15. Знать тебя не хочу
— Том Каулитц был вчера на вечеринке! Верней, он там живет, и живёт со своим братом! Это точно он! — истерила я в трубку следующим утром, в шесть часов, роняя хлеб, разливая молоко и сморкаясь в бумажное полотенце. Я едва сомкнула глаза ночью.
— Кто «он»? — лениво зевнул Сейдж так громко, что пришлось отодвинуть телефон от уха.
— Это тот парень, которого... наша собака...
— Да быть этого не может! Ты что-то напутала.
— Клянусь! Я просто его не узнала. Он так... изменился! Вместо дредов теперь косички! Брат его – Билл, он так и остался панком! Как же я этого не заметила! А та девчонка с темными волосами, Бекки – его лучшая подруга! Бекки – это сокращенно от Вибеке! Уж ты-то должен был ее запомнить! Вы тогда так и чирикались друг на друга...
— Не помню. Слегка что-то припоминаю, но не очень... Скай, слушай, я перезвоню.
И тут я отчетливо услышала на том конце девичий голос.
— Ой, ты там не один. Ах, ну да...
Я совсем забыла, что Сейдж съехался со своей девушкой, с которой, само собой, еще лежит в кровати. Кровь прилила к щекам.
— Прости, позвони мне потом. Я в шоке и, наверное, должна начать искать новую квартиру.
— С чего это вдруг?
— Том выставил меня вчера с вечеринки, на которую нас пригласила Бекки. Узнал меня и выставил. Господи, хорошо хоть сделал это не при всех! Хотя я заслужила бы и это тоже. Сейдж, у него на запястье огромный шрам...
Слезы капали из глаз и текли по щекам. Я начала быстро вытирать их, как будто Сейдж мог увидеть.
— Скай, — вздохнул Сейдж. — Ну не плачь...
— Все-все, прости, отключаюсь, позвони потом.
— Нет, подожди... я сейчас приеду.
— Не надо, я в порядке. Более-менее. Бекки теперь возненавидит меня! А мне казалось, что мы могли бы... подружиться. Она мне понравилась. А у меня еще не было друзей... Вообще. Ну, ты не в счет...
Больше я не могла разговаривать, голос начал подводить. Я кое-как распрощалась с Сейджем и позвонила родителям.
Те были потрясены. Мама четыре раза переспросила, уверена ли я. Заверила, что если с этими молодыми людьми начнутся проблемы, они подыщут другое жилье.
Я сказала, что не прочь съехать прямо сейчас.
Отей сказал, что это можно устроить, но если я согласна не паниковать, а подождать и посмотреть, как все пойдет, то это сэкономит нам почти пять тысяч, так как квартира оплачена на три месяца вперед.
Конечно же, я согласилась подождать и посмотреть, хотя паника меня охватила такая, какой я давно не испытывала. Я больше не могла думать ни об учебе, ни о том, как в понедельник впервые приду на лекции, ни о том, понравится ли мне университет. Все мое мыслительное пространство занял человек с глазами цвета горячего шоколада, который прошлой ночью стоял напротив – такой высокий, что пришлось задрать голову во время разговора – и недвусмысленно попросил убраться восвояси.
Мне нужно извиниться перед ним. Не знаю, почему я не сделала этого сразу же. Я хочу, чтобы он понял: мне очень-очень жаль. И что если бы я могла вернуться в прошлое, то дала бы себе, малолетней дикарке, большой подзатыльник.
Я расскажу ему, что этот поступок стал следствием моей социальной изоляции, а та, в свою очередь, – результатом редкой болезни. Что я социофоб, мало общалась с другими детьми, не ходила в школу, что люди до сих пор вызывают у меня неконтролируемый страх и настороженность.
Я должна объяснить ему все это и сказать, что той девочки, которую он ненавидит, больше нет. Время забрало ее, а вместо нее создало меня. А я больше не спускаю собак на людей.
Стигмалион сломал меня, растоптал и посадил на цепь.
