8
Январь 2023 г.
Что делает взрослый, сознательный человек, когда его целует кто-то, о чьих чувствах он даже и не подозревал? Решает обсудить произошедшее? Рефлексирует и проводит анализ событий, которые могли бы привести к такой ситуации? Размышляет, что сам испытывает после случившегося? Признается в ответных чувствах? Нет. Он делает вид, будто ничего не произошло.
Ну, во всяком случае, так решает вести себя Сяо Чжань, стараясь избегать встреч с Ван Ибо всеми возможными способами. Да, это глупо. Но когтевранец себя к особо умным никогда и не относил. В начале года прятаться получается на ура, к ним приезжает специалист из Министерства, чтобы вести дополнительные занятия по Трансгрессии, так что Сяо Чжань пользуется этой возможностью и в числе первых вносит свое имя в список. Добавьте к этому тревожность из-за летних экзаменов, домашнюю работу, должность старосты и тренировки перед февральским матчем и получите полное отсутствие личной жизни и возможности видеться с кем-либо в свободное время. Потому что последнего у когтевранца тоже не остается.
Однако Ван Ибо все равно умудряется маячить перед глазами. Его взгляд, тяжелый, внимательный, буквально преследует Сяо Чжаня повсюду: на занятиях, на обеде, в коридорах. Это нервирует просто ужасно, не помогает даже то, что он больше не ходит на тренировки Слизерина по субботам, чаще проводит время с друзьями в гостиной Когтеврана и старается лишний раз не отсвечивать. Из головы даже как-то стирается рождественская травма, как ее зовет про себя когтевранец.
Жалко, что с поцелуем тот же фокус не выходит. Мысли из раза в раз возвращаются к нему, а в груди появляется противный трепет, от которого быстрее бьется сердце и в животе то и дело приятно теплеет. Такое ощущение, что мозг решает устроить ему трехчасовую трансляцию с разбором деталей того вечера в мельчайших подробностях. Как Ван Ибо смотрел, как реагировал, прикасался, вкус его губ...
«Да когда ты уже успокоишься?!» – орет в себя Сяо Чжань, начиная биться головой о стол, чем не на шутку пугает проходящих мимо первокурсников, решивших заглянуть в Северное крыло, где он в последнее время прячется от слизеринца. Когтевранец обреченно стонет, закрывая лицо руками, но даже за сомкнутыми веками все равно встает образ хмурого Ван Ибо, который смотрит в ответ так требовательно, словно ожидает какого-то ответного шага от Сяо Чжаня.
Но что он может сделать-то? Когтевранец вообще поначалу решил, что это была такая шутка. Ну, как с Патронусом. Эдакий оригинальный способ его заткнуть. Так что Сяо Чжань просто решает взять паузу и на какое-то время прекратить любое общение с Ван Ибо. И чем дольше продолжается игра в молчанку, тем мрачнее становится слизеринец, отчего в груди против воли хозяина все больше нарастает беспокойство. И спокойствия не добавляет тот факт, что до Сяо Чжаня начали долетать слухи об участившихся драках с участием Ибо.
Тот словно специально лез на рожон, не вылезая из кабинетов учителей, назначающих ему наказания, как будто... Как будто таким образом он пытался наказать самого себя. Первопричины и вся эта психологическая подноготная мало волновали когтевранца. Сяо Чжань просто молча выяснял имена, проводил довольно пугающую беседу, в процессе которой упоминались проклятья, змеи и тараканы в постели, и штрафовал каждого, кто так или иначе задирал Ибо. Вряд ли после такого им хотелось повторения. Но судя по количеству случаев, слухи все-таки разлетелись по школе, и каждый придурок в Хогвартсе считал своим долгом высказать слизеринцу в лицо никому не нужное собственное мнение. А у того, как и у Сяо Чжаня, разговор всегда был короткий.
– Чжань-Чжань, – раздается у него над ухом взволнованный голос Эммы, и когтевранец вскидывает голову, сталкиваясь нос к носу с ее Патронусом в виде маленького пушистого шпица. – Быстрее беги во Двор Трансфигурации, у нас тут очередная драка с участием твоего Ван Ибо намечается.
«Он не мой», – в который раз устало хочется повторить ему, но времени на разговоры нет. Он вскакивает со стула, позабыв о вещах, оставленных на столе, и только мозг язвительно добавляет:
«Но может им стать, да? Тебе бы этого хотелось, признайся уже, наконец»
Поворот, еще один. Сколько в этой школе этажей вообще? Как же они его бесят. Почему Северное крыло так далеко? У-у-у-у, будь проклят этот замок и его архитектор!
«Может, и хотелось», – с сомнением думает Сяо Чжань, в прыжке перепрыгивая через несколько ступенек в попытке поскорее добраться до Двора Трансфигурации.
«Вот видишь, не так уж и страшно в этом признаваться», – злобно хихикает внутри него второе «Я».
«Заткнись! Заткнись уже, наконец!»
В нем клокочут раздражение вперемешку со злостью на себя и на тех неугомонных засранцев, которые не дают Ван Ибо покоя. Он вбегает во двор запыхавшийся и взволнованный, замечая впереди уже приличных размеров толпу, из которой доносятся то ли возмущенные, то ли восторженные вопли. С бешено колотящимся сердцем Сяо Чжань подходит ближе, замечая краем глаза перепуганное лицо Эммы. Плохо. Очень плохо.
– Что такое, без своего когтевранца совершенно ничего не можешь, Ван? Я так и знал, что все эти слухи о твоем мастерстве пустой звук, – слышит Сяо Чжань обрывки разговора. Голос у говорящего неприятный, с налетом издевки. Когтевранец мгновенно узнает в нем Ричи Кута. Эти мерзкие интонации не спутать ни с чем. Он пробирается сквозь толпу, беспардонно расталкивая зевак, чтобы своими глазами увидеть самодовольную улыбку на лице семикурсника и застывшего напротив него бледного и сжимающего кулаки Ван Ибо, наверняка из последних сил сдерживающегося от того, чтобы не наброситься на провокатора.
– Это все, что ты хотел сказать? – ничуть не впечатлившись провокацией, отвечает слизеринец, поджимая губы, а в следующее мгновенье в него уже летит заклинание, которое парень с поразительной скоростью реакции отбивает блокирующими чарами. Сяо Чжаня в этот момент охватывает самая настоящая ярость, и он, не задумываясь, выхватывает палочку и выходит вперед, на ходу выкрикивая:
– Левикорпус! – Ричи Кут испуганно вскрикивает, когда магическая подножка за голень правой ноги вздергивает его в воздух, удерживая на высоте не меньше трех метров от земли. Он испуганно машет в воздухе руками, беспомощно дергается и отплевывается от галстука, что падает на лицо вместе с полами мантии, которую тот судорожно пытается сдвинуть в сторону.
