Кожа наших листьев

...Вино под названием «Зулейка» действительно имело успех; посетители заведения Шнейдемана будут его ещё долго помнить. Агнешка, занимавшаяся конечным процессом, с некоторым удивлением обнаружила, что продукт на выходе получается более крепким и концентрированным, нежели обычно, и по согласованию с Абрамом приготовила почти тридцать литров напитка. Молодое вино закончило процесс сбраживания, из него в центрифуге выгнали ненужные масла и профильтровали.

— Какой аромат! — восхитилась девушка, разливая вино из фильтровальной ёмкости. — Тут от одного запаха можно кончить.

Конечно, неискушённый человек вряд ли так решил бы. Запах молодого медового вина с примесью фруктовых добавок, сусло для которого вышло из чрева Карины, практически не отличался от запаха любого другого напитка, когда-либо полученного в этой винокурне. Золотистый, прямо-таки солнечный цвет тоже был совсем обычным. Только до предела развитое обоняние Агнешки могло отличать один сорт вина от другого, и она помнила ароматы почти всех напитков, многие из которых пробовала. Как мы помним, к большому неудовольствию своего отца.

— Я бы не хотел, чтобы ты пила именно это вино, — сказал Шнейдеман дочери, когда в винокурню потянулись посетители. Завсегдатаи были извещены обычным способом, кроме них, сегодня пришли четыре новичка, среди которых оказалась и Электра.

— Почему, папа?

— Мне не понравился анализ информации этой женщины, — процедил Абрам. — Хотя он формально безвреден, но несёт в себе слишком много агрессии и противоестественных эмоций. У леди Зулейки Мансур до безобразия извращённая психика. Я не уверен, что тебе стоит примерять на себя эту информацию. Думаю, твой муж этого бы тоже не одобрил.

— Папа, Бенни не одобряет много чего, даже и того, что я работаю с тобой в этой винокурне. Он не понимает, зачем я работаю вообще. Но я не могу бездельничать. Безделье ведёт к алкоголизму, наркомании и распутству...

— А твоё упрямство — к демагогии, — проворчал Шнейдеман. — Ладно, дочь, ты уже давно взрослая. Я думаю, ты хорошо понимаешь, что делаешь...

Агнешка действительно хорошо понимала, что делает. Поэтому соблюдала осторожность и почти никогда не пила по четыре бокала вина за раз, как это традиционно сложилось на винопитиях; такое количество, растягиваемое обычно на три-четыре часа, было принято опытным путём. Девушка обычно ограничивалась двумя. Чужие эмоции она и так хорошо воспринимала, но они не вытесняли её чувства, и это её устраивало. Более того, ей даже нравилось наблюдать за посетителями, которые глубже, нежели она, впадали в транс и совершали затем странные движения и забавные поступки.

Так было и в этот раз. «Зулейка», как обычно бывает, если донор чрезмерно активен в сексуальном плане, почти сразу ударила Агнешку в область половых органов. Каждый глоток вина, неспешно поглощаемый из большого бокала, словно бы гладил девушку по груди, нырял в глубину тела и создавал ощущение тех самых «бабочек в животе», хорошо известных любой чувственной женщине. Их трепетное тепло распространялось по всему тазу. Девушка не спеша наслаждалась, поглядывая, как постепенно расслабляются и углубляются в эротические переживания мужчины и женщины. Не все образы, проносящиеся перед внутренним взором Агнешки, были одинаково приятны и возбуждающи. Ей, абсолютно не приемлющей однополый секс, приходилось то и дело прогонять наваждения, понятные и приятные мужчинам и лесбиянкам. Грёзы наяву, когда девушка допивала второй бокал, стали слегка пугать её. Она была каким-то зверем, бегущим на четырёх лапах по мягкой земле и догоняющим жертву, а потом валящим её на землю и разрывающим горло и брюхо. Запах горячей крови и внутренностей должен быть тошнотворным... но он почему-то возбуждает. Возбуждает сразу несколько чувств — голод, вожделение и жажду крови... Агнешка трясёт головой, понимая, что её бёдра конвульсивно сжимаются и требуют разрядки, а с подбородка стекает слюна... Посетители находятся в трансе: кто-то сексуально стонет, кто-то рычит зверем, кто-то вскрикивает — не понять, то ли как от оргазма, то ли как от боли... Рядом немолодая женщина роняет на пол пустой бокал — уже четвёртый, стискивает тело руками, разрывает на себе одежду и шепчет: «Ещё, ещё, ещё...» Ужасная картина вдруг возникает перед глазами Агнешки: огромное насекомое с блестящими фасеточными глазами, переливающимися всеми цветами, какие только есть в природе. У него острые челюсти, словно бы сделанные из полированной стали, широкие прозрачные крылья и длинное узкое тело, покрытое причудливым узором. Это стрекоза. Огромная, страшная и одновременно прекрасная в своём совершенстве. Жёсткие лапы хватают Агнешку, царапают её нежную кожу. Верхняя пара держит руки, средняя — прижимает грудь и талию к земле, нижняя... О боже — нижняя раздвигает Агнешке ноги! Ужас и вожделение смешиваются в единый невозможный коктейль... Дрожащей рукой девушка хватает третий бокал — она плохо понимает, что делает, но ей нужно немедленно «обновить» эмоции... И это ей удаётся. Зал винокурни уплывает в никуда, огромная стрекоза сильнее сжимает тело девушки. Сегменты хитинового панциря скрипят и пощёлкивают... Насекомое поднимает свой «хвост», вернее — длинное синевато-зелёное членистое брюшко, изгибает его книзу. Агнешка бьётся, пытаясь вырваться из жёстких колючих объятий... а на самом ли деле ей хочется вырваться? Сердце бешено стучит, пытаясь выскочить из груди. Девушка напряжённо смотрит за тем, как насекомое размахивает концом брюшка. Он замирает в футе от её лица... Из его хитиновых складок высовывается розово-белый блестящий стержень с прожилками, толщиной около дюйма и длиной не меньше семи. Он немного закруглён и слегка вздут на конце, а в середине закругления зияет небольшое черное отверстие. Из него медленно вытягивается, покачиваясь в воздухе, блестящая капля густой белёсой жидкости. Агнешка изо всех сил пытается свести колени, но у стрекозы сил намного больше — она ещё шире раздвигает девушке ножки... «Это самец стрекозы, — проносится в голове Агнешки, — и он сейчас меня изнасилует». Мотающийся в воздухе конец брюшка с пародией на мужской член бьёт девушку в промежность. Агнешка вскрикивает. Твёрдый, словно выточенный из эбонита отросток настойчиво ищет вход во влагалище, ползая по губам и выделяя скользкую густую смазку. Вошёл... Заполз, втолкнулся, заставив Агнешку содрогнуться всем телом... То, что сейчас находится внутри неё, странно дрожит и сотрясается, словно вибратор. Он ещё и раздувается, создавая странное и — будь она проклята! — исключительно приятное ощущение. «Член» ходит туда-сюда, словно поршень, он вибрирует и постоянно извергает из себя горячую тягучую жидкость, которая затопила вагину и выплёскивается наружу, оставляя липкие потёки на внутренней стороне бёдер девушки... Ужаса больше нет. Только сильнейшее сексуальное напряжение, которому почему-то нет выхода. Агнешка корчится на пороге подступающего оргазма и стонет в голос. Насекомое, словно слыша и понимая, усиливает натиск. Толчки его отростка сотрясают всё тело до каждой клеточки... И вот он — ОН! Пришёл, наступил, ударил, обрушив небо, заставив моря расступиться и взорвать солнце сверхновой звездой...