***
Весь день я не знала, куда себя деть. Немного написала постов в Инстаграмм. Съела половину десертов, приготовленных для меня мамой на неделю, и в десятый раз посмотрела «Титаник», как обычно обрыдавшись в конце, на аккордах финального саундтрэка. А вечером...
Вечером ко мне зашёл Билл.
Сказать, что я была в шоке это ничего не сказать.
Я почему-то была уверена, что это будет Сейдж, даже в глазок не посмотрела. А когда распахнула дверь, то замерла на месте от изумления с банкой мороженого в одной руке и с ложкой – в другой.
— Привет. Зашёл узнать как ты. — хмуро проговорил тот, рассматривая меня. На нем был макияж – черная тушь по глазам, которая создавала впечатление, будто его глаз весь черный. Черные дреды, которые раскинулись по плечам. Честно, не знаю были ли это дреды, но выглядело так.
— Ты так внезапно вчера ушла. — продолжал тот.
— Брат не рассказал тебе? — выпалила я.
— Рассказал. — кивнул тот.
— Билл, мне очень-очень жаль! Если бы я только могла вернут время вспять...
— Да не переживай ты так. — он приблизился ко мне, и коснулся плеч, которые были скрыты теплющей и толстой кофтой. Я сразу отпихнула его руки, и увидела его улыбку. Сейчас он не казался таким высокомерным человеком. — Не первая и не последняя вечеринка. А если еще и мигрень, то...
— Какая еще мигрень?
— Том рассказал мне, что у тебя голова разболелась, и ты решила пораньше лечь спать.
Значит, он не сказал ему.
Он. Ему. Не сказал!
— Как это... мило с его стороны.
— Хочешь, завтра вместе пойдем в универ? Бекки пойдет с нами.
— Нет, спасибо. Я думаю, что пойду туда пораньше, чтобы успеть отыскать нужную аудиторию, — начала отнекиваться я.
— О, тогда нам точно стоит пойти вместе! – воскликнул Билл, показывая пальцем. — Я покажу тебе твою аудиторию! Универ как свои пять пальцев знаю! Я зайду за тобой рано утром.
— Твой брат – он пойдет с нами?
— Может, и пойдет, если сегодня не слишком долго будет... С Айви и не решит проспать первую лекцию.
— А, — смутилась я. — Понятно.
Мне захотелось, чтобы он рассказал о нем что-нибудь еще, но я не знала, как бы попросить об этом, не вызывая подозрений.
— И давно они с Айви встречаются?
— Почти два года. Айви никого к нему не подпускает. А что?
— Просто он спас меня вчера. Не знаю, слышал ли ты. Сказал всем, что у меня ревнивый бойфренд, когда заметил, что я не хочу ни с кем целоваться в «правде или действии». И все ему поверили.
— Воу! — Вскинул брови Билл. — Нет, я не слышал. Наверное сильно напился...
— Я очень ему благодарна.
— Завтра утром буду ждать тебя! — улыбнулся тот, и покинул квартиру.
Я не хотела портить дружбу со всеми ними, поняла, что слишком слабовольна и эгоистична, чтобы сказать Биллу и Бекки правду о том, кто я. Я не хочу терять их. Если они и узнают об этом, то не от меня. Если нашей дружбе и суждено закончиться в ближайшем будущем, то не я положу ей конец...
— Как дела, ты в порядке? — позвонил вечером Сейдж.
— Да, мне получше. Уже не хочется сбежать, пробив головой дверь.
— О, Скай Макбрайд шутит. Значит, точно полегчало. Я заеду к тебе завтра, сегодня жутко устал.
— И кто же тебя так утомил? — хитро спросила я, снова заслышав голос девчонки на заднем плане.
— Вы слишком много вопросов задаете, инспектор, — отшутился Сейдж и повесил трубку.
На следующий день рано утром я собралась в универ с утра пораньше. Разогрела завтрак, оделась, уложила волосы; положила в сумку бинты и пластырь на случай, если кому-то вздумается потрепать меня по щечкам. И побежала к Биллу, перепрыгивая по две ступеньки за раз.
К моему удивлению, он открыл дверь голым, и одетым только в боксеры, с всклокоченными в разную сторону темными волосами, красными глазами.
