Храни тепло

Дни снова пролетали один за одним, Рафаэля я с того дня не видела. Наступил сезон дождей и я не могла выходить из замка, казалось, что стены душат меня. И с последней надеждой я хотела на уроки рисования к Маркусу. Они успокаивали и давали время всё обдумать, я почти на автомате смешивала краски.
Вот и сегодня комната для рисования была залита мягким светом, пробивавшимся сквозь полуприкрытые шторы. Был слышен шум дождя, который бился о стекло. Лучи факела и камина касались мольбертов, палитр с красками и разбросанных по столам эскизов. Я стояла у окна, смешивая на палитре оттенки синего, пытаясь уловить игру света на лепестках гортензий в вазе. Маркус сидел в своем кресле, кисть в руке замерла над холстом, изображавшим силуэт женщины с распущенными волосами. Его взгляд был прикован к картине, словно он пытался разгадать тайну, скрытую в мазках. 
Тишину нарушил легкий стук в дверь. Прежде чем кто-либо успел ответить, в комнату вошла Афина. Ее вишневые глаза скользнули по мне, затем остановились на Маркусе. 
— Я принесла чай, — произнесла она, ставя поднос с фарфоровым сервизом на стол. — Селена, ты сегодня не завтракала, проснулась и сразу отправилась сюда. 

— Спасибо, — я улыбнулась, отложив кисть. — Просто не хотелось прерываться. Посмотри, Маркус показал мне, как передать текстуру лепестков. 

Афина приблизилась к мольберту, изучая акварельный этюд. Гортензии казались почти живыми, их голубые оттенки переплетались с тенями, создавая глубину. 

— Неплохо, — кивнула Афина, но в ее голосе звучала натянутость. — Однако тебе стоит быть осторожнее с контрастами. Слишком резкие переходы разрушают гармонию. 

Маркус поднял голову, его взгляд встретился с взглядом Афины. В воздухе повисло напряжение, словно невидимая нить соединила их. 

— Гармония — понятие субъективное, — произнес он, откладывая кисть. — Иногда именно диссонанс рождает истинную красоту. 

Афина скрестила руки на груди. 

— Диссонанс ведет к хаосу. А хаос… — она бросила быстрый взгляд на меня, — опасен для тех, кто не умеет его контролировать. 

Я почувствовала, как атмосфера в комнате сгущается. Осторожно взяла чашку с чаем, пытаясь разрядить обстановку: 

— Может, вы оба поможете мне доработать этюд? Маркус — с тенями, Афина — с композицией. 

Маркус молча встал и подошел к моему мольберту. Его пальцы легли поверх моей руки, направляя кисть к затемненному участку вазы. 

— Свет падает слева, поэтому тени должны быть мягче здесь, — его голос звучал приглушенно, почти нежно. 

Афина наблюдала за нами, ее лицо оставалось непроницаемым. Внезапно она протянула руку к холсту Маркуса, едва не касаясь изображения женщины. 

— Это она, да? Та, о которой вы никогда не говорите. 

Маркус замер. Воздух в комнате стал тяжелым, будто заряженным электричеством. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. 

— Афина, — предупредительно произнес он, — некоторые двери лучше не открывать. 

— Почему? — Афина не отводила взгляда. — Страх прошлого делает нас слабее. Или вы все еще надеетесь, что однажды она оживет ?

Я затаила дыхание. Женщина на картине… Та самая, чей портрет был повернут к стене в комнате Маркуса. Его потеря, его вечная тоска. 

Маркус резко отвернулся, его пальцы сжались в кулаки. 

— Ты переходишь границы, Афина. 

— Границы? — она усмехнулась, но в ее глазах вспыхнула боль. — Вы все — мастера создавать границы. Прятаться за картинами, книгами, титулами… А что остается тем, кто вынужден жить в ваших тени? 

Я поняла, что это не просто спор об искусстве. Афина говорила о себе. О годах службы, о страхе, о невозможности вырваться из роли «надзирателя». Что сегодня произошло с ней, раз она решилась дерзить Маркусу, зная что он спокойно сможет от неё избавиться?

