Часть 21
Оксана Суркова Пиздец какой-то Я отвлёкся от своего блокнота с набросками, отряхнул руку от крошек печенья и взял телефон. Оксана кинула фото со страницы Перерубова. Там он красочно расположился в джакузи в компании незнакомых, но очень своеобразных девушек.
Антон Шестун А в чём собсна пиздец
Дима Позов Да Пацан развлекается
Антон Шестун Я бы тоже присоединился ради такого бурлящего чуда В жизни ни разу в джакузи не был.....
Дима Позов Бля да Оксана Суркова А ничего что у нас завтра первые пробники? Я аж подавился, чуть не схватив инфаркт. Пробники? Сука. Забыл. Посмотрел в сторону учебников и тетрадей, вспомнил, что даже домашку на завтра не сделал. Собирался уже встать, но, посмотрев на время и незаконченный рисунок, забил хуй. Пробник не экзамен.
Антон Шестун Ты за его успеваемость переживаешь? Влюбилась?
Пока я ходил взять себе ещё немного печенья, укрывал пришедшую с дежурства и уже спящую маму одеялом и убирал все свои карандаши, ответ так и не пришёл. Я уже начал переживать, что оказался прав и шутка вышла из-под контроля, но сообщения тут же посыпались как из рога изобилия. Оксана Суркова Шастун Я твою Скорострельную задницу В узел свяжу И немцу подарю Если ещё хоть раз Услышу нечто Настолько же отвратительное ПОНЯЛ Даже сглотнул от настолько неожиданно пугающей угрозы. Быстро ответил что-то нейтральное. Это не особо помогло, потому что к угрозам присоединился Дима, который каким-то хером тоже оскорбился до глубины души. Пришлось отключить уведомления в беседе. Надеялся, что до утра они остынут. Собственно, я уже собирался лечь спать, но на экране появилось уведомление о новом сообщении. Не из меланхоликов. Неизвестный номер: Что значит ebanutaya? Печенье в горле поперёк встало, когда я вспомнил, кто это мог быть. Почему-то воспоминания о той девушке с остановки совсем не хотели забываться. Я постоянно возвращался к ним, не понимая, что вообще тогда произошло. То есть. Ко мне реально клеились? Сейчас? Почему это произошло уже после того, как я замутил с мужиком?! Не то чтобы я прям жалел. Она действительно была привлекательна, и я правда мог бы с ней замутить. Но с появлением в моей жизни Арса это стало априори невозможно. И дело было даже не в наших отношениях. Невозможно было найти человека, который по всем качествам был бы лучше него, понимаете? С момента нашей встречи я ни одного такого не нашёл. Вот и с ней так же. Смотрел на её фигуру и думал, что Арс и выше, и спортивнее, смотрел на её жёлтую шапку и думал, что на нём выглядела бы она гораздо милее, смотрел в глаза... И терялся, потому что только глаза и были невероятно похожи. Будто только этим критерием она ничем немцу не уступала. В любом случае я чувствовал ответственность за иностранку. Я же обещал ей помочь. Чувство, будто я изменяю Арсу, всё ещё скреблось внутри, но я засовывал его подальше. Блин, ну реально, это же просто смски! Видимо, кто-то её оскорбил, а она даже этого не поняла. В каком-то смысле это было забавно, но я не стал дальше тянуть и напечатал максимально аккуратно, чтобы без намёков на заинтересованность.
Вы: Этим словом обычно хотят обидеть Но не переживай С определенной интонацией это может быть и комплимент
ebanutaya: А как дословно? Я даже задумался на секунду. Как можно перевести это восхитительное, исключительное слово? Хотел было спросить у друзей, но Оксана всё продолжала ругаться на меня, так что желание тут же отпало. (На всякий случай проверил и член, не отпал ли и он, а то Суркова подозрительно красочно описывала, как наслала на меня порчу).
