Стигмалион

Ночью мне так и не удалось сомкнуть глаза. В шесть утра я наконец вылезла из кровати, оделась, напилась чаю и отправилась к родителям, в Атлон. Еще никогда я не ездила так быстро. Буду дома через полтора часа – и пусть родители все объяснят мне. Пусть, черт возьми, расскажут, как Том Каулитц – возможно, единственный совместимый со мной человек на всей Земле, не считая брата, – оказался в нашем доме восемь лет назад. Кто нашел его? И зачем привез?

Голову распирали многочисленные догадки, но я хотела услышать правду из уст родителей.

Маму я нашла в саду, на коленях возле любимых красных роз, которые требовали осенней обрезки.

— Скай?! — воскликнула она, осторожно обнимая меня и не снимая при этом садовых рукавиц. — Вот это сюрприз. Идем в дом, ну и холод сегодня, аж слизняки все попрятались... Ральф! Ральф! Иди сюда!

Мелисса накрыла стол в гостиной: свежеиспеченные  булочки, апельсиновый сок, куски черного и белого пудинга, обжаренные в сливочном масле, оладьи – все как я люблю. Папа поставил передо мной кружку кофе и сел рядом.

— Как университет? Как новая жизнь? — спросил он. — Тебе все нравится?

— Ничего нового с тех пор, как мы говорили по телефону... Хотя нет... Кое-что произошло. Нужно поговорить об этом.

И я начала намазывать ежевичным вареньем тост, выдерживая многозначительную паузу.

— Я встретила человека, который... совместим со мной. И... он уже бывал в этом доме.

Мама перестала жевать, папа отставил кружку кофе и вздохнул так глубоко, как будто не дышал с момента моего приезда. Мелисса опустила глаза, а потом и вовсе ушла на кухню и принялась энергично, чуть ли не яростно вытирать полотенцем тарелки. Не радость, а боль и сожаление отразились в глазах родителей.

— Вы знали, о том, что мы совместимы? Поэтому он сюда приезжал? Вы хотели познакомить нас?

— Ральф? — умоляюще произнесла мама, словно призывая папу взять ситуацию под контроль.

Тот аккуратно придвинул ко мне стул и положил руку на плечо.

— После того как мы узнали о твоем диагнозе, мы начали искать семьи, которые тоже столкнулись с подобной болезнью. Это заняло много времени. Очень много. Жена одного из моих знакомых работает в университете Эдинбурга и согласилась помочь. Она как раз проводила масштабные исследования в области редких аутоиммунных реакций и заинтересовалась твоим случаем. А чуть позже сообщила, что с ней на связь вышла другая семья. Из Германии. Они сообщили, что их сын страдает редкой формой аллергии, которая по симптоматике была очень похожа на твою.

Я молча смотрела в свою тарелку, аппетит пропал. Мои руки начали так сильно трястись, что пришлось отложить столовые приборы.

— Она соединила вашу кровь в одной пробирке. Твоя кровь закипала и сворачивалась, если контактировала с кровью других людей. Его кровь тоже вела себя подобным образом. Но при смешивании вашей крови друг с другом – ничего не произошло. Она сообщила об этом открытии нам и Каулитцам. Мы списались с ними. И поддерживали связь не один год. Вцепились друг в друга, зная заранее, что вы с Томом однажды вырастете... и, вероятно... будете нуждаться друг в друге.

Мама присела рядом и крепко обняла меня. Иначе я бы, наверно, грохнулась со стула.

— Мы отправляли Каулитцам принадлежащие тебе вещи, которые ты носила или к которым не раз прикасалась – твой красный махровой плед, твой шарф, твои перчатки для верховой езды. А Каулитцы присылали нам вещи Тома: огромные кофты, футболки, его черный игрушечный вертолет на радиоуправлении. Ты надевала его одежду и играла с его игрушками. Он укрывался твоим пледом, носил твой шарф... Перчатки для верховой езды оказались ему малы, — улыбнулся папа, — но в остальном эксперимент оказался успешен. Его кожа не реагировала на тебя, а твоя – не реагировала на него. А потом мы решили, что пора... Пора бы вас познакомить, — вздохнул отец и уставился в свою чашку.

