Благочестивый обман

(от лица Рафаэля)

Когда её губы коснулись моего уголка губ, мир дернулся.
Не то чтобы я не мечтал об этом.
Я мечтал о большем. О ней — полностью. Без остатка. Без запретов. Без дистанции.

Я почувствовал её дыхание, тёплое, легкое, как касание перьев. И понял: если бы она попросила меня на коленях ползти за ней — я бы сделал это. Не задумываясь. Серьезно. Без самолюбия.

Её запах накрыл меня вторым ударом. Вишня, лёгкая, не приторная, будто она только что сорвала ягодку и растерла её между пальцами. Это был запах не невинности. Нет. Это был запах женщины, которая даже не подозревает, насколько с ума сводит.

Я смотрел на неё — на эту упрямую линию скул, мягкий изгиб губ, на эти волосы, в которых хотелось утонуть лицом, вдыхая до одури.

Вивьен стояла так близко, что я ощущал её тепло даже сквозь тонкую ткань её кардигана.
Она была самой невозможной вещью в моей жизни. Красивой, как грех. Чистой, как последняя надежда. И одновременно — такой чертовски живой, что хотелось вцепиться в эту реальность зубами, чтобы не отпустить.

Я никогда не видел, чтобы кто-то умел так неосознанно держать мужчину на грани.

Её пальцы ещё касались моего запястья. Легко. Словно спрашивая: «Ты ещё здесь?»
Я был здесь. Больше, чем когда-либо.

Когда она отступила на шаг, её глаза мелькнули — тёмные, глубокие, не до конца уверенные, но уже решившие.
Я держался. Честно.
Я не позволил себе дернуться за ней, прижать к себе, сжать её тело в своих руках так, как хотелось.

Я только сжал кулаки в карманах и позволил себе смотреть.

Я запомнил всё.
Как блестели её губы. Как чуть дрожали пальцы. Как ветер цеплял подол её платья.
Бога ради, да за одно это мгновение я был бы готов выстроить ей дворец. Или сжечь весь город — если бы она попросила.

Она хотела дать нам шанс.
Сказала это тихо, как признание.
И внутри меня что-то сорвалось. Как струна, перетянутая до предела.

Я не ответил ей на словах.
Ответ был в том, как я смотрел на неё. Как стучала кровь в висках. Как я боролся с каждым своим порывом, чтобы не сорваться прямо сейчас.

Вивьен.
Такая сильная. Такая хрупкая. Такая моя.
Даже если сама ещё этого не знала.

Я смотрел, как она уходит к дому. Как оборачивается — короткий взгляд через плечо. Как снова улыбается этой своей кривой, упрямой, самой настоящей улыбкой.
И понял: всё.
Путь назад для меня закрыт.

Я принадлежу ей.
Ночь в Милане была другая. Не та, что с ней.
Когда Вивьен закрыла за собой дверь квартиры, а я остался один на улице, под неоном витрин и ленивым светом редких фонарей, всё внутри будто резко сменило пластинку.

Время снова стало моим.
Тёмным. Холодным. Точным.

Я сел в машину, завёл двигатель, но не тронулся.
Просто сидел.
Смотрел на улицу.
На редких прохожих. На пустые стеклянные фасады, за которыми глухо текла чужая жизнь.

Телефон завибрировал на пассажирском сидении.
Короткий сигнал. Только один человек писал так — кодированно, быстро.

Алехо.

Открыл сообщение:
«R. Срочно. Контракты Россо. Есть движение. Суммы большие. Пересекаются c "Alba Ne". Смотри вложение.»
Я не сразу ответил.
Просто смотрел на эти слова, чувствуя, как реальность возвращается.

"Alba Ne" — организация, известная в определённых кругах. Полукриминальная логистика, оружие, редкие транзитные сделки между Латинской Америкой и Европой. Чистые на бумаге. Грязные в реальности.

Если Россо, отец Вивьен, действительно имеет с ними дело — это уже не просто "экспортная компания".

Это — кровь на руках.
Я распаковал вложение.
Таблицы.
Контракты.
Грузовые декларации.