Вы: Та, которую сильно ударили(?) Но чаще всего употребляется в смысле «сумасшедшая», но более грубо
ebanutaya: Спасибо) Некоторое время я сидел в непонимании. Это я так нового друга завёл? Она будет теперь всё время так писать? А захочет ли она меня ещё раз увидеть? Стоит ли у неё это спросить, или она сочтёт это призывом к действию? И что значит эта скобочка? Но спросил я совсем другое.
Вы: Откуда ты так хорошо знаешь русский?
ebanutaya: Родители русские В детстве заставляли учить алфавит и другое И у меня есть несколько друзей в России
Вы: Твои друзья из 19 века? Почему они не знают таких слов?
ebanutaya: :) Это непрямое «отъебись»? Смайлик пугал не меньше самой Марины, так что я забил на это и лёг спать.
***
Я знал, что те самые пробники написал просто ужасно. Поэтому не пошёл в школу через неделю, когда должны были объявлять результаты. Весь день тусовался в художественном магазине, разговаривал с Игорем, плакался ему, что так и забыл отдать немцу подарок. Пока тусовался, прибирался у них на складе. Просто так, потому что привык убирать срач, если его сделал не я. Игорь только радовался, хвалил меня и представлял своим коллегам как очень талантливого и перспективного художника. Смущал, зараза. — Сколько ты здесь уже работаешь? Парень замер глиняной статуей, поглядел на баночки с акрилом в руках, будто на этикетке был написан ответ. Нахмурился так, словно я спросил что-то запретное. — А хер его знает, Тох, — уложив баночки на полки, наконец ответил он, — Лет пять, не меньше. — И тебе здесь нравится? И опять забвение в глазах. Серьёзно, это были не настолько философские вопросы. Почему его так переклинивало, я не понимал. — А хер его знает, — снова махнул рукой, — Это же временно. — Твои "временно" растянулись на пять лет, — заметил я, на что парень опять замер, — Ты тут реально самый опытный работник. Я даже не представляю этот магазин без тебя. Он почему-то посмотрел на меня с тёплой улыбкой на губах. Так обычно смотрят на бедных детишек, когда они рисуют свои первые шедевры. Смесь умиления и гордости. А я только позже смутился, когда понял, что сказал ему, наверное, самые тёплые слова за всё время нашего знакомства. Игорь потрепал меня по волосам и предложил пойти выпить колы и поесть в кфс. Я был не против. Уже дома заметил, что телефон всё это время был выключен. Разрядился. Мда, а я-то думал, почему про меня все забыли и даже немец ни разу не позвонил, чтобы мозги за прогул вынести. Жопа, предчувствуя пиздец, посоветовала так его и не включать. Что я и сделал.
***
Весь урок литературы я сидел в углу актового зала, зябко подрагивая. Периодически ловил на себе злые взгляды учителя и смешливые одноклассников. Но в руках был ебучий список книг для обязательного ознакомления, и я действительно пытался вспомнить, читал ли хоть одну из них. — Павел Алексеевич.., — попытался что-нибудь сказать, но в меня тут же полетела книжка. Чудом её поймал. Преступление и наказание, — Сволочь... — Скотиняка, — тут же отозвался учитель, — Ты некоторые из этих книг наизусть знать должен, Шастун! Какой же придурок! Ты хоть Колобка читал? — Как-то это грубо.., — пробубнил я, натягивая кофту на самые кончики пальцев. Не то чтобы правда обиделся. Учитель был прав, и от этого стало очень стыдно. Только ведь на днях обсуждали с Димой, какой он ахуенный! И на что я трачу его время? — Грубо ЕГЭ по литературе на десять баллов написать при живом-то мне! — он громко стукнул по столу, а потом театрально выдохнул, достал из-под стола полупустую бутылку и осушил её до дна. Не имею понятия, что там было, но искренне верю, что ромашковая настойка, — Короче, с этого дня все на литературе будут свои допы