Маркус обернулся, и в его взгляде впервые мелькнуло что-то, кроме холодной отстраненности — понимание. 

— Мы все пленники своих выборов, Афина. Даже я. 

Тишина стала невыносимой. Я невольно проронила: 

— Кто она? Та женщина… 

Маркус вздохнул. Он подошел к своему мольберту и медленно повернул холст. На нем была изображена молодая женщина с каштановыми волосами и грустными глазами. Ее улыбка казалась одновременно нежной и трагичной. 

— Дидим, — прошептал он. — Моя жена. Она умерла, при странных обстоятельствах. У нас с ней были планы, любовь, мечты...но кому-то не понравилось наше счастье.

Афина опустила глаза, внезапно осознав, какую рану она задела. Я подошла ближе, рассматривая портрет. В каждом мазке чувствовалась бесконечная тоска. 

— Ты любишь ее до сих пор, — сказала я не вопросом, а констатацией. 

— Любовь не умирает, — ответил Маркус. — Она становится… воспоминанием. Иногда слишком тяжелым, чтобы нести его в одиночку. 

Афина отвернулась к окну. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. 

— Простите, — произнесла она тише. — Я не хотела… 

— Знаю, — перебил Маркус. — Но ты права. Пытаться забыть — бессмысленно. 

Он взял кисть и провел ею по краю палитры, смешивая алую краску с золотой. 

— Селена, ты хотела научиться передавать эмоции? Смотри. 

Он нанес несколько мазков на холст с портретом. Вдруг глаза Элианы ожили, наполнившись теплом, которого раньше не было. Я поняла — он рисовал не умершую, а ту, какой она была при жизни. Счастливую. 

Афина наблюдала за ними, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на зависть. Не к Маркусу, а к той свободе, с которой я умела разрушать стены молчания. 

— Завтра принесу новые краски, — сказала она, направляясь к двери. — Селена, не забывай поесть. 

Когда дверь закрылась, Маркус опустил кисть. 

— Она боится за тебя. 

— А ты? — спросила я, не глядя в его сторону. 

Он посмотрел на портрет, потом на меня. 

— Страх — роскошь, которую я не могу себе позволить. Но… — он запнулся, — я начинаю понимать, почему Аро держит тебя рядом. 

В его голосе прозвучало нечто, заставившее меня содрогнуться. Не угроза, а предостережение.  Мы продолжили наш урок, кажется, я делаю большие успехи в рисовании.
—Селена, ты не против, если я тебя провожу? У тебя к тому же тут много эскизов, тяжело будет нести. – задумчиво проговорил вампир.
—Ой, Маркус, конечно, я буду только рада. – быстро засобиралась, не хотелось тратить время Маркуса на ожидание. Почему он решил меня проводить? Устал сидеть в своей комнате?.

Тени длинных коридоров казались сегодня особенно густыми, будто сам замок затаил дыхание в ожидании бури. Маркус шел рядом, его шаги бесшумно скользили по камню, а в руках он нес сверток с моими эскизами. Воздух еще пах свежей краской и цветами. От Маркуса почему-то всегда пахнет цветами.

— Ты прогрессируешь быстрее, чем я ожидал, — произнес он, и в его обычно ледяном голосе прозвучало нечто теплое. — Но свет — это не просто блики. Он… живой. Как дыхание. 

Я хотела ответить, но впереди, у поворота, замерла высокая фигура. Аро стоял, прислонившись к стене, руки скрещены на груди. Факелы бросали багровые блики на его лицо, делая алые глаза похожими на раскаленные угли. 

— Какая трогательная сцена, — его голос прозвучал сладким ядом. — Учитель и ученица. Или уже нечто большее? 

Маркус едва заметно сдвинулся, прикрывая меня своим телом. Я почувствовала, как мурашки побежали по спине. 

— Мы обсуждали технику сфумато, — холодно ответил Маркус. — Если тебе интересно, я могу дать тебе книгу из библиотеки. 

