Школьник

Перемена.

Шумная, как и всегда в этой школе, но для меня весь этот гам — лишь далекий фон. Звуки приглушены, будто я нахожусь под водой. Где-то рядом кричат, смеются, стучат дверьми, но в моих ушах — только собственное дыхание, чуть учащенное, неровное.

Я стою у окна, кусая карандаш до щепок, что дерево трещит на зубах, и смотрю в пустой коридор. Солнечный свет льётся через грязные стёкла, рисуя на полу длинные полосы, и мне чудится, что вот сейчас — за этим поворотом — появится она.

Может быть, сейчас она пьёт кофе в учительской, откинув голову назад, чтобы эти чёртовы непослушные пряди наконец перестали лезть в глаза...

— Ты вообще вменяемый? — Хенк хватает меня за плечо и встряхивает так, что позвонки хрустят. Его пальцы впиваются в кожу, горячие и влажные от нервного пота. — Это же учительница!

— Ну и что? — я медленно поворачиваюсь к нему, чувствуя, как уголок рта сам собой поднимается в той самой ухмылке, которая всегда сводит его с ума. — Разве в правилах школы написано, что нельзя... интересоваться педагогическим составом?

Мои слова звучат нарочито легко, но внутри всё сжалось в тугой узел.

— Как бы твой интерес не вышел всем нам боком, — усмехается Мел, но в его глазах — не смех, а напряженная тревога, будто он уже видит, как я лезу в петлю.

Я собираюсь парировать, но в этот момент коридор взрывается шёпотом.

Она идёт.

Не спеша, слегка отстранённо, будто окружена невидимым барьером, который отталкивает суету. В одной руке — термос, в другой — та самая потрёпанная книга, корешок которой она нервно поглаживает большим пальцем. На этот раз волосы распущены, и солнечный свет играет в них, как в утреннем тумане — переливается, мерцает, ослепляет — и я вдруг понимаю, что стиснул зубы так сильно, что аж челюсть свело.

Хенк хватает меня за локоть, его ногти впиваются в кожу даже через ткань:

— Кис, я тебя умоляю, просто заткнись и стой смирно...

Но я уже делаю шаг вперёд.

— Елена Николаевна! — мой голос звучит нарочито громко, эхом разлетаясь по коридору. Несколько учеников оборачиваются, глаза округляются от любопытства.

Она останавливается. Поворачивается. И снова этот взгляд — будто лёд и пламя одновременно, пронизывающий, прожигающий насквозь.

— Иван, — кивает она, и в голосе ни тени раздражения, только лёгкая усталость, будто она уже знает, что я задумал. — You have something to add to our... lesson? [1]

— Всё зависит от вас, — я ухмыляюсь, чувствуя, как Хенк за спиной буквально излучает панику, его дыхание стало частым, прерывистым. Но это только подстёгивает. — Например, можно добавить... кофе? — указываю на её термос. — Я знаю, в учительской он — дерьмо. А у Кудиновых за углом — как в Италии.

В коридоре кто-то ахнул. Мел закатывает глаза так, будто видит мою будущую эпитафию: «Погиб из-за тупой бравады».

А она...

Она смеётся.

Негромко, едва слышно, но её губы дрогнули, а в глазах мелькнула искра — не то раздражения, не то тайного интереса.

— Часто в Италии бываете? — наконец говорит она, приподнимая бровь, и, не дожидаясь моего ответа, продолжает. — I prefer my... «дерьмо», as you put it. [2]

И проходит мимо, оставляя за собой шлейф того самого горьковатого запаха — дубовый мох, что-то древесное, что-то неуловимо опасное.

— Всё, — Хенк хватает меня за рукав, его пальцы сжимают ткань так, что швы трещат. — Ты официально мёртв. Директриса тебя сожрёт за харассмент.

— Какое харассмент? — я развожу руками, но губы сами растягиваются в улыбке. — Я просто предложил кофе!

— Ага, прямо из Италии, — хихикает Рита, подмигивая. Её глаза блестят неподдельным восторгом.

— Сам лично привёз? — подходит Анжела, кусая губу, чтобы не рассмеяться.

