Не забывай меня

— Арс, расскажи что-нибудь... — Просит Антон. Он лежит на коленях учителя, который медленно водит рукой по его волосам, перебирает пшеничные кудряшки, наматывает непослушные локоны на палец.

— Знаешь, почему я уехал из своего города?

— Из Питера?

— Нет, из Омска.

— О, так ты омач?.. Омыч? Омычанен? — Начал перебирать Шастун.

— Омич, — поправил его Арсений.

— А, точно!

— Как будто ты знал, — усмехнулся Попов.

— Вообще-то, да! У меня, между прочим, «пятёрка» по географии! — С важным видом заявил Антон.

— Зато «четвёрка» по обществознанию, Шастун, — напомнил учитель.

— Ну, исходя из моего нынешнего положения, это ненадолго...

— А какое у тебя положение, Шастун?

— Удобное, Арсений Сергеевич, удобное...

— Пф, и не надейся, — разрушил надежды подростка учитель. — То, что ты лежишь на моём диване у меня в квартире...

— На ваших коленях...

— На моих коленях... Шастун! — Антон засмеялся в голос. От этого смеха внутри Арсения разлилось приятное тепло, а губы сами собой расплылись в глупой улыбке. — В общем, это ничего не значит.

— Смотря для кого... — пробубнил парень.

— Что ты там ворчишь? Так, о чём я? А, точно — Омск. Там было слишком... Слишком тесно для меня. Знаешь, вот этот весь подростковый бунт, юношеский максимализм, когда хочется великих свершений, но при этом ничего не делать? Вот и я мечтал о таком: переехать в большой город, покорить его. В Омске для меня было слишком скучно, да и город небольшой. А мой отец — уважаемый человек. Его многие знают. Ему докладывали о каждом моём шаге. А он у меня человек суровый, даже жёсткий. — Антону показалось, что Арсений вздрогнул. — Вот я и поспешил сбежать из-под  родительского крыла. Я просто не мог больше угождать им, подстраиваться под их ожидания и стандарты. Я переехал в Питер, там женился... Потом родилась дочь, Кьяра.

— Кьяра, — повторил Шаст. — Какое имя необычное, никогда такого не слышал.

— С итальянского это означает «ясная», «чистая», — пояснил историк.

Антон почему-то не мог поверить, что у Попова есть дочь. «Наверное, он прекрасный отец», — подумал парень.

— А где сейчас твоя жена и дочь?

— В Питере. С женой мы развелись весной, так как она мне изменяла, а дочь осталась с ней и её биологическим отцом. Кстати, Антон, мне надо с тобой поговорить.

Шастун вопросительно уставился на историка.

— На следующей неделе Алёна, моя бывшая жена, привезёт Кьяру... Буквально на две недели, Тош.

— Мне надо будет уйти? — Засуетился Шастун. Внутри него вспыхнула обида, хотя он и старательно не показывал этого. — Окей, без проблем, я найду, где пожить...

— Куда собрался? — Удивился Попов. — Ты от меня так просто и легко не отделаешься. Нет, просто ты не будешь против?

— Так это твоя квартира, я-то что? — Округлил глаза Антон.

— Ну ты ведь тоже здесь живёшь!

— Ну если так... Да я не против её, конечно, а сколько ей?

— Недавно исполнилось пять, — ответил Арсений.

— Ты пять лет воспитывал чужого ребёнка?! Охренеть...

— Шастун! — Повысил голос Попов. — Я всё ещё твой учитель, как-никак! И я же не знал, что она не моя дочь. Я ведь любил её. Да и сейчас, если честно, тоже люблю. Всё-таки, я же её растил, воспитывал первые годы. Она у меня на руках сказала первое слово, я её ходить учил....

Антон заметил, как голос Попова стал тише, а голубые глаза наполнились печалью и непроглядной грустью. Его стало так жаль, что искренно хотелось обнять и прижать к себе, чтобы никогда он отпускать. Антон видел, как Арс любит свою дочь, хоть и знает ужасную правду. И это было так трогательно, что Шаст не мог не подняться и не прижать тёплое тело учителя к себе.

