Спасение Бесстрашной
Эрик
Мы воюем уже из последних сил. В этой войне нет победителей и проигравших, она завела нас в лабиринт собственных иллюзий, загадок, неизвестности, из которого уже не выбраться. Новые технологии только лишь ускоряют сам процесс боя, делают его более зрелищным, но никак не продвигают нас к победе или хотя бы к какой-нибудь определенности. Нужно что-то еще, какой-то прорыв, толчок, выход на другой уровень понимания событий, чтобы переломить, наконец, ситуацию, которая вращается по кругу.
Они испробовали все. Убивали сначала гражданских, преимущественно мужчин, захватывали заложников, взрывали дома. Следом пошло ужесточение мер, они становились еще более озлобленными, им оказалось мало просто убивать, они стали мучить пленных, в том числе добрались до детей, женщин и стариков, растеряв при этом остатки человечности… Осталось последнее средство. То, чего я опасался на протяжении последних двадцати лет, старался уберечь своих людей, но не смог. Не успел. Расслабился, потому что невозможно жить в напряжении годами.
Когда родился Алекс, а за ним Виктор, я предполагал, что недовольные постараются непременно украсть их, чтобы заставить меня отказаться от лидерства, воздействовать на меня, продвигая свои идеи в жизнь. Я тогда не понимал, что вся организация лежит на одном человеке, у которого ко мне личный интерес. Тогда я все еще думал, что недовольство этих людей — естественный процесс, в каждом обществе есть люди, которым не нравится существующая власть. Когда я понял, что мальчишки могут стать заложниками оппозиции, я самым тщательным образом оберегал их, сам лично занимался ими, никому их не доверял.
Близнецы родились в такое время, что казалось, недовольство совсем уже подавлено. Не было у них ни людей, ни техники, ни ресурсов для длительных войн, на какой-то момент мы все поверили, что теперь заживем спокойно. Редкие, ничего не значащие операции, что они проводили то здесь, то тут можно было как раз отнести к некоторым издержкам нашего управления.
Но потом они связались с третьей стороной, которая снабжает их технологиями, ресурсами и идеями. Пока мы этого не поняли, было потеряно очень много людей, они так быстро стали набирать обороты, воплощать в жизнь замысловатые комбинации, запугивать, истощать, но не добивать, что на какой-то момент казалось, что наша битва уже проиграна. Видимо, третья сторона как-то заинтересована в этой вялотекущей войне, но мы всё также не знаем кто они и чего конкретно хотят.
Ричи пропал внезапно. Перепуганный отсутствием брата, Трой прибежал в панике, бессвязно лепетал что-то о похищении. Меня не было в этот момент на полигоне, мы как раз перебрасывали основные силы на передовую для очередной атаки. Все, что я мог — это беспомощно наблюдать по камерам видеонаблюдения, как близнец пытается донести воспитателям, что Ричи исчез. Вся беда в том, что Рич как только научился ходить, постоянно исчезал. Тот, кто похитил его — знал об этом, а это означает только одно, Лерайя Айрес была не единственной крысой в нашем окружении. Иначе… Я не знаю, что еще думать. Возможно, если бы в тот день близнецы не играли бы в прятки, если бы пропал Трой, а не Ричи, если бы я был на полигоне, или Эшли, которая именно в это время была в разведрейде, если бы они играли в какую-нибудь другую игру, в которой у них не было бы договора «отключать» свою способность чувствовать друг друга, если бы не сложилось море обстоятельств, которые играли бы на руку похитителям, ребенка не так легко было выкрасть. Но никто не думал, что недовольным придет в голову воспользоваться внешностью маленькой слабой девушки, чтобы притупить бдительность охраны, и, усыпив ее газом, пробраться на территорию нашей фракции.
Долгих три месяца мы тщетно искали его, подключив все возможные и невозможные резервы. Мы верили всему, даже самым нереальным зацепкам и предположением. Но они все равно нас переиграли. Мне подкинули бумажку, старым дедовским способом указав место и время встречи, угрожая безопасности мальца. У меня не было другого выхода, как пойти на их условия, одним из которых было оставить Эшли письмо с объяснением своего исчезновения. Там было сказано, что я прошу доверять мне, что я исчезну на время, что так надо. Просьба помнить прошлое. Я не сразу понял, что они задумали, а когда понял, было поздно.
Меня усыпили парализатором, а когда я очнулся, еще долго держали на хлебе и воде в неизвестности. Я так и не знал, где я и кто меня сюда привез. Прекрасно понимая, что теперь-то, скорее всего, увижу лидера недовольных, я никак не мог сообщить об этом своим, потому что связи с ними у меня никакой не было. И выбраться из этого плена, пока у них Ричи, я никак не мог.
Когда пошел восьмой или девятый день моего пребывания в плену, за мной приходит женщина, на вид молодая, но при ближайшем рассмотрении я понимаю, что она значительно старше.
— Вставай, — ледяным тоном приказывает она, — пойдешь к лидеру.
Но приводят меня в пыточную. Большой каменный мешок со множеством самых разнообразных приспособлений для того, чтобы мучить людей. Теперь понятно, как они склоняют Бесстрашных на свою сторону, такого количества способов доставить человеку невыносимые страдания не было даже в Бесстрашии, в самые трудные времена.
Меня толкают к светящейся нише, по обеим ее сторонам которой идут прозрачные голубые полосы, которые едва слышно потрескивают. Как только меня заводят в эту нишу, наручники сами собой расстегиваются, и полосы захватывают мои запястья, причинив несильную боль. Кажется, будто через тело непрерывно проходит электрический ток, и это не дает нормально дышать, двигаться, соображать. Сильно сводит мышцы, терпеть это можно, но я не знаю, насколько меня хватит.
Он приходит, когда эта ввинчивающаяся в тело боль совсем измотала меня. Ноги подгибаются, и я еле дышу, повиснув на электрических поручнях, которые доставляют еще больше мучений в таком положении.
— Нравится изобретение? — эхо троекратно отражает его голос, и я от дискомфорта во всем теле, который заглушает все остальные эмоции, сначала не узнаю его. Но нахожу силы поднять голову и посмотреть на вошедшего в пыточную человека. Высокий, с хорошо развитой мускулатурой. Половину лица закрывает маска, другая половина открыта, и видны из-под маски тонкие уродливые шрамы от ожогов. Меня сверлят взглядом яркие голубые глаза, все это я вижу не очень четко, но что-то в облике этого недовольного мне кажется знакомым. Но что, я никак не могу вспомнить. — Мне, наверное, не надо представляться, ты неглуп, Эрик, и скорее всего, понял, кто я?
— Ты лидер недовольных, — стараясь говорить твердым голосом, выцеживаю я, борясь с желанием закрыть глаза и хоть немного успокоить разламывающую голову боль.
— Да, это правда. Но это не вся правда, как ты понимаешь. Ты сейчас стараешься изо всех сил понять, почему я кажусь тебе таким знакомым, но не можешь вспомнить, где ты меня видел, — он склоняет голову немного вбок и складывает руки за спиной. — Да, я сильно изменился с момента нашей последней встречи. Может быть, так тебе будет проще меня узнать? — и он тянется, чтобы снять с лица маску.
Обычно люди, попавшие в передряги, избавляются от шрамов. Сейчас это сделать легче легкого, полчаса — и на коже никаких отметин. Но многие оставляют их как напоминание о своих ошибках. Похоже, что когда-то это лицо было смазливым. Но сейчас — огонь не пощадил его. Рыхлая розоватая кожа будто бы стекла с половины его лица, один глаз почти полностью оплыл. Нос смещен немного, наполовину отсутствует, половины рта тоже нет, вместо губ с одной стороны торчат ничем не прикрытые зубы. Нет, что-то знакомое в нем есть, но я не могу понять что.
