9. Грейс
Канада, провинция Манитоба. 1855 г.
Джеймс Хоулетт с угрюмым видом шёл вдоль одной из улиц небольшого городка. Довольно сытый на вид и благополучный, имел этот городок и несколько публичных домов. Причём, как выразился Вик, на вид вполне себе даже приличных.
Приличный публичный дом - Джеймс не мог себе представить более глупого, несусветного даже понятия. Нет, не так ему хотелось бы в первый раз познать женщину: уж не за деньги, во всяком случае. Но что же было делать, если в лесах, по которым они с братом скитались уже много лет, женщины обычно не водились.
«Баба тебе нужна, а то ходишь тут злой как чёрт. Достал, честное слово!» - выдал сегодня утром Вик и ссыпал брату в карман то, видимо, что припас для себя, но решил отдать Джейми, пока тот ещё не совсем убил его и без того неангельское терпение.
Вообще, Джеймс не понимал брата. Если по правде, то на месте Виктора давно бы вздул сам себя за все те колкости и грубости, которыми стал в последнее время донимать Крида, но тот отчего-то молчал. Стискивал зубы, делал глубокий вдох, сглатывал, выдыхал, смаргивал пару-тройку раз, будто смахивал с себя нечто, недобро бормотал под нос что-то типа: «И откуда только ты такой умный у нас взялся, а?!» - но ни голоса не повышал на дерзкого младшего братца, ни руку поднять не смел. При всей своей крайней, невыразимой жестокости, при всей скорости на расправу, притом, что до недавнего времени был намного выше, крепче и сильнее - а всё же ни разу не обидел. Более того, решал, как мог, все его проблемы. Вот и с этой пособил в силу своих скромных возможностей. Откуда возможности взялись, младший брат спрашивать перестал давно, вернее, после того, как однажды, упрекнув старшего в том, что деньги на тёплый тулуп к зиме добыты грабежом, услыхал в ответ: «Не нравится одежда, снимай и ходи голым!». Всё внутри Джейми тогда взбунтовалось, очень захотелось последовать совету, сбросить с себя зависимость от единственного друга и родича, крикнуть в сердцах, гордо вздёрнув нос: «Да подавись ты! Больно надо!». Собственно, так он и сделал в тот раз, но Вик и тогда смолчал. Джейми же стало стыдно. Увы, но на самом деле противопоставить ему было нечего: когтистые братья выживали, как только могли, и большая часть забот об этом ложилась на Виктора. Поэтому на многое вздорному юноше приходилось закрывать глаза, свыкаться с суровой необходимостью и с тем, что не всегда можно было остаться на плаву, поступая исключительно по совести.
Тут всё от начала и до конца было столь непросто, что тёмные брови парня хмурились под густой каштановой чёлкой всё сильней и сильней. Даже теперь, когда, вроде бы, шёл расслабляться.
Джейми и претило такое скотство, как купленная любовь, и хотелось её. Хоть какой-то. Неимоверно! Восемнадцать лет уже, как ни крути, - тянет. Да, от продажных баб, предупредил Виктор, несёт всеми их клиентами, иной раз хоть нос зажимай, но лучшего варианта всё равно не нашлось. Такую бы, как Ивон, где-то взять, да не было. Джеймс вспоминал время от времени о несчастной погибшей девушке, хотя и понимал, что не видать бы ей с Виком ровным счётом ничего хорошего, если б осталась жива.
Вот и шагал понурый парень с пригоршней монет в кармане - платить за постыдное удовольствие, и надеялся, что ему не откажут в услуге, не сочтут малолетним, хотя Вик уверял, что с этакой бородищей и кислой рожей он вполне сойдёт за сорокалетнего. И Джейми не знал, чего больше хочет: чтоб дали от ворот поворот или чтоб ничего не заметили.
Пустынная вечерняя улица, где ни фонарей не было, ни света в окнах, в том месте, где располагался бордель, оказалась довольно светлой: над входом в неприметное двухэтажное здание висел фонарь, в небольших окошках плясали тени от горящих свечей, доносилась неприхотливая музыка (вроде бы кто-то играл на скрипке), а также голоса, мужские и женские, и смех, бивший по ушам своей визгливостью. Запахи тоже не радовали: около десятка людей разной степени немытости и опьянения, противное дешёвое курево и множество непристойных мыслей, которые облекались у не самых лучших представителей рода человеческого в резкие и не всегда приятные ароматы.
Джеймс поморщился, постоял немного у входа, но не будь он Хоулеттом, если б не умел действовать решительно и бескомпромиссно. Толкнув дверь, он переступил порог заведения для взрослых, вошёл и пристально оглядел всю честную компанию.
