CHAPTER 4
Уже как неделя прошла того дня, когда мы втроём устроили на заднем дворе моего дома сеанс. Сейчас мне опять кажется, что Скотта не существует. Я не могу кивнуть своим мыслям, которые мне твердят, что парень с зажигательным взглядом — это бывший Николас. Мой лучший друг в прошлой жизни. Говорят, душа не меняется, почему же тогда все, что любила Виолетта — для меня скучно и мутно, а милый и отзывчивый Николас стал угрюмым и вечно серьёзным парнем с сексуальным взглядом. Клянусь, но эти глаза каждый раз заставляли меня думать, что я очень даже ничего, когда он смотрел.
— Мамааа! — недовольно простонала я, выбегая из дому как девушка лёгкого поведения, обводившая клиента вокруг пальца весь вечер, желая получить пару долларов за красивые ресницы.
— Затошнит — вспомнишь мать! — и шуточно и всерьез прокричали мне мама вслед, удаляясь её дочь в сторону темно-красной машины. Внутри меня ждут Фредерик и его лучший друг мужского пола. В далёком прошлом мы поклялись, что предав дружбу один — жизнь второго будет похожа на оливки.
— Отстань! — мне стало смешно и маме тоже. Через промежуток времени, села в салон и включила фонарик на телефоне, и в знак прощания посветила маме через не столь тёмную тонировку.
Зажевала жвачку и обратила внимание на друга Фредерика — Шона Варгаса.
— Привет барашек Шон, — на полном серьезе сказала я. Этот парень учится с нами в одной школе, но Варгас на год младше нас с Фредериком. Он меня всю школьную жизнь заставлял его усердно ненавидеть, пока я не заставила его показать мне реальную его сущность. На самом деле он не хулиган и наркоман, кем хочет казаться, а очень даже хороший и отзывчивый парень.
Не понимаю, почему грехи стали в этом мире модной манерой?
— Привет, Оливка, — отплатил мне Шон.
Я стукнула Фредерика по кепке.
— Твоего языка дело? — мне было не обидно, и была я не зла, просто от этого прозвища мне хочется блевать — я ненавижу запах оливок. А вот тут мы с Виолеттой солидарны.
— Все в этом мире возможно!
Фредерик вывернулся руль вправо до предела, и тогда мы разогнались до сорока километров. Мы едем в школу. Сегодня летняя вечеринка, что проходит каждый год без опозданий в один и тот же день. Ничего особенного там нет, но школьные вечеринки нужно почитать своим присутствием. Тогда у тебя немного больше шансов выхватить четверку за место справедливой тройки. Тем более, каждый год там бывает много вкусной еды, хоть и стоящие как пачка чипсов, и разные соки. В этом же ряду могут быть не совсем безалкогольные.
* * *
Громкие и хилые свисты. Смех и звуки нарастающей рвоты. Дрожь под ногами.
На вечеринке мне стало плохо. Это все из-за мамы и... оливок. Недавно Джек — мой одноклассник ради прикола предложил мне попробовать оливку. Он знает мое негативное отношение к этому мерзопакостному дерьму. Ради интереса для себя себя (вдруг понравится) и ради того, чтобы не отказывать Джеку в такой мизерной просьбе, я согласилась. В итоге, я не стала даже раздавливать её зубами. Оливки отвратительны, и ещё так порочат мое имя. Оно мне нравится.
Сидела за деревянным длинным стоялом на заднем дворе школы, где и находится эпицентр вечеринки, и читала смс от Симона — своего бывшего парня. Пишет, что во всех наших некогда возникающих ссорах виновата его мать и только она. Мол она его злила. Чертов врун!
«Пожалей свою мать. Не бери на себя лишнего греха за клевету на маму. Их и так у тебя предостаточно! Козел!» — так написала ему я, начав злиться на себя.
— Оливия! — процедила сквозь зубы. — Ты разве не видела на его голове за эти полгода оленьи рога? — трижды стукнула телефон об стол, но так, чтобы он остался невредим.
Налегла на стол и положила голову на стол. Хочу уснуть прямо здесь под песню моей любимой исполнительницы «Lana Del Rey», а все пусть думают, что Оливия перепила. И спит от драки с алкоголем.
***
Открываю глаза. Музыки больше не слышно. Везде таится тишина. Смотрю налево — вижу огромную книжную полку. Смотрю направо — вижу окно кабинета физики, в котором отражается свет от фар машин, и желтоватый свет от прожекторов, предназначенные для освещения медленного танца, если вдруг кто решит выставить на всеобщее обозрение свои отношения перед всей школой. Я бы не стала, это плохая идея.
Резко вскакиваю на ноги, когда осознаю, что лежу на учительском столе — на контрольных тетрадях и различных скучных книжках.
Я же не пьяна, зачем меня притащили сюда? И сказала бы я этому человеку по секрету, что перебравшей с алкоголем девушке спать намного удобнее сидя за столом? замещая подушку руки, нежели лежать на жёсткой парте, а за место подушки — школьный журнал, внутри которого у тебя не салидные оценки.