делать, а ты, Шастун-великомученик, читать книжки. Понял? Я не ответил. Только открыл томик Достоевского на первой странице и принялся читать. В конце-то концов, всё равно делать нехер. Пока читал, в голову закрались мысли всякие. Марина все продолжала иногда писать. То спрашивала значение очередного слова, то искала место какое-то. В какой-то момент посоветовал ей скачать 2гис и ближайшие два часа объяснял, как им пользоваться. Она ещё пыталась мне позвонить по фейстайму, но я в жизни этой штукой не пользовался, так что перепугался и чуть не выкинул телефон за окно. Эта девушка с каждым днём пугала всё больше, но я действительно не мог понять, почему. Ну вот. Совершенно не запомнил, что прочёл. Придётся перечитывать. Ошеломляло поведение Арса. Он, конечно, ещё вчера написал мне целую тираду по поводу моего пробника и прогула. Пообещал высказать это и в живую(чего я ждал), но сегодня в школе я его не видел. Он был на работе, но почему-то не выходил из своего кабинета и даже ни разу меня не обнял. Чувствовалось одиночество и холод, когда я написал ему смс, а он ничего не ответил. Хотел к нему подняться после литры, но меня выбрали для похода в магазин за печеньками, так что отложил этот вопрос на потом. Когда прозвенел звонок с урока, я понял, что совершенно ничего не запомнил из прочитанного. Зараза. Встал с места и чуть не простонал от удовольствия. На улице шёл теплый снег и светило солнце так сильно, что глаза слепило. И мне туда выходить. Кайф. Оксана уже ждала меня у лестницы с подготовленными заранее пакетами в руках, так что я, махнув рукой всё ещё негодующему русисту, улыбнулся и ускакал на улицу, чуть не забыв взять деньги. Не успел я шага за ворота школьного двора сделать, как на меня что-то налетело и придавило к сугробу. — Антон! — крикнуло это что-то, — Я так рада тебя видеть! И да, это была Марина. Чудесное настроение сдуло шлейфом её парфюма. Она всё прижималась ко мне своим краснеющим от холода лицом, целовала в щёки и что-то щебетала на французском, а я не мог пошевелиться. Её светлые глаза приковывали к месту тяжёлыми кандалами. Что ж это такое? — Антон, ты жив? — послышался со стороны голос Оксаны, и я подскочил, наконец очнувшись. Потребовалось несколько мгновений, чтобы подняться на ноги и отряхнуться. Суркова к тому моменту спустилась вниз и замерла возле нас, прищуриваясь. Я уже хотел было что-то сказать, как рядом раздался возглас: — Quelle belle fille!* Суркова вздрогнула и так сильно покраснела, что я даже хмыкнул. Вот так поворот. Не один я по языкам тащился, да. — Марина, это Оксана — моя хорошая подруга, — представил я её, с облегчением замечая, что внимание немного сместилось с моей персоны. Выдохнул даже, но слишком рано. Француженка тут же очнулась и обхватила меня за руку, снова нарушая границы личного пространства. Ещё один иностранец-захватчик, да что ж такое! — Очень приятно, Марина, — отозвалась Ксанка, та только кивнула в ответ, — Антон, у нас скоро перемена закончится, надо спешить. — А куда вы идёте? — В магазин, — произнёс, пытаясь отодвинуться, но она только последовала за мной, как прилипнувшая. Это становилось всё более неловким и странным. Только собирался дополнить ответ, как нас нагнал Матвиеныч, который орал что-то про газировку и деньги. Догнав нас, он резко затормозил, мультяшно округлил глаза и заохал. Перекрестился даже, вау. Казалось, ещё секунда, и он от шока и страха начнёт молиться. — Hast du dir einen Bart wachsen lassen? Steht dir, — неожиданно заговорила на немецком девушка под боком. Разница между её нежным, ласковым французским и этим холодным, почти рычащим тоном была колоссальна. Я даже вздрогнул, наблюдая, как Серёжа попятился, под нос себе всё же что-то шепча, когда она ещё крепче обхватила меня, приластившись совсем близко — Ruf ihn . Wir mussten lange reden.