Мужчин здесь было шесть человек: постарше и помоложе, почище и погрязнее. От кого-то убийственно разило потом и перегаром, а кто-то пах неприятными возрастными хворями пополам с какими-то ещё недугами, которые Джейми чуял, но не мог распознать - слишком уж мало юноша знал о жизни. Двое крепышей сильно смахивали на охрану, а на остальных Джеймс подумал, что это клиенты: вроде как бордель был и чем-то вроде таверны, люди могли приходить сюда не только за любовью блудниц, но и за пойлом, болтовнёй и разного рода развлечениями. За той же игрой в карты, в которой Хоулетт пока ничего не смыслил.
И ещё здесь, в тесноватом прокуренном зале, находились пять женщин... С какой-то яркой краской на лицах, о которой молодой человек не знал даже, что и подумать: то ли хороши под ней женские лица, то ли нет. И все они были с сильно оголёнными плечами. Груди, что огромные, пышные, что совсем небольшие, едва ли не выкатывались из того, что создавало видимость одежды. И вновь юный Хоулетт не смог отдать себе отчёт в том, нравится ли ему такое. Тела красивы, конечно, приятны взгляду, и от их вида вскипает кровь, но вот опять парень вспомнил Ивон и подумал, что отвязные, то с холодными, то с безразличными взглядами продажные женщины уступают ей буквально во всём. Несмотря на рваньё, под которым было не скрыть мягких округлых прелестей, она была чистая, честная и настоящая. Ей чем-то приглянулся Вик, чего Джейми откровенно не понимал, но невольно уважал её за эту искренность и неподдельность. Брат такого вряд ли заслуживал, однако оно хоть и ненадолго, но всё же досталось ему. А Джеймсу теперь предстояло выбрать, в какой грязи потоптаться: в этой вон, или в той...
К нему нелепой вальяжной походкой, которая не возбуждала, а скорее отпугивала, подошла немолодая тощая женщина со скучающей улыбкой, подалась к новому гостю и сходу едва ли на нём не повисла. Джеймсу пришлось немного отстраниться. Вообще, за десять лет скитаний на пару с братом он начисто отвык от прикосновений, тем более от женских, а уж порождённых недвусмысленными и развратными намерениями и вовсе не знал, но всё же кое-как удержался от грубых слов. Не для этого он всё же сюда пришёл, для другого...
- Позвольте узнать, юноша, откуда в наших забытых богом и чёртом краях взялся такой молодой и красивый? - пропела женщина, худая и дурно пахнущая дешёвым вином пополам с расчётливой, непристойной угодливостью. Тонкие, с желтоватой сухой кожей руки отточенным манерным движением обвили шею парня, и тот, решительно убрав их со своих плеч, ответил наобум, так как давно уже не помнил, как звалось то место, откуда они с Виком были родом.
- Из Хай Ривер.
- Ага! - женщина, ни капельки не смутившись тем обстоятельством, что не пришлась по вкусу «молодому и красивому», взяла с одного из обшарпанных столиков большую потрёпанную тетрадь, открыла её ближе к концу и, обмакнув перо в чернила, уселась что-то в ней выводить; именно выводить, а не просто писать: медленно и обстоятельно, потому как вряд ли умела делать это быстро. - А как же имя?
- Джейм... - едва не произнёс парень своё дурацкое детское имя, к которому привык, но в данный момент более чем неуместное. - Джеймс... Хоулетт.
- Ах, как очаровательно! - слащаво проворковала та, что, судя по всему, являлась хозяйкой заведения, и продолжила что-то медленно карябать в тетради. - Джеймс Хоулетт из хай Ривер. Желаете ли выпить для начала пивка или винца? Наливочки, может, или... виски?
- Нет, спасибо, - рассеянно отказался Джейми и принялся разглядывать полупьяных мужчин, которые кто втихую, кто нисколько не стесняясь, посмеивались ему, можно сказать, в лицо, и кто бы знал, какого огромного труда юному Хоулетту стоило наплевать на их отвратительную неучтивость, мерзкое амбре, и не ткнуть когтями в наглые глотки. - Вот деньги, что у меня есть. Я хотел бы знать, сколько времени могу оплатить ими.
И молодой человек выложил из кармана на стол свою заветную звенящую пригоршню монет. Раздался совсем уже откровенный хохот и отвязный женский смешок, но и тут Джейми, решившийся на взрослый, как ему казалось, шаг, пробормотал про себя какую-то белиберду, которую запомнил ещё с тех времён, когда мать читала ему на ночь Библию, вздохнул поглубже и... не стал реагировать. Не для этого пришёл он сюда, для другого!..
