Грихел: Убийца Миров

Мир изменился.

После окаменения Грихела прошло более ста лет. Люди забыли. Боги потеряли бдительность. Но ненависть, боль и жажда власти не исчезли. Они лишь ждали момента, чтобы вырваться наружу.

В безжизненных степях Сибири и за ледяными горами Северного Китая восстал первый из новых Берсеркеров — Хазан. Он не бог. Он не человек. Он не демон.
Он — закон.
Его голос — приказ. Его воля — смерть.

Хазан уничтожает тех, кто отказывается склониться. Он выжег десятки городов, его армия чудовищ и безумцев растёт с каждым днём. Его лицо никто не видел — лишь маску из обугленной стали и сияющие алые глаза.
Он называет себя Императором Несломленных, но за его правлением — кости непокорных.
Он ищет... Грихела.
Потому что знает: только тот, кто уже умирал, сможет бросить ему вызов.

Пролог — Камень, что всё ещё дышит

В горах, где не ступала нога ни бога, ни человека, стояла статуя, чёрная от пепла веков, омытая дождями и ветрами.
Это был Грихел.
Мёртвый. Уснувший. Покойный.
Но не забытый.

Каждый год два странных путника — старик с посохом и зверь с металлическими клыками — приходили к подножью горы. Они молчали. Они очищали камень от пыли.
И каждый год звёзды светили слабее.

Мир снова задыхался.

И однажды ночью небо раскололось. Трещина прошла по самой вершине горы, и от статуи, покрытой трещинами, пошёл пар.
Сначала — едва заметный.
Потом — густой, как дым сожжённого мира.

Сквозь скалу раздался звук.
Низкий... глухой... живой.

"Не все грехи искуплены."

"The First Berserker: Khazan"

В Сибири пылал город.

На его пепелище стоял Хазан.
Его тело было покрыто изломанной бронёй, его пальцы заканчивались клинками, а из спины тянулись щупальца из черного дыма. Его войска не нуждались в отдыхе, они ели землю, глотали пепел и шли дальше.

Вдруг небо почернело, как перед бурей, и в центре пепельного поля появился силуэт. Высокий, иссечённый, с красным огнём внутри. Без слов. Без предупреждений.

Грихел вернулся.

Хазан засмеялся. Его голос напоминал скрежет металла по костям.

— Так значит... это ты. Живая легенда. Статуя с глазами.
— А ты... — Грихел сжал кулак, — просто очередной безумец.

Два титана стояли лицом к лицу.
И первый удар разнёс землю на десятки километров.

Пыль рассеялась, и в ней — две фигуры.

Грихел стоял на одном колене, опираясь на меч, — кровь сочилась из рассечённого плеча.
Хазан — выпрямился, на его щеке дымился след от кулака, раскалённого гневом. Он ухмыльнулся. Его броня регенерировала — шипами и когтями.

— Ты устарел, Грихел. Этот мир уже не твой, — прорычал Хазан, опуская руки, каждая из которых стала топором. — Он теперь принадлежит таким, как я. Кто ломает — не строит.

— Я не за мир. Я за тех, кто всё ещё помнит, как пахнет весна. — Грихел поднялся.

И они снова рванули друг к другу.

Гора рухнула. Река вскипела. Лёд превратился в пар.

Хазан призвал чёрное копьё из костей павших, метнул его — но Грихел, раненый, увернулся и всадил клинок в землю. Из-под земли вырвались тысячи рук, созданных из его воли — и схватили армию Хазана.

— Ты воюешь армией. А я стал войной, — сказал Грихел.

Хазан взвыл, рванувшись вперёд, и врезался в грудь Грихела с яростью урагана. Раздался треск — камень треснул, но Грихел удержал его.

— Не забудь... кто я.

И тогда Грихел сжал его череп руками — и вбил в землю.

Вокруг вспыхнул свет. Лес загорелся. Земля раскололась.

Но из-под обломков Хазан лишь рассмеялся.
— Ты думаешь, меня можно убить? Я не живой. Я — наказание.

Из его тела вырвался новый облик — берсеркервысотой с гору, покрытый пепельной кожей, в двух глазах — безумие.

Стоял Хазан — исполин с кожей, будто выкованной в кузне ада. Его глаза — два пылающих факела ярости, а голос — раскат грома:

— Ты вырос. Но и смерть твоя станет легендой.

Перед ним возвышался Грихел, ставший вновь Каменным Солдатом — восьмикилометровый колосс, покрытый трещинами, сквозь которые пылало жёлто-красное пламя воли. Его клинок сиял, словно молния, в руке титана.

Вспышка. Волна. Взрыв.

Даже Хазана отбросило на километры. Земля дрожала. Воздух плавился.

— Я не герой. И не бог, — прошептал Грихел, — Я — конец.

И началась война гигантов.

Каждый удар — землетрясение. Каждый шаг — катастрофа.
Хазан размахивал руками, выбрасывая чёрные цепи из своих жил, оборачивая их вокруг шеи Грихела, стараясь задушить.