— И так не узнаешь? — уголок его рта с той стороны, где все-таки были губы, ползет вверх, а глаза становятся жесткие и злые. — А ведь это твоя работа! Это твои действия привели к тому, что я стал таким, недовольным, а-ха-ха, чувствуешь всю иронию? Я, с таким ебалом и недовольный! А ты хуеблядский лидер, который ради своего лидерства готов пойти по трупам, лишь бы только остаться у власти. Лидер, который не пожалел своих собственных сыновей, послав их на верную смерть, бросив их как пушечное мясо, в самые горячие точки войны! Ты так отчаянно хватаешься за свое лидерство, что готов убить всех, кто не купится на твою болтовню. Ты просто циничный ублюдок, обманом и интригами пытаешься сохранить свою власть, всех контролировать.
Голос, интонация, речи — я определенно это все слышал когда-то, и обстоятельства, при которых я это слышал, были далеки от спокойных.
— Я уже понял, что ты из Бесстрашных, предатель. Иначе откуда бы недовольным знать так много о нас.
— Какая короткая у тебя память, Эрик Эванс, — медленно проговаривает он, будто смакуя каждое слово, — ведь ты так и не вспомнил меня. Ты был такой напыщенный индюк, ходил по Бесстрашию и нагонял ужас своим бессмысленным садизмом и вседозволенностью, — он опять ухмыляется целой половиной рта. — Но несмотря на это, она все-таки выбрала тебя. Как ты мог забыть меня, мы ведь с тобой за одной бабой бегали.
Так. Стоп. Вокруг Эшли всегда, вообще-то, ошивались какие-нибудь уроды, но с тех пор как мы стали жить вместе, их стало значительно меньше. Недовольные появились где-то спустя два-три года после битвы в Эрудиции, значит, если он говорит, что мы с ним за одной бабой бегали, либо он был в нашей с Эшли жизни раньше, чем случилась война, или он имеет в виду другую какую-то бабу. Но Салли мы если с кем и делили, то это был Итон. Может, это один из ее братьев? Да нет, тогда он не стал бы говорить, что мы бегали, может у Салли кто-то был в Эрудиции, а я не знал. Тоже нет, этот — из Бесстрашных. Черт, голова разламывается и не дает нормально соображать.
— Я вижу, до тебя так и не дошло. М-да, Эрик, легенда о твоем уме и проницательности все-таки остается легендой. Нихрена у тебя нет, ты все так же напыщен и глуп, как и двадцать лет назад. Как там Эшка поживает? Вспоминает меня?
Резко вскинув голову, превозмогая боль, я во все глаза рассматриваю лидера недовольных и не могу поверить открывшейся мне истине. Но как же такое может быть, он же погиб на моих глазах, ебановрот! Пуля, предназначавшаяся мне, пробила ему грудь, и он упал с высоты третьего уровня оранжереи, а взрыв лаборатории и последующий за этим пожар должен был закончить начатое!
— Райн, — только и удается произнести мне. Только он называл Эшли этим дурацким собачьим именем, с такой гнусной интонацией. Этого просто не может быть! Как я не клялся себе не реагировать на его слова, а все равно не могу совладать со своим удивлением.
— Гадаешь, как такое может быть? Какой же предсказуемый придурок, так называемый, лидер Бесстрашия! Я тебя двадцать лет водил за нос, все это время вынашивал планы, а ты даже и не предположил, что это могу быть я. Никакая твоя знаменитая разведка, никакие твои особые отделы даже близко не подобрались ко мне.
Нельзя, ни в коем случае нельзя показывать ему удивления или растерянности. Конечно, сложно было предположить, что кто-то из бывших врагов восстанет из мертвых, особенно, если он умер на твоих глазах, но факт остается фактом: Райн передо мной, и теперь, когда я внимательно его рассмотрел, понимаю, почему он показался таким знакомым мне. Это дурацкая манера держаться надменно, несмотря на то что ты из себя ничего не представляешь, присуща всем уебанам, не только этому придурку Райну Бредли.
— Ты свел дружбу с третьей стороной, пока ты не стал их цепным псом, от тебя не было особых проблем, а ваше все сопротивление было практически подавлено, так что можешь не заливать мне в уши о своей мощи. Чем они взяли тебя, Райн? Что они тебе пообещали, что ты развернул всю эту войну технологий?
— А партизанская война интереснее, как считаешь? — он, хохотнул, подходит ко мне совсем близко. Я дергаюсь, желая схватить его, но электрические путы не дают мне пошевелиться даже на дюйм. — Не дергайся, Эрик, или мне придется увеличить мощность, вряд ли тебе это понравится. Мне насрать на всю эту войну, сопротивление, недовольства и прочее, понятно тебе? Я следил за тобой все эти годы, я видел, как ты трахаешь мою бабу, она рожает тебе детей, и ты даже представить себе не можешь, сколько раз у меня была возможность убить тебя. Но каждый раз, когда я уже готов был нажать на курок, мне всегда казалось, что это будет слишком легкая смерть для тебя, и вы с ней очень уж легко отделаетесь. Не-е-ет, ни хрена вам легкой смерти не видать! Я специально ждал, когда у тебя родится сын, и хотел его украсть, я думал, сейчас эта курица Эшка будет ходить в рейды, но она идиотка взяла и разродилась вторым отпрыском. Не вышло, короче. А потом я понял, что чем больше их у тебя будет, тем слаще будет моя месть. Каждая, слышишь ты, каждая твоя малявка будет медленно и мучительно умирать на твоих глазах. А потом и твоя жена. А ты будешь дальше жить и сходить с ума, воспроизводя у себя в памяти все, что я для них приготовил.
— Ты упускаешь из вида, что мы тоже сложа руки не сидели. Мои люди найдут тебя, Райн, и я клянусь тебе, что на этот раз пощады не будет.
— Печально тебе сообщать, но никто никогда ни за что не найдет нас здесь, Эрик. Никому даже в голову не придет искать нас в таком месте.
— Где?
— Мы в… А ч-ч-черт, урод ты ебанный! Хуй тебе, ты, конечно, отсюда не выберешься никогда, но мало ли. Будешь сидеть тут в неизвестности и никогда не сможешь сообщить своим, даже если бы у тебя была такая возможность.
— Я так понял, что весь этот спектакль исключительно ради мести.
— Правильно понял. Я слишком долго ждал этого и намерен насладиться по полной!
— Ты просто гнусный подонок! Чего тебе еще надо? Мы все находимся на грани вымирания, нас остались жалкие тысячи, а ты, словно идиот, носишься со своей идеей мести, блядь! Я давно понял, что вся эта ебаная бадяга только из-за личной мести, и меня просто-напросто замучило любопытство, кто же это такой упорный носится со своими идеями столько лет. Ну что ж, браво, Райн! Ты достойный лидер своего народа, вот беда только в том, что народа твоего-то и нет. Вокруг тебя только киборги, да и те безмозглые, а люди твои умирают, а новых взять просто неоткуда. Так что продолжай в том же духе, и ты навсегда останешься лидером консервных банок.
— Заткнись! Закрой свою пасть, ублюдок! — взбеленившись, орет недовольный, и лицо его, изуродованное шрамами, белеет, обозначив каждую отметину, что оставил пожар на его лице. Он нажимает на какую-то кнопку, тысячи острых игл пронзают мое тело, и мне становится не до разговоров.
