личное исключение

Эля никогда не являлась пай-девочкой. С самого детства лезла в передряги, старалась найти приключения, а потом и вовсе начала дружить с мальчишками, когда другие девчонки дружили друг с другом. Матвеева в компании парней оказалась случайно. Сначала села на математике с Егором, а потом ей Кислов в столовой булочку купил, когда Эля деньги дома забыла. С Борей они на физкультуре в волейбол играли, а с Геной ее уже потом парни познакомили. Так и зародилась крепкая, нерушимая и проблемная дружба.

Матвеева и Кислов являлись теми людьми, которые проблемы на пустом месте находили, а друзья уже лезли в них из-за них. Отец Хэнка часто говорил сыну, что по Кисе колония плачет, а по Эле психушка.

Парни знали о ней все. И всех ее парней, все страхи, все мечты. И о всех проблемах в семье тоже знали.

Семья Эли не являлась счастливой. У Кисы прекрасная мама, у Егора и Бори семьи полные, где их любят и ценят, а у Гены отец, который всегда его примет. У Эльзы не так.

Мать бросила их с отцом, когда девчонке было всего пять лет. Укатила с каким-то бизнесменом в Москву. С того момента отец возненавидел Викторию — мать Эли — и все, что с ней связано. А Эльза связана с матерью кровью, потому и она попала под гнев Федора.

Каждая встреча с ним пугала Элю, ведь видеть такую чистую ненависть в глазах родного человека безумно больно. Повезло, что он работал вахтами и находился дома только месяц, а отсутствовал три.

Весь месяц, который он находился дома, Эльза старалась проводить хоть где, но не в квартире. А также пыталась пробудить любовь отца, хоть какие-то чувства затронуть в его душе. Ведь нельзя же так просто начать ненавидеть родную дочь?

Сердце начало долбиться в грудную клетку с тройной силой, желая вырваться наружу и сбежать, когда Эля увидела сообщение от папы, в котором он говорил, что уже к вечеру будет дома.

Ладошки вспотели, дыхание участилось, а пульс просто сходил с ума.

Быстро сообразив, что и к чему, девушка начала прибираться дома. Делала это совсем недавно, но нельзя, чтобы он хоть к чему-то придрался. Не хотелось разочаровывать его еще больше.

Эльза скинула сообщение отца в беседу с парнями, и те начали переживать, кажется, даже больше самой Матвеевой.

Киса

Эльчонок, бля, давай я с матушкой поговорю, у меня поживешь

Гендос

да гонишь, что ли

я ж один живу, Эльк, давай ко мне

Мел

Я могу поговорить со своими, ты им нравишься

Хэнк

Батя однозначно против будет, но могу с мамой перетереть, Оксанка тоже поговорит, чтоб ты у нас пожила

Мотя
спасибо, ребят, но нет

это все-таки мой дом

и батя тоже мой

пусть и хуевый

Откладывает телефон и идет на кухню, скептически холодильник оглядывая. Однозначно нужно приготовить ужин, только вот в холодильнике даже мыши повешенной нет.

Тяжело вздыхая и всячески ноя, натягивает куртку и выходит на улицу, направляясь в ближайший продуктовый. Нос прячет в воротник и руки в карманы сует, стараясь оставить как можно меньше открытых участков тела.

Около магазина видит полицейскую машину. Отец Бори.

И да, Эля не ошибается, внутри и правда Хенкин-старший.

— Здравствуйте, Константин Анатольевич, — быстро бросает Матвеева и проходит мимо.

Хенкин лишь кивает ей, странным взглядом спину ее буравя.

Эльза около холодильника с молоком стоит и разглядывает проценты жирности. Сама она молоко почти не пьет, а вот отец чай только с ним употребляет. Отец Хэнка подходит тихо, поэтому девушка чуть в сторону отскакивает, когда он ее локтя касается.

— Константин Анатольевич? — хмурится.

— Про притон ваш спросить хотел.

— Чего? Какой притон?

— Тот, в котором вы все время пропадаете. Уж не знаю, куда там Боря уходит, но хотел бы узнать.

