Храни тепло

Тепло, оно было медленным, коварным течением, растекавшимся от точки соприкосновения наших сплетенных пальцев. От моей спины, прижатой к его вечному холоду, от моего дыхания, смешивавшегося с его ледяным выдохом у виска. Я не спала, а просто была здесь и сейчас. Прислушивалась к непривычной тишине его существа рядом, ожидала удара, насмешки, холодной оценки моего доверия как слабости, но ничего не происходило. Только его рука на моей талии,пальцы крепко сжавшие мои, и странное, почти незаметное изменение в его неподвижности.

Напряжение, как стальная пружина, что всегда чувствовалась в нем, понемногу ослабевала, а дыхание, обычно почти неощутимое, стало глубже, ритмичнее. Не сон смертного, конечн, но какое-то подобия покоя? Века бодрствования, вечной настороженности, казалось, на мгновение отпустили его, тело, всегда готовое к движению, к власти и насилию, обмякло, тяжело опираясь на меня. Вес его был реальным, осязаемым – не физическая тяжесть, а тяжесть вечности, доверившейся моему хрупкому теплу на эту ночь.

Это было невероятно. Непостижимо. Вампир, Аро, Король Вольтури, уснул, как изможденный ребенок, вцепившись в единственный источник тепла в своей ледяной вселенной.

Время потеряло смысл. Я лежала, завороженная этим невозможным фактом, ощущая его холод, постепенно согревающийся от моего тепла, и его абсолютную, жуткую беззащитность. Лицо было скрыто в моих волосах, но я чувствовала расслабление жестких линий челюсти, едва уловимое смягчение вокруг глаз, если бы я могла их видеть, в эти часы предрассветной тьмы он не был правителем. Он был просто… Аро. Существом нашедшим его в самом неожиданном месте – в объятиях смертной, знающей его самый страшный грех.

Я сама не заметила, как дрожь утихла, а страх не исчез, но отступил, уступив место странному, щемящему спокойствию и всепоглощающему изумлению. Мои пальцы все еще были переплетены с его, и это уже не было жестом отчаяния или жалости. Это стало точкой контакта между двумя несовместимыми мирами – моим миром быстротекущей жизни и его миром вечной, отягощенной скорбью ночи. Смотрела в темноту, чувствуя его мертвый покой, и думала о Дидим и о сцене, заплаченной за власть и страх ее потерять о той искре, что теплилась во мне, несмотря ни на что, притягивая и пугая одновременно.

Первые, слабые лучи рассвета начали пробиваться сквозь тяжелые шторы. Полоска серо-розового света легла на пол, медленно ползя к кровати. И в тот момент, когда свет коснулся края покрывала, он проснулся.

Не так, как просыпаются люди. Не вздрагивая, не потягиваясь, а просто снова был . В одно мгновение его дыхание сменилось с глубокого ритма на едва уловимое, тело мгновенно напряглось, вернув ту привычную, сдерживаемую мощь. Рука на моей талии не отдернулась, но пальцы разжались, потеряв тот отчаянный хват нужды, голова слегка отстранилась от моей. Я затаила дыхание, ожидая. Стыда? Неловкости? Гнева за то, что я видела его слабость?

Ничего из этого. Он медленно приподнялся на локте, его тень упала на меня, блокируя слабый рассветный свет. Я повернула голову и встретилась с его взглядом.

Алых глаз, которые смотрели на меня сейчас, не было и следа той ночной уязвимости, той немой мольбы. В них снова горел знакомый холодный огонь – острый, проницательный, бесконечно властный. Но не враждебный. Скорее… оценивающий. Как будто он пересматривал некий внутренний баланс. Лицо было гладким, безупречным, маской абсолютного самоконтроля, ни тени усталости, ни намека на ту душераздирающую скорбь, что была в библиотеке или здесь, в темноте. Он был снова Аро, непоколебимый, лукавый, сильный.

—Рассвет, – произнес он, его голос был гладким, как полированный обсидиан, без хрипотцы и усталости ночи. Он скользнул взглядом по моему лицу, по моим глазам, ищущим в его взгляде хоть намек на прошлую ночь. Нашел ли он? Если да, то не подал виду. —Время иллюзий заканчивается. Реальность требует своего.

