Пакость? Ой, не удалась

— Это удивительно! Не можешь сосредоточиться, да? Подскакиваешь, когда звонит телефон, проверяешь почту по сто раз на день, жалеешь, что не пишешь песни и чувствуешь желание упомянуть её имя в любом разговоре?!... Это чувство у всех одинаково и теперь произошло с тобой, мой друг.
—Чёрт...
— Добро пожаловать в мой мир.

Ну вот и настал тот день, когда Ни-Ки воочию убедился в том, что ему предстоит та еще работенка, свалившаяся на и без того больную голову в образе когда-то надоедливого одноклассника.

У Хисына все с виду хорошо, но ровно до того момента, пока он не заносит ногу для удара. И вот тут уже все идет наперекосяк. Ни-Ки даже стал подозревать, точно ли это тот Хисын, которого он знает, или у него есть брат-близнец? Потому что на физкультуре, судя по тому, как далеко умеет прыгать парень и как быстро он бегает, совсем уж непонятно, как с такой отличной физической подготовкой, можно делать так больно его бедненьким глазкам, которые скоро кровь пустят? Ну, честно, блондин уже скоро расплачется от того, как коверкает Хисын своими попытками ни в чем неповинный футбол.

Оказавшись на месте Джея, парень теперь прекрасно понимает, как сложно тому приходится с ним. Наверняка для него он выглядит точно так же, как и Хисын, в данный момент уныло прожигающий взглядом футбольный мяч. Будто от того, что он будет сверлить в нем дыру, тот сам поскачет в нужном направлении. Эх, было все так просто, можно было сейчас не париться под палящим солнцем, находящимся над самой макушкой и отбрасывающим лучи прямо в глаза.

Ни-Ки в который раз жмурится, пытаясь скрыться от ярких вспышек. Ибо с пятнами перед глазами он вообще ничего не увидит, но сколько бы ни старался, солнце упорно заглядывает в его светлые глаза. Да уж, весна в этом году выдалась жаркой и ранней, поди уже спустя недельки так две и лето наступит. В такой жаркий день можно было бы засесть с Сону в кафе-мороженом, а не истекать потом. Ну что ж поделать, он обязан научить Хисына хотя бы базовым приемам, про остальное лучше пока промолчать. Еще и непонятно, дойдет ли дело до этого самого «остального». Главное, чтобы Хисын не разочаровался в себе и не психанул, кинув попытки на самотек.

Пока что парень еще держится, и внимательно слушает Ни-Ки. Было бы очень хорошо, если бы все продолжилось в том же духе, не в плане промахов парня, а в плане упорство. Сейчас все только зависит от Хисына и от его желания научиться чему-то и попасть тем самым в школьный футбольный клуб. Если он не выдержит, тот тут даже Ни-Ки будет бессилен. Он, без слов, сделает все для того, чтобы придать уверенности шатену, но если тот словит депрессняк, то уже ничем помочь не сможет. Несомненно, Ни-Ки будет находиться рядом, даже если будет послан неоднократно, и будет долго убеждать в том, что у Хисына все получится, но если тот замкнется, то и Ни-Ки опустит руки.

Нет-Нет, думает блондин, помотав головой. С чего бы Хисыну сдаваться, да еще и так быстро? Невооруженным взглядом видно его привязанность к Джею, так быстро он от него не отвяжется. Так что как бы плохо дела у него не шли, просто так свою позицию он не сдаст. Ни-Ки знает наверняка, что Хисын просто так не отступит и продолжит упорно заниматься, просто ему страшно видеть чужое падение. Просто ему не хочется быть для него носовым платком, впитывающим соленые слезы, а хочет быть опорой и поддержкой. Если одноклассник расклеится, послав все к черту или на три буквы, Ни-Ки будет очень, очень не по себе.

Конечно, рано еще делать выводы, когда они занимаются каких-то полтора часа, но заранее себя подготовив, может, станет в момент «х», которого, парень надеется, никогда не будет, легче? Быть может, заранее обрекая себя на провал, он сможет ухватиться за выступающий камень, и когда рука соскользнет, будет не таким разбитым и сможет встать, отряхнув колени, и пойти дальше? Быть может, если сейчас просчитать все шаги наперед, он станет Хисыну защитным зонтом?

Смысла думать, откровенно говоря, об этом всем не было. Видя взгляд Хисына, сжатые зубы и напрягшиеся скулы, можно было сделать лишь один единственный вывод: Хисын никогда и ни за что не сдастся. Он даже на окровавленные колени внимания не обращает. Только утирает пот с лица и шеи и вновь принимается за проворливый мяч. Какая-то игра в одни ворота, и выигрывает все время футбольный мяч.