...Как потом оказалось, в винном зале произошло сразу три сексуальных контакта, что, конечно, не одобрялось и не поощрялось. Иногда в процессе поглощения вина возникали моменты, что пара с горящими глазами просто нуждалась в немедленном соитии, но для таких случаев были предусмотрены отдельные кабинеты, куда удалялись желающие совокупиться, как и положено делать в культурных и цивилизованных заведениях. Но люди, по их словам, в тот вечер не помнили, что с ними происходит. К слову, именно так и произошло с Агнешкой, которая, воображая, что её насилует ксеноморф, с энтузиазмом отдалась прямо на полу зала молодому человеку, решившему впервые попробовать энтерального вина, от которого у него тоже «снесло крышу». Как к этому инциденту отнёсся Бенни, муж Агнешки (если узнал о нём, конечно), история умалчивает.

Впрочем, большинство посетителей вело себя как обычно. После второго бокала они благополучно ушли в себя и, периодически выходя из состояния транса, постепенно приговаривали выпивку, произведённую офицером полиции Кариной Травиц в результате своих многочасовых мучений. Её ближайшая подруга провела время в винном зале почти без движения, почти всё время находясь в состоянии экстаза. Под утро она совершенно опьянела, даже не сумев допить четвёртый бокал. Из-за стола её и вытащил Абрам Шнейдеман, кое-как сумев добиться адреса...

Не обошлось и без трагедий. Некто Жанвье Бурсоль, известный на Кардиган-Томсоне музыкант, по возвращении домой непонятно почему покончил с собой. Он заблокировал личный чип (это, как известно, не разрешалось, но всё равно практиковалось гражданами повсеместно), взял коллекционный арабский нож, расстегнул брюки и распорол себе живот. Судя по той картине, которую увидели его друзья, обеспокоенные тем, что Жанвье не появился в указанное время в указанном месте, музыкант промучился не меньше трёх часов, но почему-то не обратился за помощью, хотя его телефон и другие средства связи находились в непосредственной близости от него. Никто не мог понять, что подвигло весёлого оптимиста Бурсоля сделать себе харакири. А Шнейдеман, что вполне понятно, отчаянно открещивался от того, что спровоцировать суицид могла выпивка из его винокурни. Как бы там ни было, этот случай лишь добавил популярности заведению Абрама, хотя бы потому, что появился элемент риска, которого зачастую так не хватало скучающим, обеспеченным и благополучным жителям Кардиган-Томсона... да и не только его.

Тем не менее Шнейдеман, узнавший о смерти Бурсоля и приключении с дочерью, находился в полнейшем расстройстве вечером того дня. И визит Карины Травиц его не очень обрадовал.

— Ох, девушка, и характер же у вас, — чуть более доверительным тоном, нежели раньше, заговорил Абрам. — Даже не знаю, чем мне выйдет наше сотрудничество, но так или иначе, а я потерял клиента, чьи друзья уже угрожали мне сегодня, а самое главное — у бедной Агнешки из-за вас проблемы.

Травиц промолчала, что только что видела «бедную Агнешку» в холле живой и здоровой, а наипаче — в прекрасном расположении духа; девушка очень обрадовалась Карине и даже поцеловала её. Подробности произошедшего в винном зале ей были неизвестны, а видеозапись, что вполне понятно, Шнейдеман ей бы ни за что не показал. И так он сказал слишком много.

