Genshin Impact: Игра души

Люмин со вздохом подчиняется. Сдаёт телефон обратно, просит набрать в офис Джинн. Девушка за стойкой смотрит на неё удивлённо, но, выслушав короткие указания по телефону, только пожимает плечами. Охранник провожает её на верхние этажи, будто Люмин не знает дорогу сама, и у самых створок лифта её действительно встречает Альбедо.

- Она со мной, всё в порядке, - кивает он охраннику. И, как только лифт уезжает назад вниз, протяжно вздыхает. - Люмин...

- Я не хочу в это ввязываться, - сходу заявляет она. Мрачный голосок в голове ехидно пищит: «Раз не хочешь, что вообще здесь делаешь?» Люмин прихлопывает его воображаемой мухобойкой.

Альбедо между тем ненавязчиво увлекает её по знакомому коридору.

- Знаю, что не хочешь. Но... - он кусает губу. Да почему он такой встревоженный, неужели тут кого-то убили. - Через два часа у нас закончится срок, который мы по закону имеем право допрашивать задержанного без присутствия адвоката. Два часа - и преступник, за которым мы гонялись полгода, выйдет абсолютно сухим, потому что взлом с проникновением - это просто смешно. И он сам это понимает.

Люмин молча кивает. Что ж, её проницательности хватало, чтобы догадаться. Всё как и обещал Тарталья.

- Мы не выудили из него ничего. Абсолютно ничего - ему плевать. Он узнал Дилюка и два часа перебивал допрос подколками в адрес его носа, пока Дилюк не взбесился окончательно, - Альбедо пробивает на невесёлый смешок. - Послушай, Люмин. Ты имеешь полное право отказаться, но ты всё ещё сотрудница, так что...

- Вы хотите, чтобы его допросила я?

Люмин против воли поднимает бровь. Что успело за жалких двадцать два часа измениться в политике управления, раз от «Не давать Люмин спать с преступниками» они переходят к «Запереть Люмин с преступником в одной допросной»?

К счастью, Альбедо отвечает.

Голосом, каким зачитал бы прощальную речь на её похоронах.

- Мы не хотим. Но он сказал, что говорить будет только с тобой.

И- Даже не думай показывать ему, что ты на его стороне.

- Нет, лучше веди себя как обычно. Это притупит подозрения.

- Ты идиот? Мы вызвали её не для того, чтобы...

- Именно для этого!

- Слушайте, давайте ещё раз, кто решил, что приглашать в допросную девушку подозреваемого - хорошая идея?

- О, да заткнись.

- Чего ты сразу огрызаешься, я нормально спросил...

Люмин ложится головой на стол. Чтобы отгородиться от гомона вокруг или подавить приступ заплакать - с этим она потом разберётся. Пока все остальные ссорятся по поводу тактики допроса и пытаются давать ей указания, у них уходит бесценное время, и если она... Люмин смотрит на часы. Если она не придавит Тарталью за оставшиеся семьдесят две минуты, он просто позовёт адвоката и покинет управление через парадный вход. И все они окажутся в полной жопе.

Люмин тяжело вздыхает и подбирает папку с делом. В этом нет нужды, она знает его наизусть, в том числе и карточку, появившуюся только сегодня - с живописной фотографией Тартальи, примотанного скотчем к её стулу, и припиской о вооружённом нападении на сотрудника. И её фотка в качестве того самого сотрудника - не самая удачная, к слову. Она берёт папку, потому что так привычнее и спокойнее. Потому что в допросной можно будет отвлечься на бумажки без необходимости смотреть человеку, которого она засадила, в глаза.

Пока Дилюк, Венти, Кэйа, Альбедо, Джинн и бог весть кто ещё нарезают круги друг вокруг друга, Люмин просто встаёт на ноги. На неё абсолютно не обращают внимания - и она беспрепятственно пересекает зал, всего за день отсутствия ставший таким чужим, и хлопает дверью.

- Сама разберусь, - злобно бурчит она в коридоре.

Она задерживается у стекла в допросной лишь на миг - полюбоваться на дело своих рук. Люмин не знала до сих пор, как на неё подействует вид Тартальи в наручниках, качающегося на стуле так, будто ему действительно наплевать на то, где он находится... Не знала, а теперь знает - хреново, вот как. И чувствует она не превосходство, а собственную вину.

Потому что давайте смотреть правде в глаза...

- Вооружённое нападение на сотрудника - это как-то слишком для человека, который пришёл просто поговорить, - объявляет Люмин на пороге допросной.

В этой комнате, по эту сторону, она была всего раз, и тогда они на пару с Кэйей с блеском раскололи ту заносчивую фальшивомонетчицу... Но теперь Кэйи нет. А Тарталья прекрасно дал понять, что говорить будет только с ней.