Даже у Ни-Ки, такого всегда спокойного и трезво оценивающего обстановку, потихоньку начинают сдавать нервы. Нет, он вовсе не злится, ведь все понимает, просто шило в жопе норовит показать правильную стойку и угол наклона корпуса. И держит он себя в руках только потому что хочет, чтобы одноклассник сам осознал свои ошибки. Да и забавно смотреть на его мучения, если честно. Пусть помучается маленько. Ни-Ки все еще помнит, как подло тот обошелся с Сону, и как бы нынешний Хисын не симпатизировал, месть остается местью, пусть и в таком незамысловатом и совсем незлом виде.

Хватает парня, правда, всего лишь на полчаса «отменного зрелища» в самых первых рядах.

— Хватит! — хлопнув в ладоши, привлекает к себе внимание запыхавшегося парня. — Подойди сюда, — подманивает рукой.

Ни-Ки не понимает, как в таком, можно сказать, идеальном теле живет такая дезориентация? Что с Хисыном не так?

— Что-то не так? — обеспокоенно заглядывает в зеленые глаза Хисын. — Со мной что-то не так? Все плохо? Мне нужно накачаться, а может, похудеть?

Парень резко мотает головой. Еще чего не хватало! Хватит с них диет, Хисыну он этого точно не желает. Да даже злейшему врагу не пожелает сидеть на диете. Это же просто пытка, проходить мимо ларька с острыми токпокки за невозможностью приобрести. Сперва ты, вроде бы, держишься, настраиваешь себя на нужный лад. Ты уверяешь себя в том, что тебе это нужно, что это обязательно поможет добиться своего, и действительно добиваешься. Но держаться становится все сложнее и сложнее. Кто говорит, что это сначала сложно, а потом привыкаешь, не верьте таким людям. Все это брехня полная. Да, привыкаешь, несомненно, привыкаешь, ибо человек привыкает ко всему. И да, тебе даже не хочется есть ни сладкого, ни острого, но наступает момент, когда хочется, и сдержать себя в такие моменты сложно. Привыкаешь, но это не значит, что ты не хочешь вернуться к прежнему протоколу питания. Бывает, когда, сидя на кухне, только силой воли парень удерживает себя от того, чтобы не полакомиться обычной печенькой.

Ни-Ки все еще помнит, каким он был до диеты. Не сказать, что толстым или просто упитанным, но и далеким от идеала. А у Хисына уже все хорошо. Поэтому сидеть ему на диете ну никак нельзя. Пусть лучше радуется жизни, уплетая булочки за обе щеки. Парень очень надеется, что после того, как Хисын окажется в их клубе, тренер не заставит его сесть на диету. Мужчина относится к диете, как к решению всех проблем, увы. Каждую неделю взвешивает парней, и если что-то не нравится, они вынуждены бегать по двадцать кругов за расточительство ресурсов своего тела. Сам по себе тренер вполне себе добрый и хороший. С ним можно спокойно поговорить, он всегда поддержит, если видит, что учащемуся это нужно, всегда направит. Но питание… Это просто какая-то программа в его башке, которая никак не может дать сбой. Почему он так относится к фигуре, Ни-Ки так до сих пор и не понял. Ничего ведь страшного, если будешь весить чуть больше? Но спорить с тренером то же самое, что спорить со стеной. Любые доводы, — как об стенку горох. Поэтому Ни-Ки до сих пор в дрожь бросает, когда тренер выносит излюбленные весы. Ни минуты покоя. Ну они ведь не гимнастки какие-то, ну честное слово! Да что уж там, легче от всего отказаться, чем доказывать что-то тренеру. Ни-Ки просто устал.

— Нет, с формой у тебя все в порядке, — задумчиво проходится глазами по подкачанным икрам и подтянутому торсу,— но вот с прицелом беда. Как ты умудряешься пинать с таким сосредоточенным лицом и попадать не по мячу, а по воздуху?!

Хисын только пожимает плечами, понуро опустив голову. Если честно, ему просто стыдно за то, что он не соответствует Джею. Ибо как еще его заинтересовать, если не начать играть в футбол? Да, он ведет себя как сопливая девчонка, грезящая о сказочном знакомстве и принце вместо футболиста. Так-так, помнится Хисыну, есть такой фильм "Она — мужчина", и даже девчонка играла отменно в футбол, а он что, не сможет? Хисын будет не Хисыном, если не сможет, ну или хотя бы не попытается.

— Я смогу, — грудь — словно парусник корабля, пробивающего себе путь среди пиратских отребьев. — Я точно смогу! — горделивый такой, подбородок смотрит ввысь.

— А у тебя хороший настрой, — усмехается Ни-Ки.

Спустя еще минут сорок, когда Хисын уже не то что ногами, даже языком еле волочит, Ни-Ки, отлучившийся на пару минут, возвращается к товарищу по несчастью с двумя банками газировки в руках.

