---
Классика вечна, но так изношена. Чонгук думает об этом, через силу отпивая уже нагревшегося пива из банки. Оно теперь на пиво и не похоже — моча какая-то. Чимин изливает душу ему битый час. Ну, как изливает. Это больше похоже на перемывание костей (кости Юнги бы блестели от таких острых высказываний про его-то персону). Чонгук Чимина не совсем понимает: в чём смысл этих переживаний и вечных истерик? Не выходит быть вместе — расходитесь, в чём проблема-то? А Чимин с Юнги по кругу ходят, друг за другом бегают и друг от друга же убегают, дерутся, а потом плачутся. Каждый раз говорят, что в этот раз точно конец, не помирятся, а потом снова в компанию за ручки приходят, светятся, когда рядом, не отлипая друг от друга.
Чонгук не знает, наказание это или счастье, а что такое любовь — совсем понятие мутное. — Ну ладно, похуй, — заключительно и торжественно, но все еще нервозно. Чимин никогда нюни не пускает: Чимин бьёт в ебальник и кричит очень высоко, но громко настолько, чтобы все вокруг разбежались по кустам. Чимин знает себе цену, но Юнги почему-то посчитал бесценным. Чонгуку нравится в его друге всё, кроме последнего. — А у тебя чё? — А чё у меня? Кажется, будто Чимин узнал всё. Будто следил за ним, а теперь этим вопросом пытается на чистую воду вывести, чтобы всю правду из Чонгука вытрясти, вытянуть и выкатать. — С соседом, братан, с соседом. — А что там быть может? Чимин точно знает всё, ведь глаза его сузились в подозрении, а пальцы стучат заговорчески по фарфору чашки из-под чая. (В отличии от младшего, что с утра на пиво прилёг, Чимин решает в сотый раз жизнь начать с нового листа, без алко и всяких Мин Юнги). Чонгук узит глаза в ответ, под дурачка косит, а сам кончик языка внутри кусает, чтобы себя не выдать. — Ты спросил о нём семь раз за наш разговор. Не аргумент вообще. — И что? — И с хаты Хосока вы свалили вдвоём. Блять. — Откуда ты знаешь? Мы в разные стороны разошлись. Ты меня в ряды ваших голубых записать собрался? Чимин выдыхает страдальчески и расплывается в материнской улыбке (Чонгук въебёт ему), хлопает по плечу и кидает своё: "Чонгук, я же тебя с детства знаю, ты такой латентный". Увернуться от кулака получается сложнее, но Пак справляется. — Да я же шучу! Чонгуку не смешно только потому, что внутри у него закрадывается чувство липкое и вязкое, будто совесть мучает, а за что — хер его знает. Ну, вообще он догадывается. Но думать об этом не очень хочется. Он в целом пытается не вспоминать то, что было ночью. Там тоже чувство было вязким и липким, но приятней и волнительней. Он не первый раз за руку с кем-то держался, не первый раз флиртовал, ночью по трассам шлялся, да и.. Нет, это другое. Он заметил, что тут что-то не так, ведь с Тэхёном изначально всё по-другому стало получаться. Он прокручивал картинку в своей голове почти до самого утра, когда Тэхён ушел. — Всё окей? — Тэхён хмурит брови домиком, когда уже открывает двери калитки. — О чём ты? — Чонгук знает, о чём. У него не окей, совершенно не окей, ведь в его груди всё ещё немного трепетно и волнительно. Он не в порядке с того момента, ведь Тэхён, кажется, чувствует себя виноватым: он всё время обеспокоенно поглядывал, когда они пили чай с бабушкой, ища что-то в чужих глазах.
Наверное, он искал те самые нужные ему звёзды.
— Всё хорошо, Тэхён. Взгляд становится еще более безрадостным. Юнги называет подобные "грустнявыми". Он поворачивается, переступает через раму и почти закрывает дверь калитки. — Тэ? Останавливается. — Пересечёмся завтра? — Посмотрим, — и калитка закрывается, скрывая за собой тёмную макушку. — Чувак, а если бы тебе реально понравился Ким? Вырывает из мыслей, а вместо грустного лица соседа теперь перед глазами маячит повеселевший Пак. — Сокджин? — не сразу вникает, что от него хотят, и зачем бы ему нравился Джин, который старше его на десяток добрых лет. — Да ты балда. Тэхён! А, ну да. — Тогда замутил бы с ним, — нужно быть невозмутимым максимально, а ещё толерантным. Наверное, с Тэхёном было бы встречаться легче, чем с Юнги или Паком. Тот кажется романтичным, серьёзным и менее истеричным. Думать об этом, если честно, необычно и как-то неправильно. — Нихуя себе, то есть ты не отрицаешь, чт.. Чонгук так рад, что дед заходит очень вовремя. Тот всегда свеж и весел, готов к работе и новым радостям. В этот раз он принес их своему внуку, который бутылку пива нервно в урну откидывает. — Нечего прохлаждаться тут, молодые еще, насидитесь. Сгоняйте коров на поле забрать, их пригонять возле моста будут, — на улице вообще-то жуткое пекло, поэтому они и сидят на кухне под старым гудящим вентилятором. Пока тех коров пригонишь, можно и удар солнечный словить. Перспектива эта никому не нравится, но деваться некуда. — Пригоните — отвезу на канал покупаться. Теперь-то оба воодушевлены. — На машине? — одновременно. — На машине. Оба переглядываются и кивают. Канал — вещь годная, а значит, и за тремя бурёнками сбегать не будет проблемой.
