Chapter 3
- Всё, конец. Нет, не так: это пиздец! Кому пиздец? Правильно, мне!
Когда чуть ли на стену не лезешь от отчаяния, лишь бы не лицезреть дверь ненавистной аудитории, где два часа мозг активно пытался решить какую-ту супер-пупер самостоятельную, прежде чем их отпускают на все четыре стороны, всегда найдётся тот человек, который весь твой «скулёж» выслушает и даст добрый совет. Или мощный пендель, если уж сильно разозлишь.
Хеджин чуть ли не плачет, трясётся, сжимая пальцы в кулаки, чтобы хоть чем-то себя занять, но не получается: отчаяние берёт верх над разумом, нервы в пружину сжимаются, отняв последнюю возможность нормально оценивать решённую самостоятельную. Кажется, нет, так и есть, провал полный.
Хеджин ведь совсем про подготовку к ней забывает, про конспекты не вспомнив, предаваясь мыслями о насущных проблемах, тех, что в первую очередь волнуют. И это, к несчастью, отнюдь не учёба с оценками и успешное будущее, ведь если окончит хорошо университет - найдёт хорошую работу, заработает на отдельную квартиру и больше не будет делить с сестрой одну жилплощадь.
Мун Бёль сейчас прямо перед ней, вся такая аккуратная, как кукла, и воздушная, как крем-брюле, - противоположность Хеджин. Но, несмотря на всё это, обе привязаны друг к другу, будто самые что ни на есть родные.
Существует теория, что сводные сёстры в девяноста процентах случаев готовы друг другу глотки перегрызть, напакостить всячески или из-за глупой ревности к родителям, или уже по каким-то иным личным причинам. Но Хеджин, будучи младше, так не считает. Для неё Мун Бёль - отдушина, близкий человек и, в самую первую очередь, друг, которому можно и душу излить, и получить необходимую поддержку. В отличие от матери, с которой отношения до болезненного натянутые, Мун не осудит и скандал не устроит, за что ей надо дать звание «Лучшей в мире сестры».
- Может, всё не так уж и плохо? Чего ты сразу паникуешь? - Мун Бёль за плечи на себя тянет, усаживая на подоконник, но это не спасает от приступа паники и небывалой злости на саму себя. Потому что ничьей вины тут, кроме как собственной, нет. Хеджин утыкается лицом в светлые волосы сестры и морщит нос. Почему-то сейчас привычный запах яблочного шампуня раздражает своей приторностью, будто чего-то не достаёт. Какой-то... кислинки, что ли?
- Ну да, конечно, онни, - бурчит Ан, отстранившись, растягивая губы в оскале и запрокидывая голову так, чтобы была видна проколотая недавно уздечка, по которой тут же языком проводит, от чего Мун ахает и вертит пальцем у виска. - Это ты уже покидаешь сие учебное заведение почти через полгода, а мне тут ещё учиться и учиться. Тем более, я, чёрт возьми, нарисовала Чёрную метку в одной из задач вместо решения. потому что вообще всё забыла! Вот кто тебя просил экстерном проходить всю университетскую программу и сдавать выпускной экзамен в следующем году?!
Мун Бёль хохочет, громко, за живот хватаясь, а вот Хеджин не до смеха. Наградил же Господь куриными мозгами, которых хватает только на никому не интересное рисование, гуманитарные науки и знание большей половины тайских и китайских иероглифов. Конечно, человек по своей природе не может знать абсолютно всё, но ей всё равно от такого «распределения» способностей обидно.
Это Мун Бёль гордость семьи, победитель почти всех школьных (и не только) олимпиад и конкурсов и просто «мегамозг», как её нарекает Хеджин и всячески подстёбывает, но Бёль не обижается на колкости, даже помогает иногда с заданиями. Жаль только, что своим гениальным мозгом поделиться не может - было бы куда лучше, чем выслушивать причитания преподавателей, которые как с цепи сорвались и налетели со своими постоянными рефератами и самостоятельными работами.
А Ан Хеджин просто Хеджин - среднестатистический человек, далёкий от всей этой точной хрени, со своими тараканами в голове и далеко не логичным мышлением.
- Прости, прости, - Мун кое-как успокаивается, поудобнее усаживаясь, вытирает слёзы и даже чёрную подводку не размазывает, отчего уважение к ней повышается ещё процентов на сорок-сорок пять. - Просто ты такая забавная, Хеджин-а. Оценки - это не показатель знаний!