— В нашем контракте о такого рода проблемах акцептора ничего не написано, — сухо произнесла Карина. — А косвенные последствия никакого отношения к нашей сделке не имеют. Мне нужна информация, о которой мы с вами говорили... И чем скорее, тем лучше.

Шнейдеман задумался. Он, будучи давно в бизнесе запредельных удовольствий, кое-что слышал о людях, которые в погоне за материальными благами в мире, почти лишённом права собственности, готовы коверкать саму человеческую природу, создавая уродов и монстров... а главное — вызывая смертельные случаи. Причём злонамеренно. Или хотя бы зная точно, что полностью исключить летальный исход нельзя. Абрам помнил про свои скелеты, но их-то он создал исключительно по неопытности, а потому как-то не особенно и считал себя преступником. Исключительно из-за отсутствия совести — а зачем совесть торговцу удовольствиями, скажите на милость?..

Но преступников, которые готовы сознательно пойти на намеренное нарушение законов, уголовных и общечеловеческих, Шнейдеман искренне ненавидел. И побаивался, что греха таить.

— Я запросил кое-кого из коллег, — солгал Абрам. — А также осторожно навёл справки в полиции (вторая ложь). Думаю, через пару недель что-нибудь выясню.

— Лжёте, — сказала Травиц. — Вы лжёте. Не могу только понять, зачем. Согласно условиям контракта, если вы мне не предоставите достоверную информацию, вы будете обязаны отработать...

— Я знаю, — перебил Шнейдеман. — Но это только через суд, сами понимаете. А судиться на Кардиган-Томсоне — дело небыстрое...

— Ну ладно... Кто там умер у вас сегодня и как именно? — промурлыкала Карина. — Где мне найти друзей несчастного?

Возможно, Шнейдеман решил, что если столь настырная дама, да ещё психопатка, затеет с ним затяжную войну, то ничего хорошего из этого не выйдет. Может быть, правда, отправить её подальше из города, а то и вообще с планеты? И лучше сказать правду, а то ведь вернётся, чего доброго... А так, глядишь, её за эту настырность где-нибудь пришьют, и дело с концом.

— Ладно, Зулейка. Дайте мне одну неделю. Уверен, что смогу для вас что-нибудь сделать.

— Ну так-то оно будет лучше, — Карина послала Абраму самую обворожительную улыбку, на какую была способна, и покинула заведение, провокационно покачивая бёдрами.

Дома её ждала Электра. Фламенко без разговоров обняла подругу, прижалась к её губам с поцелуями и принялась расстёгивать на ней одежду. Карина, естественно, не сопротивлялась. Она уже давно восстановила все силы после донорского приключения и была настроена как следует заняться сексом... хотя по отношению к Фламенко чаще говорила или думала «заняться любовью» — она действительно любила свою верную подругу... Или, по крайней мере, полагала так. И она отлично знала некоторые тонкости их плотской любви. Если самое глубокое проникновение необыкновенно длинного языка подруги приводило Травиц в настоящее неистовство, заставляя кончать быстро и часто, то интимные нюансы сексуальных органов Электры были совсем другими. Карина, хорошо зная их, всегда начинала с лёгких и очень нежных ласк кончиком языка, так, что она сама еле чувствовала это прикосновение.

Она провела языком вдоль ещё не раскрытой щелки, гладя подушечками пальцев бёдра и живот девушки. Несколько раз облизала капюшончик вокруг клитора и, останавливаясь на нём всё чаще, задержала кончик языка на верхушке и осторожно начала его массировать, слушая сладкие постанывания Электры. Влагалище начало увлажняться: Карина отлично умела отличать вкус собственной слюны от женской смазки; появление этих выделений у партнёрши всегда вызывало у Карины «обратку» — обладая развитым чувством эмпатии, она и сама начинала в эти моменты отчаянно течь... А потому с особенным наслаждением переходила к более активным действиям. Расположившись так, что её лицо находилось прямо напротив приоткрывшейся, словно распускающийся цветок, щёлки, Карина ещё шире раздвинула её пальцами, сделала свой язык широким, плоским и мягким, провела несколько раз по губкам, что вызвало у Электры глубокий прерывистый вздох... Затем снова покружилась языком вокруг клитора, прижимаясь к телу подруги носом, подбородком и губами — она всем лицом гладила промежность, собирая на свою кожу влагу и аромат любви. Клитор Электры набух, Карина сделала свои губы колечком, обхватила его, втянула в себя и принялась посасывать. Электра тотчас начала стонать, подрагивать и извиваться по постели; Карина ощутила ладони на своей голове, ласковые, но требовательно нажимающие ей на затылок: хочу, хочу!.. давай быстрее и глубже...

Позволить Электре так скоро кончить было бы нечестно ни по отношению к ней, ни к самой себе. Карина отвлеклась от клитора, принявшись ласкать языком вход во влагалище, трепещущими движениями облизывала её губки, гладила внутреннюю поверхность бёдер, меняя при этом ритм, когда до её ушей доносились особенно сладкие вскрики подруги. В эти моменты она останавливалась и запускала язык в глубину влагалища, собирая с его стенок сладкую смазку. От подобного приёма Карина почти всегда кончала — быстро и бурно, но Электра, хоть и испытывала при этом неземное наслаждение, оргазма таким образом достичь не могла... Поэтому Карина могла играть своим языком внутри тела подруги по пять, десять... двадцать минут, давая клитору слегка «остыть», но не допуская того, чтобы сексуальное напряжение покинуло подругу... После этого можно было снова пососать бугорок, обвести его языком вокруг, потереть снизу... Услышать стоны и крики страсти, ощутить, как бёдра любимой начинают дрожать и непроизвольно сжимать голову... И тогда можно снова оставить клитор в покое и погрузить язык в нежную и влажную пещерку... Куда потом совсем не лишним будет запустить два пальца и начать быстро-быстро двигать ими внутрь и наружу, пока язык так же быстро трёт клитор, а тело Электры бьётся и выгибается от невыразимой сладости, быстро наполняющей её и готовой вспыхнуть ощущением, для которого слов просто ещё не придумано... А Карина сама почти что кончает, нежно удерживая клитор подруги губами, чувствуя его тончайшие пульсации.