— Арс, ты — лучший отец, — глядя в глаза произнёс парень. — Но... Я же не смогу жить у тебя всё время. Родители... А хотя, если они за это время ни разу не позвонили мне, не то что попробовали бы поискать, то какие они мне родители...

— Антон, не говори так, — нахмурился учитель. — Это же твои...

— Родители?! — Перебил Антон, усмехнувшись. Усмешка эта вышла, по мнению Арсения, крайне грустной и даже вымученной. Словно парень пытался скрыть истинные эмоции за маской беспечности и веселья, которую и так носил всё время, кроме тех моментов, когда оставался наедине со своими мыслями и страхами. Но Попову это знать было не дано.

Теперь Шаст сидел ровно, русые кудряшки спадали на лоб, а зелёные глаза разглядывали кольца, которыми были украшены тонкие пальцы парня.

— Они мне никто, Арс. Вернее, я никто для них.

Арсений слышал эту боль в голосе подростка, который старался скрыть дрожь и боль, но историк всё равно заметил это.

— Когда родилась Аня... Это моя сестра, если что. Так вот, когда она родилась, мать с отчимом забили на меня. У них будто больше не было сына. Хотя Олег меня никогда особо не любил, но после рождения сестры стал обращаться ко мне только в том случае, если я что-то натворил, и нужно наказать. Мать никогда меня не защищала. А я же помню её до того, как в нашей жизни появился отчим. Хоть она и приходила с работы домой уставшая, пытаясь прокормить меня, впахивая на двух работах в Воронеже, но мы были семьёй. Она любила меня, а я её. Она баловала меня, всегда целовала перед сном и читала сказки. А потом встретила Олега. И всё, она начала меняться. А после рождения сестры меня для неё будто не стало. Нет, я не виню Аню в этом, она же не виновата, что двое взрослых людей не любят меня. Она просто растёт в дружной семье, где ей уделяют внимание, где о ней заботятся. Только... Я не хочу разрушать эти представления. Для неё родители сейчас — всё. И я вряд ли решусь на то, чтобы разрушить её маленький мир. Но если бы я мог, то защитил бы её. Сестру я люблю больше всех и... И никогда не дам её в обиду. Иногда я просыпаюсь из-за того, что мне в кошмарах снится, как отчим поднимает на неё руку. Она же такая хрупкая... Она как статуэтка или ангел. Я боюсь. Я просто боюсь потерять её...

Антон зарылся руками в собственный волосы, опустив голову. Он пытался спрятать лицо за тканью толстовки, но выходило плохо. Он говорил спокойно, но лишь когда речь заходила о сестре, его голос едва заметно дрожал.

— Я и таким стал из-за них... — Неожиданно сказал Шаст. — Я постоянно думал, что всё делаю не так. Я пытался стать идеальным. Как-то отчим сказал, что я ем слишком много — я начал худеть. Мне говорили, что я тупой и ничего не добьюсь — я налегал на учёбу и учил новые языки. И... Я отчаянно пытался исправить себя, — Антон вымученно улыбнулся. — Как там в песне? «Я брал острую бритву и правил себя»Nautilus Pompilius — «Я хочу быть с тобой»? Вот, это про меня.

— Антон...

— Тебе жалко меня? Не стоит. Не жалей, пожалуйста. Оставь это больным и немощным. Ненавижу жалось. Я нормальный. Ненавижу жалость, — Вновь повторил парень. — Самое ущербное чувство.

— Я тебя не жалею, просто... Ты действительно в сложной ситуации, Антон. То, что делают твои родители — ужасно. И то, как ты относишься к сестре, достойно восхищения. Но ты же понимаешь, что не в порядке?

Арсений заглянул в зелёные глаза, таившие в себе столько боли и страданий, но отчаянно пытавшиеся спрятать их и стереть навсегда. Вот только глаза никогда не лгут. Они всегда говорят правду, и как бы ты не старался скрыть, глаза всегда показывают истинные эмоции.

В глазах Антона была бездна — тёмная, непроглядная, она таила в себе страхи и боль маленького ребёнка, который боролся и пытался казаться взрослым и сильным, чтобы не чувствовать, как его ранит отношение родных.

