Солнечный корт

Жан
Жан Моро очнулся, собирая себя по кусочкам, пытаясь найти в себе
силы, как он уже делал тысячи раз до этого. Облако в его мыслях было
таким же непривычным, как и тяжесть в конечностях: когда требовалось
подлатать команду, Джосайя обычно использовал ибупрофен, даже если
речь шла о том, чтобы подчистить за Рико. Для Жана это означало, что
ему совсем не понравится то, с чем он столкнется, окончательно
проснувшись.
Помимо жгучей боли от затылка до макушки, его скулы и нос горели и
ощущались простой кашицей. Жан приподнял слишком тяжелую руку и
осторожно ощупал линии своего лица. Швы и бинты были привычно
шершавыми под его пальцами, а нарастающая боль при легком
надавливании подтвердила, что его нос оказался в очередной раз сломан.
Вороны собирались использовать это в своих интересах в течение
следующих нескольких недель, чтобы Моро не забывал свое место. У
Жана не было другого выбора, кроме как защищаться от их высоких и
жестоких требований, отступая назад, когда следовало бы двигаться
вперед.
Шея болела, но кожа на ней была цела, и в своем туманном бреду Жану
потребовалось слишком много времени, чтобы вспомнить, что именно
произошло. Когда воспоминания наконец обрели четкость, по спине
Жана пробежали мурашки – он помнил, как руки Рико сжимали его горло
сильнее и дольше, чем когда-либо прежде. Именно тогда Жан поддался
страху и, забывшись, попытался оттолкнуть руки Морияма. Рико в ответ
принялся безжалостно молотить его кулаками по лицу. От осознания
того, что после чемпионата Хозяин изобьет Рико до полусмерти за
нарушение золотого правила — не там, где это могут увидеть другие
— Жана затошнило. Рико становился вдвойне злее, когда ему причиняли
боль.
Жан медленно опустил руку на бок и попытался открыть глаза.
Потребовалось несколько попыток, прежде чем он смог сфокусироваться
на незнакомом потолке. Жан был продан Замку Эвермор пять лет назад;
он знал каждый квадратный сантиметр этого стадиона лучше, чем свое
собственное тело. Этой комнаты не было в Эверморе, не с такими
бледными цветами и широкими окнами. Кто-то накинул темно-синее
одеяло на карниз для штор, чтобы немного затемнить комнату, но лучи
ярко-оранжевого солнечного света все равно пробивались сквозь него и
ложились полосами на кровать.
Больница? От страха он начал считать пальцы на руках и ногах. Руки
болели, но он всё ещё мог ими шевелить, а отсутствие на этот раз
сломанных конечностей немного успокаивало. Но что случилось с его
ногой? Когда он попытался пошевелиться, его левое колено заныло, а
левая лодыжка сразу же вспыхнула от боли. Всего через несколько
недель им предстояла встреча с Троянцами в полуфинале чемпионата, и
было не похоже, что всё успеет зажить до этого времени.
Жан заставил себя подняться и тут же пожалел об этом. Боль, пронзившая
его от живота до ключицы, была такой сильной, что его тут же
затошнило. Жан медленно втянул воздух сквозь стиснутые зубы,
чувствуя, как от напряжения сжимается вся грудь. При воспоминании о
том, как Рико бил его, снова и снова, даже когда Жан пытался свернуться
в комок и защититься, у Моро похолодело в жилах. Прошли годы с тех
пор, как Рико в последний раз ломал ребра Жану. В последний раз Жан
был отстранен от корта на одиннадцать недель, а Рико - на одну, когда
Хозяин закончил с ним. Это не могло повториться, не могло,
- но первое
же прикосновение к боку вызвало приступ сильнейшей агонии.
Он чуть не до крови прикусил губу, заставляя себя оглядеться.
Отсутствие какого-либо медицинского оборудования опровергло его
предположение о больнице. Это была чья-то спальня, но это не имело
никакого смысла. На тумбочке рядом с кроватью красовались будильник,
лампа и две разные подставки. Вдоль дальней стены тянулся длинный
комод, на котором были разбросаны книги и украшения. Сразу за ним
стояла корзина для белья, которую срочно требовалось вынести.
Затем единственное, что увидел Жан, единственное, что стало иметь для
него значение, была девушка, сидевшая на табуретке у изножья кровати.
Рене Уокер сидела, закинув ноги в носках на край кровати, со
сложенными руками на коленях. Несмотря на расслабленную линию
плеч и спокойное выражение лица, ее взгляд оставался проницательным,
когда она смотрела на него. Жан взглянул на нее в ответ, ожидая,
услышать хоть что-то.
– Добрый вечер, – сказала она наконец. – Как ты себя чувствуешь?
На мгновение он снова оказался в Эверморе, наблюдая, как Хозяин
сообщает Рико, что Кенго скончался. Хозяин должен был вылететь на
частном самолете в Нью-Йорк для организации похорон, а Рико
оставалось присматривать за Воронами в его отсутствие. Рико знал, что
лучше не спорить по этому поводу, но все равно беспомощно последовал
за Хозяином к выходу, в надежде переубедить его. У Жана было двадцать
секунд покоя, и он потратил их впустую, решив отправить Рене
сообщение с предупреждением. Жан знал, что именно произойдет, когда
Рико потребовал последовать за ним в Блэк-Холл, но не смог ослушаться
приказа.