— На, охладись, — понимающим взглядом окидывает уставшего одноклассника. Волосы взъерошены, футболка взмокла и прилипла к телу. Одним словом, красавчик, достойный Джея. — Можешь не благодарить, — отрезает на попытку Хисына поблагодарить в ответ.

Небо, совсем недавно дружившее с редкими облаками, облачилось в плащ цвета вкрапления глаз Хисына. Ни-Ки и не заметил, как быстро и насыщенно время пролетело. С Хисыном как-то спокойно, что ли. Они сидят теперь молча, задумавшись каждый о своем, и от тишины, окружившей их, не неловко, а действительно спокойно. Как еще не до конца сформировавшемуся ребенку в чреве матери. Когда тихо и чувствуешь себя защищенным.

Такие же чувства вызывает в нем Джей. Пусть он злится, но быстро оттаивает, пусть морозит ледяным взглядом внутренности, но они тут же согреваются от похвалы. Да, с Джеем так же спокойно, как и с Хисыном. Они разные, но излучают похожую ауру. С ними просто рядом сидеть в тишине хорошо. Насыщаешься их взглядом. Не по годам мудрые, — вот они какие. От этого тянешься к ним, пытаясь ухватиться за мудрость и иные взгляды на жизнь.

Хисын, влюбленный в Джея, отличается от него самого. Да, ему до боли в грудной клетке нравится Сону и он никогда его в обиду не даст, но то, что говорил ему Хисын, то, как он преподнес свои чувства к Джею, в корне отличаются от его детской и, наверное, наивной любви к Сону. Ни-Ки никогда бы не подумал, что можно всецело отдать всего себя другому человеку. Одним словом, жить им, при этом не переступая черту и не совершая ошибок, от которых будет стыдно.

Сможет ли он продолжать любить Сону, если тот ему откажет? Он не уверен. Конечно, Ни-Ки останется рядом с ним, Сону всегда будет его лучшим другом, но вот не полюбит ли он кого-то другого, он знать не может. Да и зачем об этом думать, если он не знает, признается ли вообще когда-нибудь Сону в своих чувствах. Ни-Ки только может сказать одно: он любит Сону, но любовь Хисына к Джею определенно на другом уровне. Какая-то хрупкая, но слишком уж прочная.

— Ты хорошо постарался, — накинув на плечи засыпающего одноклассника кофту, шепчет Ни-Ки.

— Думаешь? — медленно моргает Хисын. — Я все еще не уверен, что достоин Джея.

— Почему ты так считаешь?

— Не знаю, — грустнеет парень. — Он какой-то другой, будто не из нашей планеты. Я и раньше-то боялся подойти к нему, теперь тем более. Он все еще сам в себе, и разрушать сформировавшийся кокон, в котором он заточил сам себя, мне не очень-то хочется. Кажется, ему комфортно с самим собой. Я боюсь привнести в его жизнь хаос. Боюсь, что он больше не будет чувствовать себя комфортно наедине с собой.

— Это все глупости, — отмахивается Ни-Ки. — Да, он взрослый, да сам в себе и ему так комфортно, но иногда нужно выходить из зоны комфорта. Помнишь, ты сказал, он никогда не курил раньше. Он спортом не занимался. Я уверен, у него что-то случилось, правда, пока он мне так и не сказал, что именно. Неужели ты все еще думаешь, что ему не нужно поделиться своими переживаниями с кем-то? Если не ты, то кто ему поможет?

Хисын, шмыгнув носом, пожимает плечами.

— Эй, ты чего расклеился? — тянет парня на себя Ни-Ки и только слышит тихое шмыганье в ответ. — Хисын, ну ты чего?

— Просто… — парень утирает ладонью покрасневшие глаза. — Я боюсь его вновь потерять, но еще сильнее боюсь оставить его одного. Не хочу думать, что он сидит один, что ему даже поговорить не с кем. Он одинокий, Ни-Ки, иначе не стал бы так себя вести. Мне грустно от этого. Мне все равно, как он относиться ко мне будет, я просто хочу быть рядом, чтобы знать, что у него все в порядке.

— Ты будешь рядом.

— Я не уверен, — качает головой. — Я ни в чем уже не уверен.

— Ну что-то ты совсем раскис, — смеется Ни-Ки, потрепав парня по подсохшим волосам. — Вау, а у тебя, оказывается, волосы кудрявятся?

— Ага, — заулыбавшийся Хисын в последний раз шмыгает покрасневшим носом.

— Но до этого ведь были прямые? — или он совсем дурак и ничего не видит вокруг?

— Они от влажности кучерявятся, да и выпрямляю я их каждый день.

— Зачем тебе это?

— А ты зачем осветляешь?

— Нравится.

— Вот и мне нравятся.

Парни смотрят друг на друга, как на дураков каких-то, и оба разом заливаются смехом. В каком-то роде они и правда дурачки.