▪︎▪︎▪︎
Чонгук не особо понимает, как люди своих коров находят за долю секунды, а потом сразу десятерых одной палкой до другого конца села умудряются загнать. Его не посылали за коровами после того, как он привел одну вместо трёх. И ту, корову главы села. А сейчас он вырос, дед ему снова это дело нелёгкое доверил. Чонгук тут от страха уссытся, потому что эти звери всё ещё огромными кажутся до ужаса, вот-вот и забадают. — Чувак, ты не знаешь, как выглядит Зая? — Сам ты зая, а твою корову зовут Зоей, Чонгук, — Чимин высматривает по сторонам нужный рисунок. Он пару раз ходил забирать Чоновых коров, поэтому более-менее ориентируется. Чонгуку даже стыдно, ведь он был тут прошлым летом и позапрошлым — мог бы и запомнить. А теперь совершенно чужой, казалось бы, Пак Чимин ищет ему его скот. — У Зои рисунок на солнце похож, у Милы пятно на лбу чёрное, а у Кати.. — А Катя полностью чёрная, видно только копыта жёлтые. — Чонгук не сразу понимает, что фразу не друг его заканчивает. Тэхён стоит с длинной палкой, а сзади него тянутся четыре красавицы.
Вот это приехали, Ким нашел чужих коров быстрее, чем Чонгук своих. Позор. — Передаю тёлочек в ваши золотые руки, — головой кивает на бурёнок. Чонгук видит, что они подходят к описанию Чимина и, не то чтобы не доверяет, но проверяет наличие всех признаков. Он ждёт коров, пихает их под бок, чтобы шли быстрее, а сам смотрит на Чимина, видно челюсть сжимая от негодования. — Что? — а тот, кажется, повеселел. Идёт вприпрыжку, напевая что-то и совсем (врёт) не понимает злости Чона. — Ты почему не сказал мне? — А что сказать? Ему что, корову свою теперь не забирать из-за тебя? — Тише, — оглядывается назад, чтобы Тэхён, который плетётся сзади, не услышал их. Зато нервно обернувшегося Чонгука тяжело не заметить. — Откуда он знает, как выглядят мои? — Этого, кажется, только ты не знаешь. Эй, Тэхён! — и привлекает своим окликом писком коров. Вокруг поднимается гул и шумное мычание. Чонгук хочет дать ему в глаз, чтобы наверстать упущенное утром. — А? — он бьёт корову длинной палкой, чтобы та ускорилась, и сам к парням подходит, на Чонгука почему-то даже не смотрит. Оно и понятно, ведь окликнул его Чимин, а не Чонгук, чего на него смотреть. Внутри вязко. — Нас дед Чонгука везти будет на канал. Погнали? Гондон. — Без проблем. Я зайду к вам, как доведу свою, — оборачивается на корову сзади, что жуёт листья с чужой яблони. Два гондона. Пока домой шли, успели встретить по дороге ещё парочку пацанов из их компании, которых Чимин всех так радушно приглашал на мокрую вечеринку. Не факт, что они вместятся все в тачку, но кого это заботит. Брат за брата, брат на брате, под братом и так далее, но уместятся как-то всё-таки.