— Нет у нас никакого притона, — хочет уйти, но мужчина ее придерживает. — Что-то еще?

— Просто скажи, Кислов промышляет там чем-то? Я же все равно узнаю, если это так, а тут хотя бы сама можешь рассказать. Сделаю вид, что ты не при делах в таком случае.

— При каких делах, Константин Анатольевич? — усмехается и с полуулыбкой на него смотрит. — Киса... Ваня ничем таким не занимается. И я таким не занимаюсь, так что я в любом случае ни к чему такому не отношусь. До свидания, Константин Анатольевич, хорошего патрулирования, — видит, что у Хенкина желваки играть начинают.

Матвеева быстрее колбасу выбирает и на кассу стремится, не желая с ним больше пересекаться.

Выходит из магазина с двумя пакетами и еле волочет их до дома. Но, подходя к подъезду, хочет вернуться обратно и вообще сюда не возвращаться.

Около детской площадки припаркована знакомая машина Кудиновых, а около нее Рауль собственной персоной. Матвеева всем богам молится, чтоб он ее не узнал. Но, кажется, ее отсутствие веры ее сейчас и наказало, ибо Кудинов ее окликнул.

— Эльза, — она всеми фибрами души его ухмылку чувствует.

Ухмылочка его неприятная до ужаса, как у маньяка. Хотя таковым он и является. Вот у Кисы ухмылка такая, что аж колени подкашиваться начинают. С нее все девочки текут, по словам самого Кислова. У Бори, Егора и Гены она добрая такая, но чуть насмешливая. А у Рауля ужасная, та, которую с лица ударами стереть хочется.

— Матвеева, не делай вид, что не слышишь меня, — в одно мгновение расстояние между ними преодолевает и за локоть ее хватает. Да что ж ее все хватают сегодня?

— Руку отпусти, — исподлобья на него зыркает.

— А то что? — широко улыбается.

— Кисе все расскажу.

— И что мне твой школьник-наркоман сделает? — усмехается.

— Ну знаешь, он очень вспыльчивый. И очень не любит, когда его, блять, подруг трогают.

— Брось, тебе меня не напугать, — на себя ее тянет, но она упрямо отступает. — Пригласишь на чай?

— Хуй тебе, — фыркает, а он руку ее сильнее сжимает.

— Я привык приходить без приглашения.

— Вот и пиздуй нахуй. Я парням же реально расскажу, а у Хэнка батя мент, Киса просто сумасшедший. Мел и Гена помогут тебя закопать. И вот на кой хер, спрашивается, я тебе сдалась? Со мной же так проблем много.

— Люблю сложности, — натянуто улыбается.

— Так стань, блять, геем! У тебя с таким статусом очень много проблем в нашем городе будет. Отпусти, сказала!

— Ты, курица тупая, не понимаешь? — дергает на себя ее, и тут она уже не удерживается и пакеты роняет, совсем близко к нему оказываясь. — Я не спрашиваю обычно, а просто беру. Так что, блять, подумай своей крупицей мозга, что тебе выпал охуенный шанс выбрать более мягкий вариант!

— Ты думаешь, я боюсь? — рычит буквально ему в лицо. — Да парни тебя в живых не оставят, если ты хоть что-нибудь мне сделаешь! И за папочкой не спрячешься, гребаный педофил.

— Ты идиотка, если не боишься. Я могу в один щелчок пальцев жизнь твою испортить.

— Так щелкай, — шипит, словно змея. — Дорогу сюда забудь, номер мой удали, иначе я Хенкину заяву напишу о том, что ты меня изнасиловал. Я несовершеннолетняя, половой акт у меня уже был, а уж с кем он был, они разбираться не станут. Закроют тебя, сучий ты сын.

У Кудинова в глазах буквально огонь горит, а выражение лица не предвещает ничего хорошего. Но Эля не боится, знает, что он ее не тронет, ведь понимает, что друзья ее ему жизни не дадут.

— Матвеева, ты же только хуже делаешь, — переходит на угрожающий шепот.