Сяо Чжань заслоняет собой застывшего в удивлении Ван Ибо, оттесняя того себе за спину, и нацеливает палочку на пуффендуйца, с нескрываемым удовольствием наблюдая за чужими мучениями и воплями. Что-то темное и жестокое внутри него удовлетворенно урчит, сворачиваясь большим пушистым комком и ликуя из-за свершившейся мести.
– Какого черта? Поставь меня на место! – кое-как убрав с лица мантию, кричит Кут, барахтаясь в воздухе, когда видит виновника своего незавидного положения.
– Что такое? – голос Сяо Чжаня, обманчиво ласковый, обжигающий своей злостью, пробирает до мурашек. Ван Ибо позади него тихо охает, а по толпе разлетаются испуганные шепотки. – Почему не смеешься теперь? Уже не смешно, когда пришел его когтевранец? – не может удержаться от ответной колкости Сяо Чжань, растягивая губы в ослепительной улыбке, не касающейся глаз. Ярость внутри него не утихает, нет, она начинает приятно тлеть, согревая потоками тепла внутренности, требуя крови. О, сколько же всего хочется сотворить с этим заносчивым мерзавцем.
– Отпусти меня!
– Отпустить? – весело смеется когтевранец, не уставая поражаться чужой наглости. Еще минутой ранее Кут оскорблял Ван Ибо, издевался над ним, а теперь требует отпустить. Не просит, а именно требует, как будто ему кто-то здесь что-то должен. Но вот в чем загвоздка: Сяо Чжань никогда не относил себя к добрякам. Скорее уж к категории мстительных или злопамятных, считающих, что за свои ошибки всегда надо платить. – Не думаю, – слегка наклонив голову вбок, возражает он, испытывая настоящее удовольствие от вида подвешенного вверх ногами пуффендуйца. – Ты еще не понял урока. Я ведь предупреждал тебя, Кут. Просил по-хорошему, а ты не послушал, – в притворном сожалении качает головой Сяо Чжань, буквально чувствуя, как Ван Ибо прожигает ему спину своим взглядом. – Как тебе там, наверху, хорошо? Или мне снять еще и штаны с тебя, чтобы все полюбовались на твое тело? – под одобрительные смешки толпы интересуется когтевранец.
«Чертовы лицемерные шакалы. Что же никто из вас не заступился, когда была возможность. Или вы только поддакивать да смеяться умете?» – раздраженно думает он про себя. Кут что-то неразборчиво мямлит, и Сяо Чжань мгновенно хмурится.
– Что ты там бормочешь? Говори яснее. Все еще хочешь издеваться над Ибо?
– Эй, Сяо Чжань, а ты ведь и сам над ним постоянно прикалываешься, – слышится из толпы чей-то голос. Зря. Ой, зря.
– И? Это не дает вам право оскорблять его, – буквально шипит на говорящего Сяо Чжань, кривя губы в брезгливой гримасе. – Никому из вас, – окинув толпу яростным взглядом, добавляет он. – А если я узнаю, что вы это делаете, одним Левикорпусом не отделаетесь. Это мой слизеринец, – повернувшись к Ричи, громко и четко объявляет Сяо Чжань, чувствуя кожей направленные на него взгляды других учеников. Да и плевать. Он никому не позволит обижать Ван Ибо. – Найди себе другого для издевок, а к этому даже приближаться не смей, обходи за сотни метров, понял меня? Иначе в следующий раз вместо меня с тобой поговорят мои змейки, – широко улыбается Сяо Чжань, прекрасно зная, что сейчас его улыбка больше напоминает оскал кровожадного животного, которым он себя и ощущает. – А теперь извинись перед Ван Ибо, – поудобнее перехватив палочку затекающей рукой, требует когтевранец.
– Сяо Чжань, не надо, – впервые за все время перебранки подает голос Ван Ибо, неожиданно сжимая пальцами его запястье, вероятно, опасаясь, что Сяо Чжань решит наложить заклятье пострашнее. Он, конечно, может, но не станет. Не изверг же, в конце концов. Так, немного припугнет, показав силу, а то в прошлый раз Кут, кажется, так и не понял серьезности его угроз.
– Извинись. Перед. Ибо, – будто и не слыша просьбы слизеринца, чеканит каждое слово Сяо Чжань, не отрывая своего наверняка жуткого взгляда от Ричи, чье лицо покрывается красными пятнами из-за притока крови к голове. Он уже больше не трепыхается, смирившись со своим незавидным положением, но выглядит это по-прежнему довольно забавно и, конечно же, в полной мере унизительно. Все то, что пуффендуец и заслужил.
– И-извини, Ван Ибо, – спустя мгновение слышится жалостливое блеяние.
– То-то же, – удовлетворенно кивает Сяо Чжань, а затем вместе с Ибо вздрагивает, слыша за спиной обеспокоенный голос профессора Макгонаггал:
– Мистер Сяо, что здесь происходит? – он опускает палочку, и Чарли Кут тут же с глухим стуком мешком валится вниз, испуганно вскрикивая.
– Это все моя вина, профессор Макгонаггал, – пытается вклиниться в разговор Ван Ибо, заталкивая Сяо Чжаня себе за спину, что ему совершенно не нравится. Когтевранец возмущенно шипит у него за спиной и выходит вперед, становясь рядом с ним плечом к плечу. Пусть идет к черту со своим геройством. Если уж получать нагоняй, то обоим.
– Нет, это только моя вина, профессор, – профессор Макгонаггал смеряет обоих холодным строгим взглядом, затем смотрит на все еще пытающегося встать Кута и поджимает губы.
– Оба в мой кабинет. Живо, – не терпящим возражений голосом объявляет преподаватель. Они коротко переглядываются, а затем без возражений идут за ней. Страха или вины за произошедшее Сяо Чжань не испытывает. Только легкую усталость и раздражение поведением Ван Ибо. Какого черта он вообще позволил кому-то задирать себя? Куда делись гонор и заносчивость, язвительность и гордость, которыми тот вечно его бесил?
Толпа послушно расступается, глядя им вслед. Что ж, теперь в Хогвартсе будет на одну сплетню больше. Эмма умудряется ободряюще пожать ему руку на прощанье, а Сяо Чжань посылает ей кривую усмешку и коротко кивает в знак благодарности. Если бы не ее сообщение, кто знает, чем бы закончилась эта драка, учитывая прошлую стычку в пустом классе. Ох уж этот Ван Ибо и его талант искать приключения на свою задницу.
– Потрудитесь объяснить, что произошло во Дворе Трансфигурации, – едва за ними закрывается дверь, требует профессор Макгонаггал, кивая в сторону двух стульев напротив ее стола. Сяо Чжань садится первым, бросает красноречивый взгляд на застывшего в дверях в нерешительности Ван Ибо, дожидается, пока тот опустится рядом, и, наконец, первым отвечает на поставленный вопрос.