** Это всё произошло так быстро, что я даже особо не понял ничего. Меня выбило из реальности примерно в тот момент, когда она заговорила по-немецки. Не то чтобы мне дико понравилось, но, сука, да. Это было очень похоже на Арса. Это было дико похоже на тот тон, что заставлял мои колени подгибаться. Что за хуйня? Похоже, не один я чувствовал себя актёром психоделической рекламы, потому что Оксана рядом точно так же хлопала ресницами, даже боясь что-либо спросить. А что спрашивать кстати? Я вот тоже не знал, поэтому молчал. — А я пришла собирать информацию для своей статьи, — невинно проговорила тем временем француженка-которая-уже-и-нет, продолжая жаться ко мне. Будто только что не скалилась на нашего биолога. Блин, может, она мафиозница какая? Почему мне так везёт на таинственно-пугающие личности? — Можно с вами сходить? Даже возразить не мог, всё ещё парализованный этой ситуацией. И пошёл, будто на автоматическом режиме, удерживаемый только на удивление крепкой рукой Марины. С другого бока ко мне приткнулась настолько же поражённая, но всё ещё красная Оксана. Мы с ней перекинулись шокированными и немного туповатыми взглядами, внутренне согласились, что похоже на пиздец, и продолжили путь. До магазина было всего две минуты пешком, так что мы вернулись назад даже быстрее, чем прозвенел звонок на урок. Всё это время для меня пролетело как в тумане, я даже удивился, когда обнаружил себя возле пианино под руку с иностранкой. Она за чашечкой чая о чём-то разговаривала с одноклассницами, не прерывая тактильной связи, а я паникующе пялился на друзей, что заныкались совсем рядом и посылали мне мысленные завывания сирены. Казалось, что ситуация начала налаживаться, когда одноклассники утопали на физ-ру, оставив все свои чашки на подоконнике. Меньше людей, больше пространства для манёвра: я даже начал разрабатывать план, как быстро добраться до сумки и взять оттуда ключи. Где-то видел, что ими можно отбиться при нападении. Но девушка, будто почувствовав мои скромные потуги к отступлению, обняла, укладывая голову на плечо и застенчиво хлопая ресницами, смотря прямо в глаза. Настолько застенчиво, что я почувствовал себя кроликом, загнанным в угол. — Geh von ihm weg!*** — от этого тона стало так невыносимо холодно, что я поплыл. Такого давно не происходило, потому что я достаточно привык к немецкому Арса, но это... Это было нечто настолько злое, рокочущее и сильное, что меня почти сбивало с ног. — Na endlich! — прошипела под боком девушка, сжимая мою руку так сильно, что её аккуратные ноготки впились в кожу. Я еле слышно пискнул, слишком заворажённый Поповым, чтобы что-либо сделать, — Du hast mit mir angesprochen!**** Он выглядел так, будто был готов убить. Так зло сощурился, так сильно сжал кулаки и сцепил зубы, что я бы в жизни не посмел ему перечить в таком состоянии. Отдался бы в руки без лишних препираний, открыл бы горло или как там ещё безграничную покорность выражают? Естественно, я не был виноват в том, что она так ко мне жалась. Конечно, я ничего такого никогда и ни за что, но блин. Мне тогда казалось, что он зол именно на меня и приближается так быстро только для того, чтобы влепить оплеуху. Я ошибался. — Ich habe gesagt, geh weg von ihm! — буквально выдернул мою руку из её хватки, сам при этом сжимая ничуть не слабее, но от этого не было неприятно. В каждом его движении я видел заботу, желание защитить. В каждом слове, в каждой букве только абсолютную красоту, — Wir werden bei mir zu Hause reden.