Друзья с привилегиями (18+)

Вильям

Захожу домой, тихо прикрыв за собой дверь. Слышу шуршание на кухне и вижу мокрый от дождя плащ матери, висящий в прихожей. Скидываю с себя пиджак, делаю один тяжёлый, почти свинцовый, вздох, вобрав в грудь воздух, понимая, что уже несколько недель собираюсь с мыслями, чтобы поговорить с ней, по совету Фреи, но всё не могу найти подходящего момента.

А, может быть, не хочу его искать, потому что так, чёрт возьми, проще.

Проще ничего не делать, оставляя всё так, как есть, ведь в случае, если ты вдруг перестанешь находиться в состоянии вечного бездействия, может произойти что-то ужасное, к чему ты совершенно не будешь готов.

Например, к тому, что твоя родная мать признается тебе в том, что ей на тебя абсолютно всё равно.

— Виль, вернулся? Проходи, я тут... — она замолкает, увидев мою кислую физиономию. — ...заказала нам немного еды. — Прохожу на кухню, а мама опускает ладони на поверхность стола, начиная заглядывать мне в глаза. — Что-то случилось, родной?

— А мы, что, сегодня ужинаем вместе? — иронично бросаю и присаживаюсь за стол.

— Да, я сегодня...

— Сегодня ты не нашла компанию получше?

Кажется, последний стакан виски в баре оказался лишним, ведь саркастические колкости начинают вырываться из моего рта, так и не пройдя достойную фильтрацию.

— Виль, я не понимаю, о чем ты гово...

— Мам, я видел тебя у Luzette полтора месяца назад, когда ты сказала, что не можешь со мной поужинать. И видел не одну, а с каким-то очередным в твоей жизни богатым любовником, — алкоголь окончательно развязывает мне язык, но я в какой-то мере даже оказываюсь ему за это благодарен.

— Вильям, я не позволю тебе общаться со мной в таком тоне, — строго произносит мама, подойдя ко мне ближе, и я наконец нахожу её глазами. — Если бы ты поговорил со мной нормально, я бы тебе всё объяснила.

— Думаешь, нормальный разговор способен изменить что-то? — разочарованно усмехаюсь. — И что ты сделаешь, если я буду общаться с тобой в таком тоне? Накажешь меня за это? Поставишь в угол или заставишь остаться дома, не разрешишь пойти погулять с друзьями? Мама, я больше не ребёнок. И если уж ты решила забить хоть на какие-то нормы приличия, то не впутывай меня в свои бесконечные авантюры.

— О каких нормах приличия ты говоришь?

— Ощущение, что ты даже рада, что отец умер, и можешь теперь спать со всякими мажорами, ни в чём себе не отказывая, — мгновение, и я получаю в подарок от мамы хлёсткую, звонкую пощёчину, сразу же резко от неё отвернувшись.

Закрываю глаза, мгновенно пожалев о том, что я только что произнес вслух, но я слишком зол, а, возможно, даже обижен на маму настолько сильно, что теперь говорю ей такие вещи.

Да, совет Фреи моментально канул в лету, как только я почувствовал на языке терпкий вкус французского бурбона, ведь завтра я, скорее всего, даже не вспомню о том, что натворил и ещё натворю сегодня.

— Спасибо за ужин, мам, — саркастически бросаю, не смотря на неё, и встаю на ноги, пошатываясь. Хватаюсь за край стола, а мама касается моего предплечья.

— Виль, прости, я не знаю, что на меня... я...

Кажется, я впервые слышу, как дрожит её голос. Поворачиваюсь к ней лицом, взглянув на неё, и вижу, что её глаза начинают блестеть от накопившихся в них слёз.

— Я ужасная мать. Я... — мама закрывает лицо ладонями, начиная всхлипывать, и я отодвигаю стул в сторону, тут же заключив её в объятия. — Боже, Виль, я и не знала, что ты так относишься к этому всему, — ладони мамы ложатся на мою спину, и я прикрываю глаза, глубоко вздохнув. Не помню, когда мы обнимались в последний раз.

— Мам, и ты меня прости, — тихо произношу. — Просто я... — замолкаю, и мама отстраняется от меня, взглянув мне в глаза. — Просто я скучаю по нему, — сажусь обратно на стул, а мама садится рядом. — Я делаю вид, что я это уже принял, потому что я должен быть сильным. Но я до сих пор не могу это принять, мам.

