Genshin Impact: Игра души

— Может сработать, — пожимает плечами Кэйа.

— Полный бред, — фыркает Дилюк. Люмин с Кэйей синхронно поднимают брови, и он хмурится ещё больше: — Что? Преступник, у которого в профайле тридцать сраных страниц причин, по которым мы должны его посадить, просит условное, а вы и согласны? Это надувательство. Если хотите знать моё мнение, он ни за что не позволил бы поймать себя так легко.

— Это твоё мнение, и мы все его очень ценим, — утешительно хлопает его по плечу Кэйа, — но я так не думаю.

— Ну так поясни, что ты там думаешь.

Кэйа с пояснениями не спешит. Он обходит диван, на котором Люмин снова занимает роль наблюдающей стороны, усаживается на подлокотник и мягко ерошит ей волосы:

— Всё ради тебя, малышка.

Люмин сбрасывает его руку и смотрит как на умалишённого:

— С чего вдруг?

— Ты не поняла? — Кэйа по-мальчишески смеётся в кулак. — Он из-за тебя так старается. Он же сам тебе всё разъяснил: ты ему нравишься, он думает, что нравится тебе, но из-за того, что формально ты должна была его посадить, ты не оставляешь ему никакой надежды. Сотрудничать с управлением для него единственный вариант, в котором ваши отношения не закончатся грандиозной дракой, — и, резюмируя, Кэйа улыбается худшей из своих улыбок: — Он с концами влюбился, малышка.

Люмин отодвигается от него на другую сторону дивана и обводит взглядом собравшихся. Ни один из них встречаться с ней глазами почему-то не желает, и Люмин фыркает, в точности копируя Дилюка, и складывает руки на груди.

— Цирк, — недовольно озвучивает она, — сраный цирк.

— В этом есть смысл, — словно нехотя признаёт Альбедо, и Люмин едва не стонет:

— И ты туда же, ну ради всего святого!.. Хватит делать из моей личной жизни дешёвую киношку, ясно вам?

Венти хихикает:

— Да ты же первая и начала.

— Заткнись.

Люмин буравит взглядом собрание ботинок перед её диваном — Кэйю на подлокотнике она в расчёт не берёт. Сейчас этот диван — островок спокойствия и невозмутимости в окончательно поехавшем крышей мире. И, может быть, концентрированной злобы, учитывая, как дрожат её руки, когда она до боли обхватывает ими себя.

Влюбился. Это не новость — это факт, который Люмин никогда не желала принимать на веру. Давить на чувства, чтобы потом обвести её вокруг пальца и получить одному богу известно какую выгоду — чего-то такого Люмин ожидала от человека с послужным списком как у Тартальи. Но не того, что он делает сейчас.

Подставляется. Ради неё.

У него нет никаких гарантий, что после подписанного признания и готовности сотрудничать ему выбьют условное. У него нет ничего, кроме собственного самомнения и железной уверенности в том, что устроенное Люмин в её квартире — просто дешёвое представление, чтобы убедить себя же в обманчивости собственных чувств. У него нет ничего… но даже этого ничего ему хватает, чтобы пойти на такой откровенно тупой и безумный шаг.

«Итак, мне понравилась шпионка. Я преступник. Шпионка меня поймала — как ей и положено. Собственно, тут из уравнения её можно было бы и убрать, если бы не то самое но. Я ни капли не верю в твою актёрскую игру».

«Я долго думал над одной дилеммой, и вот моё идеальное решение».

— И вы, — Люмин поднимает взгляд на Кэйю с Альбедо, потому что они тут единственные выражают хоть какое-то подобие солидарности, — готовы ему поверить?

— Тут вопрос в том, — легко пожимает плечами Альбедо, у которого вид сейчас как у греческого философа, не меньше, — готова ли поверить ему ты. Просто для справки — я верю, что он может пойти на это… но не верю, что может просто так.

— В переводе с латыни на человеческий, — вмешивается Дилюк, — он говорит, что надеется на лучшее, но ждёт подвоха.

Ага. Спасибо.

Люмин снова откидывает голову на спинку дивана. Потолок плывёт перед глазами какими-то всполохами рыжего и возмутительными картинками из подсознания. Слепо довериться Тарталье — Человеку, У Которого Всегда Есть План, как же. Она так ни разу не делала.

И сколько раз пожалела?

— Люди не исправляются за один день в допросной, Люмин, — напоминает Дилюк.

Она знает. Ещё как знает.

Но Дилюк, будто хочет окончательно разрушить её и без того шаткую психику, продолжает наседать:

— Он кучу раз обводил нас вокруг пальца, кучу раз раскрывал наших агентов — и ты, между прочим, не исключение. Мы пытаемся выследить его уже полгода, он меняет точки контакта, у него десятки информаторов, у него наш человек…

— …которым он ни разу как источником информации не воспользовался, — вворачивает Альбедо.