*****, — бросил он напоследок, неожиданно закинув с удивительной лёгкостью моё тело к себе на плечо и уходя в свой кабинет. Последнее, что я видел, было шокированные лица друзей и ледяной прищур Марины, полный презрения и недовольства. Я правда не понимал, что произошло. Арс почему-то не зол на меня, хотя, казалось бы, повод был. И то, как он разговаривал с Мариной, которая неожиданно оказалась совсем не француженкой, забивало в тупик. Они были знакомы? Давно? Она общалась со мной, чтобы подобраться к нему? А откуда она знала про нас? Нас? В кабинет он не пошёл, потому что там шёл урок. Попов с ноги распахнул дверь учительской, завалил меня на диван, а сам отошёл, чтобы ту самую дверь закрыть. Потом сел рядом, смотря куда-то в пустоту. Я бы хотел его утешить, но не понимал как и зачем. В голове была такая каша, что я не понимал вообще ничего, и это пугало чуть ли не больше, чем тот факт, что меня чуть не разорвали два немца на досуге. — Объяснишь? — наконец подал голос, чтобы хоть как-то заставить его очнуться. Он повернулся ко мне, сощурился, и я боялся что-либо ещё говорить. Может, это было не моё дело. Может, я делал так только хуже. — Мне жаль, что ты с ней познакомился, — выдал он через пару секунд тяжёлого молчания, досадливо проводя руками по волосам на затылке, чтобы потом сцепить их в замок на коленях. Всё в нём сразу расслабилось, и я понял, что мог спрашивать всё, о чём желал узнать. В конце концов он сам когда-то мне это сказал. Не играем в шпионов, так? Ух, даже нос разболелся. Никаких шпионов. — Кто она? Девушка? Жена? Дочь? Он снова удивил, тихо рассмеявшись. А потом посмотрел на меня как-то хитро, так, что я снова почувствовал себя глупенькой добычей под прицелом теперь ещё более опасного хищника. И он правда накинулся на меня, прижал к итак продавленному дивану и поцеловал куда-то за ухо, гладя по голове, будто успокаиваясь этим. — Ты правда хочешь это услышать? Не самая приятная история, — отозвался шёпотом прямо в ухо, вызывая толпы мурашек по телу, будто специально пытаясь меня отвлечь. Но я только кивнул, пока держа себя в руках. — Мои родители переехали в Германию, когда мама была уже беременна, — начал он, чуть скатившись с меня, но не прекращая прижимать к себе, будто я мог убежать или меня могли украсть, — Папа быстро освоился в новой среде и к моменту моего рождения уже имел свой бизнес. Нефтяной. На меня с детства возлагали большие надежды, учили всему, что могло пригодиться, так что я с пелёнок знал, что буду крутиться в этой токсичной среде нефтяных магнатов. А потом родилась Марина, — я поражённо уставился на него, только сейчас понимая, почему её взгляд мне показался таким завораживающим. Потому что это его взгляд! — Да, это исчадие ада — моя сестра. У нас никогда не было особо близких отношений, чаще всего она меня раздражала. Так что отшивать её стало моей привычкой. — Но она же твоя родня! — возмутился я, всё ещё немного контуженный происходящим, — Если бы у меня была сестра, я бы в жизни её так не отшивал. — Ты так говоришь, потому что ты — единственный ребёнок в семье, — просюсюкал он, тиская меня за щёки. Потом отпустил, чмокнул в лоб и продолжил, — Да и Поповы все мерзкие. У нас в крови отвратительный характер. Я не знаю, как ты меня терпишь, — и улыбнулся ещё так, зараза, что я просто не смог себя сдержать и пихнул его плечом, чтоб не отвлекался, — Был один плюс от появления сестрёнки: она перевела на себя всё внимание родителей. К выпускному классу школы я обнаружил, что мне совершенно эта нефть не нужна, что жизнь, которую мне навязали близкие, не нужна. За пару лет свободы я прочитал столько книг, что сомнений в будущей профессии просто не оставалось. Ну