Его мысли проносились мимо дикой ярости Рико, а всё, что было дальше,
происходило как в тумане: приглушенные голоса, доносящиеся за тысячу
миль, отдаленный шум дороги во время бесконечной, мучительной
поездки, запах сигаретного дыма и виски, когда парень нес свое
обмякшее, одурманенное наркотиками тело в чужой дом.
«Нет», – подумал Жан. – «Нет, нет, нет.»
Он не хотел спрашивать, но пришлось. Чтобы произнести слова, когда
его сердце застряло в горле, потребовалось три попытки:
– Где я?
Взгляд Рене был столь же непоколебимым, сколь и нераскаянным.
– Южная Каролина.
Жан подтянул ноги к краю кровати, собираясь встать, но боль оказалась
такой сильной, что его чуть не вырвало. Он задыхался, сердце бешено
колотилось в глазах и кончиках пальцев, и Моро смутно осознал, что
Рене подошла ближе, оказавшись перед ним. Жан даже не слышал, как
девушка встала, поняв, что она рядом того тогда, когда она начала
осторожно ощупывала его ребра.
– Дай мне встать, – сказал он, как будто в данный момент мог
контролировать свое тело. Он моргнул, чтобы избавиться от черных
пятен перед глазами, разрываясь между туманным жаром подступающей
тошноты и головокружительным ощущением падения. Он не был уверен,
что наступит раньше - потеря сознания или рвота, но молился, чтобы это
произошло в любом порядке, который сможет привести к летальному
исходу. – Отпусти меня.
– Не отпущу. Ложись.
Рене положила одну руку ему на плечо, а другую на бок, чтобы удержать.
Жан пытался сопротивляться всего секунду - напрягаться было большой
ошибкой, которую он не хотел бы повторять в ближайшее время. Рене
перевернула его на спину и снова накрыла одеялом до ключиц. Она по
очереди проверила глаза Жана, зажав его подбородок большим и
указательным пальцами, когда он попытался отвести от нее взгляд. Жан
сердито посмотрел на нее со всей яростью, на которую было способно
его измученное, сломленное тело.
– Он тебя не простит, – сказал Жан. – И я тоже.
– О, Жан, – сказала Рене с милой улыбкой, которая не коснулась ее глаз.
– Мне этого не простят. Постарайся немного поспать. Это поможет тебе
больше, чем что-либо другое.
– Нет, – настаивал Жан, чувствуя, что всё же понемногу начинает
уступать и проваливаться во тьму.
---
Это должно было быть кошмаром.
Если бы в мире была хоть капля справедливости, Жан проснулся бы в
Эверморе от нетерпения Хозяина и ненависти Рико. Но, когда Моро в
следующий раз выбрался из пучины сна, он все еще находился в этой
светлой спальне с одной кроватью, а Рене наблюдала за ним, стоя в
изножье. На ней было надето что-то новое, и свет, падавший на кровать,
казался мягким утренним сиянием. Жан еще раз мысленно проверил
состояние своих конечностей, прежде чем смог снова с трудом
подняться. Взгляд Рене был спокойным, но Жан никогда больше не
поверил бы ее миролюбивому поведению. Она прокляла их обоих.
– Где я? – спросил он, молясь, чтобы на этот раз ответ был другим.
– В Южной Каролине,
- без колебаний ответила она. – Если говорить
более конкретно, ты находишься в доме нашей медсестры, Эбби
Уинфилд. Сегодня 15 марта, – сказала она, прежде чем он снова успел
задать вопрос. – Ты помнишь что-нибудь из вчерашнего?
– Я оказался здесь вчера, – сказал Жан. Это был не совсем вопрос, но он
посмотрел на нее, ожидая ответа. Он не был уверен, насколько сильно
Рико потрепал его, и то, что Рене кивнула, немного помогло. Моро
потерял целый день из-за этих обрывков кровавых воспоминаний и
последнего разговора с ней, но был готов списать эти промежутки на
беспамятство.
Жан осторожно подтянул ноги к краю кровати. Правая нога двигалась
сама по себе, а чтобы сдвинуть с места левую, ему пришлось обхватить
ее ноющими руками. Каждый вдох, который ему удавалось сделать, и
каждый дюйм, на который он передвигался, отдавался болью. Слишком
много глубоких и затяжных повреждений было нанесено. Боль пронзила
его грудь и внутренности, словно кислота, разъедая все, что от него
осталось. Это было чертовски больно, но он справлялся и с худшим. Он
переживет это, чего бы это ему ни стоило.
– Жан, - сказала Рене. – Я бы предпочла, чтобы ты оставался на месте.
– Ты не сможешь меня остановить, – сказал Жан.
– Я обещаю, что смогу, – сказала она. – Это для твоего же блага. Ты не в
том состоянии, чтобы передвигаться самостоятельно.
– Я пытаюсь передвинуться именно из-за тебя! – огрызнулся Жан. – Тебе
не следовало привозить меня сюда. Отправь меня обратно в Эвермор.