– Меня вызвали через Патронус из Северного крыла с сообщением о том, что во Дворе Трансфигурации намечается драка, – решает сказать все как есть когтевранец. – Как староста, я просто не мог допустить того, чтобы ученики дрались на территории Хогвартса. Посредством заклинания Левикорпус я обезвредил ученика, что совершил нападение на другого ученика, которым являлся Ван Ибо, применив к нему заклятье Летучемышиного сглаза, до этого позволив себе в сторону старосты Слизерина довольно оскорбительные комментарии личного характера. Свою вину признаю и готов понести наказание, – он стойко выдерживает долгий внимательный взгляд профессора Макгонаггал, пока она, удовлетворенная его ответом, не переключает внимание на Ибо.
– Что насчет вас, мистер Ван? Почему вы не пресекли данные действия? Вы староста, вы не должны были вступать в драку и тем более позволять вовлекать в нее еще и другого старосту, – тот заметно мрачнеет от ее слов и опускает виновато голову, сжимая в кулаки сложенные на коленях руки.
– Потому что мы просто дети, профессор, – видя подавленное состояние слизеринца, решает вмешаться Сяо Чжань. Он кладет свою ладонь ему на бедро и крепко сжимает. Эдакий безмолвный намек, чтобы помалкивал и согласно кивал. Ван Ибо вздрагивает от этого прикосновения и мгновенно напрягается, но руку не сбрасывает. Это же можно считать за хороший знак? – Даже старосты не всегда могут руководствоваться только рассудком, особенно когда задевают нашу семью или затрагивают болезненные для нас темы.
– Я обращалась не к вам, мистер Сяо, – не впечатленная его речью, холодно замечает профессор Макгонаггал.
– Простите, профессор, – даже не моргнув глазом, тут же откликается Сяо Чжань. – Мистер Ван пока не способен отвечать на ваши вопросы. Он все еще подавлен из-за случившегося во Дворе Трансфигурации и пребывает в легком шоке. Думаю, чуть позже он сможет вам лично, без моего присутствия, рассказать обо всех первопричинах, если захочет, – одарив того красноречивым взглядом, заявляет когтевранец, не впечатлившись отразившимся на лице Ван Ибо возмущением.
– Вы очень остры на язык, мистер Сяо, – Сяо Чжань опускает голову, с трудом сдерживая улыбку. – Учитывая обстоятельства, обойдемся только наказанием. Я не буду снимать очки с ваших факультетов. Но вы, мистер Ван, пожалуйста, после наказания все же зайдите ко мне.
– Хорошо, профессор, – впервые за весь разговор произносит Ван Ибо, и его голос звучит сипло и глухо.
– А сейчас отправляйтесь оба к Хагриду. Ему как раз требуется помощь с расчисткой Запретного леса. Это и будет вашим наказанием на сегодня, – Сяо Чжань даже не знал, что был так сильно напряжен. Но сейчас, глядя на строгий профиль Ван Ибо, он испытывает небывалое облегчение от ее слов и только чудом удерживает себя от радостного возгласа. Наказание это не проблема, а вот очки... Они с Ван Ибо и так уже достаточно потрепали нервы своим факультетам. Если те из-за них снова лишатся очков, четвертования не миновать.
– Спасибо, профессор.
– И, мистер Сяо, – уже стоя у двери, слышит он голос профессора Макгонаггал и оборачивается. – В следующий раз воздержитесь от подвешивания учеников вверх ногами, – на секунду Сяо Чжаню кажется, что на ее губах появляется улыбка. Но стоит моргнуть, и она бесследно исчезает.
– Постараюсь, профессор, – как только за ними закрывается дверь кабинета декана, когтевранец тут же поворачивается к Ван Ибо и легонько шлепает того по плечу, привлекая к себе внимание. Раздражение никуда не делось, и теперь, вдали от посторонних ушей, Сяо Чжаню ужасно сильно хочется либо стукнуть слизеринца чем-нибудь, либо прочесть нотацию. Учитывая его подавленное состояние, он выбирает второе: – О чем ты только думал? – Ван Ибо недовольно поджимает губы и демонстративно отворачивается, не произнеся ни слова. Сяо Чжань, едва успокоившийся, понимает, что снова начинает злиться. В молчанку играть собрался? Класс, просто блеск. – Что с тобой творится в последнее время? – сменив тактику, уже мягче и без обвинительных интонаций интересуется он у слизеринца. – Это какая по счету драка? Почему ты позволяешь им побеждать? Ты, который даже мне поблажек не давал.
– Тебя это не касается, – огрызается в ответ Ван Ибо, прожигая неожиданно очень злым взглядом.
– Ой, нет, лучше заткнись и иди за мной к Хагриду, – недовольно морщась, раздражённо отмахивается от него Сяо Чжань, понимая, что конструктивного диалога у них сейчас не выйдет, только поругаются в очередной раз. Он первым делает шаг в сторону лестниц, не сомневаясь, что парень последует за ним. – Даже не желаю слушать эту чушь про «не мое» дело. Я сейчас ужасно зол на тебя.
Ван Ибо, конечно, из вредности немного медлит, но потом все равно догоняет, поравнявшись с ним, демонстративно-обиженно дуя щеки, словно хомяк. Как будто это Сяо Чжань тут виноват в том, что кое-кто никак не может перестать нарываться на конфликты, которых с легкостью можно было избежать. Вот и оставляй его после этого без присмотра.
Остаток пути идут молча, иногда, словно невзначай, соприкасаясь плечами. Но никто из них даже не предпринимает попытки отстраниться или увеличить расстояние. Как будто, иди они чуть дальше друг от друга, и им снова кто-то сможет навредить. Это, разумеется, маловероятно, но шагать вот так, ощущая близость другого человека, кажется чем-то умиротворяющим. Для Сяо Чжаня так уж точно. К тому же, никто все равно не видит, так какая разница?
Хагрид действительно их уже ожидает на опушке с топором на плече и фонарем в руке. Выглядит это с его огромными габаритами довольно внушительно, и оба парня, впечатленные видом, ежатся и опасливо посматривают в сторону зияющего чернотой Запретного леса. Зимой темнеет довольно быстро, поэтому идти туда, где царит непроглядная тьма, удовольствие не из приятных. Но выбора у них особо нет. Лесничий добродушно заверяет, что бояться им совершенно нечего, если не сходить с тропы, не замечая, как те переглядываются и коротко усмехаются чему-то своему. Сяо Чжань сразу вспоминает их разговор про Воскрешающий камень и уход с тропинки и думает о том, какой же все-таки Ван Ибо иногда бывает сумасшедший. Хотя почему иногда?
– Значит так, нам с вами нужно убрать часть упавших деревьев с тропы и убедиться, что ими не придавило никого из местных обитателей, – наставляет их Хагрид по пути к лесу. – Используйте волшебные палочки и внимательно смотрите под ноги. Я буду идти впереди, а вы за мной, хорошо? – оба согласно кивают, зажигая свои палочки.