Чёрт.
Поставки под видом медицинского оборудования. Заказчики — полупустые фирмы-оболочки. Переводы — через Панаму и Гонконг.

Оружие.

В реальности, за каждым кодом там стояло оружие. Не массовое. Не для армии. Индивидуальные штуки.
FN Scar-L.
Glock 19 Gen 5.
Beretta ARX160.

Чистые. Новые. Без серийных номеров на части партий.

Я медленно выдохнул.
Глаза скользили по списку, а пальцы автоматически нащупали зажигалку в кармане. Я не курил с тех пор, как ушёл из старой жизни. Но иногда... иногда хотелось затянуться этим проклятым дымом, чтобы остановить мысли.

Вивьен.

Её отец.

Эта жизнь, которую она считала просто бизнесом.

Она даже не подозревала. И я хотел сохранить её в этом неведении как можно дольше.

Проблема была не только в товарах.

Проблема была в том, с кем они шли.

"Alba Ne" не прощает ошибок.
И тех, кто влезает в их дела — тоже.

Я стёр сообщение. Ответил коротко:
«Принял. Свяжись утром. Пошлю инструкции.»
Телефон погас.

На пару минут я просто сидел. Слушал своё собственное сердце.
Тише, чем обычно. Но в каждом ударе — чёткий сигнал: надо ускоряться.

Мир, в который вовлекли Вивьен, медленно подбирался всё ближе.
И если я не сожму удавку сейчас — ей будет больно. Или хуже.

Я завёл двигатель и поехал.
Не к отелю.
В одну из старых квартир, которые держал в Милане. На случай, если понадобится исчезнуть или кого-то спрятать.

Там, среди холодных стен и минималистичных интерьеров, я достал старый ноут.
Проверил сеть.
Пробил пару имён. Загрузил на флешку несколько файлов.
Я давно знал: прошлое — это нечто живое. Оно не лежит тихо. Оно дышит, как хищник в темноте, ждёт удобного момента, чтобы выстрелить в затылок.

Всё, что я построил за эти годы — дистанцию, легенды, молчание — держалось на одной нитке. И сейчас я видел, как она начинает натягиваться.
Я сидел у окна, скрестив руки на груди, и смотрел, как гаснет Милан. Город, который всегда казался мне чересчур красивым для настоящих дел, вдруг напоминал декорации — как будто подставной фасад, за которым в любой момент может выстрелить правда. Вивьен уже спала, я это знал.
Я думал о ней — да, всё ещё. Запах вишнёвого лосьона или духов, которым она пользовалась, остался на моём плече. Он выводил из равновесия. Я знал этот аромат теперь наизусть. Она могла бы сказать: «Рафаэль, сожги всё к чёрту» — и я бы сделал это. Без лишних вопросов. Потому что эта женщина перестала быть просто «художницей». Она стала моей границей. Тем, что я защищаю.

Но в этой тишине, между её теплом и моими мыслями, снова всплыло оно — сообщение от Фернандо Лука. Того самого, кого мы поначалу недооценили.

Крыса. Не в том смысле, что мелкий. Он был... слишком тихим. Не тем, кто врывается с шумом. А тем, кто обходит по кругу, копает незаметно. Лука работал через третьи руки, нанимал специалистов в даркнете, оставлял ровно столько следов, чтобы выглядеть дезорганизованным. Но его суть была другой — он был упорным. И теперь, судя по последним снимкам, — слишком близко.

На столе лежала флешка. На ней — с десяток фото. Один из моих людей из Неаполя прислал их ночью, с кратким сообщением: «Нашёлся. Парень из Варшавы. Хакер. 24 года. Ищет тебя». Сначала я не поверил. Потом просмотрел всё сам.

На одном из снимков — экран ноутбука. Задний фон: окно поиска. Вбито имя: Rafael. Прямо под ним — карта Европы, маршруты, временные метки.

На другом — скрин взломанной корпоративной почты из Штатов. Мой бывший контакт, с которым я давно обрубил связи. Но, видимо, не все файлы были очищены.