Он поднялся с кровати с той же змеиной грацией, что всегда его отличала. Черный шелк его одежды был безупречен, без единой складки, будто он не провел ночь, крепко обнимая смертную. Поправил манжету, его движения были точными, экономными.

—Ты дала то, что было нужно,– сказал он, поворачиваясь ко мне. Его взгляд был тяжелым, но лишенным той ночной голодной нужды. Теперь это был взгляд собственника, констатирующего факт. —Покой. Кратковременный, но достаточный.— Он сделал паузу, его алые глаза сузились. —Не обманывайся, Селена. Это не меняет сути вещей и не стирает прошлое. Не искупает грехи. Это лишь временная передышка.

Он подошел к окну, отодвинул тяжелую портьеру ровно настолько, чтобы полоса утреннего света упала на его лицо. Оно казалось высеченным из мрамора в этом холодном свете – прекрасным и бесчувственным.

—Но передышка ценна, – продолжил он, глядя не на меня, а на просыпающийся, невидимый за стенами замка мир. —Она позволяет видеть яснее. И действовать решительнее.

Он повернулся ко мне, и в его взгляде появилась та самая знакомая хитрая искорка, смешанная с внезапной, леденящей серьезностью.

—Говоря о ясности…– он медленно приблизился к кровати, его тень снова накрыла меня. —Рафаэль. Его болтливость вчерашней ночью могла стоить ему… многого.—Его голос понизился, став опасным шепотом. —Ты слушала его. Впитывала его слова, как губка. Доверилась его своеобразному обаянию.

Он наклонился, опираясь руками о кровать по обе стороны от меня, замыкая в пространстве между своими руками. Его лицо было близко, слишком близко. Запах озона и лаванды снова стал интенсивным.

—Не доверяй ему, Селена,– прошептал он, и в его глазах не было лукавства теперь. Было предупреждение холодное и неоспоримое. —Его легкомыслие – лишь фасад. За ним скрывается ум, острый как бритва, и амбиции, о которых ты даже не подозреваешь. Он играет в свои игры, где ты – всего лишь пешка, инструмент для достижения его целей или… развлечений.

Его палец легонько коснулся моей щеки, холодный как лед. Прикосновение было не нежным, а акцентирующим.

—Он рассказал тебе о Дидим не из сочувствия, а чтобы открыть тебе глаза, посеял зерно сомнения. Зерно хаоса. Чтобы посмотреть, что вырастет увидеть, как оно расколет нас – меня, Маркуса… может быть, даже весь клан изнутри.— Его губы тронула едва заметная, безрадостная усмешка. —Он мастер манипуляций и ты для него идеальный объект восприимчивый,эмоциональный и связанный со мной… странной связью.

Он выпрямился, взгляд скользнул по моему переплетению пальцев с его, лежавшему теперь на одеяле. В глазах мелькнуло что-то нечитаемое – удовлетворение?
—Держись подальше от его игр,–  голос снова стал гладким, повелительным. —Доверяй только тому, что видишь и чувствуешь.—Он посмотрел мне прямо в глаза. —И помни: я знаю каждое слово, сказанное в моем замке, каждую мысль, которую он вложил в твою голову. Я позволил этому случиться отчасти чтобы ты поняла, кому можно доверять, а кому – никогда.

Он отошел от кровати, фигура снова стала монолитом власти и контроля. Ночной Аро, нуждавшийся в тепле и покое, исчез без следа, как сон остался только Король.

—Отдыхай,  милая Селена,– сказал он уже у двери, его рука на бронзовой ручке. —День будет насыщенным. И помни мое предупреждение о Рафаэле его улыбка обманчива,а дружба – мираж.

Дверь открылась и закрылась за ним бесшумно. Он ушел. Оставив меня одну в постели, где еще хранилось углубление от его тела и слабый запах лаванды. Мои пальцы все еще ощущали холод его пальцев, а спина помнила тяжесть его вечности.