— Хуже делаешь ты, — все-таки выдергивает руку из его хватки. — Уматывай отсюда, Кудинов. Тебе тут никто не рад.

— Я еще не закончил.

— Блять, у меня Киса на быстром наборе! — телефон достает и номер парня показывает. — Я просто позвоню, и он с парнями уже тут будет! Уезжай, Рауль, никто не хочет конфликтов, так ведь?

Рауль не отвечает. Сначала гневным взглядом ее окидывает, а потом молча к машине уходит, громко дверью хлопая.

Эльза на корточки присаживается и выпавшие апельсины собирает.

— Уебок.

Половина продуктов так и осталась в талом снегу, ведь была невозвратимо испорчена. Эля и так сегодняшний день ненавидит, а тут еще и Кудинов, как снег на голову. Оно и понятно, рано или поздно ему должен был надоесть ее тотальный игнор. Откуда у него вообще появилась уверенность в том, что Матвеевой общение с ним интересно?

Дома закрывается и на нижний, и на верхний замок, а уже потом со спокойной душой уходит на кухню, разбирая пакеты. Раскладывает все по шкафчикам и достает курицу из морозилки.

Ставит кастрюлю на огонь и снимает толстовку, оставаясь в одной майке. Когда принимается чистить картошку, слышит мелодию звонка откуда-то со спальни. Вытирает руки полотенцем и идет за телефоном. На экране высвечивается фотография пьяного Кисы, от чего Матвеева посмеивается.

— Че, Кис?

— Так, Моть, мы ждем тебя на базе, сегодня тут зависнем, а потом...

— Кис, я сегодня дома. Надо ужин приготовить, постель у бати на кровати сменить. Да пиздец дел вагон, — уходит на кухню и, зажимая телефон между ухом и плечом, вновь берется за нож и картошку.

— Эльк, ты серьезно? Подгоняй на базу.

— Кис, я занята, созвонимся, — отключается и убирает телефон на столешницу.

Матвеевой требуется около четырех часов, чтобы со всем разобраться.

В квартире витает приятный запах, который идет от свежего яблочного пирога, с которым Эля конкретно «затрахалась», ибо готовила его впервые, и чуть не сожгла кухню.

Вымыла полы два раза, поменяла белье, постирала старое и распылила везде освежитель воздуха с приятным запахом свежести. Переоделась в платье с милым принтом цветочков и зацепила передние прядки волос белыми заколочками, а те слились со светлыми волосами.

Места себе не находит, бегает то в гостиную, то в спальню, каждый раз в зеркало смотрясь.

И вот, момент замирания сердца. Звонок в дверь.

Вздохнув и последний раз взглянув в зеркало, идет открывать. Сердце уже не замирает, оно грудную клетку пробивает.

— Здравствуй, пап... — тихо произносит Эля.

Сама свой голос не узнает. Эльза не тихая девчонка, она шумная и веселая. Но с отцом она никогда настоящей и не была.

Мужчина ей лишь кивает и, отодвинув дочь в сторону, проходит внутрь. Эльза видит, что он принюхивается, кажется, понимает, что она старалась, готовила.

— Я уберу, — поднимает его сумку и уносит в спальню.

Сразу же чувствуется ужасное напряжение, которое сковывает все движения Матвеевой.

Как бы ей этого не хотелось, все же приходится выйти и пройти на кухню. Федор уже сидит за столом, наливает водку в рюмку и салат в тарелку накладывает.

— Пап, хочешь.. хочешь, я тебе курицу положу? Вкусная очень, твой любимый...

— Хватит, — грозно прерывает ее, а Эльза словами давится, проглатывая их. — Че тут устроила? Кого в дом таскаешь? Думаешь, соседи мне не говорят?

— Ты чего, пап..? Это же друзья.. Ваня Кислов, Егор Меленин, Боря...

— Мне плевать. Это моя квартира, так какого хрена ты сюда кого-то приводишь?

— Прости... — коротко произносит и голову опускает.

Матвеев домой приехал уже подвыпивший, так еще и тут водку глушит, словно воду. Понятно, что агрессию он не контролирует.