Парень на фото выглядел как обычный задрот. Очки, мешки под глазами, толстовка с капюшоном. Но, чёрт, я знал таких. Именно такие влезают туда, где не должно быть свидетелей. И судя по его переписке — он получил заказ не напрямую от Луки. Слишком умный для этого. Через фиктивную платформу, с серией фальшивых адресов.

Но цель была чёткая: собрать любые данные о Рафаэле Моралесе. Или, как он был записан у них в задаче — Exfiltra92.

Я хмыкнул. Меня давно так не называли.

На третьем фото — он, в кафе, с ноутбуком. На фоне — улицы Берлина. Значит, был там всего пару дней назад. А значит, может быть где угодно.

Я медленно провёл пальцем по снимку и вздохнул.

— Ты влез не туда, парень.

Я поднялся, включил второй ноутбук — тот, что подключён к моим безопасным каналам. Код доступа ввёл почти на автомате. Несколько кликов — и я уже был в чате с человеком, которого никто не знает по имени. Только по эмодзи. Череп. Мы работали вместе ещё в Венесуэле, потом в Перу. Он специализировался на цифровом зачистке. Если кто-то начинает копать — он либо уводил его в другой лес, либо вёл к фальшивому источнику. А если становилось опасно — делал так, чтобы «копатель» просто исчезал из онлайна. Иногда — и из офлайна.

Я написал:
"У меня белка. Молодая. Копает. Варшава. Надо отследить, кто её нанял. Фото прилагаю."

Ответ пришёл почти мгновенно.
"Вижу. Уже на связи. Дай сутки."

Я отключился.

Раньше бы я не стал волноваться потому что это быстро можно решить. Мало ли кто хочет покопаться в прошлом. Но сейчас всё изменилось. Потому что в это прошлое уже вплеталась Вивьен. И если кто-то решит, что через неё можно получить доступ ко мне — будет поздно что-то объяснять.

Я встал, налил себе воды, выпил залпом. Голова гудела. Я не спал полноценно уже больше недели. Всё время на нервах, между поездками, сообщениями. Точка кипения близко. И я знал, что если сейчас этот парень не остановится — его придётся стереть. Совсем.

Я снова посмотрел на окно. Милан был тихим. Но это затишье я знал. Оно всегда перед бурей.

Уже утром приехал к отелю минут на двадцать раньше. Сказал себе, что просто хотел избежать утреннего трафика, но на самом деле — не мог ждать. Мне нужно было видеть её. Просто рядом. Без слов, без планов. Чтобы снова почувствовать, как она смотрит в окно и закусывает губу, когда задумалась. Чтобы снова слышать, как она говорит «да» так, будто это самое интимное слово.

На улице было прохладно. Милан — в один момент стал холодный, правильный, слегка надменный. Совершенно не такой, как Леричи. Здесь всё угловатое, отполированное, будто каждый фасад подменили на фотошоп. Я откинул спинку водительского кресла, положил руки на руль и на секунду прикрыл глаза. В груди — странное спокойствие. Но где-то глубоко под ним — пульс, быстрый, нетерпеливый.

Когда я снова поднял взгляд, она уже шла ко мне.

Вивьен.

Пальто нараспашку, под ним чёрная водолазка, джинсы, ботинки. Простая, но в этом и была вся её сила — она могла надеть любую вещь, и я бы всё равно не смог смотреть ни на кого другого. Волосы собраны в небрежный пучок, но пара прядей вырвались, щекочут щёки. Она смотрела в сторону, пока подходила к машине, и от этого у меня свело живот. Вот так — между делом, без напряжения — она разбивала меня каждый раз.

Я вышел, чтобы открыть ей дверь. Она взглянула на меня и чуть улыбнулась. Не показная улыбка. Просто... теплая.

— Доброе утро, — сказала она.

— Доброе, Вивьен— ответил я, снова и снова пробуя ее имя на вкус.

Она села, аккуратно поставила сумку у ног. Я обошёл машину, снова сел за руль, запустил двигатель. Тишина между нами не была неловкой. Она была наполненной. Как музыка без слов.