...Часа через два, лёжа рядышком на спине и лениво лаская друг дружку кончиками пальцев, любовницы смотрели в потолок и неторопливо беседовали. Карина при этом водила языком по своим губам, наслаждаясь послевкусием, знакомым лишь тем, кто любит и умеет доставлять своим подругам самое интимное из всех возможных наслаждений... В потолок была вмонтирована камера, которую они не смогли найти, потому что она была оснащена квантово-вероятностным устройством, к какому редко прибегали полицейские, потому что искажения «картинки» и особенно речи были настолько сильными, что не позволяли использовать записи для оперативной работы. Преступники прибегали к таким решениям тоже неохотно — слишком велик был риск ошибиться. А для вуайеристов такие мелочи особого значения не имели. Сотрудник квартирного агентства, оборудовавший квартиру и вмонтировавший камеру, едва не стёр себе правую ладонь, не веря своему счастью — таких страстных женщин ему ещё не приходилось снимать. Правда, лица были нечёткими, движения — не очень естественными, а слова — неразборчивыми. Впрочем, стоны и вздохи передавались отчётливо, а мастурбирующему парню этого было вполне достаточно. Так что диалог между подругами остался втайне от всех.

— Я просто счастлива, что попробовала это вино, — говорила Электра. — Теперь я узнала о тебе кое-что такое, чего мне, наверное, не хватало раньше.

— Что же именно? — спросила Карина.

— Не думаю, что эти образы можно передать словами... Это надо видеть. А лучше — чувствовать. Но сейчас я ещё больше уверена в том, что ты меня любишь... хотя я и раньше в этом не сомневалась...

Карина взяла ладонь подруги, прижала её к губам и начала целовать — медленно и нежно. Сначала внешнюю сторону, потом — внутреннюю. Электра знала, что это на их языке без слов означает «я тебя люблю больше всех на свете». Фламенко не хотелось думать, что Карина точно так же может целовать и других своих любовниц и любовников... Но что делать, если она такая?

— Образы тебе понравились? Ты действительно видела в них меня и мои потаённые желания? — поинтересовалась Травиц.

— В общем, да... Я теперь знаю, что когда-нибудь обязательно дождусь, что ты мне покажешь такое проявление твоей любви — самое высокое, какое только может быть возможным...

— Я и так тебя люблю...

— Я знаю.

— Но о чём тогда ты говоришь?

— Не спрашивай меня, пожалуйста... Я сейчас не готова сказать... Но ты сама это сделаешь, когда придёт время.

Карина, привыкшая к лёгким странностям своей подруги, не стала настаивать. Зачем? Между ними и без того всё хорошо... Почувствовав едва заметное шевеление бедер Электры, Карина ощутила быстро надвигающееся вожделение. Она повернула голову в сторону подруги и встретилась с её взглядом. Женщины улыбнулись, не спеша повернулись друг к дружке и обнялись, ласкаясь, с взаимным наслаждением чувствуя теплоту тел. Сотрудник агентства подумал, что на третий раз силы у него уже не хватит, и переключил камеру на запись в надежде посмотреть сладостные кадры позднее.

...Как бы там ни было, Шнейдеман оказался человеком слова. Однажды к Карине пришёл смутно знакомый ей молодой человек «с тараканами в голове», из завсегдатаев винокурни. Слегка заикаясь и пожирая глазами эффектную фигуру женщины (Травиц вышла из квартиры в одних шортиках), он передал, что сегодня около семи вечера её будут ждать в спортивном клубе «Шангри-Ла», причём одну, без оружия и средств записи. На последовавшее затем предложение посетить номер в лав-отеле Карина сымитировала характерное движение мужской мастурбации и порекомендовала курьеру убираться восвояси. Решив совместить полезное с приятным, она забронировала полтора часа активных тренировок и уже в половине шестого вовсю раскачивала тренажёры в полупустом зале — ленивые жители Кардиган-Томсона предпочитали пассивные способы поддержки тела в тонусе или вообще игнорировали любые физические нагрузки.

Приняв душ, она спустилась в бар, где тоже было не слишком людно — в спортивных клубах не принято употреблять алкоголь и прочие изменители сознания, следовательно, богемно-депрессивный и мелкоуголовный контингент в подобные заведения захаживал редко. Сидя за столиком, Карина потягивала холодный коктейль с необычным пряно-терпким вкусом и поглядывала на посетителей в надежде «вычислить» того, кто ей может быть нужным.

Таким человеком вполне мог быть белобрысый атлет огромного роста — коротко стриженный, с квадратной челюстью и глубоко запавшими глазами под развитыми надбровными дугами. Он тоже «качался» на тренажёрах несколько минут тому назад, и Карина нет-нет да и поглядывала на красиво вздувающиеся бугры мышц. Титан! Как она соскучилась по мужскому телу, кто бы только мог знать! Впрочем, блондин не обращал на неё внимания, и Карина вряд ли вспомнила бы о нём до наступления ночи, если бы этот человек снова не появился у неё перед глазами.