Люмин не смотрит на Тарталью, когда роняет папку на стол и занимает место напротив. Не смотрит, но всё равно чувствует, как он улыбается:

- Ты всё-таки пришла.

- Считай это нашим последним свиданием, - Люмин почти привычным жестом раскрывает папку на первой странице с её собственной подшитой к делу фотографией. Слава консерватизму Альбедо, который не подумал включить в профайл строчку «Потерпевшая вступала с нападавшим в половую связь». - Итак. Поговорим о том, в чём ты обвиняешься и какой срок тебе грозит?

- Всё это я уже слышал, - наручники позванивают, когда Тарталья пытается вытянуть руки. - Давай про что-нибудь новенькое. Как дела?

Люмин фыркает. И, не удержавшись, бросает на Тарталью беглый взгляд: после визита к ней визитом к врачу он явно пренебрёг, так что заново разбитая губа сверкает на улыбающейся физиономии во всей красе. Свежий кровоподтёк на скуле расползается на пол-лица, волосы в тотальном беспорядке, одежда мятая, а мешки под глазами...

- Ты вообще спал? - будничным тоном интересуется Люмин, снова опуская взгляд. Смотреть ему прямо в эти глаза она не намерена, иначе это будет не допрос, а дешёвая сцена из мелодрамы.

- Не то чтобы мне давали. Со мной тут весь день и всю ночь просидели все, кому не лень... Твой друг со сломанным носом принёс мне энергетик. Я сказал, что ему так даже больше идёт - широкий жест в ответ на широкий жест, понимаешь? Но он всё равно почему-то обиделся.

Тарталья звучит как обычно, будто почти сутки в наручниках для него плёвое дело. Воскрешая в памяти его голое тело (нет, ей не хочется, просто память сама услужливо подсовывает картинку), Люмин мысленно отмечает ту карту из мелких шрамов и незаживших гематом, на которые любой другой не обратил бы внимания - если не знать, чем Тарталья занимается.

В какой по счёту раз ей нужно напомнить себе, что она сидит в допросной с преступником?

- Я могу принести тебе поесть, - пожимает плечами Люмин, - и дать поспать.

- Было бы здорово. Но только сначала я должен выложить, какой я на самом деле плохой, да?

- Абсолютно безвозмездно, просто ещё один, - Люмин не удерживается от усмешки, - широкий жест. Но, я уверена, ты знаешь, в чём проблема.

Она выдерживает многозначительную паузу, предоставляя Тарталье право догадаться самому. А сама пялится на первую страницу дела в папке, будто ей это чем-то поможет, и пытается выбрать, как себя дальше с ним вести. Нахально и заносчиво, как и стоило бы с человеком, сломавшим ей карьеру и заставившим впервые задуматься о сеансе с психотерапевтом? Или мягко и добродушно, как и стоило бы с человеком, в которого она по-настоящему влюбилась?

- Не знаю, - просто признаёт Тарталья. О боже, ладно, придётся самой.

- Проблема в том, что у нас осталось, - Люмин сверяется с телефоном, - шестьдесят семь минут твоего заключения. Я буду с тобой честна, ладно? Ты прекрасно знаешь, где в твоём деле слабые места и что у нас на тебя всё ещё нет достаточных доказательств, чтобы их не разбил хороший адвокат. А в том, что он у тебя имеется, я не сомневаюсь. Я здесь, чтобы за эти шестьдесят семь минут любой ценой уговорить тебя на сотрудничество. И пока я буду бегать за лапшой и энергетиком, я не успею сделать ничего другого - и тогда ты просто уйдёшь, а на меня снова повесят всех собак. Думаю, тебя устроит такой вариант, особенно учитывая, что напоследок ты выторговал себе возможность со мной поговорить...

- Постой, - мягко просит Тарталья - и Люмин послушно затыкается. Если подозреваемый хочет что-то сказать, лучше дать ему на это право. - Вот и другая наша проблема: меня не устраивает такой вариант.

Люмин поднимает на него взгляд.

Тарталья смотрит на неё... вот чёрт. Смотрит так, будто больше всего на свете хочет сейчас перегнуться через стол и поцеловать на глазах у всех, кто сейчас стоит за стеклом допросной.

И Люмин вряд ли будет ему отказывать.

- Что тогда тебя устраивает? - поднимает бровь она.

- Как думаешь, зачем я решил говорить именно с тобой?

Хороший вопрос. Как здорово, что Тарталья хочет прояснить этот момент, потому что тут весь отдел ломает головы относительно его настоящих мотивов.

