Часть 4. Штейн/Мария. Игры
Они всегда играли. В черное и белое.
То были добрыми, то злостью сочились, едва не обретая цвета тьмы.
Штейн любил играть в науку, а она, как любая женщина, не одобряла, что ею крутят как вздумается кому-то там.
Мария тоже играла. У нее и роль была.
Сохранять в нем свет, беречь его, как очаг, совсем как велят инстинкты. Было трудно справляться, когда Кишин овладевал его разумом, и Штейн говорил то, чем и грезить не мог.
— Поиграем, Мария? Я вонжу тебе нож в коленную чашечку, и ты попробуешь убежать?
— Попробую? — женщина спрашивала не с интересом даже, а будто бы утверждала, что ей нужно сделать. И не то чтобы пугалась.
— Именно. Попробуешь. Ведь встать с моего операционного стола без пары-тройки тысяч швов ты уже не сможешь. Я вскрою тебя.
Его пальцы тянули ткань пиджака, норовя просочиться под ткань, разорвать ее на лоскуты, еще пригодится, чтобы перебинтовать. Грудь ее трепыхалась под его ладонями. Но она стояла твердо, ноги не подкашивались, стоило ему уже представить, как ее багряные реки крови омоют его лицо.
Мария целовала его, сводя на нет все прежние правила игры, скидывала фигуры, замещая все своими. Кипельными. Снежными. Аж в глазах рябило.
И даже яд Медузы, змеей ползущий по телу Марии, не мог противостоять ее силе. Мария выигрывала, и стоны Кишина затихали.
Смолкал и Штейн, привычно потирая стекла очков.
— Прости меня, — доносилось из самого угла комнаты.
— Это я должна извиниться, ведь ты опять проиграл, — задиристо улыбалась она, прикрывая веки.
Смогла. Выстояла. Очаг еще горит.