С одной стороны – леденящее предупреждение о Рафаэле. Были ли слова Аро правдой или просто еще одной манипуляцией, чтобы изолировать меня, чтобы я доверяла только ему? Легкомыслие Рафаэля действительно могло быть маской, откровенность на кухне – игрой, но в его глазах тогда была искренняя боль и предостережение.

С другой стороны сам Аро,убийца,тиран и тот, кто провел ночь в моих объятиях, сломленный и нуждающийся. Тот, кто признал свой грех и свою пустоту, тот, кто на рассвете снова стал неприступной крепостью, но оставил после себя не страх ,а смятение. И ту самую искру, которая теперь горела ярче, подпитанная его ночной уязвимостью и утренней силой.

Он сказал, что ночь не искупает грехи и он прав. Но она что-то изменила навсегда. Теперь между нами была не просто опасная игра власти и страха, но так же была ночь, когда он уснул и было знание его боли. Предупреждение о Рафаэле, прозвучавшее не как приказ, а как забота? Стремление оградить от опасности?

Я сжала руку, на которой еще ощущался призрак его холода. Замок просыпался где-то за стенами слышались отдаленные шаги, приглушенные голоса слуг. Реальность врывалась в комнату, но внутри меня бушевал собственный шторм. Доверять ли предупреждению Аро? Бояться ли Рафаэля? И что делать с этим новым, пугающим чувством к вампиру, который был и монстром, и… чем-то еще?. Рассветный свет, теперь ярче лившийся в комнату, не принес ясности он лишь осветил лабиринт, в котором я теперь блуждала, держа в руке нить, переплетенную с пальцами вечной ночи.

Едва дверь за Аро закрылась, я успела перевести дух, пытаясь осмыслить его предупреждение о Рафаэле и его стремительное превращение из сломленного существа обратно в Короля, как в дверь постучали. Три четких, неторопливых удара. Афина.

— Селена? — ее голос звучал с привычной сдержанностью, но в нем была нотка тревоги. — Можно войти?

Я кивнула, забыв, что она не видит, и просто пробормотала: «Да». Дверь открылась, и Афина вошла, безупречная в своем строгом черном платье, словно сама тень замка. Ее вишневые глаза мгновенно осмотрели комнату, задержавшись на смятой простыне с моей стороны кровати и на едва заметном углублении на другой. Запах лаванды еще витал в воздухе. Она ничего не сказала, но ее взгляд стал острее.

— Ты не завтракала, — заявила она, подходя к окну и распахивая шторы. Холодный, серый свет хлынул в комнату, подчеркивая мою бледность и, вероятно, следы бессонной ночи под глазами. — И выглядишь... изможденной. Что случилось после библиотеки? Весь замок слышал грохот. Маркус... — она запнулась, подбирая слова, — не в себе. А Аро... он был здесь? — Последний вопрос был высказан прямо, без колебаний. Ее взгляд приковался к моему лицу.

Усталость, нервное напряжение и странное чувство доверия к Афине пересилили осторожность. Да и скрывать было бессмысленно. Он был здесь. Все замок, вероятно, знал или догадывался.

— Да, — выдохнула я, опускаясь на край кровати. Пальцы сами собой сжались, вспоминая ледяное сплетение с его пальцами. — В библиотеке Аро сказал Маркусу правду о Дидим. — Я видела, как Афина замерла, ее спина напряглась. — Маркус... он все сломал это было ужасно,а потом... Аро пришел сюда ночью.

Я не стала вдаваться в сокровенные детали его слабости, его мольбы о тепле. Но рассказала о присутствии, о том, как он просто... лег рядом. Как держал, как уснул, а на рассвете проснулся совершенно другим – сильным, холодным, лукавым. И о его предупреждении насчет Рафаэля.

Афина слушала молча, лицо ее было каменной маской. Только легкое подрагивание пальцев, лежавших на подоконнике, выдавало внутреннюю бурю.