Но Грихел вонзил свой меч в землю и разбил скалу голыми руками, отбросив Хазана в небо.

— Тебе конец! — закричал Хазан, спускаясь с небес, вращаясь как смерч с шипами. — УМРИ, ГРИХЕЛ!

— Ты не понял... Я уже мёртв.

Грихел поймал Хазана в воздухе — и швырнул его сквозь гору.

Горная цепь рухнула. Реки пересохли. Тишина.

Но Хазан встал. Израненный, истекающий тьмой, он всё ещё улыбался.

— Тогда ты достоин стать моим врагом...

— Где же Грихел может быть сейчас? Спросил Сам у себя Старый Крокодил

Хазан вернулся в свою обычную форму, как и Грихел
Оба стояли друг на против друга
Хазан Ринулся первым
Но Грихел отразив его Атаку ударил того два раза
И вскоре отрубил ему голову

Хазан Мертв

The Second Berserker: Youngblord

После гибели Хазана Север замер в страхе. Но на его пепле восстала новая угроза — молчаливая и пугающе грациозная, словно само воплощение холода и расчёта.

Его имя — ЯнгБлорд.

Не монстр, не бог и не демон — он была идеей, воплотившейся в плоть.

Бывший ученик Имперского Ордена Чистоты, изгнанный за безумные эксперименты над жизнью, он теперь возвысился над смертью и моралью.

Мир для него — лаборатория, люди — ресурсы, боль — инструмент.

«Я не убиваю из ярости.
Я убиваю из любопытства.»

ЯнгБлорд не просто стремился подчинить — он хотел уничтожить всё живое. Его ненависть ко всему живому была абсолютной.

Зона Молчания.

Место, где даже ветер исчезает, где камни боятся треснуть, чтобы не нарушить священную тишину.

Грихел вошёл один. Без слов, без клонов, без армии.

Он стоял среди искривлённых, выжженных деревьев, когда тень отделилась от земли и обрела форму человека.

Высокий, тонкий, закутанный в лоскуты ткани, словно монах. Лицо скрывала маска без эмоций. Единственное живое — горящие красные глаза пустоты.

ЯнгБлорд вышел из Тьмы.

Он не произнёс ни слова — лишь протянул руку, и мёртвые деревья вокруг начали рассыпаться в прах. Земля начала гнить.

Грихел почувствовал, как его кожа трескается — Красный вирус пытался разрушить и его.

Он ринулся вперёд — и ЯнгБлорд ударил первым.

Но не кулаком и не мечом.

Мыслью.

Поток боли, вины и ужаса хлынул в голову Грихела — тысячи голосов, миллионы криков тех, кого он когда-либо убил, заполнили его разум.

Грихел упал на колено, сжав голову руками, но прошептал:

— Это мой груз. И я его несу.

С грохотом ударил ногой по земле, высвободив волну энергии, что разметала корни тьмы.

Битва стала физической.

ЯнгБлорд двигался, как тень, резал воздух алыми клинками, созданными из собственной крови.

Каждый удар разлагал материю.

Грихел отбивался. Кровь стекала по костяной броне, но он шёл вперёд.

Каждый его удар — как землетрясение. Каждый рывок — как падение метеора.

Но ЯнгБлорд исчезал до удара. Он был везде и нигде. Холодный, чуждый.

Тогда, из глубин усталой души, Грихел вызвал своего древнего двойника — тень самого первого себя, когда он только начинал путь Убийцы Миров.

Вдвоём они шли вперёд, по кругу ритуала, вплетённого в тьму самого ЯнгБлорда.

И тьма закричала.

Кровавый туман, мёртвые деревья, вирусные бури, порождённые ЯнгБлордом — всё схлопнулось в точку.

ЯнгБлорд был отброшен мощным ударом и лёг, оперевшись на скалу за спиной.

Грихел подошёл и тихо спросил:

— Чего ты добился?

— Я просто хочу убить всё живое на Земле, — ответил ЯнгБлорд, — Я всех ненавижу, и все меня ненавидят.

Внезапно Грихел узнал в нём себя. Он вспомнил, как Сунь Укун однажды пощадил его в похожий момент.

Слеза алого цвета скатилась по щеке Грихела.

— Кровь. Смерть. Искупление. Ждёт тебя, если не остановишься. Живи.

The Third Berserker: Wukong

Грихел искал его и решил навестить своего лучшего друга — Сунь Укуна.

Но Укуна не было.

Лишь маленькие обезьянки и старый мудрый примат, когда-то помогший Грихелу стать полубогом, остались на его месте.

— Там, — указал старый обезьян пальцем.

Грихел поблагодарил и направился в небеса.

Грихел стоял среди древнего сада, где Сунь Укун учил его контролировать ярость и искать свет в себе.

Там, где когда-то звучал смех, теперь царила тишина.

Маленькие обезьяны наблюдали за ним с грустью, но без страха.