— Вырядилась к чему? Платье короткое, вся в свою мамашу-проститутку, — сплевывает. — Кудри эти ваши ужасные. Терпеть не могу, — опрокидывает рюмку, сразу же спиртное сглатывая и пальцами морковь по-корейски цепляя.

Эльза глаза прикрывает. Слезы как-то слишком быстро скапливаются для человека, который практически никогда не плачет.

— Сопли не распускай, смотреть противно, — Эля чуть всхлипывает и кухню покидает.

В комнате своей запирается и носом шмыгает, стараясь глубже дышать. И она бы расплакалась, если бы на телефон свой не отвлеклась. Сообщение от Кислова.

Киса

выйди в падик

Хмурится и быстро к зеркалу подбегает, утирая маленькие дорожки слез. Выходит в коридор, а потом и из квартиры, даже куртку не накидывая.

Обхватывает плечи руками и с ноги на ногу переступает. Около подоконника стоит Кислов, голову поднимает и замирает. Эльзе приходится немного спуститься по лестнице, чтобы к нему подойти.

— Платье? — шумно вздыхает. — Ты пиздец красиво выглядишь. Ты просто постоянно в толстовках, в джинсах...

— Летом в платьях, — шмыгает, а он хмурится.

— Ты плакала? — в один шаг расстояние между ними преодолевает. — Эльз, ты плакала? — ладонями щеки ее обхватывает и в глаза подруги вглядывается.

— Забыла, что я самая хуевая дочь, — усмехается и вновь глаза прикрывает, ведь слезы готовы вновь сорваться.

— Ты че-е-е, Эльчонок? — обнимает ее, к себе крепче прижимая. — Не плачь, Элик. Хочешь, я машину его сожгу?

— Кис, — всхлипывает и сжимает куртку на его спине, — я же, блять, не виновата, что мать сбежала...

— Ты вообще ни в чем не виновата, — в волосы ее рукой зарывается и носом в макушку светлую утыкается, запах яблок вдыхая. — У тебя же батёк ебнулся на этой теме. Бред вечно несет.

— Ненавидит он меня по-настоящему.

— Да и пошел он нахуй вообще, — фыркает и поцелуй на ее макушке оставляет. — Я, блять, вообще никогда телок не успокаивал, но ты-то не они, Эль. Я очень хочу тебя успокоить, но ваще не догоняю, как.

— Просто давай еще так постоим, — шмыгает носом и утыкается им в ключицу парня.

— Эль, я...

— Кис, помолчи, — руками обвивает его шею и чуть приподнимается на носочках, чтобы обнимать его было удобнее.

Кислов к талии тонкой кончиками пальцев притрагивается, а потом ее к себе прижимает.

И как-то так чертовски правильно себя ощущает. Именно тут он должен находиться, именно ее своим присутствием успокаивать.

— Переночуешь у меня?

— Нет, — шепчет куда-то ему в шею. — Буду дома.

— Эль, ты же понимаешь, что он опять тебя доведет до вот такого состояния. А мне че делать? Молча гадать, не ревешь ли ты там?

— Как-то раньше справлялась, — пожимает плечами и отстраняется от него.

Кислов куртку свою с себя снимает и ей на плечи одевает, а девушка сразу же к воротнику носом тянется, чтобы запах его одеколона почуять. Присаживается на подоконник и распрямляет складки платья на бедрах. Киса все это время на ноги ее голые смотрит.

— Покурим? — достает из его кармана вишневый чапман. — Вишневый?

— Полюбил вкус твоих сигарет, — хмыкает и из пачки две сигареты достает. — Зажигалку достань.

Матвеева зажигалку из второго кармана вытаскивает и чуть приоткрывает рот, чтобы Кислов сигарету к нему поднес, а она ее губами зажала. Он к ней слишком близко подходит, его слишком много в ее личном пространстве.

Эльза чиркает колесиком и огонек подносит сначала к своей сигарете, а потом к его. Прикрывает глаза, когда никотин в легкие попадает. Облизывает сухие губы и уже тогда глаза открывает, смакуя приятную горечь.