Благо хоть содержательница не стала подтрунивать, а просто с давнишней, по всему видать, ловкостью быстро перебрала в руках монеты и сию секунду выдала посетителю ответ:
- Два часа, если не брать выпивки и закуски. Либо час, но с харчами. Так что вам решать, мистер Хоулетт, - нарочитая почтительность этого «мистер Хоулетт» показалась Джеймсу насмешливой, но и тут, чтоб не спасовать и не нарваться на неприятности, пришлось стерпеть, хотя силы у молодого когтистого человека были, откровенно говоря, на исходе.
Подумав о том, что сдохнет от тутошних «харчей» и их «ароматов», он, ни мгновения не колеблясь, заявил, коротко и чётко, как привык:
- Два часа.
- Ваше право, - усмехнулась хозяйка сего «приличного» публичного дома и уже более деловито добавила. - Тогда извольте выбрать, с кем.
Джеймс опешил. Хотя вроде бы, по логике вещей, эти слова не должны были вызвать в нём недоумения и неловкости - они же напрямую вытекали из создавшегося положения.
- С... кем? - прохрипел он, потому что в горле вдруг от чего-то пересохло и под гундение расстроенной скрипки, под шквал раздражающих перешёптываний, переглядываний и прочих неприятных проявлений человеческого несовершенства обвёл как никогда хмурым и злым взором тех четырёх жриц любви, что были, так сказать, тут в наличии.
Две из них показались парню староватыми, хотя под слоем краски трудно было угадать возраст. Однако слишком взрослыми были их взгляды и кожа на руках и шее, как заметил зоркий глаз Джейми, была уже не особенно свежей и гладкой. И хоть они, оживлённо переговариваясь между собой, то и дело бросали на необычного молодого клиента заинтересованно-призывные взгляды, тот проигнорировал их и взглянул на третью. Она симпатичной была, на лицо уж точно, только слишком худая, а как уверял Вик - он-то, разумеется, большим знатоком был по этой части! - нет для мужика никакого удовольствия в том, чтоб перетирать между пальцами нелепые прыщики.
Лишь последняя из девиц показалась Хоулетту интересной: светловолосая, круглолицая, большегрудая, она, сидя чуть в стороне от других, задорно и загадочно улыбалась, подмигивала Джеймсу, меняла за столиком одну соблазнительную позу на другую, хвастаясь тем, чем, без сомнения, имела полное право гордиться.
- Вон... с той, - разволновавшись ещё больше и сгорая от этого со стыда, объявил гость заведения. От собственной неловкости резко захотелось завязать с кем-нибудь драку, но не для этого пришёл он сюда сегодня. Для другого!
- Ага. Значит, с Грейс. Замечательно, мистер Хоулетт. Два часа, как вы помните. Приятно провести время!
Напутствие не вызывало нареканий, но Джейми по-прежнему не ведал, что ему со всем этим теперь делать. На него перестали обращать внимание, и, наверное, чтоб больше не привлекать его почём зря, он должен был что-то сделать, но неопытность брала своё. Он, неосознанно ища хоть какого-то ответа на свои незаданные вопросы, пристально взглянул на девицу, которую выбрал, на Грейс, и та, видимо, всё поняв, обворожительно улыбнулась, подмигнула и подошла к нему.
Девушка приобняла его за плечи, точно дорогого друга, с которым не виделась лет сто, и повела куда-то прочь из общего зала. Джеймс привык быть настороженным и недоверчивым, однако тут позволил себе забыть обо всём - красотка, кстати, пахла вполне пристойно. Кажется, настала пора расслабиться и не думать больше ни о чём.
***
В комнате было душновато и пахло слишком многими, чтоб отличить один невидимый след от другого, они будто въелись в большую, неаккуратно застеленную кровать, в обитые деревом стены, в самый воздух, но Джеймс упорно заставлял себя не замечать сего обстоятельства, хоть оно и было весьма навязчивым с его-то звериным чутьём. Чтоб отвлечься, он неслышно принюхался к аромату свечи, которую несла в руках только что купленная им проститутка.
В свете пляшущего огненного язычка сверкнули большие голубые глаза, а на лице расцвела какая-то таинственная, многообещающая, но при том игривая улыбка.
- Не стесняйся, Джейми. Заходи, садись, - и с этими словами, поставив подсвечник на небольшую тумбу возле кровати, Грейс обняла своего мужчину на сегодняшнюю ночь (а вернее, лишь на два часа из неё) и уверенно увлекла его за собой.
Парень ощущал внутри нечто приятное: все касания молодой женщины были нежными, мягкими, тёплыми. На него глядели глаза в обрамлении длинных чёрных ресниц, его гладили по лицу мягкие женские руки, и вот когда-когда, а уж явно не сейчас стоило думать о том, сколь всё это неправильно, не так, как должно быть у нормальных людей.