— Он уснул? — переспросила она наконец, и в ее голосе прозвучало нечто среднее между изумлением и ужасом. — Рядом с тобой? — Она обернулась, ее взгляд был тяжелым, аналитическим. — Это... беспрецедентно. И очень, очень опасно, Селена. Его слабость увиденная кем-либо— Она не договорила, но смысл был ясен: это знание могло быть смертным приговором. — А его слова о Рафаэле— Афина покачала головой, выражение стало жестче. — Рафаэль – дитя ветра. Легкомысленное, непредсказуемое. Но мастер интриг? Возможно. Аро не ошибается в таких вещах. Доверять ему в этом стоит. — Она подошла ко мне, ее движения были резче обычного. — Ты должна быть осторожнее собоими. Теперь ты. стала центром бури.

Она протянула мне платье – простое, теплое, темно-синее. — Одевайся ты должна поесть, а потом— она взглянула в сторону коридора, ведущего к мастерской Маркуса, — тебе стоит пойти к нему. Увидеть что от него осталось. Он не позволит войти никому, кроме, возможно, тебя.

Мысль о Маркусе, о его сломленном виде среди книжных руин, заставила мою душу сжаться. Я должна была пойти не из любопытства, а из сострадания? Я кивнула Афине, чувствуя, как усталость наваливается с новой силой, но внутренний долг гнал меня вперед.

Мастерская Маркуса встретила меня не запахом красок и скипидара, а гробовой тишиной и запахом пыли, смешанным с едва уловимым ароматом лаванды, принесенным, вероятно, с моей одежды или из коридора. Хаос был частично расчищен. Сломанный стол убран, книги аккуратно, но безжизненно сложены стопками вдоль стен. Сам Маркус стоял у мольберта, спиной ко мне. На холсте – не Дидим,не пейзаж абстракция. Хаотичные мазки темно-красного, черного и ледяного синего, сплетенные в какой-то мучительный узор, напоминающий клубок змей или разорванные вены. Он не рисовал, просто смотрел на эту боль, выплеснутую на холст.

— Маркус? — тихо позвала я, останавливаясь на пороге.

Он не обернулся сразу. Плечи его вздрогнули почти незаметно.

— Зачем ты пришла, Селена? — его голос был глухим, лишенным всякой интонации. Пустым. — Чтобы увидеть развалины? Чтобы убедиться, что он сломал меня окончательно?

— Я пришла узнать, как ты, — ответила я честно, делая шаг внутрь. Холод от него исходил почти физический. — После вчерашнего...

— После вчерашнего ничего не изменилось, — он резко повернулся. Его лицо... Оно было бледным как смерть, глаза запавшие, с темными кругами. Но не это было самым страшным. В его взгляде горела не угасшая ярость, а леденящая, бездонная скорбь и невероятная усталость.— Он убил ее. Я знал. Где-то в глубине... всегда знал. Но знать и услышать из его уст... — Он сжал кулаки, костяшки побелели. — Это другой ад, вечный ад осознанной преданности.

Он отвернулся к окну, где моросил холодный, осенний дождь.

— Он прав, знаешь ли, — прошептал он, глядя на стекающие по стеклу капли. — Убить его все равно что убить часть себя. Самую гнилую, самую ненавистную... но часть. Без негоья не знаю, кто я. Художник? Мечтатель? Я – тень той любви, которую он у меня украл.

Тишина повисла между нами, тяжелая, как свинец. Я подошла ближе, не зная, что сказать. Какие слова могли утешить такую рану? Никакие.

— Ты дала ему то, в чем он нуждался прошлой ночью, — сказал он вдруг, не оборачиваясь. Его голос был тихим, почти нежным, но в нем звучала горечь. — Тепло и покой. Я... чувствовал это. Сквозь стены и  камень, сквозь свою ненависть. — Он наконец повернулся ко мне, и в его глазах, помимо скорби и ярости, появилось что-то новое. Нежность? Горечь? — И это меня пугает, Селена. И невероятно злит, почему ты пошла за ним? Почему не осталась со мной?

Я замерла. «Пугает? Злит?»