Он что-то еще вещает, но я уже не слушаю, потому что через какое-то время сознание покидает меня. Прихожу в себя я все в той же камере, из которой меня увели. Ясно, разговаривать и общаться с ним смысла нет. Этот человек давно растерял остатки разума. То ли это их знаменитый допинг, а может быть, желание отомстить сыграло с ним такую шутку, но это как раз тот случай, когда ни договориться, ни воззвать к здравому смыслу не получится. Блеф тоже не сработал, опасно показывать ему, как мне больно от того, что Ричи у него и я так и не знаю что с ним. Даже неинтересно, что он со мной намерен делать, вряд ли что-то сверхъестественное.
Значит, он выжил. Выжил и все это время, все эти ебанные годы, все жертвы, разгромленные деревни, подкупленные афракционеры, теракты, нападения, убийства — это все только ради одного — отомстить мне. За унижение. За увечье. За Эшли.
Алекс
— Солнце! — слышу я за спиной. — Думала, больше не увижу.
По позвоночнику проходит импульс, в ушах звучит мелодичный голос:
«Солнце, ты сегодня спал хоть?»,
«Солнце, я все поняла…»,
«Давай не будем больше об этом, солнце…»,
«Солнце, если тебе тяжело этом говорить, то не надо…»,
«Солнце, ты любитель поспать?»,
«Поцелуй меня, солнце!»
Я, чертыхнувшись, резко оборачиваюсь и натыкаюсь на недоуменный взгляд. «Что я такого сказала?» — говорит он. Да ничего такого, просто в очередной раз, будто издеваясь, взяла и напомнила мне о ней. О Лекси. Как так можно вообще? Где-то в глубине души я понимаю, что эта мелкая недовольная совсем ни при чем, просто она много времени провела в подвале. Но раздражение уже зашкаливает и с новой силой принимается выедать меня изнутри, и ничего с этим поделать я не могу. Почему именно она? Какого черта она все время, раз за разом капает мне на мозги, как бы подчеркивая, что вот она, живая и здоровая, а та, от которой так хочется это услышать не здесь. Не рядом. А может быть, я уже никогда ее не увижу. Это все безумие, безумие какое-то!
Как я мог, о чем я вообще думал, когда согласился взять с собой на вылазку эту девицу. От беспокойства за патрульных, а в частности за Анишку, скрутилось в животе тугим комком напряжение и не отпускает, а еще и вот это! Недовольная среди нас, идет, такая вся в себе, пристально смотрит то под ноги себе, то по сторонам. А я никак не могу подавить страшное раздражение.
Когда Кевин притащил ее в оружейку и сказал, что она пойдет с нами, я всерьез думал скрутить его и отнести в лазарет. Потому что у него явно наступило помутнение в голове. Как можно ее, врага, взять на вылазку, да еще такую. Анишка пропала, Кевин психует, конечно. Сколько бы он там ни выебывался, а с Нишкой его связывает намного больше, чем просто симпатия.
А недовольная все-таки влезла к нам, пробралась и теперь будет и дальше вынюхивать, а потом, скрываясь под покровом ночи, бегать на свой полигон и сообщать им о нас все. Чтобы они знали нашу жизнь изнутри. Хуевый из меня командир, если я готов рискнуть безопасностью всего полигона, купившись на сладкоголосые обещания этой вражеской малявки, что она хорошо знает здешние места и может помочь в поисках. То, что она знает и умеет видеть больше, чем мы, это вообще-то правда, ведь ей как-то удавалось водить нас за нос столько времени, однако я думаю это скорее из-за новейших разработок недовольных, чем из-за каких-то ее способностей. Нет, не должен был я соглашаться, но возможность быстро найти Анишку перевешивает весь остальной здравый смысл. Ну, ничего, я с нее глаз не спущу, фиг она у меня с полигона нос высунет, пристрелю на месте!
Мне бы уже как-то зачерстветь бы уже. Обрасти таким слоем бетона, чтобы ничем не прошибешь. Но… я ей разрешил зачем-то и теперь не могу понять, чего меня так бесит? У меня полное ощущение, что меня где-то наебывают, и я даже знаю кто, но сделать ничего с этим не могу, потому что снаружи кажется, что все в порядке.
Все, все в этой девице странно. Когда я только услышал первый раз ее позывной, как я тогда думал, я не мог поверить, но он был созвучен с позывными нашего воздушного полигона. Слабенький огонек надежды затеплился во мне, что может быть… Ну ладно, пусть не она, не Лекси, но если эта девица оттуда и просто примкнула к недовольным? Но как тогда они сделали ее хантером? Матиас спросил про ее фамилию, но она сказала, что родившимся у недовольных не дают фамилии, не принято у них. Только имя или прозвище. Че, блядь, за херня, как так вообще жить можно? Сказала, что фамилия — это пережиток прошлого, и они есть только у бывших Бесстрашных. У их лидера есть фамилия, из чего понятно, что он из Бесстрашия. Матиас попросил ее написать свое имя на бумажке, и она выдала ему — Skaj, че это вообще за имя такое? Но это точно не позывной, потому что на воздушном полигоне у всех были аббревиатуры — SKY и три или четыре цифры после — ранг, номер отряда и месяц рождения. У Алексис был SKY-583, это врезалось мне в память, как только в руки попали их личные дела. Чертовщина какая-то. Да еще эти галлюцинации, словечки характерные. Может, она все-таки знала ее, но просто говорить мне не хочет? Странно это все, а я разрешил ей с нами пойти. Блядь, это просто полный пиздец!
Время к полудню, хантеры давно на месте, а мы малым отрядом как на ладони, продвигаемся через лесополосу к месту ночного патрулирования. Я бросаю попытки справиться с раздражением и прикидываю, что и как могло случиться с Анишей. В положенное время патруль не вышел на связь, а потом не объявился на полигоне, а это значит, что он не мог сделать этого физически. Мое беспокойство было бы в разы больше, если бы я не знал, что один из патрульных раздолбай Рой. От него можно ожидать чего угодно: и поломки рации, и опоздания с дежурства. Я мог даже допустить мысль, что Анишке надоело бегать за Кевином, и они с Роем уединились где-нибудь и обо всем забыли. Пусть лучше так, чем все то, что лезет в голову помимо этого.
В последнее время мы не раз находили в окрестностях расчлененные, выпотрошенные трупы, с вырезанными глазами, языком, отрезанными пальцами, кистями, лодыжками. Наши медики говорят, что все это было сотворено с ними заживо, а это значит, что среди хантеров есть какой-то полный отморозок. Громли тоже упоминал его, правда, я не успел выспросить его подробнее. Девица-недовольная, скорее всего, знает о нем, но спрашивать у нее я не буду. Пусть кто-нибудь другой спросит.
— Когда появились хантеры, ты знаешь? — доносится до меня голос Майки. Я удивленно оглядываюсь и замечаю, что блондин идет рядом с мелкой-недовольной и вполне так доверительно с ней беседует. Вот ведь блядский двор. Я начинаю невольно прислушиваться к разговору.
— Ну, вообще-то сколько себя помню, столько они и были. Меня готовили с детства, правда, за достоверность этой информации я не ручаюсь.
— А отчего?
— Не знаю. Не могу точно сказать, но события последних дней показали, что… Все сложно, короче.
— Странная ты! Убежала от своих, примкнула к нам. Ты хоть на минуточку понимаешь, как все это подозрительно?
— Понимаю, — пожимает плечом девица. — Но разве у нас есть какой-то выбор? Мне, знаете ли, тоже особо выбирать не приходится. Я достаточно долго наблюдала за вашим полигоном, чтобы на сей момент доверять вам больше, чем своим… собратьям.
— Предавший единожды сделает это снова, — веско изрекает Майки, поглядывая за ее реакцией. Она заметно сникает и грустно пожимает плечами.