— Тош, знай — я всегда буду рядом.

Арсений осторожно приблизился к Антону. Он мягко обхватил руками худое тело подростка и прижал к себе ближе, помещая Антона в теплый и уютный кокон. Тот сначала не шевелился и просто уткнулся носом в шею учителя, вдыхая знакомый ненавязчивый аромат лаванды, а затем и сам обнял Арсения, длинными руками обвивая его спину. Арсений положил голову на макушку подростка и держал его крепко, как будто этими объятиями мог дать ему нечто большее, чем просто тепло.

Арсений словно хотел отдать уверенность и смелость, которых и сам практически не имел, делился с Антоном надеждой на лучшее. Верой, что всё пройдёт. Он отдавал ему всю свою любовь.

— Ты меня никогда не забудешь? — Тихо спросил Антон.

— Никогда.

— Не забывай меня, Арс. Пожалуйста. Я люблю... тебя.

Арсений вздрогнул — настолько неожиданными оказались слова парня.

— Никогда, котёнок. И я тебя тоже люблю.

***

— То есть, ты хочешь сказать, что сосался с Поповым? — В который раз ошарашенно переспросила Оксана.

Антон и Окс сидели на кровати девушки. Шастун последние полчаса рассказывал о том, что их отношения с историком вышли на новый уровень. Ему показалось, что Фролова тоже должна знать об этом, ведь получалось нечестно, что Дима и Серёжа в курсе, а девушка — нет.

Но только реакция Оксаны была не такой, как представлял Шаст.

— Антон, какой же ты долбоёб, — выдохнула девушка.

— Почему?

— Ты не понимаешь? Ты изменил своей девушке. С мужиком. С учителем истории, блять! Ничего не смущает?! — Возмутилась Оксана. Она в непонимании смотрела на друга и пыталась до нести до него «простую», по её мнению, истину.

— Ты не думаешь о том, что чувствует Ира? Тебе вообще плевать на неё? На то, что она тоже человек, тоже чувствует. Тебе похуй или что, я не пойму? Нахера ты вообще с ней согласился встречаться, если изначально тебе нравился Попов... Или...

Оксана замерла и медленно переведа взгляд на Шастуна.

— Стоп. Нет, — Она отчаянно замотала головой. — Нет. Ты же не поэтому начал с ней встречаться, Антон... Скажи, что это я насмотрелась сериалов. Это ведь не так?..

— Так, — тихо и с сожалением выдохнул Шаст.

— Шастун! Какая же ты тварь, Антон! — Оксана залепила парню звонкую пощёчину, к которой, он был готов. Антон не сопротивлялся, он лишь положил руку на покрасневшее место. Фролова замахнулась для второго удара, но Шаст перехватил её руку и несильно сжал тонкое девичье запястье.

— Пусти! — Взвизгнула блондинка.

— Пока не успокоишься — не пущу, — спокойно ответил Антон.

— Тварь! Какой же ты мудак!

— Да, Оксан, я реально мудак. Ты, блять, думаешь, что я не понимаю этого?! Я пытался полюбить Иру, честно. Она прекрасная девушка, но... В этом и смысл, она слишком хороша для меня.

— Вот не надо прибедняться! — Наконец вырвала свою руку из крепкой хватки друга Оксана.

— Это факт, Окс. Я вообще не понимаю, что ей во мне понравилось.

— И когда ты собираешься рассказать ей всё? — Выгнула бровь девушка.

— Не знаю...

— Шаст, лучше скажи ей прямо и как можно раньше, пока это не сделала я! — Угрожающе сказала Оксана.

— Я боюсь сделать ей больно...

— Ты уже! Уже всё сделано, Антон! Ты любишь Попова, это видно за километр! А Ира, она сильная, она всё поймёт.

— Оксан, я...

— Антон, если этого не сделаешь ты, то тогда сделаю я.

По глазам подруги Шаст понял, что она не шутила. Антон в очередной раз удивился, как Оксана с Ирой быстро сдружились. Казалось, что за Кузнецову блондинка была готова порвать кого угодно, даже если это был Антон.