Хисыну полегчало после разговора с Ни-Ки и он, разомленный после интенсивной тренировки и разговором по душам, уснул прямо в такси, устроив умиротворенную моську с надутыми губами на костлявом плече улыбающегося парня.

༶•┈┈⛧┈♛

«Поднимай свою аппетитную задницу из-за стола и дай ей проветриться на улице. Скоро буду», — приходит Сону на телефон, когда он только-только собирался улечься тюленчиком на кровать, чтобы досмотреть дораму.

Возмущенный таким сообщением Сону уставляется на телефон как на врага и решает никуда не идти, а следовать своему плану, но внутренний пищащий ребенок подначивает поднять-таки задницу и начать собираться. Вообще-то, он действительно все распланировал на предстоящий вечер. Завтра идти в школу, сегодня остался последний выходной, который он собирался проваляться, а Ни-Ки со своим сообщением рушит все его планы. Почему, почему он всегда так не вовремя объявляется? Сону ведь собирался до вечера портить зрение, уткнувшись в маленький подсвечивающий голубоватым мягким светом экранчик, водрузив на грудь чашку, до краев наполненную соленым попкорном. Собирался поразмыслить о финальной серии. Собирался после штурма полистать ленту в инстаграме, быть может, даже сфоткаться и выложить селфи на своей страничке. Собирался перед сном выпить чашку какао, добавив оставшиеся последние маршмеллоу, а потом лечь спать.

Правда, как теперь ему остаться дома, когда даже просто от мыслей о предстоящей прогулки подкашиваются ноги? Буквально только позавчера Сону свыкся с мыслью, что ему нравится лучший друг. И ему бы стоило переспать с ней как минимум неделю, а лучше месяц, в это время никак не взаимодействуя с другом. Сону предполагал, что таким образом сможет излечить эту странную, поселившуюся в его сердце, болезнь. А Ни-Ки вновь и вновь привлекая к себе внимание своими внезапными явлениями, заставляет болезнь прогрессировать. Он никак не помогает, а делает только хуже. Если и дальше продолжится все том же духе, что Сону потом делать со всем навалившимся грузом? Как ему одному нести ответственность? Виноват-то не он один. Это же Ни-Ки каким-то неслыханным образом влюбил его в себя, а страдать должен он один?

И все же, открыв сообщение и прочитав его еще раз, взволнованный Сону выключает ноутбук и отправляется к шкафу. И что ему надеть?

Ни-Ки знает его, как облупленного, включая гардероб. Чем его удивлять-то тогда? Нет, все-таки быть влюбленным в своего же лучшего друга оказывается так сложно.

Повертевшись перед зеркалом десять минут, Сону все же решает забить на свой внешний вид, поэтому когда выходит к Ни-Ки, ожидающего на крыльце его дома, на нем простенькая нежно-лиловая толстовка с высоким воротом, зауженные черные джинсы и джинсовка, повисшая на одном плече.

Пока они идут в кафе-мороженое, Сону разглядывает просторы родного Сеула, будто впервые приехал и никогда не видел этих бордюров и одиноких магазинчиков. Сону нервничает, причем так сильно, что приходится постоянно поправлять спадающие на лицо пряди волос. Кажется, сегодня все не так. Не та кофта, не те джинсы, не те ботинки, и волосы какие-то странные. Они же хоть чистые, да? Утром, вроде бы, были вполне себе свежими. Сону не уверен…

Если честно, обстановка напрягала. Не так чтобы сильно, но довольно-таки ощутимо. Сону просто ощущает себя жалким коротышкой на фоне гигантского Ни-Ки. И когда его вдруг стал волновать рост, ведь до этого же все было нормально?

И как теперь возвращать потерянную уверенность. Он был так надменен порой, позволял себе шипеть или даже ударить друга, а теперь, ощутив себя в другой шкуре, стыдно за это. Но когда Сону ощущает, как его кончики пальчиков сжимают, резко отпрыгивает в бок и, сощурив глаза, огрызается на удивленный взгляд:

— Чего пешки вылупил?

Ну вот, снова он за свое. От досады хотелось в голос завыть, а еще лучше — разреветься. Да, прямо взять и перед всеми, усевшись на асфальт, в голос обвинять Господа Бога или Будду, или еще кого. Да кого угодно, лишь бы его пожалели и сказали, что чувства к лучшему другу — это не плохо, это нормально, и убиваться из-за такой чепухи — как минимум странно. Только вдалбливать такую простую истину никто, кроме него самого не будет.

— Дикобраз, — усмехается Ни-Ки, уцепившись за джинсовку друга. Он хотел притянуть его к себе, а по итогу парень так и остался на месте, но уже без верхней одежды.

— Не подходи, — угрожает Сону, поджав губы.

— У тебя ПМС? — прыскает в сжатый кулак Ни-Ки. — Да ладно, я шучу, успокойся и иди сюда, — протягивает руку в примирительном жесте в ответ на возмущенный открывающийся и закрывающийся рот.