Аро фыркнул, оттолкнувшись от стены. Его движения были плавными, как у хищника, окружившего добычу.
— О, я предпочитаю более… практические уроки, — он остановился в шаге от нас, и запах грозы — озона и железа — окутал меня. — Но, кажется, моя пташка забыла, кому принадлежит ее время. 

— Я никому не принадлежу, — выпалила я, сжимая кулаки. Сердце бешено колотилось, но голос не дрогнул. 

Аро медленно повернул голову ко мне, и в его взгляде заплясали искры. 

— Ошибаешься, — прошептал он. — Каждый камень здесь, каждый вздох ветра в саду — мои. И ты… — он провел пальцем по воздуху в сантиметре от моего лица, — ты играешь с огнём, позволяя ему стоять так близко. 

Маркус внезапно шагнул вперед, нарушив дистанцию. Два вампира замерли, словно статуи, напряжение между ними сгущалось, как перед ударом молнии. 

— Ты переходишь границы, Аро, — голос Маркуса звучал тише обычного, но в нем вибрировала сталь. — Она не трофей. 

Тишина взорвалась. Аро рассмеялся — низко, беззвучно, словно рычание зверя. 

— Границы? — он резко вскинул руку, и факелы погасли, погрузив коридор во мрак. Только их глаза светились в темноте: алые и рубиновые. — Ты забываешь, кто здесь главный. 

Я почувствовала, как Маркус напрягся, готовый к прыжку, но внезапно свет вернулся — Аро щелкнул пальцами, и пламя вспыхнуло снова. Его лицо было спокойным, но в глазах бушевал ураган. 

— Завтра, — он повернулся ко мне, — ты проведешь со мной весь день. Мы… обсудим твои ошибки. 

Он исчез, растворившись в тени, как кошмар.
Маркус молча подал мне сверток. Его пальцы на мгновение задержались на моих — холодные, но не ледяные.

— Он боится, — прошептал он, глядя в пустоту, где только что стоял Аро. 

— Чего? — спросила я, всё ещё дрожа. 

— Что ты увидишь в нем слабость. И что я… — он запнулся, впервые за века смутившись, — увижу в тебе то, что он когда то давно потерял.

Он исчез прежде, чем я успела спросить, что это значит. А эхо его слов смешалось с шепотом замка, который уже готовил новую ловушку. 

Коридор, ещё минуту назад наполненный гулом напряжения, теперь дышал тишиной, словно сам замок затаил дыхание. Я стояла, прижавшись спиной к холодной стене, сверток с эскизами дрожал в руках. Маркус исчез, растворившись в тени с той же легкостью, с какой Аро метал угрозы. Но его последние слова висели в воздухе тяжелым эхом: «Он боится, что ты увидишь в нем слабость».
Я медленно двинулась к своей комнате, каждый шаг отдавался звоном в висках. По пути миновала зеркало в позолоченной раме — бледное лицо, растрепанные волосы, глаза, слишком широко открытые. «Они оба безумны»,— подумала я, вспоминая алый взгляд Аро и ледяную сталь в глазах Маркуса. Но что безумнее — их игра в собственность или моя наивная вера, что смогу остаться в стороне? 

Дверь в спальню захлопнулась с глухим стуком. Я прислонилась к ней, пытаясь унять дрожь в коленях, когда услышала шорох. 

— Принцесса, — голос Аро прозвучал прямо над ухом. Он сидел в кресле у открытого окна, хотя я точно помнила, что закрывала его перед уходом. — Ты забыла главное правило замка: здесь нет стен, которые скроют тебя от меня. 

Я вскрикнула, уронив эскизы. Бумаги рассыпались по полу, и на одной из них — портрет Маркуса, запечатленный в момент, когда он смешивал краски, — замерз взгляд Аро. 

— Красиво, — он поднял рисунок, и бумага обуглилась по краям от прикосновения его пальцев. — Ты видишь в нем человека? Напрасно. Мы все давно потеряли человечность. Даже он. Особенно он. 

— Почему вы ненавидите друг друга? — вырвалось у меня, хотя разум кричал молчать. 