Решать проблему нужно было немедленно, так как Фролова приняла боевую готовность. Но бросать Иру по переписке Антон считал низким, ведь она не была виновата, что он не такой. Да и хотелось бы разойтись мирно, чтобы остаться друзьями.

Шаст ехал в метро домой. В их с Арсом дом.

«Друзьями, — Антон усмехнулся своим же мыслям. — Как это будет выглядеть? «Ир, прости, я тебя не люблю, на самом деле наши отношения — это ошибка, я люблю нашего историка и хочу быть с ним, а с тобой просто дружить»? Или как?»

За этими мыслями Антон не заметил, как доехал. Он вышел из метро и глубоко вдохнул морозный воздух. До Нового года оставалось всего-ничего — три дня. А подарок Арсу он так и не купил...

Давно уже стемнело, и Шаст шёл по памяти, запомнив маршрут сразу. Тёмную безлюдную улицу освещал лишь один фонарь, который горел слабым жёлтым светом.

Антон достал сигарету и закурил. Музыка в наушниках заглушала звенящую тишину улицы. Среди громких басов Антон сумел различить чьи-то шаги.

Сердце, как бешеное, заколотилось в груди. Лихорадочные мысли наполнили голову. Антон снял наушники. Шаги, раздающиеся за спиной, стали отчётливо слышны. Шаст ускорился. Шаги тоже ускорились.

Антон не знал, что делать. Он боялся оборачиваться, боялся, что с ним может что-то случиться. Он же почти дошёл до дома, осталось только пересечь этот двор...

Шаст без раздумий резко рванул с места. «Быстрей, быстрей, быстрей», — крутилось в голове. Лишь бы его не догнали, лишь бы... Когда тяжёлое дыхание и бег неизвестного стали ближе, сердце, казалось, пропустило несколько ударов. Вот он — нужный подъезд. Нужно было достать ключи, которые как будто на зло находились на дне рюкзака, висящего на его плечах.

Делать ничего не оставалось. Антон резко развернулся. И как раз вовремя, ведь неизвестный в чёрной куртке и капюшоне уже было занёс руку. В свете фонаря что-то блеснуло. Секунда, и Антон ловит запястье незнакомца, как делал это с Оксаной. Тот отчаянно сопротивляется. Антон не знает, откуда в нём взялось столько силы, но он заводит руку противника, державшего нож, за голову. Противник пытается пнуть его. Но годы драк и ударов от отчима имеют свой вес, и Антон уклоняется. Нож падает из рук незнакомца и со звоном ударяется от асфальт. Они оба наклоняется за ним, но неизвестный первый хватает оружие и втыкает его куда попало.

Антон падает на колени и хватается за живот. Он чувствует, как горячая кровь пропитывает ткань толстовки и куртки, касается пальцев. Шаст поднимает взгляд и видит выбившуюся из-под капюшона золотистую прядь, а затем и блеск зелёных глаз. Осознание приходит сразу же. Теперь уже известный Антону скрывается в темноте вечера.

Шаст пытается вынуть нож, но от первых движений его настигает сильнейшая боль. Тогда, пытаясь остановить кровь одной рукой, Антон достаёт из кармана телефон и дрожащими пальцами набирает номер Арсения.

— Алло? Антон? Ты где? — Слышит Шаст знакомый голос.

— Арс... — Хрипит парень. — У подъезда... Нож... Лёша... Кровь, много крови, Арс...

— Что? Антон, я ничего не понимаю...

— Он ранил меня, Арс. Помоги... Я у подъезда...

Парень заходится в тяжёлом кашле. Кровь брызгает на одежду, стекает по губам и подбородку.

— Антон, не шевелись! — В трубке слышится возня и звон ключей. — Я сейчас спущусь!

Звонок отключается. Антон медленно закрывает глаза, чувствует, как силы покидают его худое тело, как пальцы разжимаются, и телефон скользит на асфальт. Последнее, что он успевает заметить, это как дверь подъезда открывается и знакомый силуэт бежит к нему.