Он, скорее всего, уже давно приметил женщину, но чего-то выжидал. Наконец, то ли незаметно приняв информацию извне, то ли просто решив, что наступил нужный момент, направил взгляд прямо на Карину (у которой сладко замерло сердце) и прошествовал к её столику. Без улыбки и особых церемоний он спросил:

— Это ты хочешь улететь по-настоящему?

Карина не сразу его поняла, потому что выговор у этого атлета был совершенно «варварский» — такой обычно развивался у колонистов ранних периодов Экспансии, которые постепенно скатывались в дикий и примитивный социум, теряя цивилизованность и общечеловеческие ценности. И превращаясь в отличный материал для преступников всех мастей.

«'ыт тхэчш ылтэт п'нстэщмуу?» — примерно это услышала Травиц.

— Да, — ответила она коротко, резонно полагая, что подобный тип вряд ли способен понимать речь высокоразвитых людей.

— Паал. Хшо. 'т ана?

(«Понял. Хорошо. Ты одна?»)

— Нет, не одна.

— Скок чек?

— Нас двое. Хотим улететь хоть сегодня.

— Аткыд я зна, мож 'т работш на полицию?

«Полиция» оказалась единственным словом, прозвучавшим внятно и без варварской артикуляции. Впрочем, Карина быстро разобралась в особенностях речи белокурого титана, и дальнейший их диалог пошёл достаточно гладко. Выяснилось, что этот мужчина действительно готов в ближайшее время закинуть хоть одного человека, хоть целый десяток в определённое место, где желающие запредельных удовольствий непременно найдут искомое.

«Троллейник» — так назывался вид межпланетного транспорта, неудобный, непредсказуемый и довольно опасный. Предназначался он для перевозки малых грузов, а название своё получил от того, что перемещал посылки вдоль энергетических линий, изначально связывающих любые, сколь угодно далеко отстоящие друг от друга объекты Вселенной. Не одну сотню лет люди пытались «оседлать» эти линии, имеющие гравитационную природу и названные кем-то «троллейными», потому что из них можно было получить приличное количество энергии для перемещения по ним транспортируемых предметов. Исключительно силами энтузиастов-учёных удалось понять принципы таких перемещений, а энтузиасты-инженеры воплотили идею в жизнь. Так возник способ перемещения в пространстве, когда-то предсказанный фантастами и названный ещё до Экспансии «нуль-транспортировкой». Как водится, старое название не прижилось, а троллейники получили распространение как почтовый транспорт. Людей и прочие биологические объекты тоже можно было отправлять троллейниками, но риск прибыть на конечный пункт в виде мёртвого изуродованного тела был очень велик. Вредных факторов набиралось достаточно: большие перегрузки, отсутствие воздуха, радиация и экстремальные температуры. О мгновенном скачке, как в сказочной «нуль-транспортировке», не могло быть и речи — в любом случае перемещение занимало минуты, а то и часы. Грузовые капсулы давали почти полную гарантию защиты от опасных воздействий, но от перегрузок в десятки «же» не спасали даже они. А притормаживать троллейник в процессе движения было невозможно — он терял энергетическую линию и мог попросту «зависнуть» в любой точке межзвёздного пространства. Наконец, из сотни посылок одна-две всегда терялись безвозвратно. Сделать способ более безопасным пока не получалось, попытки перемещения пассажиров были запрещены... Но всё равно осуществлялись: в скафандрах, масляных ваннах — как угодно. Если необходимо было сохранить межпланетное перемещение человека в тайне, по мотивам, как правило, далёким от законных.

Именно троллейником и отправлял белокурый варвар тех, кто желал испытать нечеловеческих наслаждений. Он отказывался выдавать клиентам точное название и расположение конечного пункта, по причинам, в общем-то, понятным. Кое-кто из этих клиентов, резонно полагая, что вместо изысканных удовольствий он вполне может получить мгновенную (либо нудную) смерть по дороге, отказывался ещё на стадии первоначальных переговоров с вербовщиком. Карина для вида тоже ужаснулась и (для вида же) заявила, что ещё не сошла с ума, чтобы так рисковать.

Варвар, однако, сказал, что не откажется от дальнейшего разговора, а заодно намекнул (так, как это он умел) на то, что разговор можно провести и в более интимной обстановке, а заодно сделал комплимент внешности Карины — грубый и неуклюжий, но откровенный и честный. Лейтенант Травиц очень удивилась тому факту, что, оказывается, ещё не разучилась краснеть.

На почтовой станции тем временем Электра выяснила, что заказать троллейник для транспортировки двух мест весом триста фунтов каждое — дело более чем простое, хотя требует, чтобы отправитель обязательно сообщил код места назначения в любом из общепринятых форматов. На вопрос Фламенко, а что будет, если она, глупая овца-блондинка, вдруг перепутает код при отгрузке и отправит посылку в другой сектор, клерк с удивлением ответил, что это уже проблемы между отправителем и получателем. Главное, чтобы сама грузовая капсула троллейника вернулась на Кардиган-Томсон без повреждений, в противном случае глупой овце-блондинке впредь может быть отказано в праве пользоваться данной почтовой услугой. Может быть, даже бессрочно.