- Ты знаешь, что я больше не хочу тебя видеть, - простодушно роняет Люмин, будто её чувства это ни капли не задевает, - поэтому воспользовался последним предлогом со мной поболтать. Вынуждена тебя расстроить: либо ты выкладываешь всё как есть, либо я сейчас же ухожу.

- Всё не так.

Тарталья на мгновение прикрывает глаза, борясь со сном. Он измотан и устал, хотя и старается не показывать виду. Люмин прекрасно понимает, что в управлении не брезгуют такими зверствами, особенно если знают, что задержанный для них слишком ценен, чтобы рисковать третью отпущенного им времени на банальный сон... Но чёрт возьми. В таком состоянии его даже жаль.

- Вот тебе грустная правда, маленькая шпионка, - наконец Тарталья открывает глаза. Голос у него подрагивает, будто он едва справляется с эмоциями - или очень хорошо притворяется. - Я злодей. Самый настоящий, у тебя в деле вон сколько про меня написано. Ты меня посадила, чудно, имеешь право - как-никак, я вломился к тебе домой, - он даже умудряется состроить виноватую рожицу, но всё портит короткий зевок. - Я сделаю вид, что не обижен. Но.

Люмин ждёт, сознавая, что даже через эту короткую паузу у них утекает драгоценное время. Тарталью это будто ни капли не заботит, и Люмин раздражённо просвещает:

- Если ты пытаешься болтовнёй со мной просто оттянуть время до прибытия адвоката, лучше я просто...

- Не уходи, - Тарталья вдруг усмехается. - Сама подумай, какой мне смысл? Я могу с тем же успехом клевать здесь носом и молчать, твои люди от меня так и так ничего не добьются. С тобой я готов говорить, но на своих условиях.

Уже интересно, мысленно оценивает Люмин. Она подпирает подбородок рукой и смотрит на Тарталью так скучающе, как только способна на него смотреть.

- Что за условия?

Получается у неё, наверное, из рук вон плохо. Потому что украшенное кровью и синяками лицо снова освещает тусклая усмешка.

- Погоди, сначала давай оценим, что мы имеем. Не против? - Люмин только качает головой, мол, болтай сколько влезет. Тарталья откидывается на стуле и вертит затёкшими локтями. - Итак, мне понравилась шпионка. Я преступник. Шпионка меня поймала - как ей и положено. Собственно, тут из уравнения её можно было бы и убрать, если бы не то самое но, - и с удовольствием щурится ей в лицо: - Я ни капли не верю в твою актёрскую игру.

- В какую именно? - Люмин с улыбкой поднимает бровь. Тарталья её больше не заденет. Не в этот раз. - Когда я притворялась, что ты мне нравишься, или когда я примотала тебя скотчем к стулу?

- Ты не притворялась.

- Много ты знаешь.

- Представь себе, знаю. Или склонен верить, что знаю, а в моём положении, - Тарталья со смешком лязгает цепью наручников, - выбирать не приходится.

У него было столько шансов пошутить про БДСМ, а он ни разу ими не воспользовался. Наверное, это делает ему честь, если не учитывать, что он нажил себе лет сто двадцать тюрьмы.

Люмин встряхивает головой, избавляясь от дурацких мыслей почти на грани. Просидеть запертой с Тартальей в одном помещении в течение часа - и тот факт, что наручники здесь на нём, её не спасут. Она просто сойдёт с ума.

- Если ты наговорился, - недовольно бормочет она, - давай вернёмся к твоим условиям. Чего ты хочешь и на что готов променять?

Тарталья вздыхает и переводит взгляд на потолок. Люмин сверяется с часами: у неё меньше часа. Меньше часа на то, чтобы...

- Подписать признание, - говорит Тарталья твёрдо и отчётливо. И возвращает ей взгляд, улыбаясь в ответ на удивлённо поднятые брови. - Этого вы все тут от меня хотите, верно? Давай начистоту: Скарамучча раскололся, моё имя есть в его показаниях. Всё, чего вам не хватает для полноценного обвинения, это моего признания. Я готов его обеспечить.

Люмин смаргивает. В допросной, подсказывает внутренний голос Альбедо, ты никогда не показываешь свои эмоции - ты безукоризненно вежлива, ты идёшь преступнику навстречу, ты поощряешь любую попытку заговорить, печёшься за смягчение срока. Ты добиваешься признания улыбкой и спокойствием, а не:

- Какого хрена ты творишь? - вот этим вот.

Тарталья только смеётся:

- Я призна́ю все обвинения - разумные, само собой. Я буду сотрудничать со следствием и предоставлю всю информацию, которой вам не хватает. Мы оба знаем, что мне нет нужды это делать, потому что через час я просто отсюда уйду, и мы продолжим эту игру в кошки-мышки по всей стране. Но я готов. Неплохое начало, не думаешь?