Я сидела за столом молча, ловя каждое слово. Моя спина одеревенела от напряжения. Мой кофе стыл – руки слишком дрожали, чтобы пытаться держать чашку.

— Что было дальше? — пробормотала я.

— Каулитцы уехали и увезли сына. И больше не выходили на связь. Вернее, Симона написала однажды и сообщила, что у Тома тяжелое посттравматическое расстройство и что они работают над этим. И... — отец отвернулся, —  на этом все закончилось.

— Почему моя съемная квартира оказалась в том же доме, что и его?

— Это популярный среди студентов жилой комплекс...

— Но почему он приехал в Ирландию? Почему не Германия или любая другая страна?

— Без понятия. Может, просто совпадение? Ирландская культура на пике популярности...

— Пф-ф, — фыркнула я.

Притянутыми за уши объяснениями меня не впечатлишь.

— Эти ребята уже знают, что ты – это ты? — нахмурилась мама.

— Да, он узнал меня.

— И как отреагировал?

— Плохо. Пить со мной сидр вряд ли будет.

— Скай, — мама обратилась ко мне чуть ли не официально. — Если будет хоть какое-то... неадекватное поведение с его стороны... я не говорю о травле, вы уже взрослые люди, но... Если он все еще злится и только попробует...

— Я не дам себя в обиду, мам. Будь спокойна.

— Держи нас в курсе, ладно? Я верю, что он... хороший молодой человек из прекрасной семьи, но... мог затаить обиду, так что... просто будь бдительна.

— Он не тронет меня, — так твердо сказала я, что родители переглянулись. — Ему нет до меня дела. Кажется, он... отпустил прошлое. И у него есть девушка, которая не оставляет ему свободного времени на... ерунду из прошлого, вроде меня.

— В смысле, девушка? — переспросила мама.

— Что значит, девушка? — одновременно с ней спросил отец.

— Ну, у всех парней в этом возрасте обычно случаются... девушки, — кашлянула я.

— Они совместимы?

— Нет, — ответила я и опустила глаза.

Обсуждать с родителями Тома и его отношения с Айви было как-то... странно.

— Должно быть, это... очень чреватые последствиями отношения, — подытожила мама, тщательно подбирая слова.

— Ага, стремные, — сказала я, даже не пытаясь найти литературный синоним. Перед глазами стояло обожженное тело Тома. — Но его все устраивает.

Мама с папой снова переглянулись, очевидно, поражаясь моей осведомленности.

— Я познакомилась с Биллом – его братом, — поспешила объяснить я. — И мы вроде как... подружились. Он иногда рассказывает о нем. И с Бекки познакомилась. Она подруга Билла.

— Ах, вот оно что, — кивнула мама.

— Но, боюсь, это ненадолго. Сегодня я собираюсь рассказать им, кто я...

Папа с мамой снова приуныли.

Надо обязательно сказать им, что не их вина, что я обречена быть одинокой. Они и так сделали все, что могли. И сказать спасибо хотя бы за то, что попытались... Чем я и занялась.

Потом мы закончили завтракать, я погуляла по саду и дому, наслаждаясь мощным и сладостным чувством умиротворения и безопасности, которое всегда переполняло меня дома, и отправилась в обратный путь.

По радио снова крутили «Все мимо»: «Я не признаюсь, но ты все поймешь
В моих глазах это не скроешь наверное
Я снова жду, когда ты наберешь
Все мысли о тебе, но не звоню первая
Ты в моей голове постоянно
Я в твоем плейлисте так странно
Сердце бьется, бьется, бьется сильно
От твоих входящих на мой мобильный...»

За окном мелькали маленькие домики из красного кирпича и багряные кленовые рощи.

Мелисса завернула мне с собой шоколадный кекс, который я предложу сегодня Биллу и Бекки, когда они придут в гости, но доедать, скорей всего, буду в полном одиночестве. Мама срезала для меня свежих осенних цветов из сада – целую охапку георгинов сорта «Блэкджек», таких темных, почти черных. А на пассажирском сиденье лежала коробка, которую отыскал на чердаке папа, как только я заикнулась о ней: внутри лежала огромная красная кофта, пару кепок разного цвета и оранжевые вертолетик на радиоуправлении.