Хеджин не выдерживает и заходится в приступе безумного смеха. Ну да, говорит человек, лицо которого на доске почёта университета в рамочке красуется. Молчала бы лучше. Мун Бёль И - это красный аттестат, куча наград, исписанные каллиграфическим почерком тетради и высокий уровень айкью, до которого Ан как до Токио пешком идти.
Но Хеджин знает - она ничем не хуже всех этих людей с большим мозгом. Её рисунки всегда первые и вторые места в разных конкурсах занимают и танцы не просто «глупое» увлечение, а целый смысл, чтобы продолжать двигаться дальше и оставаться в этом мире как можно дольше. По крайней мере, они и спасают от скуки и помогают настроиться на нужный лад, когда того ситуация требует.
- Вот что ты смеёшься? - надувает губы Мун Бёль обиженно. - Я же серьёзно тебе говорю, стереотип на то и стереотип, чтобы большинство людей ему следовало. Кстати, хотела предупредить, что сегодня к нам вечером придёт Доён.
Хеджин от услышанного смеяться прекращает, прищуривает глаза и косится на Мун Бёль. Кажется, новый повод для шуточек находится быстро, вот и улыбается широко, пододвигаясь ближе, тянет руку и взъерошивает длинные волосы, в который раз обдумав хорошенько своё поспешное решение сходить в парикмахерскую и подстричься под каре. Ну, плюсы тоже есть: в глаза не лезут и заплетать каждое утро не надо - красота.
- Поправочка, онни: придёт он не к нам, а к тебе. И я не против! - поспешно добавляет, видя, что старшая рот открывает, чтобы что-то спросить. - Только хватит ломать мне диван своими марафонами, он, бедненький, уже не выдерживает таких... заездов, - гаденькая улыбочка вводит Мун Бёль в ступор, от этого веселится ещё больше, мигом забывая о плохом настроении. - Вы бы хоть в комнату пошли. И вообще, нет ничего лучше мягкой и удобной кровати, чтобы...
- Не продолжай! - кажется, краснее Мун Бёль может быть только переспевший помидор на рыночной лавке. - Ан Хеджин!
- Чтобы спать, онни, - Хеджин говорит спокойно, так, будто минуту назад не шутит на тему половой жизни старшей сестры. - Как это грубо. Дурной пример младшим подаёте, Мун Бёль И.
Порой приятно вводить старших в ступор, от этого настроение повышается, проблемы на второй план отходят, а совесть, на удивление, не особо мучает. Может, будет потом, а сейчас Хеджин чувствует себя проказливым школьником, для которого мелкие пакости дело обычное. Вот не зря есть принцип, правда, не очень хороший. «Сделал гадость - сердцу радость», - Читтапон так постоянно говорит, поэтому иногда кажется, что он не психолог, а демон-искуситель, посланный на Землю для того, чтобы смертных на путь неправильный наставлять. Вот до греха доводить он точно мастер.
Мун Бёль возмущённо пыхтит, открывая и закрывая рот, набирая туда воздух, но слов не находит. Опять ведётся на уловки младшей, как банально. Но от этого почему-то не хочется злиться, а наоборот, засмеяться от того, что вновь осталась в дураках. Может, просто взрослеет (стареет) и уже не так бурно ребячество воспринимает, а кто-то никак не выйдет из периода, когда детство в заднице играет и постоянно приключения ищет.
С другой стороны, хорошо, что Хеджин в порядке. Хотя бы мрачной тенью не ходит и взглядом, что до костей пробирает, никого не убивает, в хлам не напивается и не дебоширит, Мун Бёль не нужно забирать неадекватную сестру из полицейского участка, как обычно у многих происходит. Она просто плывёт по течению реки под названием «Жизнь»...
Хеджин резко замолкает, видя, что в её сторону направляется знакомая светлая макушка. Хорошего настроения как не бывало, кулаки сжимаются сами собой от одного только взгляда на улыбчивое лицо и сияющие глаза. Почему-то врезать хочется очень сильно, намертво вцепиться и расцарапать ногтями бархатную кожу на красивом личике. Дикое желание, неправильное, но ничего уже с ним не поделаешь.
- Хеджин-щи, тебя вызывает преподаватель Со, - вежливости в до боли зудящем голосе хоть отбавляй. Так много, что кажется, будто перед ней ходячий сборник правил этикета и сама невинность. Божий одуванчик, кто оленьими глазками посмотрит, ресницами похлопает и всё - ты очарован и прикован к нему неразрывной цепью намертво.