— Козлина, — рычит Сону, зажимаемый руками.

Ему бы наслаждаться такими моментами, пока они еще существуют, а не выпускать колючки. По-другому Сону не умеет. Его не учили, каким образом относится к (не)другу, не учили, каким образом себя вести, когда в объятия погружаешься с головой. Казалось бы, это обычные объятия, в которых Сону оказывался не раз, но раньше тепло не разливалось по венам, не покалывало на кончиках пальцев и не распирало живот. Раньше объятия не вызывали жар, заставляя щеки краснеть, которые приходится прятать на широкой груди. Раньше руки хоть и тянулись ответить, но не так крепко, не так близко, не так, что хотелось целиком и полностью.

— Ну вот же, — Сону знает: Ни-Ки сейчас улыбается своей фирменной нежной улыбкой. Если он сейчас взглянет, больше с места не сдвинется, поэтому приходится, оборвав порыв желания поднять голову, стянуть кожанку на спине пальцами. Сложно. Теперь ему с Ни-Ки сложно. — Когда спокойный, ты такой милый и пушистый.

Ни-Ки заливисто смеется, получив лбом по плечу за последние слова. Однако дальше они идут, переплетя пальцы.

За весь пройденный до кафе-мороженого путь Сону не один раз жалеет о своем выборе. Ему неимоверно жарко в толстовке, а джинсы колют ноги. У него пот течет по вискам, а сердце так бешено стучит, когда руку сжимают сильнее. И Сону не знает, что ему говорить и как скрыть свою симпатию, поэтому только слушает болтающего Ни-Ки и тихонько в согласии кивает головой.

Сону достаточно и того, что он все еще может находиться рядом с другом. Представлять, как тот отреагирует на то, как на самом деле он к нему относится, было страшно. Перекошенное лицо Ни-Ки, уход из его жизни и обрыв всех имеющихся связей заставляют парня вздрогнуть.

— Эй, ты чего? — уловив легкую дрожь, беспокоится Ни-Ки. Может, Сону заболел?

— Нет, все в порядке, — мотает головой, посильнее ухватившись за руку друга, словно та может стать спасительной соломинкой для утопающего него.

— Точно? Ты какой-то странный.

От этих слов Сону пугается еще сильнее, но в этот раз ради поддержки своего образа перед глазами друга ему удается не шелохнуться. Ни-Ки же не мог так просто догадаться, да? Он слишком глуп для этого.

— Да все в порядке, я же сказал! — выдернув руку, злится Сону.

— Ну прости, — ну точно клянчащий у матери новую игрушку ребенок.

От уговоров и ласковых слов, которыми Ни-Ки сыпет его с ног до головы, словно серпантин стоящих на сцене артистов, немножко неловко, но в то же время так хорошо. От следующего за ним по пятам друга, умоляющего о прощении, хотелось смеяться. Впервые за столько дней Сону не угрюмый, не вдумчивый и не переживающий, он свободный. Свободный от домыслов, от предстоящего, как ему кажется, кошмара. Сону рядом с Ни-Ки свободный раб. Раб, на которым кандалы из собственных чувств мешают трезво мыслить и, наконец-таки, понять, что что бы ни случилось, Ни-Ки все равно будет рядом с ним.

Совсем недалеко от кафе Сону замечает нераспустившийся одуванчик. Рука оказывается быстрее мозга, и вот уже сорванный цветок находится за ухом, переплетаясь головкой с темными отросшими прядями волос.

Яркий свет вспышки фотокамеры режет глаза, поэтому на неожиданном фото Сону выглядит сконфуженным и смешным.

— Эй, удали, — требует друга, потянувшись за телефоном, оказавшимся уже выше его головы. Сколько бы Сону ни старался, дотянуться до телефона ему так и не удается. Он и на цыпочках пробует и даже подпрыгивает, но Ни-Ки реально какая-то километровая балка, а не человек.

— Это на память, — щелкнув надувшегося друга по носу, говорит Ни-Ки.

Такие моменты неожиданности пропитаны настоящими эмоциями. И пусть на фотографии Сону выглядит растерянным, но видно, как сильно он рад. Ну просто милашка. Придушить бы в объятиях.

— Давай, я тебя сфотографирую, — толкает Сону в спину.

Тот неуверенно озирается по сторонам, убеждается в немноголюдности места и только потом натянуто тянет уголки губ. Ни-Ки это не нравится, поэтому он делает все, чтобы рассмешить друга. Получается у него это, правда, не с первого раза, но по итогу удовлетворенный проделанной работой, он передает телефон ожидающему вердикта другу. Тот быстро-быстро листает действительно удавшиеся и такие живые фото, и радуется, что все же смог побороть свое стеснение перед Ни-Ки.

— Спасибо, — тянется к Ни-Ки, встав на носочки.