Разумеется, они довольно быстро отстают от лесничего. Ветки то и дело цепляются за мантии, а ноги проваливаются в снег. Приходится наложить на обувь согревающее заклинание, чтобы не промочить ее и не заболеть. Это последнее, что стоит делать перед надвигающимся матчем в феврале. Под скрип деревьев вокруг они неторопливо перемещают при помощи магии обвалившиеся стволы и ветки, на какое-то мгновение даже позабыв о том, где находятся и почему. Во всяком случае, до тех пор, пока Ван Ибо под боком не вскрикивает испуганно и не шарахается в сторону. Сяо Чжань поднимает палочку повыше, направляя ее на источник шума, и едва сам не вопит, когда видит быстро приближающегося к ним паука размером с собаку. Ну просто встреча века, как же без нее-то.
– Араниа экземи! – реагирует он быстрее, чем успевает подумать. С кончика палочки срывается яркая синяя вспышка света, и паук, перевернувшись в воздухе несколько раз, вздрагивает всем телом и скрывается в черноте леса.
Сяо Чжань находит в темноте руку Ибо и крепко сжимает ее, ощущая, как дрожит буквально каждой клеточкой тела от этой встречи слизеринец. Тот – ну разумеется – тут же пытается выдернуть свою ладонь, но предсказуемо терпит поражение. Когтевранец не позволяет вырваться, удерживая ее стальной хваткой.
– С тем, как ты тут от всего шарахаешься, я не хочу потом еще бегать по лесу и искать тебя, – одергивает он Ван Ибо. Тот, видимо оскорблённый до глубины души этим замечанием, пихает его в бок. Сяо Чжань толкается в ответ, обнажая в раздраженном оскале зубы.
Между ними ожидаемо завязывается потасовка. Слишком много скопилось напряжения и негатива, и они выбирают самый простой и действенный способ их выплеснуть. Драться в лесу, где ни черта не видно, а под ногами скользкий снег – удовольствие не из приятных. Нет ничего удивительного в том, что в какой-то момент Ван Ибо с довольным смешком скручивает руки Сяо Чжаня и прижимает к груди, оттесняя его к ближайшему дереву. Палочка выпадает из пальцев и гаснет, попадая в снег (слизеринец свою предусмотрительно убрал в карман намного раньше), и все вокруг них погружается во мрак, разбавляемый только лунным светом.
Промерзшая кора неприятно впивается в лопатки, и когтевранец недовольно шипит, предпринимая попытку вырваться. Слизеринец наваливается своим телом сверху, лишая путей для отступления. Хватка становится еще сильнее, и с губ невольно срывается короткий стон боли. А потом оба замирают, глядя друг другу в глаза с вопиюще короткого расстояния, внезапно осознав, в какой компрометирующей позе находятся. В возникшей неловкой тишине отчетливо громко звучат их сбитые дыхания.
Сяо Чжань вдруг отчетливо ясно понимает, что впервые за месяц смотрит на Ван Ибо вот так прямо, не скрываясь. И даже задерживает на секунду дыхание, жадно впитывая в себя изменения на чужом лице. Он видит залегшие под глазами фиолетовые тени из-за недосыпа, упавшую ресничку на щеке, впалые скулы, усталый вид, блестящий взгляд, собравший в себе, кажется, все яркие звезды, искусанные в кровь губы; и вдруг неожиданно чувствует, как его затапливает удушающей волной нежности от осознания того, как ужасно сильно по нему скучал.
Щеки начинают гореть от смущения, а у Ван Ибо краснеют кончики ушей, заметно даже в царящем в лесу полумраке. Их молчание затягивается, все больше обрастая неловкостью. Но вместо того чтобы отстраниться и избавить обоих от лишнего повода для стыда, слизеринец медленно, сантиметр за сантиметром, приближает свое лицо к лицу Сяо Чжаня, давая возможность отвернуться, оттолкнуть, да что угодно сделать. Тот только тяжело сглатывает, ощущая странный скручивающий внутренности трепет, и подается вперед, прикрывая глаза.
Второй поцелуй получается лучше. Он все такой же неумелый, но целовать Ибо оказывается ужасно волнительно и приятно. Когда их губы впервые соприкасаются, это похоже на солнечное затмение, на разряд тока, от которого кожа за секунды покрывается мурашками, а дыхание сбивается. Слизеринец медленно ослабляет хватку, не прекращая награждать Сяо Чжаня короткими легкими чмоками. Ван Ибо отпускает его руки, обнимая за талию и притягивая к себе на контрасте с прошлыми порывистыми движениями неуверенно и бережно. Так, что в груди появляется щекочущее чувство восторга.
Сяо Чжань отстраняется всего на секунду, весь дрожа, чтобы заглянуть ему в глаза и потеряться в них тут же. Он слегка напуган, сбит с толку и смущен, но бежать никуда не хочется. Ван Ибо смотрит в ответ настороженно, с немым вопросом, хмурит брови и выглядит ужасно ранимым. Это одновременно утешает, давая понять, что не один когтевранец тут волнуется, между прочим, и в то же время пробуждает где-то глубоко внутри желание сию секунду стереть это выражение с его лица.
С бешено колотящимся сердцем он пальцами цепляется за воротник мантии слизеринца и подается вперед, приоткрывая губы и позволяя углубить поцелуй. Тот выходит мокрым, неловким, но приятным. Ибо обнимает Сяо Чжаня крепко, вжимая в себя и буквально душа в объятьях, и когтевранец то ли тихо пищит, то ли хнычет, пытаясь отвечать на поцелуй. Они ни черта не умеют целоваться и действуют скорее инстинктивно. Сталкиваются носами, стукаются зубами и наконец находят угол и ритм, удобные обоим, отдаваясь поцелую полностью. Сяо Чжань даже не подозревал, что у Ван Ибо такие мягкие губы. И на вкус как те леденцы из «Сладкого королевства» со взрывной начинкой внутри, лопающейся на языке.
– Сяо Чжань! Ван Ибо! – раздается неподалеку знакомый голос Хагрида, и оба парня испуганно дергаются, отлетая друг от друга в разные стороны. Они начинают судорожно приводить в порядок одежду, вытирать рты и поправлять растрепавшиеся волосы, а уже через минуту прямо перед ними возникает лесничий, радушно улыбаясь. – О, вы чего это тут? – заметив легкую нервозность, интересуется он.
– Я... – сглотнув ком слюны, подает голос Сяо Чжань, судорожно пытаясь придумать хоть какую-то отмазку, а потом с ужасом осознает, что его палочка бесследно пропала. – Я выронил свою палочку, – с нарастающей паникой сообщает когтевранец, беспомощно разводя руками. – Вот, ищем, – Мерлин, если он еще и палочку тут потеряет, это будет полное фиаско.