«Ну да, он же личность культурная, по вечеринкам не ходит и алкоголь не употребляет - сама невинность, ну-ну, как же». В тихом омуте черти водятся, а у Ли Тэёна их целый вагон с маленькой тележкой в придачу. Какой же двуличный, зараза.
- За каким хреном? - смотрит с таким вызовом во взгляде, что Мун Бёль благополучно ретируется, почуяв неладное, будто Тэён совершил преступление и теперь никак не получит должное наказание, потому что нет никакого другого способа приструнить его.
- Вот сама у него и спросишь, за каким хреном ты ему вообще потребовалась, - хмыкает, сдув чёлку с глаз, и разворачивается, чтобы уйти. Хеджин, злясь ещё больше, плетётся следом, подождав, пока тот немного отойдёт подальше.
Кажется, такова судьба Ан - ходить хвостиком за этим грёбаным совершенством. Причём во всём, за что бы тот ни возьмётся - результат получается даже лучше, чем должен быть. И это самое настоящее гадство и несправедливость столетия.
В кабинете, куда её приглашают, Тэён располагается в кресле, причём сидит с таким видом, будто босс здесь он, а не преподаватель Со, что сейчас перед ней. Вообще, насколько ей известно, Со Ёнхо довольно-таки строгий, но зато очень справедливый человек. Студенты его уважают, а другие преподаватели, что работают тут намного дольше, говорят, что такие люди в их сфере сейчас на вес золота. Молодой и перспективный, он отдаёт всего себя учебному процессу, кроме того, работу с личной жизнью не сочетает - гиблое дело.
- А, Ан Хеджин. Вы, наконец, явились, - в приятном голосе мужчины слышится усталость и некая грусть вперемешку с недовольством. - К сожалению.
- Что такое? - Хеджин осторожно интересуется, неловко переминаясь с ноги на ногу. - Я что-то сделала не так? - сама знает, что это тупой вопрос, ведь работа её наверняка сейчас в мусорном ведре, если ещё не опубликована на каком-нибудь сайте в качестве примера того, как не надо писать самостоятельные, особенно если учишься в университете, где всё на высшем уровне.
- И это мягко сказано, - Хеджин видит, как преподаватель хмурится, а затем роется в одной из папок, спустя две минуты выуживая знакомый лист, исписанный корявым почерком. - Хеджин-щи, я прекрасно понимаю, что математика предмет сам по себе сложный на уровне школьной программы, а на уровне университетской так тем более, но это не повод не учить её, ну, или хотя бы не пытаться это делать. Мне одного взгляда хватило понять, что ваша самостоятельная не тянет даже на «F».
Чёрт! Хеджин пристыженно голову опускает, зажмуриваясь, чтобы дальше ничего не слышать. И видеть разочарование во взгляде преподавателя тем более. Не заслуживает Со Ёнхо такой непутёвой студентки, ох как не заслуживает. Ей самое место не здесь, а там, где только двоечники и бездари.
- Поэтому, студентка Ан, вам придётся заниматься дополнительно, я больше не могу натягивать вам тройки просто так. С этого дня вашим репетитором будет студент Ли, - лицо Хеджин вытягивается, а глаз заметно дёргается, потому что понимает, о каком студенте с такой фамилией идёт речь. - Его результаты по математике одни из самых высоких. Раз уж сестра не способна повлиять на ваши знания, то, думаю, студенту Ли это будет под силу - он с радостью согласился с вами позаниматься.
Чувствует, как злость поднимается из глубины души, вязкой густой смолой по венам струится, смешивается с отчаянием, потонувшем в бессилии, и резко падает вниз - под рёбра, где сердце бьётся, ударами отдаётся в висках, от чего слёзы в уголках глаз и уродливо багряный румянец на щеках. Нет, нет, нет, только не этот кошмар!
- Вы шутите? - голос заметно даёт предательскую слабину. - Скажите, что Вы пошутили, пожалуйста... - но от взгляда преподавателя можно с лёгкостью рухнуть в обморок от принятия ситуации - не врёт, к сожалению.
- Я разве похож на клоуна? Мне хватило черепов и высказываний Курта Кобейна на полях в вашей самостоятельной. За рисунки вам чистое «А», а вот за самостоятельную, увы, неуд, - преподаватель фыркает, убирая работу обратно в папку, кажется, чтобы потом перечитывать и хохотать над ответами, надрывая живот. Выходя из кабинета, тот на миг задерживается в дверях и смотрит внимательно, но от хитрого прищура как-то не по себе. - Всего хорошего.