Люмин смотрит на него, раскрыв рот от изумления. Тарталья - избитый ею же, усталый и едва ли не раздавленный - выглядит на порядок свежее. То ли силы ему возвращают привычные подтрунивания, то ли вид Люмин действует на него как хороший восьмичасовой сон, но он даже веселится по-старому.

- Ты... - аккуратно уточняет Люмин, боясь, что неправильно его поняла, - сдаёшься?

- С потрохами.

- И чего ты хочешь взамен?

- О, у меня целый список, - Тарталья потягивается на пластиковом стуле. Жуть как неудобно, наверное, хоть в этот раз и без скотча. Люмин всё ещё пытается прийти в себя, а он начинает загибать пальцы: - Во-первых, я хочу заменить фешенебельную тюрьму на условное. Во-вторых, будет нелишним попасть в программу защиты: некоторые мои... хм... давние знакомые вряд ли одобрят моё содействие разведке. В-третьих... я хочу, чтобы ты честно ответила на один мой вопрос. Мне неважно содержание ответа, только сам факт. После этого я подпишу признание и стану хорошим мальчиком. Ну, что скажешь?

Тарталья улыбается так триумфально, будто у них с Люмин шахматная партия и он поставил ей мат за пять ходов. Люмин же смотрит на него во все глаза, бестолково перелистывая папку: он сейчас просто взял... и снова обвёл её вокруг пальца? Её и заодно всё управление?

- Сколько ты вынашивал этот блестящий и ни разу не провальный план?

- Хм. Около двух часов. Мне было скучно.

Люмин способна только фыркнуть, качая головой. Её пальцы дрожат, пока она листает весь этот богатый перечень, за который Тарталье светит приличный срок: рэкетирство, мошенничество, фальшивомонетничество, финансовые махинации, торговля оружием... и это она не добирается даже до десятой страницы. Заменить всё это на условное в обмен на сотрудничество - допустит ли Варка такой беспредел? Тарталья для них слишком ценен, но ценен ещё и тем, что у него есть выход на всех тех, кого они не могут поймать вот уже больше года. С его показаниями...

Да. Это может сработать.

При условии, что он снова не врёт ей в лицо.

- Поясни мне ещё одну вещь, - хмурясь, просит Люмин. Она поднимает на Тарталью взгляд, и тот кивает. - Что тебе за резон? Ты же сам сказал, через час ты просто выйдешь отсюда. Тебе абсолютно нет нужды так сильно подставляться, только чтобы обелить себя в глазах управления.

- Дело не в управлении, Люмин, - мурлычет Тарталья. Он пытается поставить голову на руки, но с треском проваливается: цепь от наручников слишком коротка, и ему приходится просто наклониться к ней и почти на ухо шепнуть: - Я долго думал над одной дилеммой, и вот моё идеальное решение.

Люмин рывком отъезжает на противоположный конец стола.

- Какой дилеммой?

- Я всё тебе сказал, маленькая шпионка, - Тарталья, насколько позволяют наручники, разводит руками. - Ты принимаешь моё условие или нет? У тебя, кажется... около пятидесяти минут. Акция ограничена.

- Мне надо подумать.

- Разумеется. Я-то отсюда никуда не уйду.

Тарталья пытливо наблюдает за тем, как Люмин забирает со стола папку и на ватных ногах бредёт к двери. Двадцать минут наедине с Тартальей - и ей уже просто не хочется жить.

Захлопывая за собой дверь, Люмин так и не понимает, что он имел в виду. Пару секунд она просто стоит, прислонившись спиной к холодному металлу, и пытается выровнять сбитое дыхание. И только потом до её ушей, до сих пор пребывавших в счастливом вакууме, доносится гул у одностороннего стекла.

Оказывается, за ней наблюдали.

- Ушла и ничего не сказала, - угрюмо оповещает Дилюк, стоящий во главе семейной делегации обеспокоенных родственников. - Поразительно, как тебя с концами не выгнали.

Люмин едва удерживается от того, чтобы показать ему язык:

- Если бы не ушла, вы бы и оставшийся час потратили на выяснения, как мне лучше на него смотреть: как на любовь всей моей жизни или как на кусок дерьма.

- Он хотел сказать: молодец, что не огрела его пощёчиной в процессе, - с улыбкой вклинивается Кэйа. Рукой он пытается не то отодвинуть Дилюка назад, не то облапать его затянутую в офисную рубашку грудь. - Мы уже делали ставки.

- Я проиграл, - хмуро докладывает Венти.

- Да чёрт с ним, - Люмин проходит мимо них и падает на диван в углу. Взглядом умирающего в пустыне смотрит на кулер, пристроенный рядом, и тянется за стаканом воды. - Вы всё слышали? Что сами-то думаете?