— Может, все-таки ко мне? — вновь предлагает, а в глазах его она впервые тревогу видит.

С улыбкой отрицательно качает головой.

— А ты чего пришел?

— Да ты, блять, давно в сети была. Мы с пацанами потеряли тебя.

— Но пришел только ты, — улыбается.

— Пришел.

— Хотя никогда не волновался за кого-то, не успокаивал.

— За тебя всегда волнуюсь.

— Почему? Не в твоих же правилах.

— А ты исключение, — пронзительно в глаза ее смотрит. Своими темно-карими ее светло-карие прожигает. — Ты, Матвеева, мое личное исключение.

Эльза ничего не отвечает, сигарету тушит и бычок в горшок с завядшим цветком бросает. Киса ее движение повторяет и руки в карманы штанов убирает.

Смотрят они друг на друга долго. Эля не знает, что щелкает в голове Кислова, но он медленно к ней двигаться начинает. Смотря в ее глаза, руку одну на талию девичью кладет и Эльзу на себя тянет. Платье под ягодицами задирается, и Матвеева холод подоконника ощущает, когда кожа оголяется.

— Кис... — шепчет ему в губы.

— Что? — говорит тихо.

— Нам нельзя.

— Почему?

— Мы друзья.

— Мне плевать на правила.

— Я помню, — кивает и, когда Кислов к губам ее тянется, за шею его крепко к себе прижимает, обнимая.

Чуть ноги раздвигает, чтобы он поближе подошел, и сжимает его своими коленями. Киса судорожно вдыхает и чуть стонет обреченно, обнимая ее в ответ.

— Блять, Эля, — сквозь зубы произносит.

— Я понимаю, Кис...

Кислов руками от ее спины по талии ведет и на бедро ладонь кладет. Гладит его и кончиками пальцев пробирается под край платья. Матвеева свою руку на его кладет и не позволяет пальцам дальше пробраться.

— Помнишь, что сказал мне в девятом классе? Когда я на выпускном сказала, что встречалась бы с таким, как ты?

Киса на эти слова лишь хмурится.

— Эльчонок, мы братаны с тобой, как с Мелом, Гендосом и Хэнком.

Ваня помнит эти слова. Сказал тогда так, чтобы ничего не усложнять.

— Братаны не целуются, Кис, — легонько бьет кулаком его в плечо.

— Че, ваще без шансов?

— Шансы всегда есть, — улыбается ему и чмокает в нос, из-за чего Кислов чуть посмеивается.

Они долго сидят в подъезде, болтают и курят. Киса еще несколько раз предлагает ей переночевать у него, но она упрямо отказывается.

Сейчас оба сидят на подоконнике напротив друг друга. Его ноги раздвинуты и уложены по обе стороны от ее бедер, а ее ножки лежат посередине, пальцы ног касаются его живота через Кисин любимый свитер. Перед этим предусмотрительно были сняты домашние тапочки.

Ваня ступни ее руками разминает, чтобы они не замерзли, все-таки не лето на дворе, в подъезде прохладно. Нежно пальцами по голени Элиной проходится и щиколотку чуть сжимает.

— Щекотно, — тихо смеется и ногу правую из его руки вырывает.

— Матвеева, я тебя убью когда-нибудь.

— Ты меня слишком любишь.

— Завтра в школу идешь? — переводит тему.

— Я теперь весь месяц в школу буду ходить, — закатывает глаза, а он вслед за ней.

— Он че, на Новый год тоже тут будет? — Киса не говорит имени, но Эля понимает, что он про отца.

— Нет, уедет раньше. Поверь, он тоже не горит желанием проводить праздники со мной.

— Моть, ну пойдем ко мне? Он же там бухает, ты одна дома будешь.

Взгляд у Кисы такой умоляющий, что Матвеева аж удивленно брови вскидывает. Все это не в духе Кислова.

— У меня замок в спальне, все хорошо, не волнуйся, — кончиками пальцев ведет по его груди вверх и касается кадыка. — Иди домой, Кисуль.