— Вот и командор Фьюри также говорит. Да вот только…
— Какой командор, — офигевает Майки, — повтори, что ты сказала?
— У меня был командир. Ну то есть не был, они и сейчас есть, он всегда говорил…
— Заткнись и скажи еще раз фамилию его! — рявкает ЭнЖи, а я удивляюсь. За все это время у нас не было возможности поговорить, я уже понял, что фамилия Фьюри имеет какое-то к нему отношение, но я никогда не видел, чтобы Майки выходил из себя. Эта девица на всех нас действует отвратительно.
— Его зовут…
Ее вдруг сметает с места и отбрасывает далеко назад, мы даже не успеваем что-либо сделать. Я бросаюсь к ней первым. Все ясно — это ловушка, мешок с листьями на веревке.
— Хантеры, мать вашу, — подхватывая девку, отпрыгиваю вместе с ней в кусты, — всем активировать защиту.
Удар был не очень сильный, но как я понимаю, пришелся на старые дрожжи. Ей трудно восстановить дыхание, она хватается за мою руку и, наконец, кашляет.
— Это охотники, — сипло выдавливает девушка.
— Это я уже понял, примерно знаешь, кто это может быть?
— Примерно знаю. Вот черт, блядь, не думала, что это так больно.
Закатив глаза, я делаю ей регенерацию. Девка может оказаться полезной, если она узнала почерк кого-нибудь из своих, значит, поможет нам обойти и другие ловушки. Или заманит нас в новые. Тогда я первый ее пристрелю.
— Если знаешь, где ловушки, чего ж сама попалась? — подозрительно прищуриваясь, спрашиваю у нее.
— Заболталась, отвлеклась, — бесхитростно разводит руками она. — Да и очень удивилась нормальному, приятному собеседнику, который не дерется и не удивляется заковыристыми матерными перлами.
— Ладно, хорош языком трепать, — хмурюсь, но поднимаюсь и подаю ей руку, помогая встать. — Где ловушки
— Левее будет яма с кольями. Я знаю одну тропу здесь, наши не в курсе. Яму надо обследовать, патрульные могли в нее попасть. Предупреди своих. Далеко еще место патрулирования?
— Еще пара квадратов на север. Точно нас проведешь? Если заманишь нас…
— Успокойтесь уже со свой паранойей, товарищ командир. Да и спасибо за регенерацию.
Хочу сначала ей сказать, что на каждый раз не наспасибкаешься, да плюю и передумываю. Все равно я ей не верю и не собираюсь брать ее в союзники. Поможет вытащить Анишку, и отправлю ее во фракцию, пусть с ней лидеры разбираются.
Проследив, чтобы у всех были загерметизированны шлемы, командую двигать вперед, и мы пробираемся сквозь чащу вслед за девицей. В шлеме особенно не поболтаешь, но я чувствую, что Майки весь извелся от любопытства, потому что мне самому интересно, что эта девица знает о бывшем Бесстрашном. В совпадения и однофамильцев я не верю, так что вполне такое может быть, что это один из семьи Фьюри, значит, он не погиб, а примкнул к недовольным. Мы что-то такое предполагали, слишком они хорошо знают наши порядки и уклад. Да и она говорит, что ее мать из Бесстрашия. Нет, рано ее пока отправлять, пусть сначала все расскажет.
Тем временем девица выводит нас на довольное открытое место. Тепловизор не показывает никакой активности, но это ничего не значит, хантеры умеют их обходить.
— Тут яма, — шепчет мне Скай, — вот там у кромки лесополосы. В расчете на то, что люди побоятся идти по открытому участку и будут держаться кромки леса.
— Большая она?
— Метров пять в диаметре, так запросто не перепрыгнешь. Советую подбираться к ней ползком, иначе могут засечь.
Подползая к яме, все мы чувствуем запах разлагающегося тела. В самых дурных предчувствиях, молча от ужасного напряжения, готовясь к худшему, мы пробираемся к засаде. В ней обнаруживается труп дикого кабана. Бля, ну вот чего было не вытащить, туша килограмм восемьдесят, была первая мысль, а потом стало ясно, что это им просто не нужно. Ясно, значит, кормят их неплохо на полигонах.
— Заброшенная, — говорит девица. — Если бы следили за ней, не оставили бы так. Ладно, давайте двигать дальше.
Говори, не говори, а осторожность соблюдать надо. Даже если здесь и нет никого. Открыв шлем, потому что невозможно все время в нем находиться, я осматриваю в сканер местность. Вроде все тихо-спокойно. Но буквально через сотню метров, я вдруг чувствую отчетливый запах крови. Будто где-то рядом по меньшей мере скотобойня.
— Отряд, — негромко командую я, — рассредотачиваемся тут и прочесываем. Что-то тут есть!
Запах крови забивает ноздри. Беспокойство нарастает. Все вокруг приобретает некий зловещий оттенок, даже листья стали казаться опасными. Я давно уже умею справляться с паникой, но сейчас вокруг было что-то необъяснимое, то, что заставляет инстинкт самосохранения вопить и побуждает спасаться. Я замечаю, что девица инстинктивно держится ближе ко мне. Ну понятно, ближе к главному, определила меня в лидеры. В другое время я бы, может быть, даже подколол бы ее по этому поводу, не все же ей оттачивать на меня свой раздвоенный язык, но сейчас воздух слишком сгущается от напряжения. Последней каплей становится клякса крови, упавшая откуда-то сверху на мой рукав. Я успеваю только задрать голову вверх и увернуться от падающего на меня с дерева тела.
Девка рядом со мной визжит на ультразвуке, остальные, заметив движение, бросаются в нашу сторону. При более тщательном осмотре оказывается, что тело, упавшее на меня, не имеет кожного покрова. Вообще.
— Черт, вот ведь блядкий черт, — топает ногой девица, отворачиваясь и закатывая глаза. Останавливается, пошатывается, и если бы Майки не успел бы ее подхватить, она точно свалилась бы на землю, прямо в лужу крови.
— Ну и кто тут кисейная барышня, блядь? — злобно спрашиваю ее, когда подействовала регенерация, приводя ее в чувство. — Тут такие дела творятся, а она только внимание на себя отвлекает, заваливаясь в обмороки! Что ты за боец, если ты крови боишься?
— А вы что же, так сильно обиделись, дядя, если до сих пор наш разговор дословно помните?
— Я говорил тебе, как нужно обращаться к командиру? Говорил? — я надвигаюсь на нее, но укоризненный взгляд Майки все же остановливает меня. Он прав, сейчас не время для разборок, прибью ее на полигоне. — Ты что-то знаешь? Кто это мог сделать?
— У нас есть только один человек, который способен на такое. И да, я знаю, кто это и где его искать.
Я ей не доверяю, она может заманить нас в еще более опасную ловушку, но выбирать мне особо не приходится. Нам сейчас любая информация важна, потому что творится что-то совершенно непотребное.
— Это Рой, — глухо, как сквозь вату, говорит Матиас, — у него в ладони зажат жетон.
— Кожу сняли заживо, — тянет Кевин, — блядь, вот хуеблядское чмо! Кто ж такое делает, еб твою мать? И Анишка была с Роем в паре, — голос Кевина дрожит, а мне не по себе видеть его таким. Я прекрасно понимаю, что он чувствует, но ведь надо держать себя в руках! А он уже оказывается возле недовольной и трясет ее за плечи. — Ты знаешь, кто это мог сделать? Знаешь? Кто этот урод уебаный, это же ведь один из твоих дружков, да?
