Часть 1
Этот постылый стишок начал крутиться в голове ещё в Денвере, едва я сел в самолёт. «Речка, небо голубое — это все мое, родное» — бесящий голос Данилы Багрова издевательски повторялся на всём протяжении полёта до Москвы. Родная природа начала радовать глаз уже на пересадке в Финляндии, где когда-то мой отец встретил мою мать. Там я наконец понял, что меня раздражало в этом стишке — он работает. Я действительно скучал по России. За 10 лет моей жизни в США я приезжал в Москву лишь дважды, на короткий период, но теперь мне придётся задержаться надолго. Дело в том, что у меня умер отец и у нас в Москве осталась кое-какая недвижимость. Нужно было дождаться вступления в наследство и продать «трёшку» на Баррикадной — в высотке на Кудринской площади. Я планировал провести в Москве год-два, отдохнуть, собраться с мыслями, подумать о будущем и понять, стоит ли возвращаться в Денвер. Вау-эффект от Америки прошёл уже через три года и дальше я лишь постепенно разочаровывался в их укладе жизни. Нет, я хорошо социализировался, говорил без акцента, ни в чём не нуждался благодаря отцу — он с конца 80-х преподавал в Денверском Университете, продолжая читать лекции в РУДН, мотаясь туда-сюда, очень неплохо зарабатывая. Он получил гражданство США в 96 году, когда я пошёл в московскую школу, и забрал меня к себе в Америку, как только я её окончил, но связано это было со смертью мамы. Она была «суомалайнен» — чистокровной финкой и вообще не говорила на русском, но хорошо знала английский, поэтому он был для меня вторым родным языком. К сожалению её сгубил рак.
Мне не нравилась Америка своей фальшивостью, которая проявляется во всём — в улыбках и дружбе, в свободе и независимости. Диктатура закона, превратившая американскую мечту в полицейское государство, где ты можешь огрести от любого неосторожного шага и чьего-то доноса. Диктатура бизнеса, превратившая людей в рабов с номерами SSN, без времени на личную жизнь, боящихся потерять кредитный рейтинг. И везде правила-ограничения-штрафы. Я устал от этого. Меня мучила ностальгия по России, по Москве, по моим школьным годам. Да, я понимал, что хорошие воспоминания о России связаны лишь с детством, что в эту воду не войти дважды. Тем не менее, мне хотелось вернуться и попробовать жизнь в России, где степень свободы выражена гораздо лучше. Так ли это — осталось узнать. Заодно хотелось повидаться с родным дядей, съездить на кладбище к деду и бабе, ну и выгодно продать квартиру, конечно же.
В Москве, как только получил временную регистрацию, я купил «Camaro» 16 года, такую же, как у меня в Денвере, чтобы сохранить мистическую связь с домом, и поехал на ней в Питер к дяде. Ожидание встречи было волнительным — наши семьи находились в ссоре уже более 30 лет и, со смертью отца, я хотел восстановить отношения. Последний раз я видел дядю в раннем детстве, на похоронах бабушки в деревне. Я ни разу не видел своих дедушку и бабушку при жизни, а в деревне у них был впервые. Отец для своей матери собирал из своих поездок по миру монеты, чтобы однажды ей их подарить для украшения национального костюма — наши предки были удмуртами. В итоге все монеты он высыпал в землю, когда бабушку закапывали. Дедушку я тоже так и не увидел — он на похороны не явился и на несколько дней ушёл в лес. Дед был очень странным человеком. Папа и дядя очень стыдились своего дремучего, необразованного отца, который всю жизнь соблюдал древние обычаи. Сыновья были людьми науки и не могли понять, как отец может верить в лесных духов.
Дядя всё это время не интересовался нашей семьёй, поэтому очень удивился узнав, что моя мама давно умерла. Тем не менее, восстановить отношения с родственником не получилось — дяде я был глубоко безразличен. Напоследок я поинтересовался, где похоронен дедушка, которого, по нашей информации, после смерти бабушки дядя забрал к себе в Питер. И тут дядя показал себя во всей красе. Он начал обкладывать моего покойного отца грязными ругательствами, из чего следовало, что всё это время он думал, что дедушку забрал к себе мой отец. Таким образом выяснилось, что дед оказался брошен на произвол судьбы, и, по всей видимости, так и помер в своей глухой деревне в одиночестве. Когда дядя успокоился, я спросил его:
— Может нам стоит съездить к нему в деревню?
— В какую деревню? — дядя развёл руками. — Она уже много лет как заброшена! Её на карте даже нет! Там все деревни вокруг давно вымерли! Где мы теперь найдём его могилу? Благодари своего отца!
— Может в доме остались семейные ценности? Иконы?
— Какие иконы? Их с бабкой от церкви отлучили. Колдуном был наш дед, или шаманом, не знаю, как это называется у удмуртов. Язычники они, деревьям и лужайкам поклонялись.