– Нет. – сказала Рене. – Если этот ответ тебя не устраивает: я не могу.
Мистер Андрич на время изгнал тебя из Эвермора.
Жан знал это имя, но смутно. Рене, поняв, что его молчание было вызвано
скорее замешательством, чем воинственностью, объяснила:
– Ректор вашего кампуса.
– Мой... — сердце Жана ушло в пятки. – Что ты наделала?
Когда он, наконец, добрался до края кровати, Рене подошла ближе и
опустилась рядом с ним на колени, словно нераскаявшаяся и
непреклонная баррикада, удерживающая его на матрасе.
– Я отправила его в Гнездо без предупреждения и приглашения.
– Нет, - ответил Жан, глядя на нее снизу-вверх. – У него же нет доступа.
Нет полномочий, чтобы попасть внутрь.
– Для него это было неприятным открытием, – призналась Рене с
мрачной улыбкой в уголках рта. – Потребовалось полдюжины звонков в
больницы и службу безопасности, чтобы открыть дверь.
Она развела руками в жесте «вот и все».
– Он потребовал встречи с тобой, а Вороны не знали, что не нужно
показывать ему дорогу. Рико в это время был на корте, – объяснила она,
прежде чем Жан успел спросить. – Он не успел вернуться внутрь
достаточно быстро. О, спасибо.
Последняя фраза была адресована не ему. Жан не смог повернуться,
чтобы посмотреть, кто к ним присоединился, но вскоре в поле зрения
появилась женщина с подносом. Она выглядела отдаленно знакомой, и
Моро понимал, что это означало, что она была связана со спортом. Он
наверняка видел ее в сторонке или на банкете, а значит она должна была
быть медсестрой команды, в доме которой его держали. Жан наблюдал с
прикрытыми глазами, как Рене убирала вещи с тумбочки. В пределах
досягаемости стояли два стакана воды, стакан светлого сока и тарелка
супа. Эбби убедилась, что поднос стоит ровно, прежде чем внимательно
посмотреть на Жана.
– Как ты себя чувствуешь?
Жан ответила ей каменным взглядом, но женщину, которой изо дня в
день приходилось сталкиваться с отношением Натаниэля и Кевина, вряд
ли испугал бы его гнев. На самом деле, она просто наклонилась, чтобы
осмотреть его раны. Взгляд медсестры был бесстрастным, когда она
осматривала его бинты и швы, а руки стали легкими, стоило ей начать
нащупывать линию его плеч.
– Он что-то говорил? – Спросила Эбби у Рене.
– В его голосе слышится заметная хрипотца, – сказала Рене, – но
непохоже, чтобы что-то было повреждено настолько сильно, что нельзя
было бы восстановить.
Рене взяла один из бокалов и протянула его, как бы предлагая. Жан даже
не осознавал, как сильно ему хотелось пить, но будь он проклят, если
возьмет что-нибудь от них. Рене, казалось, была довольна тем, что просто
ждала его решения, держа чашку в пределах досягаемости, не пытаясь
впихнуть её в его покрытые синяками руки. Минуту она наблюдала за
работой Эбби, прежде чем запоздало вспомнить, что пыталась
объясниться.
– Я поставила Андрича перед выбором: позволить мне забрать тебя
домой, чтобы ты пришел в себя, или смириться с тем, что моя мама
опубликует очень подробную и наглядную статью о том, что с тобой
произошло в его кампусе. Неудивительно, что он был очень рад купить
мое молчание. Он пообещал разобраться, а я, в свою очередь, пообещала
держать его в курсе твоего состояния здоровья. Сомневаюсь, что мы
увидим какие-либо серьезные изменения в Эдгаре Аллане в преддверии
чемпионата, но пока я буду добиваться своих побед там, где могу.
Жан забыл о своем решении хранить молчание.
– Это не победа, ты, самонадеянная дура.
Эбби вздрогнула от звука его голоса и осторожно надавила большими
пальцами ему на горло.
– Сделай вдох для меня.
Он попытался оттолкнуть ее руки, но эта попытка причинила ему гораздо
больше боли, чем ей, и Эбби просто подождала, пока он успокоится. Он
угрюмо сделал, как ему было сказано, и Рене внимательно наблюдала за
Эбби, пока медсестра пыталась ощутить, как двигается его шея под ее
пальцами. Эбби ослабила хватку для второго вдоха, но давление, которое
раньше было незначительным, теперь ощущалось как удар кочерги, и
Жан вздрогнул от ее прикосновения, прежде чем смог себя остановить.
Он попытался скрыть это за простым раздражением, отмахнувшись от
нее.
– Отойди от меня. Как я доберусь домой?
– Ты не уйдешь, – напомнила ему Рене. – Андрич уже исключил тебя из
состава - или исключит, как только расследование завершится. Ни за что
на свете он не позволит тебе вернуться к Эдгару Аллану, увидев тебя в
таком состоянии.
– Я - Ворон, сейчас и навсегда, – сказал Жан. – Не имеет значения, что
говорит один незначительный человек.
– Возможно, – сказала Рене легким тоном, который говорил о том, что
она в это не верит.