Он замахивается на нее, а я перехватываю его руку. Не дело это сейчас, все потом, главное, найти Анишку, если она где-то тут, или выяснить, куда этот психопат ее спрятал. Девица смотрит на нас расширившимися от ужаса глазами, явно готовясь к самому худшему. Не думал, что я когда-нибудь это сделаю, но я отодвигаю ее за спину, а Матиас оттаскивает Кевина на безопасное расстояние.
— Я знаю, кто это делает, — говорит она мне в спину. — Что бы вы там ни думали о нас, но этого хантера в наших рядах тоже не особо жаловали. Он натуральный псих.
— Давно он охотится? — спрашиваю, повернувшись к ней лицом и зорко следя за ее действиями. — Где нам девушку искать?
— Если я права, и это действительно он, то это по мою душу, — недовольная глубоко вздыхает и смотрит мне прямо в глаза. Кроме тоски и отчаяния в них ничего нет. Может быть, еще налет какой-то обреченности. — Он выманивает меня, чтобы убить, знает меня как облупленную, что я не пройду мимо такого. И девушку вашу он, скорее всего, забрал.
— А ну-ка, боец, — твёрдо, но без агрессии, я встряхиваю ее за плечи, — Бесстрашные ничего не боятся и никогда не сдаются, поняла? Пока ты с нами на задании, ты одна из нас, а значит, не сметь сдаваться! Он один, а нас десять, уж как-нибудь отмахаемся, ясно? Ты, главное, укажи путь, а дальше мы сами разберемся.
Не нравится мне этот ее взгляд. С одной стороны, хорошо, конечно, что паника и обреченность ушла, а с другой, когда она вперивается в меня своими прозрачными глазами, мне становится не по себе. Будто пытается заглянуть в душу, а мне не очень-то хочется, чтобы меня рассматривали изнутри.
— И нечего меня глазами сверлить, ты меня насквозь когда-нибудь просмотришь. Чего уставилась-то опять?
— Я оставила попытки понять вашу логику еще в самом начале нашего знакомства, товарищ командир. То вы порываетесь меня пристрелить, то спасаете непрерывно. Страшно оттого, что не знаешь чего ожидать от вас в следующий момент.
— Добро пожаловать в реальную жизнь, детка! Она довольно паршивая, но ты быстро втянешься, — я не могу сдержать ухмылки, глядя на ее удивленное лицо. Несмотря ни на что, она довольно быстро справилась и со страхом, и с паникой, так что исход данного мероприятия обещает быть успешным, если только она не заманит…
— Не надо так подозрительно на меня разглядывать, не собираюсь я заманивать вас в ловушку. Когда ты уже это поймешь? — она как-то устало вздыхает и отходит, стараясь не поворачивать голову в ту сторону, где лежало тело бедняги Роя.
***
Несмотря на изнуряющее беспокойство после долгих словесных баталий, решено сделать все-таки привал. Мы не знаем, что нас ждет там, возле каньона, где, по утверждению Скай, прячется ублюдочный маньяк. Идти приходится весь день и остается еще много, а силы у бойцов почти на исходе. Кевин резко против, и я его понимаю, в нем бушует адреналин, не дает ему мыслить здраво.
— Я хорошо понимаю тебя, Кевин, — увещеваю его. — Но пойми, если мы все там поляжем, чем мы ей поможем? Мы не знаем в каком составе нас ждут те, кто ее украл. Девица-недовольная говорит, что тот парень, который делает такое с нашими бойцами, он отщепенец, но верить ее словам — сам понимаешь. Да и она может многого просто не знать, я так понял, что она просто одна из многих там, мелкая сошка.
Кевин смотрит на меня с ненавистью, мне это не нравится. Как бы там ни было, нельзя позволять чувствам заглушать голос разума, но хотя бы он не спорит больше с тем, что бойцам нужен отдых.
— Мне она сказала, что этот хуеблядский урод любит мучить своих жертв неделями, — потусторонним, безжизненным голосом говорит Кев, — если он выбирает себе кого-то, то утаскивает в свое логово в каньоне и замучивает там до смерти. А я больше ни о чем думать не могу, вдруг Анишка у него! Я не сказал ей, ничего не сказал. А то, что сказал… Блядский черт! Она не хотела идти в патруль с Роем, мы опять разругались, и она это сделала назло мне! Алекс…
Я не знаю, что ответить ему на это. «Я тебя предупреждал?» А как это поможет?
— Все что мы сейчас можем сделать, Кевин, так это прийти на место во всеоружии, полными сил и раздавить эту мразь. Мы спасем ее, что бы он с ней ни сделал, сейчас есть множество для этого способов. Чешира несет с собой усиленную регенерацию, она даже мертвого поднимет. Не ссы, прорвемся, Анишка — крепкая девчонка, выдержит.
— Я хотел ей сказать, что…
— Кевин, ты обязательно ей все скажешь. Мы вытащим ее, и ты все ей скажешь. Если этот псих украл ее, не убил сразу, значит, она для чего-то ему нужна. И это… Вражинку не трогай, она и так через раз в обморок заваливается, вдруг это начальная стадия, и она возьмет и окочурится, не успеет нам показать логово ублюдка. Держись, брат, мы с тобой! — Я хлопаю его по плечу и отхожу к костру, который давно уже пора тушить, потому как темнеет летом очень быстро, а огонь и дым выдают нас с головой.
У костра я наблюдаю идеалистическую картину: сильно натянув куртку на коленки, недовольная сидит и, открыв рот, слушает Майки, который что-то увлеченно рассказывает.
— Когда меня нашли под обломками лаборатории, мне было пять лет, — начищая оружие, говорит Майки. — Я, конечно, умел разговаривать, но от шока замолчал на два года, поэтому взрослые сделали вывод, что мне намного меньше. Я всегда был мелкий, из-за того, что Джанин практически вырастила меня в пробирке. Когда она достала меня из моей матери, эмбриону было всего пятнадцать недель. Шансов выжить было ноль целых хуй десятых. Но я, как видишь, выжил. А Джанин… Я был уникальным материалом с ее точки зрения. Дивергент, рожденный от двух стопроцентных дивергентов. Она считала, что Дивергенты обладают сверхспособностями, которые можно и необходимо в них развивать. Стимулируя мой мозг, она открывала все новые и новые грани, была очень довольна. Конечно, тогда, ребенком, я всего этого не знал, потом прочитал уже. Как она держала мою мать на препаратах, чтобы мой отец не вздумал сбежать и позволял изучать себя.
— Майки! — ошарашенно восклицаю я. — Если это правда, тогда я понимаю, почему ты ненавидишь Эрудитов!
— К сожалению, это правда. В моих способностях нет ничего сверхъестественного, просто у меня все гипертрофировано, грубо говоря, Джанин заставила мой мозг работать эффективнее, чем у других людей. С момента, когда я смог сам дышать, она ставила опыты надо мной. Я слышу то, чего не могут слышать другие люди, например, как я понял, что станция находится в ущелье? Она излучает волны, которые я слышу. Я вижу, когда кто-то врет или обманывает, интуиция очень и очень развита.
— А какое отношение имеет командор к экспериментам бывшего лидера Эрудиции, да еще умершего двадцать лет назад? — все также ошарашено спрашиваю я.
— Моего отца звали Кристиан Фьюри, он был старшим из шестерых детей в семье. Он ведь даже не узнал, что у него будет ребенок, погиб еще задолго до моего рождения. Мать, скорее всего, знала, не могла не знать, ведь к Джанин она попала уже беременной. Ее звали Кимберли Атвуд, бывшая Дружелюбная, перешедшая в Бесстрашие. Все что мне удалось узнать в Эрудиции о них, это то, что все они погибли. Я не верю в такие совпадения. В семье Фьюри было пять братьев, Кристиан, Джош, Эван, Николас и Матт. И вот теперь ты говоришь, что вашего командора зовут Эван Фьюри. Можешь его описать?