– Акцио палочка, – Ван Ибо с поразительной невозмутимостью призывает ее и притягивает ему, пряча взгляд. Его зацелованные губы, яркие, налившиеся цветом, выглядят ужасно провокационно и неприлично. Они буквально кричат «НАС ТОЛЬКО ЧТО ЦЕЛОВАЛИ». Сяо Чжаню хочется провалиться сквозь землю от стыда, но он только натянуто улыбается, забирает палочку из рук слизеринца, соприкасаясь с ним пальцами, и тихо произносит:
– Спасибо.
– Ну вот и славно. Давайте-ка на выход. На сегодня хватит, – довольно хлопнув в ладоши, говорит Хагрид. Судя по реакции, тот так и не заметил ничего странного, а если и заметил, то решил не акцентировать на этом внимание. Сяо Чжань поднимает на Ибо глаза и вспыхивает спичкой под темным голодным взглядом, невольно вспоминая их поцелуй. Слизеринец даже не пытается притворяться, что ничего не было, только кивает в сторону тропинки, давая понять, что говорить сейчас о случившемся точно плохая идея.
На обратном пути Ван Ибо сам берет его за руку и не отпускает до самого замка.
Последующие несколько дней Сяо Чжань просто старается отойти от шока. Нет, не так. Он занят активным переосмыслением философии собственной жизни, отмахиваясь от вопросов друзей, которые замечают его рассеянность в течение этих двух недель. Когтевранец пытается понять, понравилось ли ему целоваться с Ван Ибо или же это просто был спонтанный порыв. Ну, как в этих романах Эммы, пик страсти, все дела. Мерлин, о какой ерунде он думает.
Допустим, это все-таки что-то значит. И что делать тогда? Нравится ли ему Ван Ибо в том самом смысле? Да как вообще понять, что ты к кому-то неравнодушен, когда всю жизнь ото всех воротил нос? Сяо Чжань вспоминает их вечные ссоры со слизеринцем, эти нескончаемые перебранки, колкости, драки, соперничество. А потом мозг подкидывает другие картинки: крупный выступающий кадык, который теперь почему-то хочется потрогать, большие ладони, которые до дрожи приятно ощущать на себе, хмурый взгляд, от которого кожа покрывается мурашками, недовольно поджатые губы, которые на деле невозможно мягкие, и в груди знакомо теплеет.
Сяо Чжань тяжело сглатывает, ощущая себя беспомощным и немного поплывшим, а затем раздраженно трясет головой, поудобнее перехватывает в руке древко метлы и поднимается в воздух. Не самое удачное время думать о прикосновениях Ван Ибо, его губах и поцелуях. Чувства чувствами, а тренировки никто не отменял. К слову, к Слизерину он теперь не ходит из принципа, испытывая неловкость. Ему кажется, что если другие члены команды посмотрят на них с Ван Ибо, то сразу все поймут. Да, Сяо Чжань осознает, что это абсурд. У них на лицах не написано, что они целовались в Запретном лесу, но все же. Однако, когда собственные члены команды смотрят на него с удивлением, он непроизвольно думает о самом худшем исходе, начиная нервничать заранее и гадать, в чем же успел проколоться.
– Что? – растерянно интересуется когтевранец, хлопая себя по бокам. – Я взлетел голым? – Дина Гекат, их охотница, и Мариэтта Эджком, загонщица, переглядываются между собой и тихо хихикают, прикрывая рты ладонями и указывая пальцами куда-то в сторону трибун. Сяо Чжань поворачивает голову и чувствует, как внутри него все холодеет от пробирающего до мурашек ужаса. Ну просто класс, ему только этого для полного счастья и не хватало сегодня.
– У тебя тут сегодня толпа поклонников прям, – разумеется, язвительный комментарий он пропускает мимо ушей.
Грег Миллз, по глаза замотанный в шарф, активно машет ему рукой, улыбаясь во все тридцать два зуба, и когтевранцу хочется завыть в голос, когда рядом с ним замечает мрачного, как туча, Ван Ибо, при виде которого сердце знакомо сжимается и начинает выстукивать чечетку о ребра. Что они вообще тут забыли?! Не то чтобы друзья никогда не приходили на его тренировки, но эта ситуация явно выбивалась из разряда «Я просто пришел за тебя поболеть». Во-первых, Грег и Ибо терпеть друг друга не могли, о чем с переменным успехом по очереди сообщали ему разными способами. Во-вторых, у них явно имелся какой-то встроенный радар, благодаря которому им удавалось избегать встреч хотя бы на тренировках. В-третьих, нахождение в непосредственной близости друг от друга их явно нервировало.
Отсюда, конечно, трудно разглядеть, но между ними явно происходит какой-то разговор. Ван Ибо хмурится, брезгливо морщит нос, и улыбка тут же слетает с лица Грега. Любопытная часть Сяо Чжаня очень хочет подлететь поближе и спросить, что же они не поделили в этот раз, а рациональная и самую малость трусливая рекомендует не страдать ерундой и заняться тем, для чего все здесь собрались: сделать так, чтобы надрать Гриффиндору задницу в следующем матче. А это будет непросто, учитывая последний проигрыш. Так что времени на поблажки и самоуничижение у них совершенно не остается.
– Не обращайте на них внимания, – отмахивается Сяо Чжань, поворачиваясь к своей команде. – Давайте-давайте, нам нужно отработать кучу пасов сегодня, а тут такой дубак, что я боюсь себе что-нибудь отморозить.
Тренировка проходит как в тумане. Он постоянно отвлекается, огромным усилием воли стараясь не смотреть в сторону трибун. Но ему для того, чтобы думать о Ван Ибо, это и не требуется. Поэтому большую часть разминки когтевранец то и дело одергивает себя, стараясь не вспоминать о случившемся, и до боли прикусывает щеку, пока та не начинает болеть. Это помогает. Сяо Чжань настолько входит в раж, гоняя товарищей по полю и заставляя раз за разом отрабатывать одни и те же маневры, пока те не получаются идеально точными, что к концу тренировки о пощаде просит вся команда. Он смотрит на их замученные лица, еще раз проговаривает все недочеты, которые они умудрились допустить, тяжело вздыхает и, наконец, машет рукой, давая разрешение спуститься с метел. Уже на выходе с поля когтевранец задирает голову, всматриваясь в трибуны, но никого там не находит.