– Забери меня обратно в Эвермор.
– Я буду повторять это до посинения, если понадобится. Я не позволю
тебе уйти.
– У тебя нет права держать меня здесь.
– У него не было права так с тобой поступать.
Жан рассмеялся, коротко и резко, и позволил боли пронзить его насквозь.
Рене знала о его отношениях с Рико больше, чем следовало, из-за
безрассудной неосмотрительности Кевина, так что, конечно же, она
должна была понимать, какую наглую ложь сейчас говорила. Хозяин
купил Жана много лет назад, но из-за того, что под ногами у него
вертелось столько Воронов, у него не было ни времени, ни сил
приструнить рассерженного ребенка. Вместо этого он подарил его Рико,
доверив своему племяннику заняться воспитанием Жана. Рико имел
право делать с Жаном все, что хотел - Моро был его собственностью
отныне и до самой смерти.
Хозяин загонял своих Воронов в угол за любую оплошность и вбивал
свое недовольство в каждый дюйм кожи Рико, а сам Рико с интересом
передавал эти мучения Жану, как только сезон заканчивался. И хотя Жан
лично не впускал Андрича в Гнездо, его вина состояла в том, что Рене
отправилась его искать. Он был за сотни миль от дома, потому что у него
не хватило ума держать язык за зубами.
Жан пожалел, что вообще встретил Рене когда-то. Он ненавидел себя за
то, что поддался любопытству и ответил на ее сообщения в январе.
Оглядываясь назад, он казался сам себе предательской сукой.
– Никто так со мной не поступал, – сказал он. – Я получил травму на
тренировке.
– Я работаю с Лисами, – напомнила Эбби Жану. – Даже они не могут так
сильно ранить друг друга на корте. Видит Бог, многие из них пытались
это сделать за эти годы.
– Я не удивлен. Они посредственны во всем, что делают.
– Это, – сказала Эбби, очень осторожно касаясь пальцами его виска, – не
результат тренировки. Полагаю, даже Вороны тренируются в полной
экипировке? Посмотри мне в глаза и скажи, как им удалось вырвать у
тебя столько волос через шлем?
Рука Жана непроизвольно потянулась вверх, нашла ее ладонь, а затем и
ноющие точки на его голове. На краю сознания промелькнуло
воспоминание: одной рукой ему зажимали рот и нос, удерживая голову
опущенной, а другой дергали изо всех сил. На мгновение воспоминание
о содранной коже ослепило его, и Жан с трудом сглотнул, борясь с
приступом желчи. Он быстро опустил руку на колено.
– Я задала тебе вопрос, – сказала Эбби.
– Верните меня в Эвермор, – сказал Жан – Я не останусь здесь с вами.
– Эбби, – сказала Рене, ставя стакан с водой на поднос. Они с Эбби тихо
ушли, не сказав ему больше ни слова. Жан не обратил внимания на звук
закрывающейся за ними двери, решив придумать, как спасти свою
собственную жизнь. Все зависело от его способности вернуться в
Западную Вирджинию.
Моро не мог изменить того, что его похитили, или того, что Андрич был
вовлечен в это, но он докажет свою преданность, вернувшись домой так
быстро, как только сможет. У него были коды доступа к стадиону и
Гнезду, так что ему просто нужно было проскользнуть мимо охраны и
попасть внутрь. Не имело значения, что ректор сказал Воронам, ни один
из них не выставил бы его за дверь. Никто не уходил из Эвермора.
Кроме Кевина. Кроме Натаниэля.
Эти мысли были бесполезны, они жгли его грудь, как яд, и Жан изо всех
сил ударил себя по бедрам. Боль наполнила его голову белым шумом,
заглушая опасные мысли, и Жан вдыхал и выдыхал так медленно, как
только мог, пока его разум не пришел в норму. Жан порылся в карманах
в поисках телефона, но так его и не обнаружил.
Мгновение спустя он осознал, что на нем незнакомые серые шорты.
Серые, а не черные. Жан не мог вспомнить, когда ему в последний раз
разрешали носить цветную одежду. Возможно, в Марселе, но Жан не был
уверен. Он покинул Францию в четырнадцать лет, а слишком долгие
годы, проведенные в Гнезде, стерли все, чем он был раньше.
Шестнадцатичасовой рабочий день и душераздирающая жестокость
Рико вырвали из него все, что еще оставалось в душе. Все, что было
раньше, было разрозненным месивом, снами, которые рассеялись
прежде, чем он проснулся настолько, чтобы вспомнить их с какой-либо
ясностью.
На мгновение эта боль стала походить больше на горе, чем на страх, но
Жан ударил себя еще раз, чтобы прийти в чувства. Не имело значения,
что было раньше, пути назад не было. Все, что имело значение, - это
пережить сегодняшний день, потом завтрашний, потом
послезавтрашний. Все, что имело значение - это возвращение домой.
Я Жан Моро. Мое место в Эверморе. Я буду терпеть.
Жан придвинулся поближе к краю кровати и уперся ступнями в грубый
ковер. Встать ему удалось только с пятой попытки, так как ему пришлось
отталкиваться от матраса руками. Пронзительная боль, причиняемая
каждой попыткой, заставляла его судорожно, отчаянно дышать, отчего в
горле образовывалось жжение.