— Ну, он довольно старый, лет ему, наверное, сорок, — медленно, будто взвешивая каждое слово, говорит Скай. — Он очень угрюмый, ходят слухи, что лидер Бесстрашия убил его жену. Простите, командир, но это не самое плохое, что говорят про лидера Бесстрашия у недовольных.
— Ох, как удивительно, — сардонически ухмыляюсь я. — А жареных младенцев он не ест на обед?
Недовольная презрительно смотрит на меня и дергает плечом. И снова, в который раз, в сгущающихся сумерках, в отблесках пламени, мне вдруг кажется, что она сейчас улыбнется и бросит на меня укоризненный аквамариновый взгляд. Да что же это такое, с досады сплюнув, я поднимаюсь и отхожу подальше, краем уха услышав, как Майки продолжает рассказ о себе этой недовольной. Мне даже на какой-то момент становится неприятно: мы знакомы семь лет, и он ни словом не обмолвился о своем происхождении, а ей, этой малявке-недовольной, все выложил, как на духу. Чего это он интересно?
— Майки, ты говорил, что в их семье было шесть детей, а назвал только пять…
Голос ее звучит все тише, и дальше я уже не слушаю. Мне ужасно хреново, я просто не знаю, куда себя девать от беспокойства за Анишку, а они тут еще секретничают за моей спиной. Почему-то видеть заинтересованный взгляд девицы, направленный на Майки неприятно, и от этого раздражение накатывает с еще большей силой. За последние пару недель я вообще не помню такого состояния, чтобы я испытывал хоть отдаленно что-то похожее на душевный комфорт, с появлением на полигоне недовольной, с ее желанием и попытками внедриться в наши ряды, с ее способностью без мыла пролезать везде. Я не могу справиться с эмоциями и от этого мне непередаваемо хуево. Сначала Ричи, потом Анишка, теперь вот еще и Майки проникся к ней симпатией, что дальше? Дальше мы начнем доверять ей, может быть, даже кто-то влюбится в нее и начнет таскать инфу недовольным. Да, согласен, комбинация сложная, а что они еще могут в их положении, прав был Громли на сотню процентов, сейчас идет война не технологий, а кто кого хитрее переиграет. В ход идут самые невообразимые комбинации, так почему не такая?
Так ничего толкового не придумав, я гаркаю, чтобы они тушили уже костер, а сам продолжаю пристально наблюдать за девицей. Как бы я ни примеряю к ней роль лазутчика, ничего у меня не выходит. Все, что она говорит, делает, это ее выражение лица… Либо она так искусно натренирована, либо она и правда сбежала от своих потому, что решила примкнуть к нам. Из недовольных к нам примкнули лишь единицы, в числе которых была жена погибшего Джойса. От воспоминаний снова щемит сердце — раскуроченный поезд, запах паленой плоти и крови, а вместе с этим и то, что Эллисон долго, очень долго никто не верил. Восемь лет, что она жила среди нас, все всегда смотрели на нее с недоверием и всегда в первую очередь подозревали именно ее. И в частности в том, что она сливает информацию недовольным. Должен сказать, что я сам никогда не верил, что крысой была Эллисон, она была непередаваемо искренна и красива, любила Джойса до чертиков и никогда не предала бы его. Почему я так в этом уверен, не знаю. Но вот этой мелкой недовольной я не доверяю. Что-то есть в ней фальшивое, а что именно — она не говорит. Она точно имеет отношение к Бесстрашию, но при этом утверждает, что родом из недовольных. Говорит, что мать ее умерла, когда она была маленькой, отца нет, но при этом общается со всеми как Бесстрашная, все приняли ее сразу. Ричи проникся к ней, и Майки со своей интуицией тоже. Как все это понять, охватить, я не знаю. Знаю только одно. Я глаз с нее не спущу!
Скай
К каньону мы подходим уже под покровом вечера, а взор заливает зеленым свечением от приборов ночного видения. Последние полчаса нашего шествия, мне жжет затылок взгляд командира, но из-за необходимости соблюдать полнейшую тишину и осторожность, да еще и в шлемах, все, что ему остается, пока молча злиться и бить меня глазами. Не доверяет, подозревает в том, что я веду их в ловушку. Вот только это вы меня ведете в ловушку, ребята!
Керри не дурак, он знает, что мы придем, раз уж забрал Анишу. А вдруг этот псих предложит обменять девушку на меня? И они согласятся, ведь я им — никто, враг, а Ани их подруга и близкий человек. Что делать, не знаю! Но нужно спасать Анишку, пока он её не замучил до смерти. Боже ж ты мой, он содрал кожу с того парня! Это же ведь тот самый молодой парнишка, что постоянно безалаберно открывал свой шлем во время патрулей. Господи, глупенький, если я в тебя не стреляла, то это не значит, что другие не станут. Ну как же ты так мог подставиться сам, прекрасно зная об опасности, и девочку за собой потащил? Значит, Керри следил за территорией лично и выслеживал ребят, пока не представилась возможность подловить. Чем же он их, парализатором, наверное. А потом мучил, боже, мучил! Да как таких нелюдей земля носит? До сих пор мурашки по коже, а запах истерзанной плоти фантомно забит в ноздри.
А с каждым часом натиск тревоги становится сильней и страшней. Что он делает с девочкой, я даже представлять боюсь, но самое главное то, что живодер любит растягивать удовольствие, и она должна быть жива. Только бы была живой, а остальное всё поправимо. Ты только держись, потерпи еще немножко, пожалуйста. Мы стараемся передвигаться как можно тише, но обилие булыжников и разномастная крошка камней затрудняет движение, а еще необходимо не упустить замаскированные ловушки, кои Керри просто не мог не оставить, чтобы не быть застигнутым врасплох. Его логово находится с другой стороны перелеска, севернее озера, в скалистой местности и спрятано на возвышенности, в одной из каменных ниш, замаскированной растительностью. Но беда в том, что находится она в середине каньона, и подход к ней всего один. Узкая тропа темно-серой лентой струится вверх, еще различимая в сгущающихся сумерках, но шлем все равно снимать нельзя, чтобы ничего не упустить. Да и совсем не улыбается свалиться и переломать себе конечности.
Командир приказывает всем включить защиту и как-то слишком покладисто позволяет пустить меня вперед отряда, все так же пристально наблюдая за каждым моим жестом. Это радует настолько, что меня захлестывает злорадное удовлетворение, может, он и не доверяет мне совершенно, но по крайней мере, признает то, что я могу быть очень даже полезной. Его решение — взять меня с собой невозможно тяжелое и рискованное, и теперь мне надо наизнанку вывернуться, чтобы хоть как-то оправдать возложенные надежды. А я старательно выворачиваюсь, почти ползком скользя по земле сбоку основной тропы, чтобы ничего не упустить, пытаясь изо всех сил представить, где бы я расположила датчики движения, даже в самых фантастических и невероятных домыслах, будь я на месте Керри.
Кевин на пределе, злится, шипит на всех, что мы попросту теряем время, которое у Аниши, может, уже на исходе, так и порываясь бежать вперед. Только Матиасу и Эйту удается как-то его придерживать, иногда даже физически. Его понять можно, он волнуется за нее, скатываясь в панику, и кажется, вот-вот сорвется. Найти и обойти удалось две цепи датчиков, но до места еще метров пятьдесят. Не мог Керри их оставить свободными, не мог, но как я ни просматриваю все, больше маяков не могу обнаружить. Это странно, он что-то еще придумал. Первый раз я сюда попала по неосторожности, случайно наткнувшись на командира хантеров в лесу и выследив его. Зачем я вообще за ним поперлась? Да кто его знает, сейчас я и не отвечу на этот вопрос, но тогда мне показалось это важным. И слава яйкам, иначе где бы мы сейчас искали Ани, даже представить сложно. Живодер сменил старые ловушки, наверняка приготовив что-то новенькое из подарков, но вот что именно?