— Ой, да ну вас, — отмахиваясь от них, но в груди — жар, будто я проглотил уголь.

— Кис, если ты сейчас пойдёшь за ней — я тебя прибью своими руками, — Хенк хватает меня за рукав, когда я делаю шаг в сторону. Его голос дрожит от бессилия — он действительно напуган.

Но я только усмехаюсь, поправляя рюкзак на плече.

— Расслабься, я просто... погуляю.

Рита фыркает, закатывая глаза:

— «Погуляю». Ага. Прямо до кабинета 205, да?

Я делаю вид, что не слышу, но в груди уже разливается это знакомое, сладкое безумие — то самое, что всегда толкало меня на самые идиотские поступки.

***

Я случайно оказался у нужной двери как раз перед звонком на урок. Не то чтобы специально вычислил её расписание — просто так совпало.

Шум школы уже стих, оставив после себя лишь приглушённое эхо — где-то вдали хлопнула дверь, скрипнули половицы под шагами уборщицы, из учительской донёсся сдавленный смех, тут же оборвавшийся.

Я стою у окна, притворяюсь, что разглядываю что-то на улице, но боковым зрением ловлю её. Она шла по коридору — пиджак слегка помялся после уроков, волосы выбились из заколки (лучше бы оставила их распущенными), пара непокорных прядей касается щеки, но ей это даже к лицу. Добавляло ей какой-то тёплой, человечной нотки.

Она приближалась, перекладывая стопку тетрадей в левую руку, а правой пытаясь нащупать ключ в сумке. Не замечала меня. Выглядела уставшей, но не раздражённой — скорее, слегка рассеянной, будто мысли её уже далеко отсюда.

— Вам помочь?

Я появился перед ней внезапно — так, чтобы она вздрогнула, и ключи выскользнули из её пальцев, звякнув о пол. Она приглушённо ахнула, наклонилась, но я был быстрее. Поднял, намеренно задержав в пальцах на секунду дольше необходимого — металл холодный, но сохранивший остаточное тепло её кожи.

Глаза встретились. В её взгляде — не испуг, не раздражение, а мгновенная, холодная оценка.

— Спасибо, — голос с лёгкой хрипотцой, будто она только что пила кофе.

Дверь открылась. Она зашла, я — шагнул следом, будто так и было задумано.

— У вас сейчас английский?

— Внезапно появилось желание подтянуть знания — ответил я, чувствуя, как губы сами растягиваются в ухмылке.

Она вздохнула, но глаза смеялись — тёмные, почти чёрные в полумраке кабинета.

— Уверена, ваш преподаватель, чей урок стоит в расписании, будет против.

— А вы?

Пауза. Тишина в кабинете стала густой, как мёд.

— Я ещё не решила, — наконец сказала она. — Так что, вам лучше идти в свой класс.

— У меня окно.

— Как удобно, — она усмехнулась, опираясь о край стола. Руки скрещены на груди, пальцы слегка постукивают по локтю. — И что ровно в это окно привело вас сюда? Только ли желание выучить язык?

— Просто хотел посмотреть, как новый преподаватель осваивается.

— И как, впечатлены?

— Пока не решил.

Она замерла на секунду, потом взяла журнал и начала небрежно листать страницы, будто ища что-то:

— Кис... Кислов, да?

— Вы уже запомнили мою фамилию? Я тронут.

— Запомнила, — закрыла журнал с лёгким щелчком. — Потому что вчера, проверяя сочинения, заданные прошлым преподавателем, я наткнулась на единственный пустой лист, подписанный вашей фамилией.

— А, ну так это... творческий кризис.

— Или кризис мотивации, — парировала она. — Так что вот ваше наказание: завтра приносите работу. И если в ней будет хоть одно слово про «не успел» или «забыл» — будете переписывать до тех пор, пока не появится уважение к языку.

Я прикусил губу, чтобы не засмеяться.

— А если я напишу что-то... слишком хорошее?

Она смотрела на меня — пристально, будто пыталась разгадать, где тут ложь, а где просто дерзость.

— Для начала, — сказала наконец, — напишите это сочинение и принесите его на урок.

— А нельзя принести его вне уроков?