От неожиданности Ни-Ки замирает на месте, задержав дыхание. Влажные от помады губы слишком сильно выделяются на бледном лице. Он нервно сглатывает и мысленно умоляет себя остаться на месте, а никак не сжать тонкую талию друга и вкусить наконец-то шлейф его губ.

— Вот, — улыбнувшись, отодвигается Сону.

Ни-Ки, все еще приходящий в себя, слышит только биты собственного сердца. Кровь бурлит по венам. Нельзя допускать таких игр: в следующий раз он может и не выдержать. Отвечать за свой срыв он не будет, уж извините.

— Ну же, взгляни, — нетерпеливо переминается с ноги на ногу покрасневший Сону. Одуванчик идет Ни-Ки гораздо больше, нежели ему.

Ни-Ки рассматривает себя в окне кафе, незаметно касаясь нераскрывшейся головки. Ну почему Сону иногда такой милый? Сердечко Ни-Ки уже выдерживать не может таких напоров. С каждым разом заходится при виде друга все сильнее и сильнее. Он не может, просто не может оставить все просто так. И вот Сону уже сильно-пресильно прижат к его груди, упираясь щекой в его.

— Милашка, — мурчит Ни-Ки, потершись своей щекой о щеку Сону. — Ну почему же ты такой милашка, я не могу. Хочу зажать тебя еще сильнее, так, чтобы косточки хрустели.

— Они и так уже хрустят, — спертый воздух застревает в легких. Нет, Ни-Ки действительно его придушить решил?

— Сону, я тебя…

И тут же, осекшись, замолкает, испуганно отняв от груди друга. Бегает глазками по лицу, боясь, что тот мог что-то понять. Сону такой умный, что порой Ни-Ки думает, он должен получить Нобелевскую премию за какое-нибудь открытие в будущем, и уж такую простую истину наверняка мог понять, даже если он договорить не успел. Блять, что он вообще делает-то? Решил раньше времени покинуть мир? Самоубийцей что ли вдруг резко заделался? Ну какой же он идиот!

Ни-Ки кусает щеку изнутри, исподлобья глядя на замершего парня. Кажется, если даже щелкнуть пальцами перед его лицом, тот не отомрет. Он вообще дышит?

— Что ты? — запинаясь, уточняет Сону. Он сам не понимает, почему его ввело в такой ступор. Ему ведь все это привиделось, да? Ни-Ки же говорит что-то другое?

— Я тебя ждать устал, — руки скатываются с чужих плеч и повисают безжизненной массой.

— Че? — очухивается Сону, узнавая прежнего друга.

— Да стоишь, фоткаешься, ну сколько ждать-то можно уже? Я проголодался, мороженое хочу, а ты тут в детство играешь!

— Не ты ли меня фотографировать начал?

— Ой, все, забей. Я пошутил просто, а ты тут как тут.

— Да пошел ты, — разозленный Сону вместе с волосами выдергивает цветок и топчет так яростно, что Ни-Ки даже пугается, ойкнув от боли.

— Да я же пошутил, — приходится вновь уговаривать друга простить. Нет, ну он точно оболтус, иное про него и не скажешь.

— Пошутил он, — дергает плечом, смахивая с себя загребущую ладонь. — Кто так шутит-то вообще? Нет, честно, иногда у меня есть желание ограбить магазин оружия и пристрелить тебя вместо оленя. Типо, это так, нечаянно попал в человека, а не в рогатый скот! — все еще пыхтит, прямо как чайник.

— Ну ладно, не злись Сону, детка.

Парень даже резко останавливается, и Ни-Ки носом впечатывается в спину. Детка? Серьезно? Нет, сейчас у него точно получит.

— Просто беги, — предупреждает Сону, медленно разворачиваясь к осекшемуся другу.

И тому бы реально лучше бежать, сверкая пятками. Все равно уже и дверь рядом.

Приняв наилучший исход, Ни-Ки рванул к двери и забежал в кафе с перепуганным выражением на лице быстрее Сону. А когда тот, уже немного остывший и успокоившийся садится напротив, Ни-Ки подвигает к нему мятный шоколад.

— Последний остался, — усмехается, почесав кончик носа. Так легко умаслить друга, ну правда.

— А мороженое какое заказал? — с усладой облизывает перепачканные шоколадом губы.

— Конечно же, фисташковое, твое любимое.

Фух, кажется, можно перевести дух. Сону уже забыл.

— Больше так не делай, — одобрительно кивнув, делает замечание Сону. Не хватало ему еще «деток» всяких. Просто омерзительно. Промыть бы хорошенько с мылом рот Ни-Ки после таких слов. Но так уж и быть, пусть живет, он заслужил.

И все-то он помнит!