▪︎▪︎▪︎
Все в сборе, осталось только понять, как вместиться. Вперёд садится Юнги, ему на колени усаживают Хосока, который прыгает слишком воодушевленно — Мин сейчас под чужим весом развалится а-ля старый диван. Чон кидает оценочный взгляд на Чимина, не ревнует ли, но у того в глазах полная отстранённость — держится отлично. Сзади умостились старшие — Джин, Намджун и Тэхён. Чонгук вникает, что им с Чимином придётся садиться на руки к кому-то. — Я к Джин-хёну, — для себя он считает это самой безопасной позицией, ведь сидеть рядом с Тэхёном или, упаси, на нём — последнее, чего хотелось бы (а не наоборот ли?). Заваливается, давит ноги всем, кто сзади сидит, но усаживается. Чимин садится на руки к Намджуну. Все готовы, все собрались. — Ну чё, пацаны, купаться? Гулкое "Да!" обволакивает скромный жигули. Детский сад. Движок. Мотор. Сдох. Дед оборачивается и досадно вздыхает, но улыбку сохраняет душевную. Просит не менее душевно, к слову. — Подтолкнёте? Чонгук честно не понимает, как это получилось. Всё же шло так хорошо, почему так снова выходит? После того, как все вывалились из машины, чтобы подтолкнуть, так же быстро все завалились обратно, но в спешке оказался он не на бёдрах Джина. Пересесть ему никто не даёт, ведь мотор работает, машина двигается, а его бока придерживает явно не тот хён. Тэхён невозмутим и не кажется довольным ситуацией. Чонгук сидит на нем и дышать боится, пока другие песни громко завывают поют, разговаривают и смеются заливисто. Над этой парочкой нависла туча молчания и напряжённости. Чимин кидает пару косых взглядов, но ничего не говорит. Машина скачет по ямам, потому что дед решил сократить путь через пустыри, а Чонгук — единственный, кто не бьётся головой о потолок, ведь Тэхён его держит крепче в эти моменты. Чимин возмущается и закрывает макушку руками на очередных ямах. Чон сглатывает гулко и понимает, как это может выглядеть при других обстоятельствах. Его держат за талию крепкие мужские ладони, пока он на бёдрах чужих буквально прыгает из-за ебучих (сколько их там ещё?) ям. "Хоть бы не сдох.." — грустно думает Чонгук. "Хоть бы не встал.." — мысленно просит Тэхён. Чонгук первый, кто выпрыгнул из машины, когда они доехали. На канальном провале воды выше груди, чему радуются все прибывшие. Тут на другой стороне, где есть ступеньки, уже тусит небольшая компания ребят из соседнего села, что сразу их замечают. — Опа! — гулко кричат на той стороне. — Опа-па!! — в два раза громче отзываются пацаны, вылезая из машины. Хосок был первым, кто прыгнул прямо с разгона в воду. А дальше Чонгук помнит смутно. Они пьют много, танцуют и плавают в узком проёме. Дерутся шуточно и тянут друг друга под воду. Дети, настоящие дети, только чуть под градусом. Солнце начинает уходить в закат, но всех их греет алкоголь внутри. Даже Чимин забыл о своем утреннем предубеждении трезвенности. Чонгук наконец-то расслабляется, ловит свежий вечерний воздух и веселится. Он не беспокоится о Тэхёне, но всегда помнит на подсознательном уровне, что тот сидит здесь, так же отдыхает и веселится. Можно сказать, что они веселятся вместе? Прямо здесь и сейчас он проживает свою молодость, проводит её так, как нужно прожигать всю ёбаную жизнь, чтобы быть счастливым. А точно ли счастье от алкоголя? А точно ли нет в этом скрытого смысла? Он швыряет все эти мысли куда-то под воду, как и Чимина, чей писк отдаёт слишком больно в уши, а следом тонет в водной ниве. — Козёл ебливый! — выныривает быстрее должного и Чонгука за ногу тянет. Это заставляет младшего тоже плюхнуться в воду с головой. — Пак Чимин, ебливый у нас тут только один, — Юнги шепелявит и улыбается лисицей. А Чимин идет на провокацию и тащится в сторону бывшего, чтобы- — Не забывай предохраняться, Чимин-и, — Хосок мелодично тянет, наблюдая всю картину сверху.
Те, кто накупались, сидят возле плит, играя в карты и распивая то, чего привезли обе стороны. Чонгук не уверен, но Тэхён, кажется, был с ними. Слышатся крики и возня на фоне музыки. Наверное, они ссорятся, а может, даже дерутся. Это так неважно. Он растягивается звездой и отталкивается движениями-бабочками, чтобы плыть по воде. Небо красивое и пугающее. Там миллиарды звёзд и светил, которые романтизируют все вокруг. Они восхищаются этим и восхваляют, а Чон считает эту закономерность пугающей и тревожной: Землю бы снесло и испепелило, если бы хоть одна из звёзд свалилась к ним. Тут суть в том, что и миллиардов не нужно, чтобы изменить все. Достаточно одной. Тэхёну тоже достаточно одного светила, которое буйком подплывает к ступенькам и стукается головой об одну из них. Чонгук встречается взглядом с чужим недовольным лицом, улыбается. Тэхён красивый и точно тот, о котором говорят "не такой, как все". Тэхён дёргает Чонгука за ниточки, и это заебало реально, но разве у него пьяного будут какие-то вопросы? У трезвого Чонгука они будут потом, но только к самому себе. — Мне звёзд не видно из-за тебя. — А меня тебе не хватает? Хихикает в ответ, почти хрюкает. Тэхён понимает, что мальчика развезло конкретно да буквально. — Поедем домой, Чонгук? — Не хочу. Удерживаться на воде становится невозможно, но его поддерживают за затылок, когда целуют. Губы у Тэхёна мягкие, как и он сам внутри. Чонгук этого просто не видел до последнего, искал зацепки и нюансы, злился, что не находил, ведь идеализация кого-либо — плохо. Целоваться с парнем тоже плохо, но кончики пальцев почему-то покалывают и дрожат. Чонгук тянется ими вверх к чужому лицу, касается лениво мягкой щеки и боится, что сейчас этот момент окажется сном и глупой неудачной фантазией. Его придерживают и целуют вверх тормашками, что тоже путает и заставляет смутиться. Заставило бы, но у Чонгука в крови алкоголь горит, а в сердце ломаются глыбы. Он чувствует холод и снова имеет возможность увидеть лицо Тэхёна, что смотрит всё так же. — Поехали домой. — Поехали.