Я закрываю глаза, выставив руки в стороны, чтобы никто не влез вперед, вспоминая свою слежку за ублюдком и как он осторожно передвигался по тропе, тщательно обходя некоторые места. Тогда я по дурости не стала проверять, что именно он обходил, да и времени не было, а просто шла след в след, чтобы посмотреть, что задумал Керри, и наткнулась на лужу крови. Ни живодера, ни жертвы тогда в пещерке не было, видимо, он ушел через телепорт и забрал с собой тело, чтобы подкинуть Бесстрашным, но стало очевидным то, что все слухи о «милых шалостях» командира хантеров, были далеко не приукрашенной истинной, как мне казалось. Я и не думала, что люди способны на такие зверства, хотя, какой он человек, просто бешеный монстр.
Видимо, поэтому Джей старался меня прикрывать от него, еще в то время, когда не сидел на допинге столь крепко. Он знал, чем промышляет Керри. Все знали, но закрывали глаза, с молчаливого позволения продолжая потакать его больной психике, возводя в высокий ранг из-за количества убитых. Или же специально дали свободу его активности, чтобы иметь возле себя совершенно беспринципную мразь для грязных делишек, непосредственно натаскивающую своих подчиненных на зверства. Ведь как бы ни шушукались вслед Керри, никто и никогда не притеснял и открыто не сильно осуждал его «развлечения», разве что, кроме Фьюри, не скрывающего презрения к хантеру. Господи, ну почему я не пристрелила этого садиста, ведь я не один раз этого желала, да вот не решилась.
— Долго ты там еще протирать колени собираешься, нам до утра ждать? — раздается голос во встроенном динамике шлема. — Нашла что-то, или опять выебываешься?
— Не нашла, — вынужденно признаюсь. — Но здесь определенно должно быть что-то еще, может, растяжки есть. Будьте внимательнее. — О-о, чувствую, сейчас мне скажут пару ласковых.
Но динамик только раздраженно фыркает и затихает, и мы осторожно, мелкими шагами двигаемся вперед, пристально глядя под ноги. Метров десять проходим спокойно: ни звуковых сигналов, ни сработанных маячков — ничего, а беспокойство совершенно не собирается отпускать меня из своих холодных лап. Есть тут что-то, кожей чувствую.
Бесстрашные двигаются совершенно бесшумно, как пушинки, настороженно и собрано. Вот это дисциплинка, скажу я вам, впрочем, как я уже смогла лично убедиться, у Эванса не забалуешь. Опрометчиво это. Кевин снова что-то бурчит, но из-за близости места назначения почти беззвучно. Аллилуйя, взял себя в руки, а мне в какой-то момент показалось, что его придется вырубить от греха подальше. Я быстро оборачиваюсь, делая шаг, и… сильный рывок дергает меня назад, что сердце окачуривается в желудке.
— Черт! — выдыхаю я. — Черт возьми, товарищ командир, вы меня чуть заикой не сделали.
— Заткнись, блядь, лучше быть заикой, чем разобранной на хуй котлетой, — шипит на меня Эйт, показывая пальцем вниз, на камни, припорошенные землей. Присев на корточки, он начинает разглядывать там что-то, а я только сейчас замечаю чуть светящийся в вечерних отблесках, тонкий проводок.
— Ну, блин, я ж говорила!
— Растяжка, — констатирует командир. — Всем быть предельно осторожными, кто знает, сколько их тут может быть. Продвигаемся вперед.
— Ты что, ясновидящая, или знала? — хмыкает динамик голосом Майки.
— Не-а, я жопочующая, — ворчу я, поднимая забрало, потому как командир оттесняет меня назад и прется первым, впереди планеты всей, самостоятельно сканируя дорогу.
На мое предложение еще разок позволить проверить мне тропу, командир адресует такой «нежный» взгляд, аж жутковато становится, посоветовав найти трость и завести себе собаку-поводыря, раз я не в состоянии заметить простой растяжки. О-о, как все запущено-то! И конечно же, о том, что сам чуть не задел один маяк, командир и не вспомнил.
Ну и ладно. Ну и подумаешь! Тоже мне, главный спец по растяжкам! Да судя по шрамам, которые я видела на твоей спине, ты сам куда только еще ни встревал, и на лице отметина толком не успела полностью зарубцеваться, а все туда же. А уж по святому праву командира, как пророчила Анишка, теперь будешь отыгрываться на мне до последнего вдоха. Моего! Нет, я, конечно, нагрешила в своей жизни, но зачем вот так-то сурово карать?!
Чем ближе мы подбираемся ко входу, зияющему зловещей чернотой между камнями и небольшой порослью зелени, тем отчетливее продирает меня озноб, аж до самых костей. Тишина в окрестностях сразу становится более подозрительной, за каждым камушком мерещатся жуткие тени с горящими глазами, внимательно следящими за нами. Ох, мамочки! На фиг, на фиг такие печенюшки!
Эйт жестом показывает своим бойцам рассредоточиться перед проломом пещеры, намереваясь прошмыгнуть вперед, как тихий, надрывный стон мученической боли вплывает в сумерки, а потом, словно залп дроби по моим оголенным нервам:
— Принце-е-есса! Какая неожиданная встреча!
Вкрадчиво так, нараспев, с крокодильей лаской. А мне будто за пазуху ведро льда засыпали, и не получается сделать вдох. Я сглатываю так шумно, что кажется, слышно даже на небе, и готова поклясться, хоть и не вижу толком, что физиономия Керри в этот момент источает свои фирменную улыбочку сатаны. А у меня и оружия-то нет.
— Дернитесь, девке вашей глотку перережу, ублюдки. Опустите оружие, все, а то у меня рука может и дрогнуть, — не меняя тона, пакостно проговаривает садист, а следом новый стон боли пронзает каменные своды. «Она жива, жива!» — бьётся в голове набатом.
— Отдай девушку, Керри, — только бы мой голос не дрогнул.
— Маленькая сучка, ты оказалась такой предсказуемой, теперь уже ни у кого не останется сомнений, что ты предатель, — радостно объявляет Керри, будто ему принесли долгожданный подарок, на который он всю жизнь копил, блин. И я, кажется, знаю, что же это за подарочек такой. — Мы-то полагали, что тебя похитили наши враги и держат в плену, — ага, как же, расскажи мне сказочку, особенно после сладких снов на полу моей спальни, — но раз ты решила меня сдать и привела их ко мне, сомнений больше не остается!
— Ты больной ублюдок, какого хрена патрульного замучил до смерти? — в отчаянии выкрикиваю я, от бессилия и страха вообще мало что соображая.
— Что, понравился подарочек? — все так же ехидно и притворно-ласково говорит Керри. — Уже примерила на себя? Мне кажется тебе пошло бы. Или может, хочешь сумочку из человеческой кожи? Говорят, прикольно смотрится.
Я чувствую, что еще немного и я опять… или меня вырвет… или…
— Ублюдок пиздоблядский, теперь хоть морду твою хуерылую мы увидели, попадешься ты нам, пидор, — сквозь зубы цедит командир, сделав какое-то неуловимое движение, на что Керри шипит.