Он ее за ногу хватает, не давая с подоконника соскользнуть.

— Ладно, — опускает ее и куртку забирает.

— Спасибо, Кис, — целует его в щеку и поднимается по лестнице. — До завтра.

Кислов ее взглядом провожает и с подоконника спрыгивает, куртку надевая. Долго на дверь ее смотрит и телефон из кармана достает, спускаясь вниз.

Матвеева тихо дверь прикрывает и в комнату свою шмыгает, краем глаза замечая, что отец уже еле на стуле сидит. Сейчас к нему нельзя подходить, вообще нельзя. Эльза дверь замыкает на все замки и к кровати подходит, медленно на нее оседая. Кидает взгляд на пробковую доску и фотографии рассматривает.

На каждой она счастлива, даже на тех, где в слезах сидит. И ни на одной фотографии родителей нет. Но зато на всех есть семья.

Матвеева телефон в руки берет, когда сообщение в беседу приходит.

Хэнк

Эль, выгляни в окно

Эльза хмурится, но к окну послушно подходит. Удивление тут же с головой накрывает. Эля форточку нетерпеливо открывает и выглядывает наружу.

Около окон стоит машина Гены, на крыше ее сидят Киса и Хэнк, Мел восседает на капоте, а сам Гена с водительского кресла выглядывает. Живет Эля на втором этаже, потому свободно с ними говорить может, не крича.

— Вы чего тут делаете? — с коленями на подоконник взбирается.

— Ты не захотела ночевать у нас, а нам неспокойно, — отвечает за всех Меленин. — А так мы рядом.

— Вы хотите сидеть здесь всю ночь? — выгибает бровь и чуть ли не из окна выпрыгивает, желая поближе к ним быть.

— Ложись спать, Эльк, — подмигивает Гена.

— Мы охраняем твой сон, — дополняет Хэнк.

Кислов лишь кивает.

Матвеева недолго на них смотрит и с подоконника слазит, окно закрывая. Переодевается в пижаму и ложится на кровать, в одеяло закутываясь. И засыпает она правда спокойно. Знает, что четверо парней снизу защитят ее. И от пьяного отца, и от кошмаров.

***

Эля крадется тише мыши. А ведь она в своей квартире. Перебирается из ванной комнаты обратно в спальню.

Федор спит в своей спальне, но тревожить его все равно нельзя.

Эльза, как только проснулась, выглянула в окно, чтобы проверить, снизу ли парни. Но машины не было. В беседе Гена написал около шести утра, сказал, что развез парней по домам, ведь тем нужно перед школой в порядок себя привести. Всю ночь они были рядом. От этой мысли Матвеева улыбается.

Сидит за туалетным столиком в своей комнате и причесывается. Легкий макияж уже на лице, осталось привести в порядок волосы. Вспоминает отцовские слова и выдвигает нижний шкафчик, пыльную плойку доставая.

Эля любит свои кудряшки, они делают ее особенно красивой. В школе каждая девчонка ей завидует, не зная, как Эля с уходом мучается. Рита порой делает себе кудри плойкой, пытаясь эффект повторить. Получается слабо, но все равно очень красиво.

Матвеева почти со слезами на глазах полбутылки термозащиты на волосы выливает и часть отделяет, начиная выпрямлять. Требуется долгих тридцать минут, чтобы волосы были идеально прямыми.

Эля смотрит на себя в зеркало и плакать хочет. Это не Эльза. В зеркале не Эльза.

Надевает теплые колготки, клетчатую короткую юбку, а сверху черный свитер. Накидывает рюкзак на плечо и выходит из спальни.

Отец уже на кухне. Эльза на него с надеждой смотрит и видит, что он взглядом по ее волосам проходится. Мужчина с отвращением фыркает и обходит дочь стороной. Эля глаза прикрывает и глубоко дышит.

Со злостью натягивает шапку на голову и куртку надевает. Из дома вылетает со скоростью света. Выходя из подъезда, сразу же закуривает, тяги сильные делая. Голова чуть кружиться начинает, но Эльза отмахивается от этого чувства и продолжает затягиваться.

