Тёмные воды

Они остаются вдвоём в комнате коттеджа, с окном, в котором краешек Байкала виднеется. И сидя на покрывале, они всё не решаются разжать сцепленные руки: уставший после камлания шаман и сонный птенчик, вернувшийся с того света.

Аяна мурлыкает под нос тихую уютную песенку, не замечая, как он на неё смотрит, как прикоснуться боится, вздохнуть боится, потому что ему кажется, что она от неловкого движения развеется, словно морок. Осядет дымом в его руках. Как... тогда.

– Все так смотрят странно, – подмечает Аяна.

Она сидит на кровати в сползшей с плеча ночной рубашке и болтает босыми ногами в воздухе. Она кажется ему такой уязвимой, что каждый взгляд отзывается в груди медленной тягучей болью.

– Ты будто изменился, – с изучения простыни она переходит к его лицу.

Кирилл чувствует, как на щёку ложится невесомое прикосновение, скользит вниз по скуле, спускаясь к линии подбородка.

– Ещё бы, – он ловит её руку, сжимает в своей и наконец решается это сказать. – С того дня, как ты исчезла, семь лет прошло. Все считали тебя погибшей.

На её лице тенью скользит удивление, но мягкое, словно пока он рядом, она всё готова принять. Только в последний момент во взгляде мелькает тревожное что-то, безотчётное.

– И ты считал?

Аяна спрашивает серьёзно, вглядываясь в его лицо. Кирилл отвечает на этот вопрос мучительным долгим молчанием, низко опустив голову. На этот раз он не находит в себе сил ответить.

– Прости, заставила поволноваться тебя. – Аяна ерошит волосы, и оттого тёмные пряди на миг скрывают её лицо. Голос едва заметно дрожит, хотя она улыбается. Заглядывает в его глаза и виновато улыбается. Даже сейчас, когда у неё есть право на порядочную истерику. – Раз все думают, что меня больше нет в этом мире, тогда, знаешь... не говори им ничего. Пусть всё остаётся, как есть.

***

На веранде для гостей в этот час пусто: только мы и ветер. Дядя Сэнхэ вынес стёганые одеяла, чтоб никто не замёрз, а сам, сославшись на усталость и избегая вопросов, ушёл в дом.

Яся нервно дёргала ногой. Её, казалось, только стёганое одеяло и удерживало от того, чтобы вскочить и начать расхаживать туда-сюда, вырисовывая бешеные зигзаги.

– Не понимаю, как ты можешь быть такой спокойной?

Я уже полчаса практически без движения изучала пустым безучастным взглядом дно своей кружки с чаем, заботливо заваренным Сараной. Яся явно недооценивала степень моей усталости. Я не была спокойной, я была ушатаной вхлам.

– Не знаю. Вроде ничего плохого не произошло. Все живы, здоровы. Даже тот парень, которого записали в без вести пропавшие, даже... кхм...

Как ни крути, это было неожиданно и пока плохо укладывалось в голове.

– Ему папаша её подобрал. Считал, удачная партия, у неё отец какой-то там богач. Ну она такая как бы, странненькая всегда была, – Яся сделала невнятный, но очень выразительный жест около виска, – даже по нашим будаевским меркам, а у нас, блин, в роду шаманы! Она не удаган, но духов видеть может, как я. Всё время её тянуло на ту сторону, вот и доигралась, утянуло однажды насовсем. Кирилл сразу за ней полез, а ему Караш-Бий камлать в тот раз запретил. Караш-Бий  – это сын Эрлика, божество порога, – видя моё непонимание, старательно пояснила Яся, – На любое камлание у него испрашивать разрешение надо. И если духам не угодно, он не даёт добро. А наш придурок всё равно полез. Так что проклял Кирилла, скорее всего, Караш-Бий, за нарушение запрета. А всё из-за этой...

Яся выразительно замолчала, и лицо у неё сделалось таким кислым, будто препод передумал ставить ей обещанный автомат накануне экзамена. Для описания «этой» так подходящего слова и не нашлось.

– Ты прям не любишь её. За что?

Не то чтобы перечисленных причин было недостаточно, но... Нет, их всё-таки было недостаточно. Ну полезла она на изнанку, зная, что всё плохо может кончиться. Ну застряла там. Но кто из нас без греха?
Я как-то тоже сдуру полезла к своему чокнутому бывшему, и наша милая встреча чуть было плавно не перетекла в оккультное жертвоприношение. Будаеву пришлось меня вытаскивать, и он тогда знатно отгрёб, хотя предупреждал. Но Яся про то и слово мне не сказала.

– За то, – отозвалась она, злобно стукая кружкой по деревянному столику. – Он рядом с ней дуреет!

В устоявшейся ночной тишине, нарушаемой лишь сверчками, вдруг послышались шаги. Это Будаев шёл к нам из коттеджа, медленно, словно каждый шаг давался ему с трудом.

– Ты с ней поговорил? – требовательно спросила его сестра.

– Кое о чём, – пространно ответил тот, опускаясь на скамейку рядом с нами. – Потом она заснула, – он помолчал, отхлёбывая остывший чай из кружки, оставленной ему на столе. Потом добавил, не поднимая глаз. – Она даже не знала, что столько лет прошло. В Нижнем мире время течёт иначе. Для неё это было не больше пары часов.