Хеджин сухо кивает, чувствуя, как груз безвыходности и полной катастрофы падает на плечи, верёвкой обматываясь вокруг неё и тяжёлым валуном утягивая её вниз - в бездну, откуда не выберется с помощью простого игнорирования и забивания на ситуацию в целом. Здесь требуется особый способ, да только вот на ум ничего путного не приходит - мозг отказывается хоть как-то помогать, до сих пор находясь на стадии отрицания.
И вот остаются одни, в тишине, хотя кому-то этого вообще не хочется. Внутри скручивается пружина нервов, готовая взорваться от напряжения, что в воздухе витает и давит на мозги. Но Тэён тишину нарушает, поднявшись со стула и подойдя к ней, серьёзной и скованной в такой момент, сзади. Та дёргается испуганно, повернувшись всем телом, но смотрит злобно, даже кажется, сейчас испепелит, превратив его в пепел, по которому не постесняется пройтись лунной походкой.
- Доволен, да? - в голосе яда столько, что на террариум с гадюками хватит, даже останется. Но заслужил - пусть получает, раз уж одни. - Можешь так не стараться, Ли, сама как-нибудь справлюсь.
И идёт к двери, гордо голову подняв, мысленно празднуя победу с песнями и танцами вокруг костра, но её запястье резко перехватывают, развернув, и подталкивают назад, в глубь аудитории, загоняя в угол и лишая шансов на отступление, пока Хеджин не начинает упираться поясницей в край преподавательского стола.
Кажется, дело дрянь.
- Ты не выйдешь отсюда, пока мы нормально не поговорим и не расставим все точки над «i», - ещё немного и Тэён действительно зарычит, в один миг утратив прежний добрый настрой.
- Нам не о чем разговаривать.
Но Тэён близко. Даже слишком близко. Наступает, скользит внимательным взглядом по телу, от чего сопротивляться что-то больше не хочется. Хочется наслаждаться открывшимся видом, рассматривать каждую длинную ресничку, отбрасывающую тень на щёки, скользить по красивому лицу и мысленно кричать, задаваясь вопросом: «Кому продать душу, чтобы выглядеть так же? Или он только кровью девственниц питается?»
Но Хеджин лишь на чужие губы, что так близко перед ней, пялится и, кажется, вспоминает. Всё, до чёртовой мелочи, до каждой миллисекунды, когда время застывает, в ушах стоит собственный крик и бешеный стук сердца, перед глазами кружатся светлячки, взрывающиеся при каждом вздохе. Банальщина. Как в идиотской мелодраме, что так любит смотреть Мун Бёль. Хеджин помнит, что очень сильно напивается на вечеринке в честь дня рождения Тэна, куда её приглашает сам именинник, обещая лучшую ночь в её жизни. И эта ночь может назваться «лучшей». Она помнит комнату, где всё происходит, мягкую кровать, на которой всё случается. Помнит лицо Тэёна перед собой отчётливо слишком, расширенные от возбуждения зрачки и непроглядную тьму в глазах. Как нежные и мягкие губы целуют шею, находя эрогенные зоны, о которых даже не догадывалась; как сначала пальцы скользят по телу, но особенно в том самом месте, доводя до исступления и холодного пота, выступившего на разгорячённой от ласк коже; как позже сам парень вколачивает её тело в матрас, срывая с губ громкие стоны, тут же тонувшие в поцелуях чувственных, от которых спазм в животе, колени подкашиваются, а сама она просит большего, выкрикивая его имя во время долгожданной кульминация и впиваясь ногтями в крепкую спину до красных полос. Помнит, ещё потом целуются до опухших губ, Хеджин тогда чувствует себя самой счастливой на свете, ведь, пусть даже под воздействием алкоголя, отдалась человеку, который не безразличен ещё со средней школы. А о чём ещё можно мечтать глупой девчонке, для которой чувства значат куда больше, чем в книжках написано? На следующий день на учёбу как на крыльях летит, но встречает игнорирование со стороны Тэёна и повисшую на нём Ёнсон. Помнит, как хватает спасительный кислород ртом, задыхаясь от боли в области сердца, а после, прячась от любопытных людских глаз, плачет навзрыд за стеной учебного заведения, разбивая костяшки о кирпичную кладку до тех пор, пока Мун Бёль не оттаскивает в сторону и не даёт отключиться от нервного перенапряжения. Тэён просто воспользовался и бросил, превратив в то, что Хеджин сейчас.