Когда мы выехали из города, я наконец позволил себе посмотреть на неё. Быстро, краем взгляда. Она смотрела в окно, подбородок опирался на ладонь. Брови чуть нахмурены — как будто думала о чём-то важном. У неё было это редкое: она не играла в «удобную женщину». Не заискивала. Просто была собой. И это сводило с ума сильнее, чем любое кружево.

Запах её духов — тот самый, с вишнёвым аккордом и чем-то более тёплым, почти телесным — уже заполнил салон. Я почувствовал, как напряглись пальцы на руле. Мне нужно было держаться. Не наклониться. Не проскользить ладонью по её колену. Не сказать: «брось всё и останься рядом».

Она посмотрела на меня. И сказала спокойно:

— Я, кажется, соскучилась по Леричи.

Я усмехнулся.

— А Леричи соскучился по тебе.

Дорога тянулась мягко — трасса сначала серая и глухая, потом открылась в зелёные холмы, потом — море. Когда мы добрались до серпантина, я убавил скорость. Хотелось ехать дольше. Не потому что был уставшим — наоборот. Просто знал, что когда мы приедем, всё снова начнёт двигаться. Суета, разговоры, звонки. А сейчас — было только мы.

— Ты устал? — спросила она, не поворачиваясь.

— Нет, — сказал я. И потом добавил, тише: — Когда ты рядом — я забываю, как это вообще чувствуется, быть уставшим.

Она медленно повернулась. Не сразу ответила.

— Это опасная привычка — быть рядом со мной.

— Я знаю. — Я посмотрел прямо на неё. — Именно поэтому мне и хочется быть ближе.
Она покраснела. Совсем чуть-чуть — только по ушам. Но я заметил. Мне захотелось наклониться и прикусить этот румянец. Заслуженно. Осторожно. Голодно.

Но я держал себя в руках.

Пока.

Мы приближались к Леричи. Солнце уже начинало скользить по крышам домов, и город встречал нас привычным ритмом — будто говорил: «ну что, вы снова здесь. Вдвоём».

Я посмотрел на неё и понял — я точно не отпущу.

И если она позволит мне быть рядом, я не просто останусь.

Я стану тем, кто оберегает её от каждого шторма.
Солнце уже стояло высоко, дорога петляла между холмами, а я, держа руль одной рукой, ощущал, как во мне живёт странный покой — тот, что приходит после ночи, наполненной молчаливой близостью. Вивьен сидела рядом, в солнцезащитных очках, играя с тонким краем платка. Она не говорила много, но я чувствовал её спокойствие. И присутствие её рядом — это было как антидот всему, что я носил в себе годами.

Когда мы въехали в Леричи, она повернулась ко мне:

— Рауль, заедем в Conad? У меня закончился кофе и масло. И я обещала Кларе фокаччу к обеду.

— Конечно, — кивнул я. — Только быстро, ладно?

Она усмехнулась:
— Я не из тех, кто теряется между полками. Пять минут.

Я остановился у входа. Она вышла легко, беззаботно — в свободной льняной рубашке, босоножках, с собранными волосами. Лето ей шло, как второе дыхание. Я смотрел, как она скрывается за стеклянными дверями, и чувствовал, что мне почти спокойно. Почти.

Я проверял телефон, листал последние сообщения от Алехо — последние были из Генуи. Он заверял, что покидает страну. Мы расстались чётко: «Рафаэль, я ухожу. Считай, меня не существует». Он знал, что моя просьба — не просьба. Это был приказ. Он знал, что возвращаться — значит перечеркнуть наш старый кодекс. Знал. Или я думал, что знал.

И вот... я поднял глаза. Стеклянные двери магазина открылись. Вивьен вышла. В руках — бумажный пакет. Всё как обычно.

Пока — да.

Но потом, из бокового входа, из тени... появился он.

Я не сразу поверил. Пару секунд мозг отказался соединять лицо с реальностью. Алехо. Тот самый. В капюшоне, с солнцезащитными очками, как будто он в Леричи инкогнито.