Кирилл боялся вслух произнести имя первой своей возлюбленной, словно Аяна была для него каким-нибудь божеством. При всём этом он не выглядел очень уж счастливым. Скорее, даже больше потерянным, чем обычно.

– Класс, – с недоброй иронией в голосе фыркнула Яся.

– Это жуткая история, – я всё смотрела на дно своей чашки, туда, где сплетались друг с другом стебли душистого чабреца. – Девушку очень жаль. Как она теперь...

– Спасибо что помогла с камланием, – поблагодарил заклинатель. Вышло у него это как-то скорбно и беспомощно, так что от одних только слов ком в горле застрял. Захотелось выплюнуть.

– М-м-м... не благодари. Лучше объясни другое. Как тебе удалось её вытащить?

– Я пока не знаю, как это объяснить. Не знаю, смогу ли когда-нибудь это объяснить вообще. Я обязательно ей скажу про... нас с тобой, просто она... она ещё не пришла в себя. Сейчас был не лучший момент для этого.

– Хорошо.

Ему с трудом удавалось подбирать слова, поэтому я решила не мучить его больше этими разговорами, прилипающими к зубам, как просроченная тянучка.

– Что?

Будаев наклонился вперёд, чтобы всё-таки – впервые за вечер – поймать мой взгляд, словно не до конца поверил услышанному.

– Хорошо, я всё понимаю, – повторила прилежно, со старательной отчётливостью выговаривая слова. –  Ситуация незавидная.

Вдруг захотелось обнять его, но почему-то я так этого и не сделала.

***

Утро в столовой разносится запахом свежей выпечки, ползёт по занавескам ласковыми солнечными лучами, рассеивая следы беспокойной ночи. Но такие ночи не проходят совсем бесследно.

Кирилл сидит за столом с Аяной.
Все косятся на них странно, но они словно не замечают этого.

– До предела странная херня, – недовольно хмыкает Яся, с размаху опуская на скатерть свою тарелку с овсянкой. – Он опять стал... таким.

Оставшиеся обитатели коттеджа специально сели подальше, их столик теперь на другом конце столовой, в самом углу, у выхода. Но и расстояние не спасает от раздражения.

– Каким? – бесцветно переспрашивает Василиса, ковырять в каше.

– Ничего вокруг не замечает.

Лиса неопределённо пожимает плечами и утыкается взглядом в свою тарелку, так и не притронувшись к завтраку. Ей особо даже ответить нечего.

Кирилл и Аяна выглядят так, словно тысячу лет знакомы, словно, пережив расставание, поняли, как бессильно над ними время. Гости постепенно покидают столовую, и залитая солнцем веранда пустеет, лишь с кухни доносится звон посуды, но они и этого не замечают, поглощённые друг другом.
Он рассказывает ей, как провёл эти долгие семь лет. Как сбежал с Ольхона, ничего не сказав отцу, как устроился преподом на новом месте, в большом незнакомом городе, как поначалу весьма своеобразно нашёл приключений на задницу, а потом друзей, как ему потом пришлось этих друзей потерять.

Аяна слушает, затаив дыхание. Каждая крупица его жизни имеет значение. Она даже вопросов почти не задаёт, опасаясь сбить его смысли. Но иногда это правило нарушается.

– А кто была та девушка? Она так на тебя смотрела...

Молодой заклинатель колеблется, прежде чем ответить, и кончики ушей его заливает краска.

– Ох, это... Василиса, она помогает шаманить мне.

– Хорошо, что у тебя есть помощники Кирилл, – на лице девушки тотчас появляется светлая улыбка, – Одному, наверное, тяжело было?

– Всё-то ты замечаешь.

– Её сложно было не заметить, ты уж прости. Если честно, я, кажется, её даже немного боюсь, – улыбка делается неловкой, словно извиняющейся. – У неё очень тяжёлый взгляд.

Аяна отодвигает кресло, чтобы выйти из-за стола, но движения ещё неверные, словно она не до конца освоилась с телом. Задетая локтем сахарница со звоном разбивается о дощатый пол.

– Ох, нет...

Аяна тотчас опускается на колени, чтобы собрать осколки, но делать этого голыми руками не стоило. На ладони выступает кровь вдоль косой линии пореза.

– Я за аптечкой на кухню, посиди здесь, – тотчас подрывается Кирилл. – Только ничего не трогай больше, ладно?

Когда он вновь появляется в столовой, она всё ещё сидит на полу, прижимая кровоточащую ладонь к платью, и оттого ткань на груди медленно пропитывается алым.

– Зря я, наверное, вернулась, да? – Аяна пытается улыбаться, но голос её дрожит. – Только неприятности приношу...

– Что ты, это совсем не так.

Он мягко отнимает её руку от груди, заливает царапину перекисью.

– Разве? Свалилась как снег на голову, непонятно откуда... Твои друзья не очень-то мне рады. Я видела эти взгляды, – Аяна неуютно ёжится, закусывая губу.

Кирилл держит её руку в своей и чувствует, как по всему её телу проходит дрожь, которую так хочется успокоить, унять, убаюкать в своих объятиях.

– Я счастлив, что ты вернулась, –он бережно перевязывает рану и опускает на тыльную сторону ладони поцелуй, прямо поверх бинтов. – Вот так.