— Милый, я тоже по нему скучаю. И каждый день только сильнее. Боль от утраты твоего отца иногда настолько сильно атрофирует моё сознание, что я забываю о том, в какого идеального мужчину на самом деле превратился мой сын, — она проводит тыльной стороной ладони по моему лицу, скользя по скулам, и я мягко выдыхаю. — Почему ты должен быть сильным? Кто тебе такое сказал?

— Никто. Я так решил. Ведь я же теперь мужчина в нашей семье. — Мама нежно улыбается, а я даже не подозревал, что она так умеет.

— Быть мужчиной — не значит скрывать от родных свои переживания, — рука мамы ложится на мою, и я сжимаю пальцы, накрыв её ладонь своей. — Быть мужчиной — значит быть рядом, уметь за себя постоять, добиваться того, чего ты действительно хочешь, — мягко добавляет мама, поправляя растрепавшиеся волосы на моей пьяной голове.

— В таком случае, я вообще не мужчина, — разочарованно бросаю, повернувшись корпусом на девяносто градусов по направлению к столу.

— А ты так говоришь из-за меня или из-за кого-то другого? — Кидаю на неё быстрый взгляд, и её губы расплываются в лёгкой, но лукавой улыбке. — Если из-за меня, то я хочу тебе сказать, что ты для меня самый настоящий и самый лучший мужчина на свете. — Не могу ответить ни слова, лишь слабо благодарно улыбаюсь, и мама добавляет: — Или всё-таки не из-за меня? — она встаёт на ноги, обогнув стол, и начинает копошиться с пакетами доставленной еды.

— Неважно, — помогаю ей, раскладывая всё по своим местам.

— Поняла, — мама коварно улыбается, и я немного нахмуриваюсь. — Неважно, так неважно. Будешь вино?

— Буду.

А кто-то уже смешивал виски с вином, как ощущения, не расскажите? Не смешивали? Ну, ничего. Я сейчас как раз этим займусь, обязательно расскажу об этом невероятном опыте.

— Значит, из-за меня ты думаешь, что ты не настоящий мужчина, — мама наполняет два бокала игристым полусухим и протягивает один из фужеров мне.

— Не совсем так, но да, я не был рядом с тобой, когда это было необходимо, — на самом деле не только с тобой рядом, мам.

— Виль, я твоя мама. Это я должна быть рядом с тобой и всегда тебя поддерживать. Понял? — Забираю из её рук бокал, коротко кивнув. — Но настоящий мужчина, по-хорошему, конечно, является тылом для любимой женщины. Одна у тебя уже есть, и её сердце ты завоевал ещё в момент своего рождения, — мама разводит руками в стороны, мягко усмехнувшись. — А вот если вдруг, когда-нибудь, в твоей жизни появится другая женщина...

— Что тогда? — улыбаюсь, уже чувствуя волну разливающегося внутри тепла, вызванного дорогим алкоголем. Или не только алкоголем?

— Тогда я просто хочу, чтобы ты знал, что ты заслуживаешь счастья. Самого настоящего, Виль.

— Счастье — понятие растяжимое, — ставлю бокал на стол, облокотившись на предплечья. — Если я завтра выиграю в лотерее миллион евро, я буду невероятно счастлив, — самодовольно улыбаюсь.

— Нет, на самом деле, счастье — это довольно ясное, простое понятие. Быть рядом с любимыми — это всё, что нужно, — мама вглядывается в мои глаза, и её губы расплываются в ласковой улыбке.

— И когда ты впервые почувствовала себя счастливой?

— Когда мы с твоим отцом пошли на первое свидание, — мама облокачивается на стол, задумчиво отведя взгляд наверх. — Он тогда притащил скромный букет тюльпанов, и мы пошли гулять по улицам уже почти ночного Стокгольма, — вижу, как она перемещается в воспоминания и чувствую, что моё сердце начинает биться чаще. — Знаешь, я ведь сначала отказала твоему отцу. Он мне вообще не нравился, — мама легко смеётся, а я удивлённо приподнимаю брови. — Почему ты так смотришь?

— Я думал, у вас было взаимопонимание и всё такое, — небрежно машу вилкой в воздухе, как бы выражая своё пренебрежение к своей же фразе.

— Оно было, но спустя долгое время после того, как мы начали встречаться. Мы даже успели расстаться один раз.