Ближе к вечеру Карина сообщила вербовщику, представившемуся как Гронди, что они согласны лететь троллейником, но только если блондин скажет точно — куда именно он их отправляет. Варвар заявил, что с удовольствием скажет, но только если Карина Травиц проведёт с ним пару часов в лав-отеле. Карина ответила отказом, на что атлет невозмутимо сказал: ладно, тогда информацию вы не получите. Так полетите, на общих, что называется, основаниях.

Само собой, Карина ничего не имела против, чтобы некоторое время ощутить себя слабой женщиной под тяжёлым прессом этого альфа-самца, но как к этому отнесётся Электра? Впрочем, поразмыслив несколько секунд, Травиц решила, что совсем необязательно посвящать Электру в подобные детали её работы. К тому же Радован Дарич, с которым связалась Карина, недвусмысленно заявил, что код конечной станции необходим безоговорочно. Хотя бы для того, чтобы знать, куда именно направлять спасательную экспедицию или группу захвата.

...Как и следовало ожидать, Гронди взял инициативу в свои руки сразу. Не дав Карине возможности хотя бы немного «разогреться», варвар немедленно поставил её в самую животную позицию и вогнал член сзади. От быстроты и натиска Травиц даже вскрикнула, словно от боли (хотя, если уж говорить начистоту, больно действительно было). Титан занимался сексом напористо, энергично и при этом размеренно, словно качал мышцы в спортзале. Карина была вынуждена заставить себя расслабиться полностью, иначе бы она вряд ли смогла получить хоть какое-то удовольствие — уж слишком архаичной и до тупости примитивной была сексуальная техника этого грубияна. В общем, кроме устрашающих размеров члена, особых преимуществ перед любым другим партнёром Карина не находила. Она даже не сумела кончить — блондин через пяток минут с рычанием совершил несколько мощных толчков и выплеснул сперму ей в глубину лона. Затем вытащил член, улёгся рядом на спину и включил перед своей физиономией экран — словно бы только что согрешил с киборгом или андроидом, не требующим внимания или хотя бы чего-то отдалённо похожего на благодарность. Карина даже закусила губу: у нее было много грубых партнеров, ее четыре (нет, всё-таки три!) раза изнасиловали, она несколько раз ложилась под ярко выраженных садистов, но с таким чудовищным пренебрежением столкнулась впервые. В цивилизованном мире самый невоспитанный мужчина даже проститутке небольшой знак внимания да сделает — ну должен же человек хоть чем-то отличаться от животного?! Раздосадованная Карина решила, что на этом всё, но не тут-то было. Запас патронов у Гронди ещё не закончился. Более того, первым разом он только устроил себе разминку. Без лишних разговоров, как только его пенис поднялся в боевой готовности, он поднял женщину точно в ту же позу, что и в первый раз, и вновь вошёл сзади, только вогнав член немного выше; Травиц порадовалась, что догадалась хорошенько смазать анус.

Ни о каком удовольствии уже не могло быть и речи. Карина ощутила на себе, каково это — быть простым удовлетворителем примитивной мужской похоти. Она знала, что подобное встречается в старых колониях, на выселках и в прочих асоциальных местах, но насколько такая доля ужасна для женщины — это она поняла только сейчас. Блондин по прошествии долгих десяти минут спустил ей в прямую кишку, и Карина впервые в жизни (опять впервые!) ощутила облегчение от того, что добровольный с её стороны половой акт завершился. Обычно она всегда, напротив, стремилась его продлить...

Слова Гронди, сказанные им сразу после того, как он вынул член, практически «добили» её.

— 'тя чё-т слшкм балша дырка, — недовольно пробурчал он.

Карина только скрипнула зубами. Но в ближайшее время скрипеть зубами ей было нельзя: гигант недвусмысленно потребовал, чтобы ему подняли член оральным способом.

Что ж, Карина это умела делать. У неё даже слегка улучшилось настроение, потому что минет — это для опытной женщины всегда способ владеть мужчиной и его чувствами... пусть даже некоторые примитивы и думают, что это не так. Минут за двадцать Травиц показала этому типу изрядный арсенал изысканных приемов — от «пурпурной дымки» до «глубокой глотки», но... поняла, что дикарь не в состоянии оценить умение Карины по достоинству. Похоже, для него действительно секс мало чем отличался от мастурбации, а женщина являлась лишь девайсом. Проглотив обиду вместе с порцией спермы, она тут же отвернулась и, не теряя времени, поднялась с кровати, думая ещё и о том, насколько бедна половая жизнь у этого красивого, брутального, выносливого, да только — вот беда-то какая! — обиженного эмоционально и чувственно представителя мужского пола. Не получивший соответствующего образования, он даже помыслить, видимо, не мог о таких вещах, как эмпатия и «обратка».

Карина была не совсем права в своем анализе ситуации. То есть, да, Гронди был действительно «дикарём» в сексуальном плане. Впрочем, чувство благодарности к его постоянной партнёрше, оставшейся сейчас далеко отсюда, он испытывал... хотя и бил её периодически, когда приходил к выводу, что она вдруг возомнила о себе слишком много. Карину же он воспринял как обычную шлюху, в том смысле, в каком это понятие применялось им к подобным женщинам: свободным, раскованным и имеющим полное право выбирать себе партнёра или партнёров самостоятельно, при этом периодически их менять. Подобное у него на родной планете себе позволяли только мужчины. И, потрахавшись с лейтенантом Травиц, блондин утвердился в своем мнении: у порядочной женщины не может быть такого эластичного ануса, и не-шлюха вряд ли может так виртуозно работать губами, языком и глоткой. Но подобного минета он был удостоен впервые в жизни, так что к чувству презрения к Карине у него даже примешалось нечто вроде восхищения её изысканной техникой.