До школы в таком темпе она доходит быстро. Около ворот срывает шапку, желая поправить волосы, вид которых вызывал отвращение. Эльза никогда не ходила с прямыми, лишь с любимыми кудрями.

Все ошарашенно смотрят на ее прическу, рты открывая. Эле всем средние пальцы хочется показывать, чтобы те отвернулись и никогда на нее не смотрели.

Видит парней около синей лавочки и к ним идет. Хэнк стоит к ней лицом, а вот Киса и Мел спиной. Лицо Бори в мгновение меняется, он на подругу шокировано смотрит. Меленин и Кислов, ничего не понимая, поворачиваются и тоже застывают.

— Хули смотрите? — агрессивно бросает Матвеева, останавливаясь около них.

— Это че такое? — спрашивает Хэнк и волос ее касается, а Эльза по руке его бьет.

Киса руку протягивает, но останавливается и опускает ее, не касаясь светлых прядей.

— Эль... ты же так кудри свои любишь, — Мел пытается говорить как можно мягче.

— Зато теперь я нормальная. Такая, как все.

— А с кудрями была ненормальная? — в глазах Кисы что-то мелькает. — Это он тебе сказал?

— Никто мне ничего не говорил! — вновь достает пачку сигарет, но Кислов ее выхватывает.

— Ты, блять, за сегодня выкурила пять штук? Утро только началось.

— Тебе откуда знать, сколько я выкурила?!

— Вчера было десять, — шипит сквозь зубы. — Тон сбавь. Хуйней не страдай, не слушай отца, блять! Волосы выпрямила, выдымила пять сигарет! Ебанулась в край?

— Вдруг он станет ненавидеть меня меньше, если я перестану быть на нее похожей? — закрывает лицо руками и садится на лавочку.

Эле больно. Ей чертовски больно. Она не виновата в предательстве матери, та предала и ее, почему отец так ненавидит девочку?

Боря присаживается перед ней на корточки и на колени ее ладони кладет.

— Эль? Посмотри на меня, — девушка взгляд на друга поднимает. — Ты невероятно красивая. Со своими кудрями ты потрясающая. Тебе не нужно становиться обычной. Ты не станешь другой, выпрямив волосы. Ты все та же Эля. Наша Эля. Кудрявенькая, умненькая и чуточку глупая, из-за таких вот поступков. Если он тебе скажет, что у тебя глаза не такие, ты линзы купишь? Скажет, что татуировки у тебя некрасивые, сведешь их?

— Хэнк, я хочу, чтобы меня любили.

— Мы тебя любим! — Мел делает акцент на слове «мы».

— Я семейной любви хочу, — головой качает.

— Ты для нас сестрой стала, Эль, — продолжает Боря. — Разве это не семейная любовь? Все, не страдай херней, не выпрямляй больше волосы, ты же кудри любила всегда свои.

— И сегодня ты нервная такая из-за того, что частичку себя убрать попыталась, — Меленин плеча ее касается.

— Они у тебя все равно из-за влажности виться снова начинают, — Хенкин касается кончиков ее волос, которые и правда начали закручиваться, и улыбается.

— Не хочу на уроки, они все смотрят, — Эльза окидывает взглядом школьников, которые и правда на Матвееву заглядываются.

Слишком необычно видеть ее с такой прической.

— К Гендосу тогда погнали, — предлагает Кислов.

— Если я седативками закинусь, будет слишком плохо? — спрашивает Матвеева.

— Косячок твой максимум на сегодня, Эльчонок, — качает головой Киса и кладет руку на плечо Хэнка. — Че? Валим?

— Щас руссич, — качает головой Хенкин.

— А, блин, любовь же, — закатывает глаза Ваня и переводит взгляд на Мела.

Хэнк влюблен в учительницу русского и литературы, это уже не секрет для всей компании. И Хенкину сложно с этой любовью жить, ведь невозможность их союза удушающим кольцом затягивается.

— Да хуй с ним, — отмахивается Боря. — Валим на базу, Гендосу наберем.