Тёмные воды

Во рту ещё чувствовался вкус крови. Видимо, после нескольких дней, прошедших словно в тумане, организм решил оттянуться по полной и поотключать мне пару жизненно важных систем в случайном порядке. Иначе я не могла объяснить, почему мне вдруг так хреново. Кровь хлынула носом, заливая ладони, футболку и всё вокруг, у меня добрых полчаса ушло на то, чтобы её остановить. Голова кружилась гораздо дольше.
Я выползла подышать свежим воздухом перед сном, когда уже было темно. Ветер принёс с запада с запада тяжёлые мрачные облака, и они клубились на горизонте, скрадывая догорающие лучи заката.

Я остановилась на террасе для гостей под слабо мерцающим фонарем, для того, чтобы идти на пляж, сил уже не было.
Мысли, из хватки которых больше всего хочешь вывернуться и сбежать, сами собой лезли в голову.
Душили меня. Когда у нас всё успело пойти по одному месту? Что я сделала не так?

Он вырос в семье без матери с эмоционально отстранённым отцом, может, его любить надо по-другому. Я даже называла его всегда только полным именем, никогда ласково, никогда «родной». Не удивительно, что теперь он там, с ней, с этой нежной девочкой, которая гладит его руки и смотрит на него этими невозможно влюблёнными глазами, как будто кроме него больше ничто не важно.

Вдалеке послышался скрип, шаги. По каменистой тропинке от коттеджа ко мне шёл Кирилл Будаев.

– Лися? – позвал он ещё издалека. – Надо поговорить.

– Да, наверное, надо, – я повернулась к нему, обнимая себя за плечи, потому что на ветру уже успела продрогнуть.

Заклинатель выглядел не лучше меня: какой-то весь потрёпанный и помятый. Он на секунду замялся, кусая губы, потом всё-таки начал с тяжёлым вздохом.

– Я вряд ли смогу исполнить своё обещание, прости. Не смогу ей сказать, что бросил её тогда. Что мы больше не... Что у меня была другая девушка. У неё нет никого, кроме меня, это её сломает, а ты...

– Я сильная, я выдержу, да? – болезненная усмешка скользнула по губам против воли. – Да выдержу, куда я денусь. – заключила, глядя перед собой.

Не хотелось даже самой себе признаваться, насколько это в действительности меня уничтожило. Я боялась давать кому-то такую большую власть над собой. Я ему доверилась. Это было зря.
В горле жгло.

– Лиса, прости. В начале я правда хотел... сказать.

Эти унылые вымученные оправдания душу выворачивали похлеще, чем самый изощрённый пыточный инструмент. Кириллу прямо крепко втащить хотелось, но я ограничилась тем, что рявкнула на него злобно:

– Будаев можешь не пиздеть над ухом, я всё понимаю!

Мне вдруг показалось, что я его сейчас даже почти ненавижу! Эта его очаровательная манера побегать от собственного прошлого вонзилась мне в самое сердце, и теперь я чувствую, словно там проворачивается осколок стекла, пуская кровь.
Он мне врал все это время? Не мог забыть эту свою Аяну? Всё это было... притворством? Так, несерьёзная Василиса, девочка не замену. Не в счёт, если ты вернул настоящую любовь.
Я привыкла держать свою жизнь под контролем. Чтобы всё было правильно, по порядку. Сейчас ничто не казалось правильным. У того ада, что пожирал меня изнутри, даже названия не было. Столько смешанных чувств не помещались в замкнутом контуре грудной клетки, и это сводило меня с ума. В попытках хоть как-то унять их, вернуть контроль себе, я судорожным движением взъерошила волосы.
Добавила тихо:

– Соврала сейчас. Я ничего не понимаю. Говори, что ты хотел.

– Я... Я не знаю как правильно поступить, прости. Но чувствую, что нельзя больше тянуть с этим. Вижу, как тебе плохо, и не могу ждать, что ты останешься рядом. Поэтому просто хотел сказать... что тебе не обязательно... В общем, то, что ты можешь мне помогать, не делает тебя обязанной. Живи свою жизнь. Не чувствуй себя виноватой.

Поначалу эта сбивчивая тирада показалась мне бессмысленной. Но постепенно до спутанного сознания дошло, что он прощается. Он тоже думал, что будет с его камланиями, если мы разойдёмся.
Он вот так решил.
Я кивнула, чувствуя, как горло сдавило спазмом. Твою мать, как же мне патологически не везёт с мужиками. Хотелось стукнуть его по лбу. Ведь даже если это прощание, даже если мы действительно ставим точку, в глубине души ты ждёшь услышать нечто совсем другое. Может, что-то классическое, избитое? Что-то вроде «Спасибо за всё, что было. Я правда тебя любил». Хрена с два. Он не добавил больше ничего к своим словам. И когда молчание стало невыносимым, мне пришлось нарушить его самой.

– Классно ты придумал, Будаев, – с губ сорвался усталый смешок. – И что, это значит – всё?

– Да, – подтвердил он. – Это значит – всё.

– Ну и хрен с тобой, – вялый взмах рукой.

Моя обречённая усмешка. Его виноватый взгляд.

– Пойдём домой. Ты замёрзла вся.

– Пойдём, – равнодушно согласилась я.

Ветер донёс до нас едва различимый скрип дверных петель. Кирилл всё не двигался с места, и, пользуясь заминкой, я подалась вперёд. Ладонь коснулась его лица, он порывисто вздохнул в ответ на это движение.

Знаешь, после всего, что было, горько осознавать, что ты, наверное, никогда по-настоящему меня не любил. Хуже только то, что я, кажется, действительно тебя любила.

Пока заклинатель не успел опомнится, я подалась вперёд, опуская на его губы поцелуй. Он сначала замер, словно сделавшись восковым, а потом вдруг ответил с такой нежностью, что у меня едва получилось сдержать рвущийся из груди стон. Снова касаться его кожи, чувствуя пальцами трепещущее тепло, снова вдыхать его запах – о, это было прекрасной пыткой, достойной прощального поцелуя.

Мы оторвались друг от друга, тяжело дыша. Секундное помутнение отступало, отдавая место пустоте и горечи. И стоя на пороге этой чернильной бездны, ещё удерживая в ладонях моё лицо, Кирилл прошептал беспомощно:

– Не делай этого со мной, Лися.

Я на миг прикрыла глаза, а потом взглянула за его плечо, 
на стоящую у крыльца Аяну.
Не знаю почему меня потянуло сделать что-то настолько мерзкое.

Может, потому что мне захотелось вернуть ей хотя бы частичку той боли, что её появление мне причинило.

Может, потому что я ведьма и это у меня в крови.