Что, впрочем, не изменило его отношения ни к женщинам вообще, ни к Карине в частности.

— Завтра в десять часов вечера я подгоню капсулу, — сказал блондин, — и два масляных скафандра. Садитесь и летите себе спокойно минут семь-восемь... Вас там будет кому встретить.

Говорил он всё так же невнятно, но Карина научилась понимать низкую речь.

— Код пункта назначения?

— Завтра, при отправке, — пообещал блондин.

— Ты обещал мне его назвать сейчас, — с негодованием произнесла Карина.

— Завтра, завтра... Только при отправке. А то вдруг ты его ещё кому-нибудь скажешь?

В словах дикаря был резон, и Травиц решила повременить.

...Если Электра и заподозрила, что Карина провела вечер с мужчиной, то внешне никак не показала, что это её хоть как-то трогает. Впрочем, её подруга вернулась в весьма дурном расположении духа, а после соития она не могла быть такой в принципе. Фламенко попыталась приласкать Карину, но та немотивированно отказалась. Причину плохого настроения она объяснила якобы случившимся разносом от комиссара, и любящая девушка больше не донимала подругу, запретив себе делать даже догадки. В конце концов, неприятности на работе могут быть у каждого, кто выбрал себе работу в качестве основного интереса в жизни, особенно такую, какой занималась Травиц.

Вечером следующего дня на одной из общественных почтовых парковок Карина и Электра встретились с Гронди. Блондин оценивающе осмотрел фигуру Фламенко и, судя по всему, остался доволен зрелищем. Капсула троллейника, на вид весьма неуклюжая, вся во вмятинах и термических трещинах, стояла рядом с ним и, судя по всему, была готова к отправке.

После короткой беседы Карина поняла, что варвар «мухлюет». Вообще-то капсулы были устроены так, что код набирал отправитель снаружи, уже задраив внутренний люк, но внутри грузового отсека была установлена дублирующая панель-робот — иногда очень помогающая, если груз сопровождал экспедитор-андроид, малочувствительный к перегрузкам, перепадам температур и давлений. В этой капсуле панель отсутствовала, следовательно, потенциальному пассажиру невозможно было ни следить за информацией о полёте ни тем более хоть как-то влиять на его процесс.

— И как я смогу проконтролировать, куда ты нас отправляешь? — сварливо спросила Карина.

— Моё слово верное, — отрезал Гронди.

— Ладно. Говори место. Мы готовы отправляться.

— Сектор Меллон, система первая, планета под условным названием «Полгар», код по системе Взаимодействия МА-001/4564-181... Если это вам что-нибудь даёт, можете запомнить... Или записать.

Что-то здесь было не так. Карина знала, что в Управлении уже приняли эту информацию и начали анализировать — верно ли, что преступления совершаются именно там?

Погрузиться в масляные скафандры было делом нелёгким. Электра залегла первой в сковывающую движения оболочку, затем с трудом заползла в распахнутый скафандр, который, дождавшись, когда девушка примет нужное положение, с зловещим чавканьем закрылся и принялся заполнять густой маслянистой жидкостью пространство между телом Фламенко и своей внутренней поверхностью.

— Мермэйд! — вдруг услышала Карина голос, раздавшийся прямо в её голове. — Это Кесарь. Сообщаем, код не соответствует действительности. Повторяем, код не соответствует действительности. Планета Полгар в настоящее время выведена из программы Экспансии и закрыта для каких бы то ни было транспортных сообщений, колонии эвакуированы. Немедленно сообщите, как приняли. Дикси.

— Мне всё понятно, — сказала Карина вслух. «Кесарь» — таков был позывной у шефа аналитического отдела, любившего перемежать свои голосовые сообщения латинскими словечками, явно упиваясь собственной исключительностью — ибо ну кто в наше время помнит латынь?! С ним Травиц всегда разговаривала лишь путём туннельной связи, никогда не общаясь лично. Не зная ничего ни об имени этого человека, ни о его внешности, она уже давно поклялась, что разыщет его, если не in corpore, то хотя бы in carne. И естественно, соблазнит, шокировав своим знанием латинских афоризмов; неважно, какого он будет пола или возраста.

— Что именно? — спросил Гронди, приняв вопрос на свой счет.

— Мермэйд, — вновь послышался голос, — оставьте резервный передатчик на теле вербовщика. Визуальная связь установлена. Мы сможем сканировать любую последовательность его действий по мере вашей отправки и принять меры.

Это уже было что-то. Травиц с некоторой помощью Гронди тоже завернулась в оболочку, но, прежде чем залезать в скафандр, изобразила лицом благодарность и нежность.

— Спасибо тебе, Гронди. И знаешь... Ты великолепный мужчина.

С этими словами она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в скулу. Хотела в губы, но гигант неожиданно уклонился. Карина знала, что в некоторых примитивных и выродившихся колониях мужчины считают для себя зазорным целоваться с женщинами, которые делают минет. Это было непостижимо, но, по всей видимости, оказалось правдой. Расскажи об этом кому-нибудь на Эсмеральде (не говоря уже о Чандрасекаре) — не поверят ведь, скажут — врёт Карина Травиц, как всякий путешественник по далёким планетам...

Но цель была достигнута — наноскопический передатчик прочно уцепился за кожу лица Гронди. Карина заползла в скафандр, услышала знакомое чавканье, словно бы её заглатывал какой-то монстр... Впечатление проглоченности дополнялось равномерным давлением масла на тело.