- Отпусти меня, ты - мудак и сучара в одном лице! - вырывается, бьёт по груди, трепыхаясь в руках подобно птице в силках, но Тэён талию сжимает крепче и притягивает как можно ближе, а потом в преподавательский стол вжимает, усилив хватку и заставив практически лечь на него. Страшно, но приятно до дрожи, а всё равно хочет вырваться. Потому что внутри всё ещё обида сидит и гложет.
Ему всё равно. Снова. Что бесит до скрипа зубов и вязкой патоки боли в венах. Кулак Хеджин сжимает и замахивается, чтобы дать пощёчину - больную, типичную женскую, чтобы понял, - играть с ней в такие игры не прокатит. Но руку перехватывают с лёгкостью и заламывают назад, так же поступив с другой, обломав вторую попытку врезать.
- Ненавижу тебя, Ли Тэён, ненавижу! - пытается не паниковать, вложить в голос уверенность, а во взгляд твёрдость, чтобы поверил. Но в итоге всё равно срывается. - Выжги себе это под рёбрами, чтобы вечно помнить!
Глаза Тэёна темнеют, грудь вздымается при каждом шумном вздохе, хватка на руках и талии усиливается, кажется, останутся следы, если не отпустит. Но в планах Ли этот пункт отсутствует, как и наличие всякой совести. Не верит. По глазам видит, что врёт, и по стуку сердца, что слышен хорошо. Хеджин предпринимает ещё одну попытку вырваться, но вновь терпит поражение - обойдётся. Не выпустит, пока нормально не поговорят и не выяснят всё здесь и сейчас.
Смотрит, как дёргается в его руках, зубы стискивает и смотрит скорее обиженно, чем злобно, что умиляет и раздражает одновременно. Щёки красные, дыхание сбито, а взгляд мутный, со зрачками расширенными, бегает по его лицу, останавливаясь на губах постоянно. Сдерживаться трудно, но в руки себя берёт, когда воспоминания о той ночи накрывают, заставляя внутри всё гореть, а голодных демонов - потирать ладони в предвкушении.
И не выдерживает.
Хеджин мало что понимает в происходящем. Зачем Тэён так делает? Зачем наклоняется ниже, в глаза пытливо заглядывая, дотрагивается до щеки, чтобы кожа в месте прикосновения горела, а сердце вниз рухнуло. Она замирает в его руках безвольной куклой, парализованная воздействием желанных прикосновений.
- Сколько можно от меня бегать, а, Хеджин-а?
Чужое дыхание кожу опаляет, в то время как губы осторожно, словно боясь спугнуть, скользят по скулам, оставляют кроткие поцелуи на кончике носа и в уголке губ. Бегает? Кто бегает? Хеджин даже мыслить нормально не в состоянии, а про бег речи никакой быть не может. Бегать от Тэёна, от этой ломающей мозг близости так же бесполезно, как и пытаться повернуть время вспять. Ан попала, и это не лечится.
- Я... Я не... - все правильные слова улетучиваются из головы, разлетаясь вместе с мыслями по углам испуганными птицами. Тэён, впрочем, такого эффекта и добивается, заставляя её неосознанно податься вперёд, как бы намекая на продолжение.
Его губы, Ан это как сквозь вату чувствует, скользят тем временем выше, по щеке, к чувствительному месту за ухом, прикусывая мочку, опаляют кожу горячим дыханием, срывающимся вместе с шёпотом, заставляя краснеть от корней волос до кончиков пальцев ног.
Чёрт! Невыносимо.
- Так каков твой положительный ответ, - от низкого шёпота Хеджин, кажется, кончается как личность, не в силах больше вытерпеть это мучение, особенно то, как влажный кончик горячего языка скользит по коже, вырисовывая непонятные никому узоры, и от этого нежного, пробирающего до костей, любимого, сорвавшегося с губ: - котёночек.
Всё. Хеджин больше не может, аж сейчас расплачется, если ничего не сделает. И она делает, шагает в пропасть по имени «Ли Тэён», не в силах больше терпеть эту сладостную пытку. Все внутренние барьеры рушатся, остаются лишь одни щепки. Она цепляется за широкие плечи, как утопающий за соломинку, тянет Тэёна на себя, вмиг забывая о своей злости, о курице Ёнсон, о боли в области разбитого сердца, и робко дотрагивается до чужих губ.