Аро встал, и комната внезапно стала меньше. Его тень, отброшенная пламенем камина, поглотила стены. 

— Ненависть? — он рассмеялся, и звук этот напоминал скрежет стали. — Мы — две стороны одной монеты. Маркус верит, что искупит прошлое, рисуя свои жалкие картины. А я… — он внезапно оказался в сантиметре от меня, холодное дыхание коснулось губ, — я напоминаю ему, что искупление — иллюзия. 

Сердце бешено колотилось, но отступить было некуда. Дверь упиралась в спину, а его руки уперлись в стену по бокам от моей головы. 

— Зачем ты здесь? — прошептала я. 

— Чтобы показать, что значит настоящая сила, — он провел пальцем по моей шее, и кожа вспыхнула ледяным ожогом. — Завтра на рассвете жди меня в тронном зале. Маркус не спасет тебя. Никто не спасет. 

Он исчез, оставив запах грозы и лаванды. Я скользнула по стене на пол, дрожащими руками собирая обугленные обрывки.

Он исчез, оставив запах грозы и лаванды.Я скользнула по стене на пол, дрожащими руками собирая обугленные обрывки .
Бессилие захлестывало, но посреди отчаяния пробивалась тонкая струйка ярости. Ненависть – да, она понятна. Но страх? Что мог бояться всесильный Аро? И что за слабость он видел во мне, что Маркус стремился уберечь? Ответ, как всегда, ускользал, прячась в лабиринте вампирских интриг.
Поднявшись на дрожащие ноги, я подошла к окну. Замок спал, утопая в серебристом свете луны. Сад, еще недавно благоухающий цветами, казался сейчас кладбищем теней. Завтра… Завтра в тронном зале меня ждет Аро. И Маркуса не будет рядом. Или будет, но лишь затем, чтобы проиграть.

Ночь тянулась мучительно медленно. Я пыталась рисовать, но руки не слушались, карандаш ломался, а на бумаге появлялись лишь хаотичные линии. Тронный зал… Образ этого места, помпезного и холодного, преследовал меня. Какая ошибка ждет меня там? И какую цену придется заплатить за чужие страхи и давние обиды? С первыми лучами солнца, забрезжившими над горизонтом, я поняла – бежать некуда. Пришло время встретиться с бурей лицом к лицу.
Собрав волю в кулак, я облачилась в скромное платье, единственное, что казалось уместным в этой трагичной ситуации. Не было ни украшений, ни ярких тканей. Только пепельный цвет, отражающий внутреннюю пустоту. В зеркале отразилось бледное лицо с решительным выражением глаз. Страх никуда не исчез, но теперь он был приглушен упрямой решимостью.

Двери тронного зала распахнулись, впуская меня в царство холода и власти. Аро восседал на троне, словно изваяние из слоновой кости. Его глаза, алые и проницательные, изучали меня с нескрываемым интересом. Вокруг стояли члены Вольтури, безмолвные стражи, готовые исполнить любой его приказ. Маркуса нигде не было видно.

Аро улыбнулся,
— Проведем урок сегодня Селена. Приведите виновных.
В дверях появились вампиры, двое удерживали мужчину, а один тащил волоком девочку, лет 10. Ее босые ноги оставляли кровавые полосы на полу. Глаза, слишком большие для детского лица, метались в поисках спасения. 

— Варрон из клана Мехмета, — голос Аро звенел, как клинок о точильный камень. — Преступил священный закон. Обратил смертную до наступления её зрелости. — Он медленно поднялся, тень от его фигуры поглотила ребенка. — Селена, милости просим.
Девочка всхлипнула, когда Варрон рванулся к ней, но цепи с шипами впились глубже в плоть. 

— Она умирала! — хрипел он, — Я не мог дать ей умереть!.

— Молчать! — Джейн шагнула из тени, ее волосы были в идеальной причёске. И весь её образ отдавал элегантностью и строгостью.От одного взгляда Джейн вампир согнулся в немом крике. 
Аро махнул рукой, и боль отпустила Варрона.
— Селена. Закон ясен: смерть за превращение ребенка. Но ты можешь выбрать форму кары. — Он улыбнулся, обнажив клыки. — Милосердие... или урок для остальных? 