— Готовы? — донёсся едва слышный голос Гронди, принятый микрофоном. — Сейчас я вас отправлю.

С этими словами блондин захлопнул люк троллейника, и в грузовом отсеке повисла тишина, нарушаемая лишь легким хлюпаньем компрессора, нагнетавшего масло внутрь скафандра. Ощущение плотного и равномерного облегания было приятным, более того — оно вызывало и лёгкие эротические ощущения. Карина даже усмехнулась сама себе — она в любом воздействии на своё тело всегда будет искать сексуальную подоплёку.

— Мермэйд, — послышался голос аналитика, — он набирает код. Ответьте, если набранный код не будет соответствовать названному, нам заблокировать отправку?

— Ни в коем случае... — у Карины отчаянно колотилось сердце, потому что сейчас она находилась в очень рискованной ситуации.

— Имейте в виду, что уже первые символы кода отличаются от тех, что он сообщил вам! — даже в имитации звука голоса слышалось волнение. — Сектор Морган... Система четыре-шесть-ноль-ноль... Ноль-ноль! Вы слышите! Он собирается закинуть вас в центр ближайшей звезды! Вам пять секунд до принятия решения, в противном случае вас ничто не спасёт!

— Не вздумайте блокировать отправку! — закричала Карина, отлично понимая, что если её план сорвётся, то ни от неё самой, ни от Электры через несколько минут не останется вообще ничего.

— Лейтенант Травиц! — открытым текстом закричал аналитик. — Карина...

Пять секунд прошло, прошло и десять. Пятнадцать... Карина перевела дыхание. Её план сработал. Простой и даже примитивный, но он оказался верным. «Кесарь» долго не мог понять, каким образом Травиц сумела выйти сухой из воды, но Карина заявила, что это всего лишь тонкости оперативной работы, аналитикам неведомые и неподвластные.

...Через полчаса в капсулу ворвался сумеречный свет, показавшийся пассажиркам невероятно ярким. Люк троллейника открылся, и через стекло шлема скафандра Карина увидела трёх мужчин и одну женщину, одетых в одежду со значками различия. Как вскоре выяснилось, то были сотрудники местной полиции, почтовая служащая и плюс ещё одно заинтересованное лицо.

...Тем днём на почту пришла сначала белокурая девушка и долго задавала глупые вопросы о том, что будет, если заказчик вдруг отправит капсулу «не туда». Затем явился известный в Смоллтауне бард и одновременно сомнительной репутации торговец, заявивший, что ему надо срочно заказать выработавшую ресурс капсулу для утилизации отходов. Каких именно — назвать отказался, что, принимая во внимание род занятий Златобоя, уже вызвало некоторые подозрения и спровоцировало сигнал в полицию. Впрочем, Златобой отменил заказ сразу же. После него пришёл огромный светловолосый детина с подобной же просьбой, только ему нужна была не утилизация, а обычная отправка, но без возврата. Детина был не из местных, он несколько раз заказывал капсулы без ресурса, и дважды они действительно не возвращались... Его заказ был принят, хотя уже и с особым негласным контролем — двое полицейских по случаю возможной подготовки к преступлению прибыли на почтовую станцию. Наконец уже ближе к вечеру приковылял пожилой низкорослый мужчина с острой бородкой и сухими ладонями, покрытыми пятнами явно химического происхождения — он заявил, что у него пропали обе дочери одновременно, и есть подозрения, что их хотят отправить троллейником безвозвратно. Таким образом, как только на почтовом терминале высветился подозрительный код, девушка-оператор уверенно нажала кнопку отмены и вместе с полицейскими немедленно примчалась на площадку, где стояла обречённая капсула.

Разумеется, белобрысого отправителя и след простыл. Зато странный дед уже был там. Едва полицейские открыли люк троллейника, как он тут же сунул свой крючковатый нос внутрь и, завидев два скафандра, тут же начал вопить: «Вот они, мои доченьки, вот они, мои сладкие!»

Возникла странная ситуация, впрочем, для современной полицейской практики достаточно тривиальная. Дед и почтовая служащая подтвердили, что полиция успешно предотвратила преступление, заявлять о котором кто-либо из присутствующих вообще отказался. Белобрысого злоумышленника, тем не менее, стражи порядка взяли на заметку и благополучно отбыли. Девушка с почты вызвала аэрокар, который должен был отбуксировать капсулу, ну а дед погрузил обеих «дочерей», воняющих синтетическим антигравитационным маслом, к себе в машину и тоже покинул место несостоявшегося преступления.

— Сумасшедшие девчонки, — проворчал Химик, сажая кар возле своей берлоги на окраине города. — Вы не представляете, сколько страха я за вас натерпелся.

— Ох, не верится мне, что ты способен на такие переживания, — скептически произнесла Карина.

— Я много на что способен, — заметил Химик.

Карина не стала развивать эту дискуссию, но Химик, во всяком случае, был в состоянии обеспечить девушкам горячую ванну (в которую они забрались вдвоём), да заодно заказать два комплекта одежды взамен пришедшей в негодность после несостоявшегося путешествия.

— Всё-таки ты чудесный мужчина, — искренне сказала Травиц, целуя Химика (куда с большим удовольствием, нежели Гронди). Электра последовала примеру любовницы. Химик просиял и деликатно предложил:

— Дорожки потянем?

Карина относилась к наркотикам весьма насторожённо, даже к традиционным, и, отказавшись от кокаина, поинтересовалась, нет ли у Химика чего-нибудь алкогольного. В небольшом количестве, исключительно для снятия стресса.