— Мы не знаем, что она ему рассказала. Может, она давно сдала ему всё управление, а он только ждёт удобного момента. Иначе к чему такие щедрые предложения?

Люмин рывком возвращает голову на место и упирается гневным взглядом прямо в Дилюка. Он здесь, пожалуй, единственный, кого её ярость никогда не смущает, и сейчас он отвечает ей абсолютно непроницаемым выражением лица.

— Значит, до сих пор мне не доверяете, — озвучивает Люмин. Точно так же непроницаемо — как ей кажется. Переводит взгляд на Кэйю, затем на Альбедо, на Венти: — Ты тоже так думаешь? А ты? Вы все — думаете, что преступность половым путём передаётся?

— Нихрена мы так не думаем, не слушай его! — бурно возмущается Кэйа. Дилюк открывает было рот, но Кэйа ощутимо больно пихает его в плечо и продолжает: — Послушай, малышка. И ты, мистер Сломанный Нос тоже, хотя ты знаешь, что я тебя не за него люблю. У Тартальи сейчас — никаких гарантий. Он может подписать признание, что с того? Пока своё слово не скажут Варка и прокурор, он останется человеком с сотней пожизненных. Если он пойдёт на сотрудничество… это уже другой разговор. Но так или иначе, с признанием на руках он наш. А подписать его он готов прямо сейчас.

Люмин хмурится. Кэйа хотя бы верит в то, что говорит. А она… она даже своей интуиции сейчас не может поверить.

А интуиция так и вопит: просто свали отсюда, и пусть разбираются сами. Потому что за рекордный час после увольнения весь отдел успел довести её до ручки.

При любом раскладе она только выиграет. Тарталья подпишет признание — и либо до конца своих дней Люмин про него больше не услышит, либо…

Либо у него есть шанс. У них есть.

Вот он, его гениальный план. До смешного простой и до ужаса рискованный.

— Мы вообще сможем обеспечить ему условное? — тихо спрашивает Люмин будто у самой себя. — Со всем его списком?

Коридор отвечает ей нерешительной тишиной.

— Придётся говорить с Джинн и Варкой, — наконец отвечает Альбедо. — Но учитывая, сколько информации он может нам предоставить… я бы не стал так легко отказываться. Не верю, что говорю это, господи блять боже.

Матерящийся Альбедо — доведённый до ручки Альбедо. Люмин почти приятно знать, что она здесь не одна прощается со своими нервами.

— Согласен, — вздыхает Кэйа. — Такой шанс нельзя упускать. Даже если кто-то здесь думает, что это ловушка — подпись на признании не подделать.

«Кто-то» в лице Дилюка молчит. Долго и угрюмо, будто выбирает как минимум между жизнью и смертью.

Но наконец ломается и он.

— Вашу ж мать. В таком случае у нас сорок минут, — Дилюк кивает на часы. — Советую поторопиться. И для справки: я единственный вменяемый, который всё ещё считает, что это плохая идея.

В памяти Люмин эпизод с тем, как половина оперативного отдела вваливается к Варке в кабинет, остаётся смазанным пятном. Она что-то говорит, но даже не помнит, что именно, нагло смотрит Варке прямо в глаза, пока Кэйа рядом в красках описывает, как её блестящая выдержка на допросе убедила Тарталью сотрудничать. В себя она приходит, только когда из кабинета её за плечи выводит Альбедо — а до конца положенного срока остаётся семь минут.

С непроницаемым лицом Люмин снова хлопает дверью допросной. Семь минут — и всё это в любом случае закончится. Либо Тарталья исчезнет из её жизни с концами, либо… чёрт его знает, что случится.

Она подвигает Тарталье белый лист бумаги и ручку. Тот смотрит на неё почти насмешливо:

— Это для всех моих прегрешений? Одного листка маловато будет.

— Полным списком и по пунктам, пожалуйста, — Люмин не удерживается от ответной улыбки. Ей всё равно больше нет нужды притворяться. Она может смотреть на Тарталью так, как хочется — а хочется как на придурка, который ей каким-то непостижимым образом понравился. — Подпишешь признание, и я тебя освобожу. Сможешь поесть и выспаться.

Тарталья несколько раз щёлкает колпачком ручки. Касаться листа бумаги он почему-то медлит.

— Помнишь моё условие? Сначала ты ответишь на вопрос.

Люмин только пожимает плечами, давая знак говорить. Если она всё правильно рассчитала, она знает и сам вопрос, и что на него отвечать — и это будет её последний раз, когда она пытается спланировать по отношению к Тарталье свой следующий шаг.

— Сходишь со мной на свидание?

Его самоуверенность потрясающа. Один неправильный ответ — и всё, на что он ради неё пошёл, окажется абсолютно напрасным.

Неправильных ответов Люмин ему больше давать не будет. Улыбка Тартальи перекликается с её собственной.

— Да.