— Я начинаю чувствовать, — он произнес это слово с усилием, как будто оно обжигало ему губы. — Привязанность, нежность и желание... оградить тебя от всей этой тьмы. От него,от самого себя. — Он резко отвернулся, как будто стыдясь своих слов. — Это глупо,опасно, история снова повторяется. Ты – свет, а он – тьма, которая жаждет этот свет поглотить или погасить. А я снова нахожусь посередине и не могу хоть как-то повлиять на это!

Он сжал виски пальцами.

— Но на этот раз на этот раз все иначе. Потому что я вижу, Селена. Вижу то, что скрыто от всех. — Он повернулся ко мне снова, и его ледяные глаза вспыхнули странным внутренним светом не алым, как у Аро, а холодным, сияющим, как свет далекой звезды. — Моя сила... она не только в живописи или старых знаниях я вижу связи. Истинные связи душ, нити судьбы если хочешь можешь назвать так. Вижу то что связывает тебя и Аро.

Он сделал шаг ко мне, его взгляд стал пронзительным, почти невыносимым. Он смотрел не на меня, а сквозь меня, в самое сердце. Он протянул руку к моему телу где не так давно мирно покоилась рука Аро. Он словно хотел вернуть, мое тепло, которое я отдала Аро назад. Он хотел вернуть всё до последнего кусочка.

— ...Это не просто притяжение. Не просто его больная одержимость или твоя опасная жалость. — Его голос понизился до шепота, полного мистического ужаса. — Я вижу нить. Алую,горячую и прочнейшую. Она идет из самой глубины его небьющегося, мертвого сердца и вплетается в твое живое и трепещущее.Твое сердце словно в клетке, ключи которой находятся у него.

Я почувствовала, как по спине пробежал холод. Его слова не были метафорой, он действительно видел это ту самую связь, которую я только смутно чувствовала, но не могла объяснить.

— Она прочна, — продолжал Маркус, его взгляд был полон муки и зависти. Нет, скорее ужасающего понимания. — Ее не разорвать так просто, попытка убить его за то, что он сделал с Дидим за то, что он может сделать с тобой — он резко выдохнул, — попытка разорвать эту нить убьет тебя, Селена.Вы связаны безумием.

Его холодное дыхание коснулось моего лба.

— И поэтому... — его голос дрогнул, в нем боролись ярость, ненависть к Аро и это новое, страшное желание защитить меня, — ...поэтому я не трону его. Несмотря ни на что. Даже на мою ненависть потому что его смерть – твоя смерть. И это я не переживу второй раз. — В его глазах стояли не слезы, а ледяная, вечная скорбь. — Так что я буду стоять здесь. В тени, но рядом с тобой. Сжимая кулаки от ярости и наблюдая за этой проклятой алой нитью. Я буду твим немым стражем и если эта нить когда-нибудь станет твоей петлей... — он запнулся, и в его глазах мелькнул отблеск той древней силы, которая делала его Вольтури, — ...я найду способ вмешаться. Даже если это будет стоить всего, даже если это разорвет меня самого пополам.

Его признание повисло в воздухе. Признание силы связи, которую он ненавидел, но был вынужден принять, его собственной новой роли – не мстителя, а молчаливого стража при вратах ада, где была заключена частица света, неразрывно связанная с его личным демоном.

Я не знала, что сказать. Все смешалось, я протянула руку, коснулась его холодной кисти.

— Спасибо, Маркус, — прошептала я. За что? За то, что будет наблюдать? За эту жуткую правду о нити?

Он сжал мои пальцы на мгновение – быстро, почти неловко, и тут же отпустил, как будто обжегся.

— Не благодари, — пробормотал он, отворачиваясь к своему мрачному холсту. — Это не доброта. Это лишь очередное мое проклятие.Пожалуйста, оставь сейчас меня одного, мне нужно многое обдумать. Возможно я найду выход и смогу освободить твое сердце.

Я вышла из мастерской, шла по замку, чувствуя себя разорванной на части, а за окном появилось долгожданное солнце, словно насмехаясь над трагедиями этого замка. Предупреждение Аро о Рафаэле, ужасающее видение Маркуса алой нити, его обреченное обещание защиты и где-то там, в глубине замка, Аро – источник всей этой боли, всей этой тьмы и начало той самой нити, что тянулась к моему сердцу.