Мышь
Вечером, как и обещал, Василий зашел к соседке посмотреть шланг. Она сидела на лавке под старым деревянным домом. Дом был выкрашен зеленой краской, которая местами начала менять цвет, деревянные окна были белыми с ажурным наличниками. Краска, как на доме, так и на окнах, местами начала лупиться. Старый шифер на крыше местами позеленел. Что больше всего Василию нравилось, так это петушок на крыше. Каждый год, он залазил на крышу, чистил и смазывал петрушка, чтобы он вертелся без скрипа. Раньше, петушок был не крашеный, как все, а тут Евдокии Макаровне вздумалось раскрасить петушка. Василий целый день его красил. Петух получился темнорыжий, с красным гребнем, желтыми лапками, зелеными крыльями и хвостом. Вся деревня ходила посмотреть на «диковинку». Люди усмехаясь и говорили: «Ну, Макаровна и дает!»
Вот и сидела Макаровна под зеленым домом с петушком и ждала «своего спасителя».
- От де ты подевался? – накинулась она на него. – Я цельный день тута сижу. Тебя выжидаю. Пересчитала усех гусев деда Степана, шо шли на речку. Туда и обратно. Шло десять – стало двадцать. Надюха шесть раз по воду ужо сбегала. Бассейн она себе вырыла, шо ли? Баба Света два раза сбегала у магазин. Ты ж знашь, как она бегать? Три шага – пять минут. Сама я не быстрее, а мене полчаса надо. Ей три часа, как минимум. Мене ж поливать нада, сушь он кака. От...
- Каюсь. Где шланг?
- Та он, - махнула она в сторону. – У саду.
Шланг действительно был весь в дырках и было такое впечатление, что его погрызли. Где и изолентой, а где пришлось разрезать и вставлять металлическую трубку, стал чинить парень шланг.
- Шо? Погрызеный? Так окромя Мурчика – никаво. Шо ж он будит грызть оту штуку? С голоду? Не. Он колбаску любит. Та ты придумал – мыши. Мышов, он сроду не видывал. Почему нету? Есть конешно. Хто ловит? Я ловлю. Дети какого-то сыру привезли. Ну полежал он у мене. Я забыла за него. А тут успомнила. Хотела съесть... Вонища от него... уф. Никакого нашатыря нинада. Мурчик, как понюхал... до вечера его не видела. От положила кусочек и жду. Одна мыша морду высунула из щели, принюхивается. Канешно, вонь та еще, я в тряпочку дышу. Хотела дедов противогаз найти, токо котелок нашла. От сижу жду. Тут она ужо и голову высунула, нюхаеть. Я приготовилася-подобралася уся. Как перед прыжком. Токо если я прыгну, мыша со смеху помреть. От она ужо вылезла, посеменила до кусочка сыру, быстро так. Я готовая ужо, как тута от сквозняка двери хлопнули. Жарко. Я дыхание задержала, шоб пот вытереть и жду. Опять нос, голова... тут муха ко мне прицепилася. И усе лезеть и лезеть на мене. Я ее отгоняю, а сама за мышой сотрю. Посеменила она до кусочка, шустрая. Тута я мухобойкой по ней хрясть, хрясть. Убить не убила, у обмороке она была... А это Мурчик. Де кабан? Не, ниче он не жирный. Ну пузцо свисат. То шерсть. Я ему под подоконником подушечку положила, а он кода спит, пузо свисат и перевешиват. Усе? Спасибо Васек. Чайку пойдем попьем. Шо? Позно? Он, Надюхе, никада не позно. Шо такое Надюха? Шо забор? Забор твой, свиня бабы Авдотьи, подрыла? Када? Сьодни? А я думаю, шо она бегаеть и кричить: «Де моя свиня? Де моя свиня? Не видели?» Объявление дала б в газету с фотографией. Пошли чай пить. У меня баранки и варенье. Я уседа любила хлеб с маслом и вареньем.