Он столкнулся с Вивьен буквально плечом. Она отступила на шаг, удивлённо, но спокойно — посмотрела на него, пробормотала что-то вроде «всё в порядке». Он — что-то ответил. Мимолётное, обычное столкновение.

Только не для меня.

Моё тело будто замерло на секунду. Рука крепче сжала руль. Дыхание... пропало.

Он что, издевается?

Я вышел из машины, медленно. Внутри было ровно одно ощущение: ярость. Та, что кипит под кожей, но не взрывается криком. Та, которая растёт внутри молча — опасно.

Я подошёл к ним как тень. Он заметил меня первым. И понял. По глазам. По шагу. Он понял, что я не просто зол — я вне себя.

— Ты, — сказал я. — Ты что здесь делаешь?

Вивьен замерла. Посмотрела сначала на меня, потом на Алехо.

— Вы знакомы?

Алехо слегка отступил. Он знал меня слишком хорошо, чтобы не почувствовать, что я держусь на последних миллиметрах сдержанности.

— Можем поговорить? — спросил он. — Без неё.

— Уже разговариваем, — сказал я сквозь зубы. — А ты — нарушил всё, о чём мы договаривались.

Он повёл плечами, как будто хотел разрядить напряжение:

— Это не то, что ты думаешь...

— То, что я думаю, — это что ты либо идиот, либо решил сыграть в героя. А я тебя просил исчезнуть. Навсегда.

Вивьен стояла в стороне. Смущённая, растерянная.

— Рауль... — начала она, — кто он?

Я посмотрел на неё. Не хотел, чтобы она знала. Ещё нет. Но времени больше не было.

— Это Алехо, — сказал я. — Мы... работали вместе. Когда-то. Он уехал. И не должен был возвращаться.

Алехо посмотрел на меня спокойно. Его голос был тихим, почти виноватым.

— Я приехал не ради тебя. Я нашёл то, что может тебе пригодиться. По делу. Это серьёзно, Рафаэль. Не блеф.

Я не дал ему договорить. Схватил его за ворот рубашки и повёл в сторону, за угол здания. Вивьен осталась сзади, удивлённая и явно ошарашенная.

— Ты хоть понимаешь, во что лезешь? — прошипел я. — Здесь не игра. Здесь всё может закончиться за один вечер. И если ты подставишь её... я тебя похороню своими руками.

— Я не трогал её! — Алехо вырвался. — Я случайно её увидел. Я даже не собирался с ней говорить!

Я хотел ему верить. Но мой мозг уже не различал истину и подозрение. Я чувствовал, как сгораю изнутри.

— Ты думаешь, ты один что-то знаешь? — сказал я медленно. — Думаешь, я не в курсе, что ты копал под «канал Мартина»? Думаешь, Лука случайно появился в поле? Всё, что ты делаешь — это подставляешь меня. Нас.

Алехо молчал. Потом — сдал:

— Я нашёл пару контактов, Рафа. Те, что ведут к отцу Вивьен. Твой груз был рядом с их таможенной отметкой. Я хотел убедиться...

Я отшатнулся. Ещё хуже. Он пересёк границу, которую я не позволял переходить никому.

— Уходи, — сказал я тихо. — Сейчас. Или я сделаю это за тебя.

Он больше не спорил. Только кивнул. Ушёл — медленно, не оглядываясь.

Я стоял там ещё долго. Потом вернулся к машине. Вивьен молчала. Не спрашивала. Только смотрела — с тревогой и чем-то ещё. Я не мог сейчас говорить. Ни слова. Я просто открыл багажник, положил её покупки внутрь, и завёл мотор.

Ехали молча. И только в зеркале заднего вида я увидел, как её взгляд задержался на мне чуть дольше, чем обычно. Она понимала, что что-то происходит. Но не знала — насколько близко она уже оказалась к центру шторма.
Мы ехали молча. Дорога до дома, которая обычно казалась короткой, растянулась бесконечно. Леричи промелькивала за окнами — зелёные холмы, выцветшие ставни, узкие улочки, прогретые солнцем. Я держал руль крепко, как будто от этого зависело что-то большее, чем движение. Как будто хватка могла остановить всё то, что разрывалось внутри.