***
Было плохой, очень плохой идеей идти в середине недели на вечеринку в Выручай-комнату, организованную дуэльным клубом. Поправочка: ни с кем не согласованную вечеринку. Если их поймает кто-то из преподавателей, влетит всем. И Сяо Чжань соглашается на это безумие. Староста Когтеврана, образец для подражания и блюститель порядка. Но он не виноват, правда. Это все Эмма с ее непрекращающимся нытьем: «Давайте сходим, развеемся, я хочу выпить и потанцевать. Сколько можно сидеть в гостиной, Чжань? Ты скоро прирастешь к дивану! Да всем плевать, что ты староста. У них что, не может быть личной жизни? Ну и что, что правила нарушишь, ты их с Ван Ибо постоянно нарушаешь, тоже мне новость»
И вот, Сяо Чжань здесь, ощущающий себя не в своей тарелке, немного неуклюжий и мечтающий все же прирасти к дивану. А потом кто-то приносит огневиски и предлагает поиграть в «Правда или действие». Толпа учеников одобрительно ревет, музыка становится чуть тише, и все собираются в кружок, по очереди передавая друг другу бутылку. Антисанитария какая-то. Хорошо хоть додумались загадать стаканы. Когтевранец остается в задних рядах как сторонний наблюдатель, который и пить-то не планировал, так, для красоты держал свой бокал, в котором, кажется, ему намешали сок с водкой. Гадость редкостная.
Первая партия идет на ура, ученики смеются, выполняют совершенно сумасшедшие действия, делятся секретами и, в целом, получают удовольствие от игры. Сяо Чжань оглядывает толпу и думает о том, что ни за что в жизни не стал бы обнажать перед кем-то из присутствующих душу. Ну, разве что...
– Ван Ибо, правда или действие? – неожиданно доносится до его ушей голос Ангуса Мэтлока. Тот криво усмехается, глядя на растерянно оглядывающегося слизеринца, которому вручают бокал с коктейлем, и отпивает из своего немного огневиски.
– Правда, – не раздумывая ни секунды, отвечает Ибо, и все присутствующие в Выручай-комнате тянут бесючее многозначительное «у-у-у-у». Как дети малые, ей-богу. Сяо Чжань раздраженно закатывает глаза, но вопреки собственному скептицизму с интересом прислушивается, опасаясь того, что слизеринца снова решат таким изощренным образом высмеять при всех.
– Кого ты представляешь, когда мастурбируешь?
«Это что еще за вопросы такие? Кто вообще в здравом уме будет на такое отвечать? Это же пошло», – хочет возмутиться Сяо Чжань, но тут же прикусывает язык, замечая на себе пристальный взгляд Ван Ибо. Тот смотрит на него не мигая, невозможно красивый, просто ослепительный, слегка склоняет голову на бок и облизывается довольно недвусмысленно. Когтевранец невольно зависает на этом движении и облизывается тоже, чувствуя, как кожа на губах горит от воспоминаний о поцелуе.
А потом мозг складывает в голове логическую цепочку из вопроса и этого красноречивого взгляда, и Сяо Чжань вдруг отчетливо ощущает, как начинает гореть собственное лицо. Хотя нет. Горит буквально все тело, и появляется знакомое тянущее ощущение внизу живота. От мысли о том, что Ван Ибо мастурбирует, думая о нем, ему сначала хочется побиться головой о ближайшую стену с криками «Какого черта?», затем обреченно повыть в подушку, а следом подрочить самому, утыкаясь носом в подушку и глуша ей собственные стоны. Потому что, чего уж греха таить, он сам начинает возбуждаться. Слизеринец не отводит взгляд.
– Никого, – не моргнув глазом, лжет Ван Ибо и залпом осушает бокал под одобрительные визги близстоящих девушек. Одна из них даже вешается ему на шею, и вот на это Сяо Чжань совершенно точно смотреть не собирается, чувствуя, как что-то неприятно ворочается в районе солнечного сплетения. Он отворачивается, ставит так и не тронутый бокал на ближайший к себе стол и решает, что с него на сегодня вечеринок хватит. Одно дело думать о перспективе стать объектом чужой мастурбации и совершенно другое – наблюдать, как на парня, что тебе нравится, вешаются однокурсницы.
«Стоп, что? В смысле парня, который нравится?» – пытается ухватиться за хвост ускользающей мысли Сяо Чжань, но терпит поражение. Его резко дергают за руку и вталкивают в ближайший класс. Он только и успевает, что возмущенно зашипеть, когда лопатки встречаются с твердой поверхностью одной стен, а в нос ударяет знакомый запах парфюма. Дверь закрывается, погружая комнату во мрак и отрезая их с Ван Ибо от гула голосов в коридоре. И как только успел так быстро догнать его?
Их шумное дыхание эхом разносится по полупустому помещению. Сердце как сумасшедшее колотится в груди из-за выброса адреналина. Слизеринец придвигается ближе, запирает в кольце из собственных рук, расставляя ладони по обе стороны от головы Сяо Чжаня. Не скроешься и не спрячешься. Ты в ловушке – вот что говорит этот жест. И это когтевранцу неожиданно ужасно сильно нравится.
В темноте все чувства обостряются, кажется, в сотни раз. Близость тела Ван Ибо пьянит, кружит голову, заставляя сердце выстукивать чечетку волнения на ребрах. Сяо Чжань на секунду прикрывает глаза, пытаясь справится с ураганом чувств, что неожиданно поднимается в нем, и чувствует слабость в коленях из-за неожиданно охватившего трепета. Разумеется, ни о каком побеге не может идти речи.
Ван Ибо делает шаг вперед, сокращая расстояние между ними до минимума. Прижимается своей твердой грудью к груди Сяо Чжаня, давит своим присутствием, срывая с губ тяжелый вздох. От ощущения чужого тела так близко пересыхает в горле. Он не знает, что тому виной: полумрак, интимность момента или сам Ван Ибо, который ужасно сильно волнует одним только своим взглядом, но его по-настоящему ведет. Сяо Чжань смотрит ему в глаза с дрожащим в них хаотичным блеском, отстраненно думая, что у самого они наверняка такие же шальные, и тонет в их черноте.
Он тяжело сглатывает, и слизеринец зависает на этом движении и облизывается. Когтевранец теперь зависает тоже и губы невольно слегка приоткрываются. Наверняка со стороны Сяо Чжань выглядит беспомощным и немного напуганным. Именно таким он себя сейчас и ощущает, но вот что забавно, менять что-либо ему совершенно не хочется. Да и зачем? Это куда лучше, чем давиться уксусом от вида того, как на Ван Ибо вешаются их ровесницы.
Сяо Чжань вдруг с отчаянной неизбежностью понимает, что хочет, чтобы Ван Ибо поцеловал его снова. С тем же напором и импульсивностью, как тогда, в лесу. Он вспоминает их поцелуй и вспыхивает спичкой, чувствуя, как разливается тепло в животе. Ибо медленно подается вперед, сантиметр за сантиметром, внимательно следя за реакцией когтевранца. Сяо Чжань задерживает дыхание, его руки против воли хозяина самовольно оборачиваются вокруг талии слизеринца, сначала неуверенно огладив бока, а затем более смело, сжимая их пальцами сквозь одежду, и привлекают ближе, чтобы между ними не осталось и сантиметра лишнего. А потом, слабо отдавая отчет собственным действиями, он тянется вперед сам, преодолевает последние крохи расстояния, разделяющие их, и прижимается к его губам, крадя низкий стон.