Жан попытался сделать шаг вперед, но левая нога отказалась выдержать
его вес. Он рухнул как подкошенный, оглядываясь в поисках чего-
нибудь, что могло бы остановить его падение. Его рука ударилась о
поднос, и его содержимое разлетелось во все стороны. Ледяной сок и
вода оказались не так страшны, как обжигающе горячий суп. Хуже того
и другого была острая боль в груди и колене, когда он ударился о пол, и
Жан до крови прокусил себе руку, прежде чем успел закричать.
Ужасающее подозрение, что он недостаточно силен, чтобы
самостоятельно вернуться в Эвермор, едва не погубило его. Жан укусил
сильнее, надеясь нащупать кость, и тут до него дотронулись чьи-то руки.
Он даже не услышал, как открылась дверь из-за грохота в ушах.
– Эй, – произнес мужской голос у него над ухом, и тренер Ваймак
потянул его за запястье, пока Жан не ослабил свою смертельную хватку.
Секунду спустя Ваймак подхватил его обеими руками, поднял с пола и с
поразительной легкостью отнес обратно в постель. Он быстро оглядел
Жана, прежде чем снова направиться к двери.
Ваймак был недостаточно хорош, чтобы оставаться в стороне, но, по
крайней мере, закрыл за собой дверь, когда вернулся. Он захватил с собой
несколько влажных полотенец для мытья посуды. Жан попытался
отобрать у него одно из них, но Ваймак схватил его за предплечье, чтобы
стереть кровавые следы от укусов на руке Жана. Жан не беспокоился о
новых повреждениях, поскольку перчатка скрывала бы их от
посторонних глаз, но так и не смог потянуть достаточно сильно, чтобы
вырваться из хватки Ваймака.
Закончив, Ваймак отпустил Жана и принялся за работу, тщательно
вытирая суп и сок с его обнаженных рук и груди. Только когда он
закончил, он серьезно посмотрел на Жана и спросил:
– Кто-то забыл сказать, что тебе не следует ходить? О чем ты только
думал?
– Я хочу домой, – потребовал Жан.
Взгляд, которым Ваймак наградил его за это, причинил ему больше боли,
чем все, что Рико когда-либо делал, и Моро пришлось отвести взгляд.
– Отдохни немного, – сказал Ваймак. – Мы поговорим после обеда. Вот.
Жан подумывал о том, чтобы прикусить пальцы, засовывающие таблетки
ему в рот, но Ваймак был тренером, и это было под запретом. Он
проглотил таблетки, не запивая, и уставился в потолок, пока Ваймак
осторожно вставал с кровати. Жан услышал звон стекла и столового
серебра, когда Ваймак начал собирать с пола разбросанную и разбитую
посуду, но уснул еще до того, как мужчина вышел из комнаты.
---
Когда он проснулся несколько часов спустя, у его кровати снова
находился Ваймак, который, казалось, был поглощен чтением газеты. На
ночном столике стояли две кружки, и Жан почувствовал
соблазнительный аромат черного кофе. Это послужило толчком, в
котором он не нуждался, напомнив о том, как сильно он проголодался и
хотел пить, Жан сел с черепашьей скоростью. Несмотря на все
предосторожности, он едва дышал, когда позволил спинке кровати
принять на себя его вес.
Он задавался вопросом, сможет ли он сейчас вообще удержать полную
кружку. Было достаточно того, что он прятался здесь; если бы его стали
кормить его с ложечки, он бы с таким же успехом мог откусить себе язык
и покончить с этим.
Ваймак поднял голову.
– Нужно в туалет?
Жанну хотелось сказать «нет».
– Где он находится?
Ваймак отложил газету и встал.
– Не переноси вес тела на левую ногу.
Жан снова начал слишком осторожную попытку встать с кровати.
Ваймак крепко схватил его за плечи при попытке приподняться, и Жан
понял зачем, когда его ноги снова чуть не подкосились. Хватка Ваймака
была такой сильной, что в дальнейшем наверняка остались бы синяки.
Было больно, но Жан смог не упасть, когда Ваймак подставил свое тело
в качестве опоры. Моро прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы
ничего не сказать об этой ужасной ситуации.
Ванная была всего через одну дверь слева, но на то, чтобы добраться
туда, ушла целая вечность. Ваймак прислонил его к стене, ближайшей к
туалету, и оставил спокойно заниматься своими делами. Тренер
вернулся, как только услышал шум воды в раковине, и вошел,
предупредительно постучав в дверь костяшками пальцев. Они вернулись
в спальню, двигаясь медленнее, чем растет трава. Когда Жан добрался до
кровати, перед глазами у него все плыло.
Может быть, это боль вызвала у него галлюцинации, но теперь рядом с
кофе стояла тарелка с дымящейся кашей. Желудок Жана выдал его
злобным урчанием.
– Ешь, – сказал мужчина. – Мы уже почти тридцать часов не можем
напоить тебя ничем, кроме воды.