Отрываю дверь и выхожу в коридор. Так красиво на просторах школы, когда здесь пусто: жёлтый свет освещает шкафчики; слышно тиканье часов, установленные над парадной дверью и над школьными правилами, прибитые намертво к каждой стене. Эти огромные часы так громко стучат в этой тишине. А вскоре, когда наступит сентябрь, из-за подростковой суматохи ничего не будет слышно. Именно сейчас здесь не слышно злых языков — никто язвительно не глумится над неудачными причёсками учителей, никто не шутит вообще. Сейчас мне кажется, что школа – это не так плохо, как обычно кажется. Плохими места делают люди. Нет плохих мест, есть места, богатые плохими людьми.
Собираясь уже выйти ко всем на улицу, мне в голову приходит отличная идея — нужно прогуляться по всей школе. Грех этого не сделать. Грех не сыграть в игру, где учителем буду я, а учениками пустые бежевые парты и стулья. Дальнейшие полчаса именно так я и провела. Дальше побежала в спортзал и стала швырять в разные стороны баскетбольные мячи и мячи для футбола, тенниса, регби.
Финиш. Захожу в кабинет директора и чувствую приятный страх в животе, если вдруг директриса распахнёт дверь и со зла станет размышлять, не вышвырнуть ли мне эту Оливию Паркер из этого учебного заведения за такое хамство?
Сажусь в чёрное кресло и кладу ноги, обутые в чёрные кроссовки с белой высокой подошвой на стол директора.
— Сначала говорю я, — пародирую миссис Граденко, закинув руки за голову. В этот момент открывается дверь, и меня посещает чувство страха и невесомости от того же самого страха.
Ныряю под стол, чтобы скрыться из виду, но ничего дельного из этого не выходит — я точно уверена, что меня было видно, поэтому медленно поднимаюсь на ноги, готовившись к глазах, переполненные гневом и крикам директрисы. Но все, что меня так пугало — не сбылось. Вместо моего предположения, на меня смотрели четыре растерянных глаза, все также переполненные чем-то, но не гневом. Они были переполнены стража. Девушка и парень со школы разглядывали меня с ног до головы, пытаясь быстро расписать в голове сценарий, что говорить, если я спрошу, какого черта им здесь надо?
— Ну? — с наигранным высокомерием обратилась я к ним, поправляя книги, что снесла при прыжке под стол руками.
— Мы решили нарушить запреты школы, — милым голосом протарахтела девушка. С таким голосом она бы хорошо смотрелась в фильме про ангелов, или в фильме про биолога с тараканами в голове, которая в конце фильма станет красивой и модной девушкой. А вот правонарушитель из неё никчёмный.
— Эм, — настала моя очередь говорить, что тут забыла я . — Я тоже. Уходите. Кабинет занят... я пока не закончила наслаждаться. Зайдете после меня.
Мы словно делили один унитаз на троих. И больше всего хотелось сходить мне.
Они вышли. Через пять секунд я вышла и я, когда перевела дух после испуга, чуть не вызывавшего у меня приступ сердца.
— Приятно потерять девственность, — пожелала я ребятам, выходя из кабинета спустя несколько секунд. Они сделали удивленные мордашки, готовые войти внутрь. — Бросьте, всем же ясно, чем занимаются ученики старшой школы в глубинке школы в то время, как вечеринка успешно течёт в нужном русле. Прямиком к похмелью на утро и чистому беспамятству, — решила закончить свою речь так.
Выхожу на улицу, где немного теплее, чем внутри. Все веселятся, пьют, курят за машинами, спорят, обсуждают свои бывшие отношения, пускают в лёгкие густой дым из запрещённых трав. Но все это для меня не в новинку, и все эти для меня как навоз. Теперь. Я пробовала все эти подростковые прихоти ещё до того, как стала полноценным подростком. Первый раз попробовала курить в 14 лет, а первое алкогольное опьянение заполучила в 15. Травкой я баловалась всего два раза в лизни, один из которых ненароком — мне дали сигарету после очередной летней вечеринки, — такой, как вот сейчас, — а я, приняв за сигарету обычную косяк, подожгла и втянулась.
Хотела показать всем, что я крутая особа. Поняла, что крутость не в этом.
Переступила порог школьного двора, тем самым официально покинув тусовку. Мне хотелось дико спать, я хотела пойти уже домой. Ждать Фредерика с его дружки не буду, у них сейчас поди головы не на месте от крепкого пива. Крепкие напитки учителя строго запретили приносить, но кто уследит за подростками? Никто.
Решила вспомнить детство. Передо мной распростилась чёрная дорога, что ведёт к моему дому. Идти минут пятнадцать, а если побежать, можно и за десять. Это я расцениваю как вариант.
Подтягиваю джинсы чуть выше лодыжек, вдыхаю запах алкоголя, которым несет за километр и бегу вдоль припаркованных машин. Было приятно чувствовать ток в ногах после того, как поспала на жёсткой поверхности парты.
Так я бежала минуты четыре, пока не устала и не упала на землю, на секунду потеряв ракурс от выпитого мне одного единственного стакана пива. Оно было крепкое, оттого и такой результат. Мне было до жути больно: я до крови натерла два пальца на руке, ударилась боком и разбила верхнюю губу. Когда вставала, на асфальте был плохо видимый, но все-таки видимый след от моей губной помады.
Эта вечеринка была болезненная.