— Вне уроков, — она поправила заколку в волосах, и прядь снова выскользнула, — вы вряд ли меня застанете.

За её спиной распахнулось окно, в класс ворвался ветер — и стопка листов с её стола взметнулась в воздух.

— Чёрт!

Я поймал один лист прямо перед её лицом. Наши пальцы снова соприкоснулись, на этот раз — дольше.

— Вот и застал, — прошептал я.

Она задержала дыхание. И в её глазах вспыхнуло что-то — вызов, интерес, что-то ещё.

Зазвенел звонок.

— Уходите, — приказала она, но в голосе уже не было прежней твёрдости.

— А если я останусь?

— Тогда поставлю вам «н» за прогул уже на своём уроке.

— Стоит того.

Она рассмеялась — неожиданно, искренне, как будто не могла сдержаться.

— Идите уже, если не хотите, чтобы я заподозрила вас в нездоровом интересе к кабинету английского.

Я задержался у двери, обернулся:

— А если здоровый?

Она не ответила, но я видел, как её плечи вздрогнули — то ли от смеха, то ли от вздоха.

— До завтра, — бросил я на прощание.

Дверь закрылась за мной с тихим щелчком, но её смех — лёгкий, чуть охрипший — ещё звенел у меня в ушах.

Я шёл по коридору, но не в класс, а к окну недалеко от её кабинета. Прислонился к подоконнику, достал телефон, делая вид, что чем-то занят. Но всё моё внимание было приковано к той двери, за которой она сейчас.

Через минуту из соседнего кабинета вывалилась шумная толпа десятиклассников — у них физра, они галдели, толкались, смеялись. Один даже случайно задел меня плечом, бросил: «Опа, извини» — и нёсся дальше. Но я даже не услышал.

Потому что её дверь снова открылась.

Она вышла — уже с другой стопкой тетрадей, на ходу что-то помечая в блокноте. Солнечный луч упал на её шею, и я заметил, как там дрожит тонкая цепочка, почти невесомая. Она шла быстро, но вдруг — будто почувствовав мой взгляд — замедлила шаг. Повернула голову.

Наши глаза встретились.

Я не отвёл взгляд. Не спрятал улыбку.

Она замерла на секунду, потом подняла бровь:

— Вы всё ещё здесь? — но уголки её губ подрагивали.

Я сделал вид, что снова уткнулся в телефон, но краем глаза видел, как она покачала головой и ушла. Её каблуки тихо стучали по полу, а следом — лёгкий шорох юбки, будто шёпот.

Я ждал, пока её фигура не скроется за поворотом, и только тогда выдохнул. В груди — странное тепло, будто я только что выпил чего-то крепкого.

***

На следующий день я снова оказался у её кабинета, когда школа уже начинала затихать после уроков.

Тени становились длиннее, растягиваясь по полу коридора, как чьи-то осторожные пальцы. Где-то вдалеке скрипели мокрые тряпки уборщиц, их голоса сливались в монотонный гул. Из кабинета физики доносился сдержанный смех девятиклассников, задержавшихся на дополнительные занятия. Я крался по коридору, прислушиваясь к каждому звуку, к каждому шороху, будто вор, пробирающийся в запретную зону.

Дверь нужного кабинета была приоткрыта.

Из щели между дверью и косяком лился мягкий желтый свет. Изнутри доносился лёгкий стук клавиш ноутбука — чёткий, ритмичный, как сердцебиение. Я замер у косяка, краем глаза заглядывая внутрь, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Она сидела за учительским столом, сняв пиджак и закатав рукава блузки. Обнажившиеся предплечья были бледными, с едва заметными голубыми прожилками вен. И на левом запястье — татуировка, которую я не видел раньше: тонкими, почти изящными буквами — «Per aspera».

«Через тернии».

Интересно.

— You can come in, Иван, [3] — раздался её голос, ровный, без намёка на удивление, но с лёгкой хрипотцой, будто она давно не пила воды. — Или вы предпочитаете прятаться в дверных проёмах?

Я вошёл, стараясь сохранить хотя бы подобие небрежности, но сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно даже ей, а ладони стали влажными.

— А как вы догадались? — я кивнул на дверь.