Жан посмотрел на синяки, покрывавшие большую часть его ладоней,
затем неохотно перевел взгляд на полосы содранной кожи на
предплечьях. Рико связал его шнурками от ракетки, которые были
слишком грубыми и жесткими, чтобы использовать их на голой коже. У
Жана были ожоги от веревки в шести или семи местах на каждой руке, а
запястья были стерты до крови. Рико уже много лет не тратил время на
то, чтобы связывать Жана, зная, что парень подчинится любому
наказанию, которое Морияма сочтет нужным. В последний раз ему
приходилось прибегать к таким методам, когда-
Жан решительно отбросил эту мысль, отказываясь погружаться в
воспоминания, от которых ему было нелегко избавиться. Некоторые
двери должны были оставаться закрытыми, даже если бы ему пришлось
переломать все пальцы, чтобы удержать их таковыми. Если Рико связал
его на этот раз, то только потому, что он это заслужил. Он доказал свою
нелояльность в тот момент, когда попытался оторвать руки Рико от
своего горла.
– Я поем позже, – сказал Жан.
– Это манная каша, – медленно произнес Ваймак. – Ты представляешь,
какой ужасной на вкус она будет через десять минут?
Он не стал дожидаться ответа, а просто взял миску и поднес ее так близко
к лицу Жана, что тот почувствовал, как пар касается его подбородка.
– Я подержу тарелку. Ты должен заботиться только о том, чтобы
самостоятельно управлять ложкой.
– Я не голоден, – хмыкнул Жан.
– Как хочешь, но у меня замерзли руки, так что я продолжу держать
тарелку перед тобой.
Жан с трудом подбирал слова, которые не хотел произносить, требования
и вопросы, ответам на которые не доверял. Конечно, всё это было
притворством, пряником перед кнутом, способом обойти его защиту,
чтобы они могли воспользоваться всей информацией, которую смогут
обнаружить, если он расколется. Это должен был быть спектакль, но
Ваймак так вжился в свою роль, словно исполнял этот номер с песнями и
танцами столько раз, что забыл, что занавес уже давно опустился. Он
слишком долго притворялся, что Лисы - это настоящая инвестиция, а не
рекламный трюк.
Жан хотел не обращать внимания на еду, но он был так голоден, что
почувствовал себя плохо. В конце концов он решил все-таки поесть, хотя
бы потому, что ему нужно было восстановить силы. У Ваймака не
хватило порядочности принять вид победителя, когда Жан потянулась за
ложкой; вместо этого он просто уставился в дальнюю стену, чтобы Жан
мог есть без того, чтобы взгляд тренера прожигал дыры на его избитом
лице. Пальцы Жана запульсировали, когда он принялся за еду, и парень
запоздало поблагодарил Ваймака за помощь.
Мужчина обменял у Жана пустую тарелку на чашку кофе. К этому
времени кофе был уже не горячим, а еле теплым, но Моро всё равно
послушно выпил половину. Когда он наклонил голову, давая понять, что
закончил, Ваймак отставил чашку в сторону и осушил свою кружку.
Физические потребности наконец были восстановлены, и Ваймак
откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Он бросил на Жана
испытующий взгляд, на который Моро предпочел не отвечать.
– Вчера вечером я разговаривал с тренером Мориямой.
Жан забыл, как дышать
– Как Вы посмели разговаривать с ним, когда он скорбит?
– Я уверен, что он действительно расстроен, – сказал Ваймак без капли
сочувствия. – Он не сказал об этом так прямо, но к тому времени, как я
ему позвонил, Андрич уже надрал ему задницу. Я сказал ему, что мы
оплатим твои медицинские счета за то, что вмешались до того, как нас
пригласили. Также я согласился своевременно сообщать ему о твоем
выздоровлении. Такая же договоренность была у нас, когда Кевин
приехал на юг. Он знает, что я могу быть осторожным, когда мне это
удобно.
Жан не был уверен, от чего у него скрутило живот - от сожаления или от
отвращения. Ваймак даже не подозревал, насколько шатким было его
положение. Хозяин не был заинтересован в дестабилизации положения
команд первого класса, вмешиваясь в работу тренеров, поэтому, пока
Ваймак не вынудил его вмешаться, он не стал бы ему вредить, каким бы
раздражающим мужчина ни был.
Рико, с другой стороны, уже больше года хотел убить Ваймака. Его
сдержанность могла быть вызвана страхом перед возмездием дяди, но
Жан знал, что в основе этого лежал сложный отцовский комплекс Рико.
Он прочитал письмо Кейли почти столько же раз, сколько и сам Кевин.
Рико еще не мог переступить эту черту и ненавидел эту часть себя.
Жан лениво подумал, догадался ли до этого Кевин.
– Где Кевин?
– Блу Ридж,
каникулы.
- сказал Ваймак. – Лисы арендовали домик на весенние
– Только не Кевин, – настаивал Жан. – Он бы не уехал так далеко от
корта.
– Уехал бы, если бы имел достаточную мотивацию, – хмыкнул Ваймак,
продолжая свою нелепую ложь и беззаботно пожимая плечами. – Они
должны вернуться в город в эти выходные. Я думаю, в воскресенье? Если
захочешь поговорить с ним, я попрошу его зайти, как только он разберет
вещи. Кстати, о местной королеве драмы...