Все взгляды впились в меня. Воздух гудел от напряжения. Девочка смотрела на меня, дрожа. В ее зрачках плясали отблески факелов — уже не человеческие, но еще не вампирские. 

— Ей сколько лет? — мой голос прозвучал громче, чем я ожидала. 

— Десять весен, — ответил Калеб, поворачивая лицо ребенка к свету. На шее девочки синели следы укуса.

— Она не виновата... — начала я. 

— Виноват тот, кто дал яд! — Аро ударил кулаком в подлокотник, и каменная глыба треснула. — Ты выбираешь их судьбу. Или твоя слабость станет приговором тебе самой? 

Варрон застонал, пытаясь поймать мой взгляд: 

— Убей меня. Но ее... она еще может... 

— Молчать! — Джейн снова ударила его ментальным копьем. 

Я закрыла глаза, вдыхая запах ладана и страха.в груди горел комок ярости. Аро не нужна справедливость — ему нужен спектакль. Показать, что даже моё сострадание — его инструмент. 

— Если обращение ребенка — преступление, — заговорила я, чувствуя, как каждое слово режет горло, — то почему наказание несет только обративший? Девочка теперь монстр по вашим же законам. 

Тишина стала оглушительной. Аро замер, его пальцы впились в плечи трона. 

— Смело, — прошипел он. — Ты предлагаешь казнить невинную жертву? 

— Она не жертва. Она — свидетель. — Я шагнула к ребенку, игнорируя предостерегающий рык Калеба. — Ты видела сны после превращения? Чувствовала, как детство утекает сквозь пальцы? 

Девочка кивнула, слезы оставляя кровавые дорожки на щеках. 

— Закон требует смерти обоих, — объявила я, поворачиваясь к Аро. — Но дай им последний шанс, он научит её всему! Она уже многое понимает.

Аро рассмеялся. Звук наполнил зал, заставляя вибрировать витражи. 

— Очаровательная наивность, милая Селена. Джейн. 

Джейн взмахнула рукой. Варрон взвыл, схватившись за голову. Его кожа лопалась, обнажая мышцы — сгущалась в рубцы. Ментальная атака дробила разум, оставляя тело неповрежденным. 

— Остановитесь! — бросилась я вперед, но Калеб поймал меня в стальные объятия. 

— Смотри, — прошептал он в волосы. — Это твой выбор. 

Девочка закричала, когда Варрон начал биться в конвульсиях. Его глаза выгорели до угольных впадин. Джейн улыбалась, медленно увеличивая давление — искусство превращать сознание в руины. 

— Теперь твоя очередь, — Аро кивнул ребенку. 

Нет. Нет. Нет. Это не закон. Это садизм. Я вырвалась, бросившись между Джейн и девочкой. 

— Я беру её под свою защиту! Я помогу ей, я научу её всем правилам Вольтури!

Удар сбил меня с ног. Аро держал меня за талию. Его глаза пылали, как адские жерла. 

—Нет Селена, ты должна понять кто тут закон. Если я говорю что-то делать, то ты должна это сделать. Это мой мир и твой теперь тоже. – прошептал мне на ухо вампир.

—Аро, оставь её, это слишком жестоко! Она человек и ещё слишком молода для всего этого. Докажи свою власть и силу другими способами. – холодно проговорил Маркус.
Из взгляды встретились.

—Ты забываешь свое место , старый друг.– голос Аро звучал сладко,с нотками угрозы.
Аро отпустил меня. — Увидите её в мою комнату.

Афина резко появилась рядом со мной и подняв меня на руки понесла прочь из зала.

—Аро, не трогай девочку, она не виновна, пощади её!. – я вырвалась из рук Афины, но её стальная хватка была сильнее меня.

Я бросила последний взгляд на девочку и она одними губами прошептала "спасибо". Слезы потекли по моим щекам. Как жестоко, я не верю, что это происходит со мной.