Прикосновение снова становится для Сяо Чжаня откровением. Когтевранец закрывает глаза и отдается на волю свои ощущениям. Смазанное ленивое скольжение губ по губам Ван Ибо порождает волну щекочущего восторга в горле. Он неожиданно смелеет и на пробу неумело ведет языком по нижней губе слизеринца, слизывая с нее терпкий вкус огневиски. Тот судорожно тянет носом воздух и неожиданно робко опускает свои большие ладони ему на плечи, гладит их неторопливо, едва касаясь пальцами, спускается на грудь и обнимает за талию. Ван Ибо послушно приоткрывает рот, и их языки сплетаются. От ощущения этого влажного соприкосновения в животе Сяо Чжаня словно что-то взрывается, посылая волны наслаждения по всему телу. Он слышит чей-то стон и запоздало понимает, что тот принадлежит ему.
Это так странно и непривычно. Когтевранец столько месяцев размышлял над тем, почему его никто не привлекает, переживал, что вся эта история с чувствами для кого-то другого, а ему просто не повезло. Но, возможно, дело было просто в неправильном объекте для своих исследований? Возможно, не стоило так упорно отрицать очевидное, что все это время было у него под носом?
Сяо Чжань обнимает Ван Ибо за шею, гладит ласково затылок, зарываясь пальцами в короткие волосы, и низко стонет, когда слизеринец слегка кусает его за нижнюю губу, а затем зализывает собственный укус. Целует родинку под ней, едва ли не урча довольно, как огромный кот.
«Лев», – услужливо подкидывает сравнение плавающий в мареве из эйфории и эндорфинов мозг, и когтевранцу впервые не хочется спорить. Да, определенно лев, голодный и ласковый. Сяо Чжаню хочется зарыться носом ему в шею, вдохнуть полные легкие дразнящего рецепторы парфюма, слизать с кожи солоноватую испарину, попробовать ее на вкус, всосать в рот, оставив засос, укусить, оставить метку. Какие интересные животные замашки. Он и не подозревал об их существовании.
– Так давно хотел, – сбито шепчет Ибо, покрывая его лицо поцелуями, легкими и невесомыми, как крылья бабочки. – Хотел поцеловать тебя.
– Не болтай, диди, целуй, – нетерпеливо подгоняет Сяо Чжань и не может скрыть глупой улыбки, чувствуя себя до одури счастливым в этот самый момент.
Слизеринец послушно прижимается губами к его губам в ленивом прикосновении, лижет между ними, словно игривый щенок, а затем снова отстраняется, упираясь лбом в лоб. Такой неожиданно ласковый и уязвимый. Сяо Чжань и не подозревал, что в нем так много нерастраченной нежности. Ему хочется спрятать Ван Ибо от целого мира в своих объятьях и не отпускать. Слизеринец трется кончиком носа о его нос, трепетно гладит лицо кончиками пальцев, трогает губы и заглядывает в глаза. Те блестят восторгом и восхищением.
– Ты украл мой первый поцелуй, ты в курсе? – хитро щурится на него Сяо Чжань, лениво поглаживая пальцами кожу на затылке, которая тут же реагирует на прикосновение, покрываясь мурашками. Ван Ибо оказывается ужасно чувствительным, и это открытие бьет обухом по голове, посылая горячие волны возбуждения прямо в пах. Хочется узнать, какие прикосновения нравятся ему, изучить все реакции чужого тела, прикоснуться голой кожей к коже, чтобы никакая ткань не мешала им.
– А ты мой, – слизеринец неожиданно становится серьезным. Смотрит ему в глаза требовательно, будто пытаясь найти в них ответы на свои вопросы. Сердце в груди тревожно сжимается, а затем снова с поразительной силой ударяется о ребра, наполняя вены наэлектризованным волнением.
– И зачем?
– А то ты не знаешь, – обиженно поджимает губы Ван Ибо, задетый этим вопросом, как будто ответ очевиден. Вот же он, на поверхности. В чужих руках, робких прикосновениях, кричащих красноречивых взглядах. И Сяо Чжаню на секунду становится стыдно. Он и вправду где-то в глубине души думал, что слизеринец просто решил так подшутить над ним. Очень изощренно и жестоко, под стать своему факультету. Но врать с такими глазами просто невозможно. Нельзя так трепетно и нежно прикасаться к кому-то для того, чтобы потом растоптать все надежды. И это неожиданно пугает Сяо Чжаня куда сильнее предполагаемой лжи. Ван Ибо не играет. Он отдает ему всего себя. Бери – не хочу.
– Ты... я... – слова не идут на ум. Сяо Чжань захлебывается ими, задыхается, барахтаясь в мареве паники. Когтевранец переводит дыхание, слыша, как предательски дрожит от волнения собственный голос. – Это то, что я думаю? То есть это не было шуткой или чем-то вроде того?
– Ого, а ты умеешь думать? – огрызается в ответ Ван Ибо, не глядя на него, и Сяо Чжань раздраженно цокает языком, закатывая глаза.
– Как же ты меня бесишь, – честно признается он, недовольно поджимая губы.
– Ты меня тоже, – надувшись, словно хомяк, сообщает слизеринец, прожигая своим тяжелым нечитаемым взглядом.
– Даже не знаю, чего мне теперь хочется больше: ударить тебя или снова поцеловать, – склонив голову на бок, задумчиво произносит Сяо Чжань, чувствуя, как мешаются в нем злость с новой волной возбуждения. Очень странный ядовитый коктейль, из-за которого внутри растекается жар, а кончики пальцев покалывает от желания прикоснуться.
– Совмести, – вкрадчивый голос Ван Ибо проникает под кожу, гипнотизирует, упрашивая подчиниться. Устоять просто невозможно. Сяо Чжань тут же шлепает его по груди, обнажая в оскале верхний ряд зубов, ну точно разозленная змеюка. Ибо ловит когтевранца за руку, сжимает до боли запястье, добиваясь возмущенного шипения, и дергает на себя.
Их лица оказываются снова близко друг к другу, с такого расстояния можно пересчитать все реснички слизеринца, рассмотреть родинки, утонуть во взгляде. Он невольно зависает, любуясь им, краем сознания отмечая, как парень медленно придвигается еще ближе, будто невзначай, задевает носом нос, дразнится, приоткрывая губы и задевая ими губы Сяо Чжаня. Теперь целоваться хочется просто до одури. Когтевранец краснеет щеками, у Ибо снова очаровательно алеют мочки ушей. Они словно опять превращаются в неловких глупых подростков, все никак не решающихся сделать первый шаг. Оба задерживают дыхание на секунду, делая короткую паузу, а потом все-таки срываются и снова сталкиваются в поцелуе на середине пути.