— А ты разве не на тренировке должен быть? — задумчиво спрашивает Сону, ибо до сих пор помнит, как Ни-Ки все уши ей прожужжал. Мол, у него времени на выходных не будет, именно поэтому он приперся к нему домой. Видите ли, весь такой занятой и всегда в делах.

— Пришлось отменить, — отмахивается, вспомнив утренний звонок Хисына. Тот и разговаривал-то еле как. Сказал, ноги очень болят и навряд ли он сможет сегодня не то чтобы заниматься, а вообще с постели встать. Ни-Ки прекрасно его понимает. От такого усердия не только ноги болеть будут.

В первые разы всегда тяжело. Этот как бежать пять километров без подготовки. А Хисын хоть и спортивный сам по себе, но таких интенсивных тренировок с роду не видовал. Естественно, его мышцы, мягко говоря, прихуели от такого напора. Ну это даже к лучшему. Чует жопа Ни-Ки: времени на Сону у него скоро совсем не останется, поэтому, пока сама судьба преподнесла его на блюдечке, лучше ухватить ее получше, чтобы не разбить. Ни-Ки немного печально из-за Хисына, но наперевес радостно от возможности увидеться с другом и вот так просто посидеть в кафе-мороженом, а напоследок прогуляться по парку, вслушиваясь в пение цикад. Когда у них еще будет возможность остаться вот так, наедине, от взора ненужных глаз и чужих домыслов?

Сидят они в кафе, к сожалению, а может, к счастью не одни. За окном небольшого кафетерия, прикрытого бледно-персиковым тюлем, зажигаются уличные фонари, как звезды на ночном небе. Сону выглядит счастливо, от этого в груди сжимается комок чувств, и щемит сердце. Сколько бы времени не прошло, Сону для него останется все тем же маленьким мальчиком, нуждающимся в защите. В глазах Ни-Ки Сону так беззащитен, что страшно становится, и мучительное чувство тревоги захлестывает с головой. Правда, сейчас все в порядке и некогда озлобленный Хисын теперь уже и пальцем Сону не тронет.

Ни-Ки убеждать Сону не нужно, тот и сам рад прогуляться по небольшому парку. Когда небольшие светлячки попадают в поле его зрения, он восхищенно ахает, постучав Ни-Ки по локтю, чтобы и тот не пропустил открывшийся вид. Тот согласно кивает, улыбаясь от вида Сону, зацепившего его за рукав, когда невдалеке лает собака. Он тут же оказывается в кольце успокаивающих рук, пытающихся прекратить прокатившуюся волной дрожь в его теле.

Этот вечер стал каким-то волшебным для них обоих. Вроде бы, ничего необычного не произошло, но в то же время все совсем по-другому. Может, именно поэтому Сону вторит появившемуся желанию и никак не пытается отговорить себя от совершения глупости?

Уже около самого дома у Сону появляется желание сделать что-то такое, от чего, скорее всего, ему будет стыдно. Какая-то нежность окутывает парня, застилая разум секундным порывом. Сону не жалеет, а лишь еще мягче касается щеки Ни-Ки своими губами, передавая благодарность и невысказанность слов. Он никогда, никогда за все годы их дружбы не позволял находиться себе так непозволительно близко, чтобы чувствовать пьянящий жар щеки. Он задерживается чуть дольше, на пробу исследуя губами скулу. Сильнее прижимается, едва их приоткрыв. Глаза его видят только пробивающийся через прикрытые веки свет уличного фонаря, а пальчики сжимают кожаную ткань на груди. Он боится, что его оттолкнут, отчего задерживает дыхание, не разрывая такой интимный момент. А потом, когда Ни-Ки его не трогает, быстро отстраняется, смущенно опуская взгляд вниз.

Это было так…. близко. Это было так… хорошо? Да, ему было хорошо, когда он сделал то, что хотелось, отключив при этом навязчивые мысли. И он все еще не жалеет о содеянном, потому что Ни-Ки смотрит на него так, будто волна чего-то большого и необъяснимого захлестнула. Его глаза покрыты дымкой такой же нежности, как и у Сону, разливающейся теплом в груди и бабочками в животе. Немой вопрос спрятан глубоко внутри, чтобы не нарушить то, что удалось получить.

Обычно Сону первый никогда не обнимает и не ластится, а тут сам решил поцеловать в щеку. Это ли не счастье? Спрашивать, почему он поступил таким образом, нет надобности. Если он захотел, пусть делает все что угодно, Ни-Ки все примет, при этом не пытаясь даже узнать о внезапном порыве.

— Спасибо, — шепчет Сону, отходя на два шага, а потом, пока еще друг ничего не успел сказать, забегает домой. Прижимает руку к груди и оседает на пол, упершись спиной об входную дверь.

Вертящийся в голове рой мыслей и обжигающее чувство на губах сопровождают парня, пока он поднимается по лестнице к себе в комнату. Оказавшись в ней, он рухнул на кровать, запищав в подушку-Кумамон от распирающих изнутри чувств.