— Что случилось? — спросила, решив, что он проплакал всю ночь.
— По-моему, это грипп. Ужасно слезятся глаза, а нос просто не просыхает. Скай, прости, я не иду сегодня в универ.
— О, да ничего, поправляйся. Я доберусь сама.
— Том подбросит тебя.
— Не-е-е, — протянула я шепотом, пятясь прочь от двери. — Не стоит беспоко...
— Подбросит. Он же все равно туда едет, — твердо сказал Билл, взяв меня под руку и втягивая в квартиру.
Блин.
— Подбросишь Скай в универ, как мы договаривались? — крикнул он в сторону кухни.
Я вошла вслед за Биллом на кухню, где Том сидел за столом и ел сэндвич, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Уже одетый и готовый отчалить. Он мрачно оглядел меня с ног до головы и ничего не сказал.
— Билл, я сама доберусь, — запаниковала я, отлично помня, о чем мы с говорили с Томом на этой кухне. А именно: я больше не прихожу в их квартиру.
— Там дождь, — возразил Билл.
— Доеду на машине...
— Там сложно с парковкой, злые скандальные водители. Просто кошмар для новичка...
— Не сложно, — возразил Том, лениво жуя сэндвич.
— Том, тебе так кажется! Когда я приехал туда в первый раз, то целый час потратил, чтобы припарковать машину! Скай поверь, будет проще, если он тебя довезет и заодно покажет, что там и как устроено. Сбережешь кучу нервов.
***
Господин Тебе-Надо-Уйти не сказал ни слова, пока мы ехали в лифте на подземную парковку, шли к его машине, забирались в его черную, как смоль, «Ауди» – такую же надменную и прекрасную, как хозяин. Он меня презирал. Это читалось в его движениях, взгляде, молчании.
Я едва поборола в себе дикое желание убежать на другой конец парковочного зала, где стояла моя белая «S7». Почему, черт побери, я заранее не разобралась с парковкой? Сделаю это сегодня же...
Том вывел машину с паркинга, резко огибая опорные столбы, и мы влились в поток других машин.
— Еще никогда не ездила в такой "Ауди". Наши машины различаются слегка, — сказала я в попытке начать хоть какой-то разговор.
Но он не удостоил меня ни словом, ни взглядом.
— Том, — вздохнула я. — Мне очень-очень жаль... я знаю, через что тебе пришлось пройти... я была чудовищем. Я была жутким ребенком. Росла в изоляции, потому что...
Внезапно я не нашла сил признаться в своем недуге. Внезапно захотелось, чтобы он был последним человеком на земле, который узнает о нем.
— Я мало общалась с другими детьми и была диковатой. И еще я ужасно ревновала брата к другим детям. Я знаю, что ничего уже не исправить, но знай: если бы я сейчас могла все вернуть назад...
— Слушай, — ответил Том, глядя прямо перед собой, словно говорил с отражением в стекле. — Мне, конечно, как бальзам на душу знать, что ты раскаиваешься и все такое, но с таким же успехом можешь помолчать. Меня твои извинения не колышат. Я не смогу просто забыть о том, что произошло. Я обречен до конца жизни видеть кошмары, в которых меня терзает безумная псина. Как только было бы покончено с руками – она бы взялась за мое лицо. Если бы твой сосед случайно не проходил мимо...
— Том, извини меня.
— Не произноси мое имя так часто. Мне не по себе от того, что ты обращаешься ко мне, как к старому знакомому, в то время, как я знать тебя не хочу. И твои извинения мне даром не нужны.
— Тогда почему ты спас меня на той вечеринке?! Почему не доставил себе удовольствие видеть, как я становлюсь посмешищем?!
— Мне стало жаль тебя. Маленький перепуганный зверек, которому еще учиться здесь и учиться. Я знаю, каково это – быть не таким, как все, поэтому представил, что тебя ждет с имиджем нетронутой девочки, шарахающейся от поцелуев. Это была моя с Биллом вечеринка, поэтому я взял это на себя. Но впредь готовься решать свои проблемы сама. Приехали.