В этот раз все ощущается совершенно иначе. Прикосновение их ладоней, кожа к коже, переплетение пальцев, языков, сбитое дыхание, такая желанная близость. И вся эта трепетная нежность неожиданно перерастает в нечто большее, импульсивное, головокружительное, возбуждающее. Оно обжигает органы изнутри, растекается лавой по венам, делая их нетерпеливыми, голодными, жадными. Ван Ибо целует Сяо Чжаня со всей имеющейся у него страстью, взращиваемой долгие годы и теперь нашедшей выход.
И уже невозможно держать под контролем реакцию своего организма, который откликается на эти неумелые ласки, на жар тел, тесно сплетенных у стены. Они прижаты друг другу так тесно, что между ними нет и сантиметра лишнего. Только оседающие на коже горячие вздохи, судорожное дыханье и низкие стоны. Сяо Чжань тихо хнычет и с огромным трудом отрывается от Ван Ибо, выставляя между ними ладонь.
– Мне... – он тяжело сглатывает, переводя дыхание. Мерлин, до чего трудно сдерживаться. Очень хочется притянуть слизеринца обратно и позволить сделать с собой все, что тот захочет. Но так нельзя. – Мне нужно немного времени, – просит когтевранец, понимая, что все происходит слишком быстро. Ему требуется небольшая пауза, чтобы все обдумать, переварить, побыть наедине с собой и понять, что это именно то, чего он хочет, прежде чем кидаться в омут с головой. Прежде чем решиться на очень важный шаг в своей жизни.
Ван Ибо выглядит ужасно уязвимым, когда, не задавая лишних вопросов, послушно кивает, пряча взгляд и отходит. Холодный воздух лижет кожу, и Сяо Чжань понимает, что дрожит от холода. Слизеринец забрал все тепло с собой. Он и был его теплом.
– Ибо, Бо-ди, – шагая следом за ним, окликает не на шутку встревоженный когтевранец. Ему кажется важным объясниться, донести свою мысль, чтобы между ними не было недопонимания. Сяо Чжань берет осторожно его за руку, заставляя посмотреть на себя, и тот вскидывает на него блестящие от невыплаканных слез глаза. При виде их у когтевранца болезненно сжимается сердце. – Это не значит, что я не хочу или отказываю тебе сейчас, мне просто... – он тяжело вздыхает, и Ван Ибо робко сжимает руку в ответ, прося продолжить, отчего на губы невольно просится глупая улыбка. – Нужно разобраться в себе и быть уверенным, что я никому не причиню боли своими действиями, хорошо?
– Хорошо, – согласно кивает Ибо, выглядя при этом по-прежнему разбитым.
Теперь приходит его очередь избегать Сяо Чжаня. Когтевранец даже не подозревал, что тот так мастерски умеет скрываться. Слизеринца становится катастрофически мало. Что странно, учитывая их расписание. Они не пересекаются в коридорах, как раньше, во время патрулирования после отбоя, чтобы обменяться парочкой колких и ничего не значащих фраз, эдакий своеобразный ритуал вместо пожелания спокойной ночи. На сдвоенных занятиях тот сидит как можно дальше и не смотрит на Сяо Чжаня, а в Большом зале постоянно окружен девчонками со своего факультета. И это ужасно бесит. Даже больше факта отсутствия крох тех общения, что к них были. Да с каких пор слизеринец вообще стал с девушками общаться? Тот раньше шарахался от них, как от огня! А тут на тебе, само обаяние и харизма.
Что-то темное и ядовитое пробуждается в Сяо Чжане, начинает жрать днями и ночами, заставляя раз за разом в голове анализировать реакцию Ван Ибо на девушек. Как он им улыбался, смеялся с их шуток, наклонялся ли слишком близко, чтобы расслышать какую-то фразу. У-у-у-у-, как же Сяо Чжаня все это бесило, просто сил никаких нет. Но самое ужасное заключается в том, что Ван Ибо перестает приходить на его тренировки. Это оказывается ударом ниже пояса, наверное, добивая окончательно.
Раньше у когтевранца были хотя бы его взгляды, редкие перепалки и просто присутствие рядом. Теперь не остается ничего, и он ощущает себя покинутым, брошенным, одиноким. Сяо Чжань, черт побери, начинает скучать по Ван Ибо, чего раньше никогда с ним не было. Потому что, ну, это Ван Ибо! В том году подобное поведение его бы обрадовало, но в этом делает только хуже. У Сяо Чжаня быстрее портится настроение, он почти всегда теперь раздражен и избегает компании друзей, предпочитая отсиживаться в учебном зале, чтобы немного побыть наедине с мыслями, которые жрут. Эмма шутит сначала про месячные, потом про разбитое сердце и получает в ответ средний палец.
О как же эти дурацкие мысли жрут его изнутри. Когтевранец мечется между правильно и неправильно, между чувствами, которые имеют смысл, и обычной привычкой. Когда ты с кем-то почти всю жизнь враждуешь, очень сложно поверить, что за раздражением и злостью прячется далеко не неприязнь. Но ведь все ясно и так, как ни отрицай. Ему не хватает Ван Ибо. Его взглядов, от которых поет сердце, его глупого смеха, от которого хочется смеяться самому, улыбок, вызывающих странный болезненный трепет внизу живота, язвительных высказываний, его прикосновений и тех поцелуев, от которых подкашиваются колени и становится трудно дышать.
Сяо Чжань обреченно стонет и прячет лицо в ладонях. Ни черта это не соперничество и не ненависть. Как вообще так вышло, что он влюбился в Ван Ибо? Когда? Когда это произошло? Как не заметил раньше? Почему ему никто не сказал? И угораздило же его так вляпаться!
Они столько времени провели бок о бок, что теперь, потеряв компанию Ван Ибо, Сяо Чжань ощущает себя так, будто лишился опоры или даже руки. Он поворачивает рефлекторно голову и не видит слизеринца там, где тот был всегда, рядом с ним. Да, их отношения нельзя было назвать дружбой или хоть чем-то теплым, но они были друг у друга. Неужели этого мало?
Мало. С какой-то пугающей точно понимает он. Ему самому мало. Сяо Чжань больше не хочет вражды. Он хочет того, что предложил Ван Ибо, так нагло ворвавшись в его зону комфорта со своим поцелуем. Сяо Чжань хочет быть с ним, хочет снова стоять бок о бок, но не как враги. Ему неоднократно говорили о том, что они поодиночке сильны, но, если бы они не враждовали а дружили, это было бы что-то ужасное для всех остальных. Сейчас он понимает, что нет, это было бы что-то грандиозное.
Сяо Чжань решает, не имеет значения, кто победит в февральском сражении, но после матча он признается Ван Ибо. Точка.