Тормоза срывает. Мгновенно. Потому что губы Тэёна именно такие, какие она помнит: мягкие, нежные и горячие. Ощущения непередаваемые, будто всё впервые: и бабочки с драконами в животе взрываются при каждом касании; и подкашивающиеся колени, и отбивающее чечётку сердце, когда Тэён, услив напор, всё же врывается в её рот, заставляя чуть ли не стонать, цепляясь пальцами уже за мягкие пряди на затылке и перебирать их; ласкает нежно губы, сначала верхнюю, затем нижнюю; скользит тонкими пальцами по бёдрам, переходит на ягодицы, чуть сжимая, отчего она закидывает ноги на его торс, обнимая и скрещивая лодыжки за спиной.
Тэён чуть ли не рычит, чувствуя ответ на свои прикосновения, как пальчики перебирают волосы, касаясь кожи затылка, как Хеджин сама за ним тянется, прижимаясь грудью вплотную и не оставляя никакого промежутка между телами, усиливая тактильный контакт в десятки или даже в сотни тысяч раз. Как от таблеток экстази - одного из дорогих видов наркотических веществ, что можно достать. Кажется, не понимает, что делает, раз руки тянет ниже, проникнув под одежду, скользит ими по животу, легонько царапая кожу и от губ его не отрываясь. Тэёна кроет не по-детски, тянет в этот омут с головой, заставляя чуть ли не волком выть и урчать от наслаждения, ластясь к заботливым рукам, и всё из-за девчонки, что сейчас перед ним - восхитительной, реагирующей на каждое его прикосновение и посылающей волны тянущего ощущения в ответ.
Сдавленно простонав, перехватывает запястья, переплетая пальцы обеих рук и заводя их за спину, прижав к столу, чтобы не раззадоривала и не разжигала желание опрокинуть Хеджин полностью на этот стол, повторив ту самую ночь, Тэён поцелуй углубляет и прижимается резко, срывая с девичьих губ тихий стон вперемешку со сдавленным всхлипом - чувствует своим сокровенным местечком, насколько сильно велико его желание, когда сама вперёд подаётся и трётся бёдрами, усиливая возбуждение настолько, что в штанах тесно, а терпеть невыносимо.
Мир обоих крошится на осколки фарфора, когда понимают, что ещё мгновение и тонкая грань, что между ними, сотрётся, явив наружу неприкрытое желание, застилающие разум похоть и страсть, что движут давно. Взгляд глаза в глаза, потемневшие от вожделения, переплетённые пальцы рук, что словно соединены невидимой нитью, и губы в губы, что будут помнить эти поцелуи ещё очень долго.
Но всё столь прекрасное не может длиться вечность. Звук открывающейся двери приводит в чувство сразу же, заставив отстраниться друг от друга слишком поспешно, будто никакого застилающего разум безумия мгновение назад не было. Хеджин кое-как со стола слезает, быстро волосы поправляет, пытаясь отдышаться и не смотреть на Тэёна, вид которого оставляет желать лучшего. Волосы в разные стороны торчат, губы опухли, став ещё соблазнительнее, а футболка на бок съехала, демонстрируя оголённые плечи, один вид которых вызывает желание прикоснуться. Чёрт, почему даже сейчас Ли Тэён секс в чистом виде?! Ан этого вообще никак не понимает. Ниже взгляд тоже старается не опускать - знает, ничего хорошего там точно не увидит. Да и стыдно как-то за весь этот разврат.
Но вид вечно довольной Ёнсон, стреляющей глазками в её сторону, раздражает безумно. Кулаки сжимаются, а сердце слишком быстро стучит, аж больно становится. Так и до тахикардии недалеко (и до вылета из университета, если прямо сейчас в блондинистые кудри вцепится, чтобы прекратить столь наглый обмен взглядами!). Вот и хватает рюкзак и выскакивает из аудитории, чтобы дел не натворить, не замечая хитрую улыбку и один недовольный взгляд.
- Вижу, я не вовремя, - Тэён раздражённо шипит, заметив, на что направлен взгляд старосты, а та не может сдержать смешок. Ведь не каждый день увидишь неудовлетворённого члена студенческого совета, так ещё и со слишком очевидным недотрахом, в комнате, где буквально воняет сексом, правда, неудавшимся. Будучи довольным, Ли бы волком не глядел и руками ничего прикрыть не пытался.
- Ким Ёнсон! Заткнись.