— Ничего себе, я не знал, — опускаю взгляд вниз, вмиг вспомнив слова Фреи о том, что моя мама, возможно, тоже является человеком. Теперь я это не только предполагаю, теперь я это вижу. — И что, отцу удалось отвоевать тебя обратно?

— Ему не пришлось меня отвоёвывать. Мы всего лишь вместе пришли к тому, что нам суждено было стать семьёй, — мама улыбается, задержав взгляд в моих глазах. — Знаешь, ты на него так похож. Такой же...

— Самовлюблённый? — издевательски кидаю, опустив голову вниз.

— Нет. Упёртый, — она дарит мне ответную, слегка игривую, улыбку. — И чувство юмора у него такое же было.

— Идиотское? — усмехаюсь, широко улыбнувшись, и мама внезапно мрачнеет.

— Когда ты стал таким самокритичным? Что-то не припоминаю за тобой такого поведения, — она встаёт, начиная прибираться на столе, и я пододвигаю тарелки ближе к ней.

— Да так бы Фрея сказала, — вмиг замолкаю, закусив язык, и мама разворачивается с посудой в руках. — Она моя хорошая знакомая. Учились вместе, — дёргаю бровью, устремив взгляд на ножку уже пустого бокала для вина.

— Понятно, — непринуждённо произносит мама, тут же повернувшись обратно. — Поможешь мне?

Поднимаюсь на ноги, подойдя к маме ближе, и молча забираю у неё из рук грязную посуду. Замечаю краем глаза, что она смотрит на меня изучающе, будто пытается узнать меня заново, и, игнорируя её удивлённые взгляды, начинаю мыть тарелки, вилки и вообще всё, что накопилось в раковине за последние дни. Да, и такое у нас тоже бывает.

— Я пойду прилягу, хорошо? — мама касается моего плеча, а я официально киваю, складывая помытую посуду в специальный шкафчик. — Спасибо тебе за прекрасный вечер. — Поворачиваю голову, увидев нежную улыбку на лице матери.

— И тебе спасибо, — одариваю её такой же мягкой улыбкой, а в моей груди возникает абсолютно новое чувство, которое по началу совершенно сбивает меня с толку. Что это такое?

— Не засиживайся слишком долго. Я каждый раз слышу, как ты поднимаешься наверх во втором часу ночи, — мама моментально входит в образ «классической мамы», которая просто обожает раздавать указания направо и налево.

— Ну, ма-ам, — с искусственной обидой в голосе произношу, выпятив губу. — Ну, можно я ещё чуть-чуть погуляю? Там меня пацаны заждались. Я все уроки уже сделал, — насмешливо добавляю, с надеждой заглядывая маме в глаза, а она любовно меня рассматривает.

— Ладно, раз пацаны ждут... — мама опускает ладонь на мою спину, приблизившись ко мне, и оставляет на моей щеке тёплый поцелуй.

— Я передумал. Я слишком устал сегодня, так много пить в моем возрасте уже непозволительно, или даже опасно, — едко заявляю, вернувшись к мытью посуды, а точнее, к исполнению роли домохозяйки.

— Два бокала вина — это много для тебя?

— Нет, я же ещё сегодня... — ловлю прищуренный взгляд матери, мгновенно заставляющий меня заткнуться. — Да, мам, два бокала вина — это ужасно много.

— Сделаю вид, что поверила, — мама ещё раз чмокает меня в щёку, пару раз похлопав по спине. — Спокойной ночи.

— Спокойной, — на автомате отвечаю и вижу на дне раковины сковороду, понимая, что спать я пойду вовсе не скоро.

Ненавижу мыть эти грёбанные сковородки. Может, купить ради облегчения страданий посудомойку?

— И ещё кое-что, — мама уже хочет оставить меня наедине с этим алюминиевым исчадием ада с антипригарным покрытием, но вдруг останавливается, подойдя сзади. — Докажи Фрее, что ты настоящий мужчина, — сковородка со звоном касается мраморной раковины, когда я слышу монотонный голос мамы у себя за спиной.

— А если я не смогу? — едва слышно произношу, не двигаясь, и продолжаю неловко придерживать посуду двумя руками.

— Дорогой мой, я в тебя верю.

Мама коротко обнимает меня, поцеловав в плечо. Берёт телефон со стола, поднимается на второй этаж нашего особняка и, дойдя до спальни, тихо прикрывает за собой дверь.