Ваймак замолчал, ему потребовалась всего минута, чтобы сообразить,
как правильно подобрать слова:
– Не знаю, осознаешь ли ты это, но я знаю, что он за человек. Твой так
называемый «Хозяин»,
- сказал он с нотками ненависти в голосе, - и этот
его сучий племянник. Кевин сказал нам правду, когда перевелся, чтобы
мы знали, во что ввязываемся. Я знаю, почему ты думаешь, что должен
вернуться в Эвермор, и я знаю, что именно тебя там ждет. Я скорее сожгу
этот дом дотла, прежде чем позволю ему снова прикоснуться к тебе.
Если его руки когда-нибудь снова начнут работать, Жан обязательно
задушит Кевина, когда увидит.
Рене начала переписываться с ним в начале января, но Жан две недели
ждал, прежде чем ответить на какой-либо из ее веселых вопросов. Только
когда она сказала: «Кевин рассказал мне все», Жан, вздрогнув, нарушил
свое молчание. Узнать, что именно Рене знала о семье Морияма, было
достаточно сложно, и Жан предположил, что Кевин доверился ей из-за ее
прошлого. Но услышать теперь, что все Лисы это знали, но у них не
хватило здравого смысла испугаться, было в десять раз хуже.
С ними было что-то серьезно не так, но Жан не мог сказать об этом, не
признав, что Кевин был прав. Тем не менее, он не мог не задаться
вопросом, что могло вызвать столь серьезные необратимые повреждения
мозга. Возможно, что-то было в воде так далеко к югу? Возможно,
отравление угарным газом на корте Лисья нора?
– Никто меня не трогал, – проговорил Жан. – Я получил повреждения во
время тренировки.
– Заткнись. Я не прошу у тебя признания, – сказал Ваймак. – Мне оно не
нужно, особенно когда ты так выглядишь, и особенно после того, как
мне пришлось встречать Нила из аэропорта в декабре. Но мне нужно,
чтобы ты знал, что мы знаем, чтобы ты поверил мне, когда я говорю, что
мы сражаемся с широко открытыми глазами. Рене знала, чем рискует,
отправляясь за тобой. Она сделала этот звонок, зная, с кем имеет дело, и
мы будем на ее стороне, чего бы нам это ни стоило
– Это было не ее решение, – огрызнулся Жан. – Если вы не хотите
отправлять меня в Эвермор, то хотя бы верните мне мой телефон. Я сам
разберусь с поездкой туда.
– Я выключил твой телефон и положил его в морозилку, – сказал Ваймак.
– Он просто разрывался от звонков и сообщений, и я очень устал слушать
его щебетание. Ты можешь забрать его обратно, когда мы решим, что
делать дальше.
– Нет никаких «нас», – настаивал Жан. – Вы не мой тренер!
– Ты имеешь в виду, не твой хозяин.
Жан проигнорировал это резкое замечание.
– Я - Ворон. Мое место в Эверморе.
Ваймак сжал переносицу, безмолвно призывая к терпению. Жан по
глупости подумал, что это значит, что он измотал противника и выиграл
спор, но тут Ваймак вытащил из кармана телефон и начал что-то
набирать. Тренер поднес к уху мобильник ровно настолько, чтобы
убедиться, что он звонит, а затем переключил на громкую связь и
расположил его между ними. Моро не пришлось долго раздумывать - на
звонок ответили после второго гудка.
– Морияма.
– Тренер Морияма, это снова тренер Ваймак, – сказал Ваймак. Он бросил
понимающий взгляд на Жана, и парень запоздало понял, что напрягся. –
Извините, что прерываю Ваш рабочий день, но мне нужно небольшое
содействие от Вас в одном вопросе. Жан всё время пытается отказаться
от моей помощи, хочет встать с постели. Эбби уже сказала, что пройдет
еще три недели, прежде чем он сможет хотя бы подумать о путешествии,
но Жану нужно второе мнение, чтобы успокоить нервы. Не могли бы Вы
сказать ему, чтобы он сидел тихо, черт возьми? Я сейчас рядом с ним, и
Вы на громкой связи.
Хозяин не растерялся, и его ответ был именно таким, каким ожидал бы
его услышать Жан:
– Я уверен, что Моро сделает свое здоровье главным приоритетом. Он
знает, как важно его выздоровление для всех нас в Эдгаре Алане.
Жан услышал скрытое послание громко и ясно: возвращайся домой как
можно скорее или будешь страдать от болезненных последствий. Он
открыл рот, но Ваймак опередил его со сталью в голосе.
– При всем уважении, я позвонил вам не из-за банальностей, – сказал
Ваймак. – Если бы мне нужна была эта пустая болтовня, я бы купил в
долларовом магазине открытку «Выздоравливай». До его возвращения на
корт осталось минимум три месяца. Прямо сейчас он Вам не нужен, и нам
не составит труда присмотреть за ним некоторое время. Скажите ему,
чтобы он оставался на месте, пока он еще больше не навредил себе.
Пожалуйста.