Я не двинулась с места, пытаясь собраться с мыслями. Все шло совсем не так, как я хотела. Подняла на Тома глаза и, дождавшись, пока он соизволит посмотреть на меня, сказала:
— И все же – прости меня. Может быть, не сейчас, но однажды ты сможешь...
— Дверь открывать умеешь?
Ему не терпелось избавиться от моего общества. Но я все-таки осталась на месте, взяла себя в руки и сказала:
— Я перееду через три месяца. Квартира оплачена до декабря. Если бы я знала, что встречу здесь тебя, не стала б тут селиться. Дальше: скажи Биллу и Бекки о том, кто я. Сама я этого сделать не могу. Не хватает хватает смелости, но она должна знать, почему ей не стоит общаться с маленьким перепуганным зверьком.
Я вышла из машины и с гордо поднятой головой пошла к корпусу университета.
Я совершила страшную ошибку, осознала ее, раскаялась, попросила прощения. Чистосердечно. Человек не захотел прощать, и, наверное, имеет на это право. Но больше я не собираюсь изводиться этим, презирать и ненавидеть себя. Я не плохая! Я спокойный и добрый человек, который больше не совершит ничего подобного.
Неважно, кем я была. Важно то, кем я стала.
***
Окей, я понимаю, что одной недели мало, чтобы составить полное впечатление о чем бы то ни было! Но, без оглядки забегая вперед, заявляю: университет – это кайф! Я познакомилась и уже сдружилась с несколькими ребятами со своего курса. С Мадонной – румяной темноволосой девчонкой, которая может рассказывать анекдоты и байки с совершенно серьезным лицом.
С Аделаидой, которая приехала из Украины и которую мы зовем просто Адель, так как выговорить ее полное имя без ошибок никто из нас не может.
С Густавом, который постоянно приходит на помощь, если его об этом просят. Он постоянно зависает в барах и увлекается барабанами. Все девчонки безума от того, как он играет.
И, наконец, с Георгом – страшным фанатом спорта и музыки, который постоянно повторяет свою легендарную фразу «Все в жизни меняется».
Я вдруг поняла, что не выгляжу на их фоне странной. Что их маленькие странности компенсируют мои маленькие странности – вроде отказа от прикосновений и неизменных перчаток на руках.
— Что у тебя с руками? — спросила у меня вчера Адель. — Я как-то обморозила свои в тридцатиградусный мороз у бабушки в Киеве, и с тех пор они у меня болят от малейшего холода.
— О! Кажется, у меня то же самое! — бессовестно соврала я. — Отморозила в Альпах на лыжном курорте и с тех пор люблю перчатки.
— Я подарю тебе пару варежек из ангоры. Вот это кайф!
А Мадонна сегодня заметила, что
я никогда не ем в университетском кафе.
— Пищевое расстройство? — с пониманием спросила она. — Я страдала от анорексии в шестнадцать лет, долго лечилась, лежала в стационаре. Еле-еле набрала вес. Боже, какое это счастье – наконец-то иметь грудь. И задницу. И месячные в срок. И шикарные волосы. Быть женщиной, а не мумией. Я вечно болела, сил подняться с кровати просто не было, а теперь... Господи, я наконец живу на полную!
— У меня нет пищевых расстройств, — заверила ее я. — Просто у меня аллергия на... орехи. Сразу распухаю. И как-то мне попался орех в супе...
—Орех в супе?! — моргнула она.
— Прикинь. Кто бы мог подумать, что там может быть орех. С тех пор я не ем в общепите. Только свою еду, тщательно проверенную на отсутствие орехов.
— А-а, а я уж было подумала, голодом себя моришь.
В общем, правдами и неправдами я кое-как затесалась в ряды «нормальных». Я пока опасалась рассказывать о себе, не хотела, чтобы кто-то узнал, что от легчайшего прикосновения у меня пузырится и слезает кожа. Но не исключено, что однажды я поделюсь этим со своими новыми друзьями, если дружба пройдет проверку временем.
Вдруг они примут меня с моей болезнью так же легко, как приняли с обмороженными руками и аллергией на орехи?