Одна из них, старая и седая, с глазами, полными веков, медленно подняла руку и указала вверх.

— Там...

Грихел взмыл на ручном облаке, наученном Укуном, и прилетел в темное место, где шел кровавый дождь.

Он увидел знакомую стойку Укуна — посох на плечах, руки на посохе.

— Сунь Укун? — спросил Грихел.

Но раздался не просто гром, а треск вселенной:

— «Сунь Укуна давно нет!»

Грихел увидел разлом, в котором раскрылась история смерти Царя Обезьян.

Укун спокойно жил на своей горе Хуаго, пока обезьяны не принесли весть:

— У-уу-у, там наших убивают! Царь... Наших убивают!

Резко Укун спрыгнул с трона и отправился в бой.

Там он встретился с Третьим берсеркером — не материальным, а духом.

Он не был тенью. Он был отсутствием всего.

Когда Укун приблизился к месту, где резали обезьян, перед ним предстала лишь одна фигура — чёрная, как беззвёздная ночь, без лица, без формы, лишь силуэт, пульсирующий, словно открытая рана в самой ткани реальности.

Это был Третий Берсеркер — Вуконг.

— Кто ты? — спросил Укун, крепче сжав посох.

— Я — ненависть, что родилась в тебе.
— Я — сомнения, которые ты гнал.
— Я — дух убийства, что ты оставил позади.
— Я — то, кем ты мог стать.

Первым ударил посох Укуна. Сила его была по-прежнему легендарна — удары дробили землю, разрушали горы, ломали небо.

Но дух не чувствовал боли. Он впитывал её.

Он не отражал удары — он становился губкой, впитывающей кровь.

— Зачем ты пришёл, Укун? Чтобы снова быть героем? Слишком поздно.

Голос духа звучал голосами убитых обезьян, богов, демонов — даже самого Грихела.

Укун пал.

Но не сдался.

Он сражался ещё три дня и три ночи — в небесах, в пустоте, в собственном разуме.

Последним ударом он запечатал духа внутри себя — ценой собственной жизни, разума и души.

С тех пор Сунь Укун мёртв.

А Третий Берсеркер обитает в его теле — скрюченный, исковерканный, изломанный образ величия.

И вот теперь, стоя под кровавым дождём, Грихел смотрел в глаза искажённому Укуну — своему другу, своему брату.

Он знал — эта битва станет самой тяжёлой.

Грохот грома разнёсся по небесам, словно сама вселенная содрогалась от предчувствия надвигающейся катастрофы.

Перед Грихелом стоял не просто враг.

Перед ним стоял Сунь Укун, но изуродованный, искривлённый, словно чью-то душу раздавили, а потом надели обратно, как изношенную броню.

Посох всё ещё был в его руках, но теперь он источал чёрную энергию — отравленный миазм древнего гнева.

— Укун... это ведь ты? — тихо спросил Грихел.

— Я — всё, что осталось от него.
— И ты — последний, кого я должен уничтожить.

Его голос звучал как рев миллионов падших душ.

Сначала был всплеск света и тьмы — их удары столкнулись в воздухе, и само пространство задрожало.

Каждый удар Укуна разрушал небо, каждый контрудар Грихела вспарывал землю.

Они не просто сражались — они обменивались ударами эпох, вырывая друг у друга воспоминания, чувства, обеты.

Посох против руки. Пламенный кулак против пылающей яростью ауры.

— Я не хочу тебя убивать! — кричал Грихел. — Ты мой брат!

— Тогда ты должен умереть как брат.

С каждым мгновением Укун менялся — его облик становился всё менее обезьяньим и всё более божественно-демоническим.

Из его тела вырывались когти и рога, хвост превратился в хлыст из теней.

Он больше не был Укуном.

Он стал воплощением боли, предательства и утраты.

Но и Грихел больше не был собой.

Скорбь, вина, память — всё вспыхнуло в нём.

Из этих чувств возник новый свет.

Не разрушение — а воля защищать.

И в этот миг...

Всё изменилось.

Грихел бросил свой Меч Тысячи Истин и выстрелил кулаком тёмной энергией, затем начал вытягивать силу из врага.

Но сам пал.

У него на руках был уже почти мёртвый Укун.

— Ты защищал планету и держал порядок. Пожалуйста, защити моих сородичей... и себя.

— Ты выживешь! — кричал Грихел.

Но Укун уже умер.

Тогда Грихел заплакал.

Он кричал так, что даже в других вселенных слышали:

— Я любил его как брата, хоть он и не был им!

Грихел увидел, как Укун начал растворяться и испарился.

Он остался сидеть, опустошённый и задумчивый.

В конце Грихел пришёл на гору Хуаго к обезьянам.

— Теперь я ваш защитник, — сказал он.

— Я — Сунь Укун.

Сев в позу лотоса, он окаменел вновь.

ГРИХЕЛ
THE AUTUMN EFFECT 
THE END
(Limited Edition)