Оказывается, так приятно делать то, что хочется. Немного, правда, страшно, и в один момент он даже думал, что упадет, но потом так резко все отпустило и закружилась голова, что он словил чистого вида кайф.

Вспоминая то, как сильно дрожало его тело, что ему приходилось цепляться за кожанку Ни-Ки, Сону переворачивается на спину, еще сильнее прижимая к себе Кумамона и пищит, и пищит, болтая в воздухе ножками.

Наверное, это был его первый и последний шаг. Второй раз сделать что-то подобное у него не хватит духа. Ну и пусть, теперь ему есть о чем думать и что вспоминать.

У него в животе до сих пор ураган, как вьюжащие скопом бабочки.

༶•┈┈⛧┈♛

Ванильный запах губ Сону до сих пор ощущается на щеке, а еще жар. Нет, это даже не жар, это целый пожар, обжигающий легкие. Трудно, Ни-Ки так трудно дышать, отчего он стоит, согнувшись пополам, руками упираясь в согнутые колени. И опять его сердце трепещет синицей в груди, расправляя огромные крылья. И размах у них так широк, что немножечко больно становится.

Так близко, Сону был так близко, что произошедшее кажется непостижимым сном. Разве тот Сону, которого он знает, хоть когда-нибудь сам обнимал? Нет, тот Сону, которого он знает, агрится и щетинится, если чуть ближе сядешь, бьет кулачками, зажимаемый в его руках, а спустя всего лишь несколько минут сам ластится, будто не он минуту назад готов был убить за нарушение границ.

Это какой-то явно другой Сону, чуть мягче, напористее. Это оставляет след или отпечаток, который Ни-Ки никогда не забудет. Сохранить, как можно дольше вспоминать и тщательнее прислушаться к ощущениям, вызванным таким едва заметным и невинным поцелуем в щеку.

Кричать об этом на весь мир вовсе не хотелось, а хотелось лишь упрятать произошедший момент в уголок памяти. Это только его, Ни-Ки, ценнейшее воспоминание, ну и Сону, и ничье больше. Это только он имеет право по крупицам воспроизводить в голове поцелуй и прокручивать, и прокручивать снова и снова, потому что мало, потому что так быстро, потому что хочется еще и еще. Ближе, сильнее, горячее.

Он отходит от дома Сону, стараясь не заглядывать в окно на втором этаже. Прижимает прохладную ладонь к палящей скуле, где до сих пор фантомные губы мягко исследуют такое новое-старое пространство.

Определенно, спасибо Хисыну за больные мышцы, благодаря которым Ни-Ки смог встретиться с Сону и открыть для себя что-то новое. И вовсе не важно, что именно подразумевалось под, казалось бы, таким обычным жестом. Благодарность это была, или что-то намного глубже и сокровеннее, все это неважно, ведь его Сону стал чуточку переменчивее, настойчивее и… мягче. Да, мягче, плюшевее, без своих извечных иголок и колких фраз.

Любой Сону, будь он нежный и близкий или колкий и далекий, ему нравится любой Сону. Любой Сону отзывается теплотой и добротой в сердце. Ни-Ки ведь знает обо всех его уловках, благодаря которым парень выглядит таким холодным. На самом-то деле он та еще крошка, нуждающаяся в теплоте и заботе, которая сама может сполна одарить другого человека нежностью, от которой подкашиваются ноги.

Вооружившись всплеском ярких эмоций, теперь уже сложно было вернуть душевное равновесие, да и, честно говоря, Ни-Ки не особо старался. Он припустился быстрым шагом по улице, не оглядываясь по сторонам. Теплый апрельский ветер трепал его светлые волосы, а звезды на небе слепили глаза. И в этот момент Ни-Ки был безмерно благодарен матери Сону, что та дружит с его матерью. Он был от чистого сердца благодарен ей, что однажды она привела в их дом Сону, что воспитала его таким и что всегда относилась к нему, Ни-Ки, как к родному человеку. Что она позволила Ни-Ки скрепиться узами дружбы со своим сыном, не противясь воле судьбы.

Лежа на своей кровати, парень не мог уснуть. Прямо как в тот день, когда впервые познакомился с Хисыном, и мысли-мучители не давали покоя. Правда, сейчас все было иначе. Долбящаяся в груди синица никак угомониться не могла или просто не хотела. А пожар перешел с щеки на все тело, затрагивая каждый участок кожи. Ни-Ки казалось, он лежит на раскаленных углях, на которых в любой позе чувствуются искорки, покалывающие едва заметно, но довольно-таки ощутимо, чтобы перестать обращать на них внимание. Казалось, это никогда не закончится, и он больше в жизни не узнает, что такое сон, но ближе к утру синица замолкла, и угли остыли, позволив впасть в дрему на целых три часа.