Вивьен сидела тихо. Смотрела в окно, держа руки на коленях. В машине звучал только гул мотора. Даже радио молчало.

— Кто он? — вдруг спросила она. Спокойно. Без давления. Без требований. Просто вопрос. Но внутри он резанул, как нож по тонкому стеклу.

Я не ответил сразу. Сделал глубокий вдох. Руки сжались на руле.

— Его зовут Алехо, — сказал я медленно. — Он... из моей прежней жизни. Из Уругвая.

Она молчала, слушая.

— Мы работали вместе. На той стороне, где редко говорят вслух, кто за что отвечает. Он был... не просто человеком в системе. Он умел делать то, чего не умел никто. Тогда это казалось героизмом. Или хотя бы — необходимостью.

Я взглянул на неё коротко. Её лицо было спокойным. Внимательным.

— Мы расстались на чётких условиях. Я ушёл. Попросил его уйти тоже. Не возвращаться. Не искать. Это было важно. Ради безопасности. Моей. Его.

Вивьен слегка нахмурилась, но не перебивала.

— А он... вернулся?

Я кивнул.

— Без предупреждения. Без объяснений. Просто появился. И это может разрушить всё. Потому что когда кто-то из прошлого возвращается без причины, чаще всего причина — не хорошая.

— Он угрожает тебе?

— Не напрямую, — я покачал головой. — Но... его возвращение — это риск. Я построил здесь не дом, не жизнь. Я построил укрытие. И если он начнёт копать, привлекать внимание, искать... мне, возможно, снова придётся всё бросить. Страну. Имя. Всё. А я не хочу этого. Не сейчас.

Она кивнула. Медленно. Вдумчиво. Не требовала объяснений — просто принимала их.

— Ты не можешь рассказать больше?

— Не рядом с телефоном. Не рядом с тобой. Сейчас — нет. Я не хочу, чтобы тебя коснулось то, от чего я столько лет убегаю.

Мы снова замолчали. Но тишина теперь не была тяжёлой. Скорее — плотной. Наполненной. Мы оба знали: слова были сказаны. Настолько, насколько это было возможно.

Я подъехал к её дому, припарковался у парадной. Заглушил мотор.

— Я провожу, — сказал я.

Она не возражала. Мы вышли, прошли по плитке к её подъезду. Вивьен остановилась у двери, обернулась ко мне.
Она повернулась ко мне у входа, не спеша встав ключ в дверь. На секунду — как будто просто прощание. Но потом её взгляд изменился. Стал чуть смелее. Чуть глубже. И прежде чем я успел что-либо сказать, она шагнула ближе.

Её пальцы коснулись моего воротника. Она посмотрела в глаза — дерзко, молча, без лишних вопросов. И в следующую секунду — поцеловала.

Не робко. Не в уголок. По-настоящему.

Страстно.

Как будто всё молчание между нами просто не выдержало. Как будто всё, что копилось, вырвалось наружу — и прорвалось через губы.

Мягко — но с голодом. С огнём. Так, что мурашки прошли по спине, по рукам, по шее. Моё дыхание сбилось, я поймал её за талию — не удержал, а ощутил. Она была ближе, чем когда-либо.

Когда она отстранилась, её дыхание тоже сбилось. На губах — след улыбки. Чуть дерзкой. Чуть опасной.

— Спасибо, — тихо сказала она. — За то, что не молчишь. За то, что открываешься. За то, что вообще... здесь.

Я не мог говорить. Только кивнул. Просто смотрел на неё, как будто не видел ничего другого.

Она открыла дверь, оглянулась на секунду — и исчезла за ней, плавно, как будто сквозь воздух. Дверь мягко закрылась, не хлопнув.

Я остался один.

С пульсом в горле, с ощущением, будто меня только что поцеловали током.

Смотрел на дверь, потом провёл рукой по лицу, усмехнулся себе под нос и пробормотал:

— Лиса.

Потому что она была именно такой. Умной, острой, быстрой. И теперь — моей головной болью. Моим адом. Моим наркотиком.

Я ещё долго стоял там. И никуда не спешил.