Резкая нотка в последнем слове пробила брешь, о существовании
которой Жан даже не подозревал. Он не стал заострять на этом внимание,
но затаил дыхание, ожидая ответа.
– Ваш беспочвенный антагонизм, как всегда, освежает, – сказал мастер.
– Моро?
– Да, Хо... – Жан смог поправить себя в последнюю секунду, – Тренер?
– У тренера Ваймака и так достаточно проблем с его собственным
бешеным составом. Делай, как он тебе говорит, и оставайся на месте. Мы
поговорим снова, когда ты будешь достаточно здоров.
– Тренер, я... Извините, пожалуйста, простите меня, я обещаю, что
попытаюсь...
– Понятно.
На линии повисла тишина, но Жану потребовалось некоторое время,
чтобы понять, что трубку повесили. Ваймак захлопнул телефон резким
движением, и костяшки его пальцев побелели, когда он тщетно
попытался раздавить маленькую вещицу в своей большой руке.
– Этому человеку давно пора было совершить лобовое столкновение на
высокой скорости. – он взял свою кружку, запоздало вспомнил, что она
пуста, и постучал по ней пальцами. - Так проще, не так ли? Он знает, что
мы держим тебя в плену, и не собирается с этим бороться.
Ваймак искренне думал, что одержит верх в этом разговоре. Жан хотел
возненавидеть его за наивность, но слишком устал.
– Теперь я могу спокойно передвигаться, – сказал Жан. – Отправьте меня
домой.
Жан не был уверен, как Ваймак умудрялся выглядеть таким сердитым и
таким измученным одновременно. Он приготовился к ответной реакции
на свою неблагодарность, но все, что произнес Ваймак, было:
– Нет.
– Вы не можете держать меня здесь.
– Ты не уйдешь, – сказал Ваймак. – Ты переживешь это, даже если нам
придется тащить тебя, брыкающегося и вопящего, до финиша. И прежде
чем ты даже подумаешь о том, чтобы снова встать с постели, вспомни,
что твой собственный тренер только что приказал тебе оставаться на
месте. Пока что ты остаешься с нами.
Ваймак подождал минуту, понял, что Жан не собирается отвечать, и,
наконец, сказал:
– Я посмотрю, есть ли у Эбби колокольчик или что-нибудь еще, что мы
могли бы прийти на случай, если понадобимся тебе. А пока отдыхай как
можно больше. Позволь мне позаботиться о твоем тренере. Ты
беспокоишься только о себе, и ни о чем другом, понятно?
Как легко он это сказал, как будто Жан мог беспокоиться о себе отдельно
от остальных. Этот человек пытался его убить.
– Я спросил, ты понял? – спросил Ваймак, поднимаясь на ноги.
У Жана хватило инстинкта самосохранения, чтобы, по крайней мере,
направить свой злобный взгляд на дальнюю стену.
– Да.
На самом деле это было не так, но Ваймак не должен был знать этого.
Мужчина оставил его наедине со своими мыслями, и у Жана закружилась
голова, когда он принялся гоняться за ними по кругу. Хозяин приказал
ему оставаться на месте, пока Эбби и Ваймак не объявят его годным к
передвижениям, но так ли это на самом деле? Был ли это правдивый
приказ или Хозяин ожидал, что Моро все равно найдет дорогу домой?
Жан осторожно ощупал свое колено, но одного легкого прикосновения
кончиков пальцев было достаточно, чтобы у него все поплыло перед
глазами.
Эбби появилась через несколько минут с кухонным таймером и
небольшим стаканом, наполовину наполненным водой.
– Я не смогла найти колокольчик, но ты можешь использовать таймер, –
сказала она, устанавливая его в пределах досягаемости. Она протянула
Жанну воду и не отпускала, пока не убедилась, что он ее возьмет. – Он
довольно громкий, так что мы наверняка услышим, где бы мы ни
находились. Воспользуйся им, хорошо? Если тебе скучно, если ты
голоден, если тебе больно, что угодно.
– Дэвид ушел за новыми шортами и боксерами, но, если ты захочешь что-
нибудь еще, просто дай мне знать, и я напишу ему,
- прежде чем
вытащить из кармана пузырек с таблетками, она подождала немного,
чтобы узнать, не захочет ли Жан попросить принести ему что-то. Когда
он не отреагировал, она высыпала две капсулы на простыни рядом с ним.
– Это поможет тебе уснуть. Чем больше ты будешь отдыхать и меньше
двигаться, тем лучше.
– Что у меня с коленом? – спросил ее Жан.
– Ты повредил его на тренировке,
- холодно напомнила она ему, прежде
чем дать реальный ответ: – Ты потянул латеральную коллатеральную
связку.
Так Ваймак говорил об этом не для того, чтобы заставить Хозяина
смиловаться. Жан действительно выбыл из строя до середины лета из-за
травмы колена. За это наставник удалит его из стартового состава, а Рико
изобьет до полусмерти за то, что он не смог соответствовать номеру,
написанному на его лице. Он выздоровеет как раз вовремя, чтобы его
снова разобрали на части. Жан взял таблетки:
– Дайте мне весь пузырек.
– Ты знаешь, что я не могу, — сказала она и оставила его наедине со
слишком большим количеством мыслей