясь в звук его удаляющихся шагов. Шутит он или нет, но она не собирается упускать этот шанс и терять время, заполняя анкету.

Женщина сворачивает программу и открывает рабочий стол. Всё разложено по папкам с той же скрупулёзностью, с какой Грейвз отбирает людей в свою команду.

Саша находит папку «Участники ППО*». Кликает.

Внутри десятки папок с именами, среди которых есть и знакомое. «Хавьер Альварадо». Двойной щелчок.

Документы загружаются на экран: анкета, одобрение участия, данные перевода, номер счёта, деньги перечислены.

Стравински поджимает губы. Она не может скопировать файлы или отправить их куда-то. Да даже распечатать.

«Что же делать?»

Пара минут раздумий, после чего Саша медленно вытаскивает телефон, делая вид, что получила звонок.

— Да, я тут... (Yeah, I'm here...) — бросает она в пустоту, прижимая устройство к уху и слегка поворачиваясь в сторону, чтобы её плечо перекрыло часть обзора для камер.

Она покачивается на стуле, словно расслабленно слушает собеседника.

Щёлк.

Телефон фиксирует изображение. Она делает ещё пару небрежных движений и озвучивает пару фраз, характерных для дружеского разговора.

Щёлк.

Она опускает руку, будто бы думает о чём-то и бросает короткий взгляд на монитор.

Щёлк. Последний снимок готов.

Саша завершает фантомную беседу и медленно убирает телефон, возвращаясь к компьютеру.

В этот момент в замочную скважину кабинета проникает ключ. Кто-то нетерпеливо двигает небольшой металлический предмет. Саша закрывает все папки и разворачивает анкету перед собой, пытаясь унять дрожь в руках.

Дверь открывается, и Стравински чувствует на себе яростный взгляд ещё прежде, чем поднимает глаза.

— Who the hell are you, and what are you doing at my desk? (Кто, чёрт возьми, ты такая и что ты делаешь за моим столом?)


Примечание от автора:

Иллюстрация к главе: https://t.me/grapesfanfiction/1131

Иллюстрации к частям, а так же новости по написанию и выпуску новых фф или частям к ним можно найти в моем тг-канале: https://t.me/grapesfanfiction (o˘◡˘o)

Огромное спасибо каждому читателю за ваш интерес к фанфику, за все комментарии, поддержку и вашу любовь! Обнимаю! Ваши слова вдохновляют!🙏

21 страница30 января 2025, 22:29