и перезнакомился со столькими людьми, что и ориентация бесповоротно изменилась. Родители этого не приняли, — он зло сощурился, рефлекторно прижимая меня к себе в попытке успокоиться, — Они выгнали меня из дома, я им больше не был нужен таким порченным. С того момента я ничего от них не слышал и не то чтобы особо грустил. Учился, где хотел, любил, кого хотел, дружил, с кем хотел. Жил по своим правилам и был счастлив. Он ненадолго замолк, будто переваривая следующие события. Я не торопил, поглаживая его скулы и щёки, перебирая пальцами прядки на висках. Его история трогала меня, я хотел внушить ему, что всегда буду рядом и не брошу, что бы он ни сделал. — Когда я уже сумел выбиться наверх и начал сколачивать себе имя, они попытались меня вернуть обратно в семью, — я недоумённо уставился на него, а немец только усмехнулся, — Сейчас это звучит даже забавно, но тогда я был невероятно зол. Они подослали Марину, которая, оказывается, тоже была не в восторге от регламентированной жизни, ко мне. Она долго пыталась меня уговорить всё бросить, слезливо просила вернуться домой, откуда меня выперли, как вшивого котёнка. А когда поняла, что я ни за что этого не сделаю, превратилась в фурию, что осыпала меня гадостями и пообещала показать, насколько ничтожно моё существование. Я не придал значения её словам, но был действительно удивлён тому, что уже у такой молодой девушки прорезались Поповские ядовитые зубы. Мда, я надолго тот разговор запомнил, — он прокатил на языке что-то рычащее, усмехнулся, а потом продолжил, — Знаешь, что она сделала? Она, искренне веря, что Серёжа — мой парень, совратила его. Я не сдержал смеха, чуть не скатываясь с дивана, а Арс только недовольно цокнул, подтаскивая меня назад. — Вот ты смеёшься, Junge, а я тогда очень сильно рассердился. Это было подло, сама задумка была абсолютно отвратительна. Я уже молчу про бедного Матвиенко. Он до сих пор её побаивается, — так вот почему он перекрестился. Бедный Серж, понимаю его. И сам ведь чуть не попался в её капкан, — В тот момент я сменил все свои номера, собрал вещи и уехал в Россию. Три года здесь затворником сидел, помогал другу психику восстановить. А потом мне всё настолько наскучило, что решил учителем поработать. Вопрос, как она меня нашла, всё ещё остаётся открытым. Найду предателя — руки-ноги ему поотрываю, — и его глаза горели так, будто действительно собирался. Немецкая овчарка, вот. — И что теперь? Вернёшься в Германию? — неожиданно спросил я то, что давно боялся спросить. Даже замер, когда на пару секунд повисло неловкое молчание. — О, Junge, что за глупости ты говоришь? — всё же отозвался Арс, прильнув ко мне с новой силой. Потёрся своей восхитительной щетиной о мою щёку, пару раз чмокнул куда-то в бровь, а потом крепко сжал в своих руках, глубоко вдыхая запах шампуня с моих волос, — Я не видел смысла жить там тогда, а сейчас тем более не вижу. Я тебя не брошу, даже не думай, — он будто пытался наверстать день без обнимашек, так крепко сжимал, что дышать было почти невозможно. Я не был против, — И прости, что сегодня с утра не уделил тебе внимания. Мою статью опять хотели урезать. — Цензура? — понимающе буркнул я ему в плечо. — Да нет, просто, видите ли, не влезает в формат, — хмыкнул как-то даже зло и холодно. Не завидовал я его коллегам, — И кстати не думай, что я забыл про твои пробники, — несильный удар обрушился на мою пятую точку, а я даже ойкнуть не успел, когда симметричный прилетел мгновением позже, — И про твой прогул, — его щетина снова полоснула по щеке, когда он прижал зубами моё ухо, рокочуще шепча, — Не переживай, я подтяну тебя по программе. Господи Боже. Эти Поповы сведут меня в могилу.