Она не подняла глаз от ноутбука, только пальцы её на секунду замерли над клавиатурой.

— Вы ходите, как слон.

— Я думал, что был тихим.

— Для слона — да.

Я фыркнул, уселся на стул перед её столом, чувствуя, как дерево холодное даже сквозь ткань джинсов.

— Вы принесли работу?

— Нет.

— Тогда что привело вас сюда? — наконец она подняла взгляд. В свете настольной лампы её глаза казались ещё прозрачнее — как лёд под зимним солнцем, сквозь который видно тёмную воду. — Besides the obvious. [4]

— Obvious? [5]

— Очередная попытка проверить границы дозволенного, — она отодвинула ноутбук, и экран погас, отразив на секунду её лицо. — Classic teenager move. [6]

Я наклонился вперёд, упираясь локтями в колени, чувствуя, как напрягаются мышцы спины.

— А если я скажу, что не справляюсь сам и мне нужна помощь с английским?

— Тогда я спрошу, почему именно сейчас, — она взяла кружку с кофе, сделала глоток. Я видел, как горло её слегка содрогнулось от горечи.

— Внезапное озарение.

— Озарение обычно выглядит менее... calculated. [7]

Тишина.

Где-то за окном кричала ворона, звук её голоса был резким, как скрип ножа по стеклу. Кофе в её кружке остывало, но она не торопилась.

— Вы всегда так... — я искал слово, чувствуя, как оно ускользает.

— Как «так»?

— Будто играете в шахматы, а все вокруг — в шашки.

Впервые за весь разговор её губы дрогнули в почти-улыбке. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут дверь кабинета с грохотом распахнулась.

— Кисуля, ты жив?! — Рита ворвалась внутрь, волоча за собой Анжелу под руку. За ними, красный от ярости, топтался Хенк. А замыкала всю процессию ухмыляющийся Мел.

Елена Николаевна медленно подняла бровь.

— У вас в школе принято врываться без стука?

Хенк, задыхаясь, пытался объясниться:

— Мы думали... то есть я...

— Они думали, вы уже приковали меня наручниками к батарее за невыполнение задания, — невозмутимо пояснил я, наслаждаясь тем, как Хенк готов был провалиться сквозь землю.

Рита, не смущаясь, объяснила:

— Ставка была — не выдержит и пяти минут! А он тут уже пятнадцать!

В кабинете повисла неловкая тишина.

Елена Николаевна откинулась на спинку стула:

— Let me guess. Betting pool? [8]

— Тысяча на то, что он сбежит, — включилась Анжела. — Две — что его вынесут в бессознанке. Пять — что он вас доведёт до нервного срыва.

— А ставки на то, что это я его доведу до срыва — не принимались? — учительница невозмутимо поправила рукав.

Одноклассники замерли с открытыми ртами.

— Бля... — выдавил из себя Хенк.

— Борис, попрошу не выражаться в моём кабинете.

— Простите, Елена Николаевна, — покрасневший ещё сильнее друг схватил меня за ворот и потащил к выходу. — Мы больше не будем, и он не...

— До завтра, — бросил я через плечо, цепляясь за дверной косяк.

Она взяла в руки красную ручку и с лёгким щелчком сняла колпачок:

— Don't be late, Иван. [9] И не забудьте написать сочинение.

Дверь захлопнулась.

— Я в шоке — Рита подпрыгнула на месте. — Она мне уже нравится.

— Что вы тут вообще устроили? Какие ещё ставки? — я прищурился, наблюдая за друзьями.

— Надо же было хоть какую-то пользу получить от твоего помешательства на англичанке. — Рита пожала плечами и протянула руку Хенку в ожидании своего выигрыша.

Он молча достал кошелёк и отсчитал пятьсот рублей под смех Анжелы и Мела.

____________________________________________________

[1] — У вас есть, что добавить к нашему уроку?
[2] — Я предпочитаю своё «дерьмо», как вы выразились
[3] — Вы можете войти
[4] — Кроме очевидного
[5] — Очевидного?
[6] — Типичное поведение подростка
[7] — Преднамеренно
[8] — Дайте угадаю. Спор?
[9] — Не опаздывайте