— А ну не двигаться, бляди, иначе будете отскребать свою шлюшку от каменных валунов! Да, и спасибо тебе, принцесса, твоя предсказуемость как раз мне на руку, ты-то, наверное, и не поняла, что привела своих новых дружков на верную смерть!
— Ну это мы еще посмотрим, кто тут сдохнет, как помойная шавка, — едва справляясь с дыханием, говорит Кевин, а Эйт, воспользовавшись тем, что Керри отвлекся на нового оратора, придвигается к психопату еще ближе. Так, все ясно, надо его внимание на себя отвлекать от Эйта!
— Отпусти девицу, урод, — рявкает Кевин, с трудом удерживаясь на месте и не сводя пристального взгляда с входа пещеры, где проглядывается маленький силуэт, прижатый спиной к груди хантера. Я осторожно смещаюсь в сторону, чтобы увидеть, что там происходит, лучше б я этого не делала. Темноты в пещерке еще не хватает, чтобы скрыть окровавленное лицо девушки, обессиленно свешивающее на левое плечико и хищно блеснувшее лезвие ножа, приставленное к ее горлу. — Тебе уже некуда бежать.
— Неужели? Готов поспорить, что вы хотите вернуть свою девку, она еще даже жива, ну, почти, — делая расстроенную рожицу, тянет Керри и улыбается. Матерь Божья, от одной этой улыбочки меня бросает в дрожь и зубы начинают стучать, а по шкуре бегут мурашки с кулак. Вот честно, я с трудом держусь, чтобы не спрятаться за спиной командира. Как говорится, из двух зол — меньшее. — Мы с ней всего лишь немножко поиграли, правда, милая? Расскажи, как тебе понравилось у меня в гостях, — и он слегка толкает ее, что девушка пошатывается, но урод держит её за волосы крепко. Шелестит еще один чуть слышный стон сквозь сжатые зубы Аниши, как раскаленным гвоздем в сердце. Я вижу, как Бесстрашные все подбираются, готовясь к атаке, да только и Керри зорко следит за ними, прячась за девушкой так, что ее могут задеть в любом случае. — Ну так что, нужна вам эта полудохлая девка, а?
— Чего ты хочешь? — сурово и твердо цедит командир и слегка продвигается вперед, делая вид, что просто разворачивается к нему всем корпусом. И кажется, это действует, по крайней мере, Керри никак не реагирует на это мимолетное движение. — Попробуй-ка меня удивить!
— Ничего сверхъестественного, всего лишь ее, — кивает на меня хантер, ехидненько хохотнув. Холодный пот прошибает виски. Вот ведь как жопой чувствовала! — Давно хочу посмотреть, принцесса, какого цвета твоя кровь и так ли ты хороша изнутри, — он так умильно смотрит на меня, что по спине пробегает холодок и губы моментально пересыхают. — Да-а, это будет интересно, поверь, дорогая, для тебя у меня найдется нечто особенное. Ну, как тебе моё предложение, командир, будешь менять вражескую предательницу на Бесстрашную? Или, хочешь, я тебе ее потом верну по кусочкам? Ты же знаешь, я это умею.
Аж колотит от жути и мысли, что командир с радостью отдаст меня на живодерню. Что-то мне чудится такое в выражении его лица. Хоть в такой исход до конца мне все же не верится, но ощущаю я себя в этот момент словно загнанный зверь в смертельной ловушке, без всяких преувеличений, и боюсь, что руки у меня вот-вот предательски затрясутся.
— Мы своих не сдаем и не бросаем! Хуй ты в рыло получишь, а не девку! — буквально выплевывает ему Эванс, а я облегченно выдыхаю, ощущая необъятную благодарность к командиру.
— Ах, вот как, — не меняя тона, вытягивает слова Керри и ехидненько ухмыляется: — Своих, значит! Получается наша принцесса недовольных теперь стала шлюхой Бесстрашных. Ну что ж, неплохое начало, я думаю наш лидер не особенно обрадуется такому раскладу.
— На что ты надеешься, урод? Что лидер сделает тебя своим преемником? — краем глаза я вижу, что командир продвигается все ближе и ближе к маньяку, а тот не замечает, пристально и с ненавистью глядя на меня. Вот и отличненько, да, Керри, на меня смотри! — Не мечтай, тебе не светит даже с фонарем, а знаешь почему? Он мечтает от тебя избавиться даже больше, чем от всех Бесстрашных вместе взятых, потому что ты просто больной ублюдок!
— А словечек ты у Бесстрашных нахваталась, нежный цветок полигонов, или папашка твой что-то упустил в твоем воспитании?
Я замечаю, что командир весь группируется, как для прыжка. Только бы Керри не заметил его передвижений, только бы его увлеченность мной никуда не делась, ведь он может нанести девушке серьезный вред.
— А что это тебя так заботит мое воспитание? Боишься узнать много нового?
«А что там Керри говорил по поводу того, что я привела на верную смерть…» — просыпается молчавший до этого внутренний голос. Ничего нет хуже, чем когда твоя паранойя оказывается отменно работающей интуицией. Черт! Час от часу не легче. Ах ты ж, мать вашу! А ждать-то и не пришлось! И сверху и по низу возвышенности ползет мутный, чуть мерцающий туман, выдающий появления киборгов. Они даже не успели еще полностью проявиться, но отчетливо слышно стало шуршание камней и сухих комьев земли под подошвами недовольных.
— Специально, значит, нас сюда заманил? — выходит даже как-то обреченно.
— Ну конечно, я не идиот же, прекрасно знал, что ты сюда припрешься и приведешь Бесстрашных. Вот только, девочку вашу, я с собой заберу. Мы же еще с ней не закончили.
Рывок такой молниеносный, что если бы я моргнула в это время, то не заметила бы, как крупная фигура раскрученной пружиной прыгает в каменный проём, словно ловкий хищник. Хантер мгновенно отлетает в сторону и… начинает исчезать. Грохочут выстрелы, но пули уходят в скалы сквозь мерцание телепорта, а падающую маленькую фигурку подхватывают на руки.
— Ани… Ани, малыш…
— Ушел, пиздоблядский уебан! Ушел! — орет кто-то.
— Что с Нишкой? — подскакивают остальные. — Чешира, регенерацию давай, живо! Он успел ей по горлу чиркануть. Артерия, кажется, не задета. Аа, блядь, пальцы отрезал, и лицо все исполосованно! Вот же ж мудосраный ублюдок!
Ругательства, чертыхания и остальные звуки смешиваются в кучу, как стрекочут многократные очереди, разбивая вдрызг стены утеса на крошку, ковыряя в ней аккуратные дырочки. Поднимается суматоха, кто-то бинтует Анише ладони, обтирает от крови изрезанные щеки. Кевин заматывает её шею, но сквозь повязку почти сразу проступают темные пятна. Плохо! Ее личико белее мрамора, на лбу проступают бисеринки пота. Она не кричит, не плачет, не издает ни звука, и только искусанные в кровь губы выдают, что за хрупкостью этой девочки кроется стойкий характер. Нужно выбираться отсюда, она истекает кровью, и уже по одному этому ясно, насколько всё паршиво.
Киборги строятся, а значит, с командованием пожаловали. Вот это мы встряли! Эванс орет что-то своим бойцам, но от разлетающегося эхом грохота, трудно разобрать его приказы. Бесстрашные размазываются по укрытиям, начиная отстреливать тех, кто сверху, снизу, на тропу ступают первые болванки, а у меня оружия нет, и это пипец, как нечестно. И чего делать-то, сидеть, крестиком вышивать и ожидать, пока меня пристрелят? Ага, во щас прям, разбежались, слишком уж много охотников на мою многострадальную голову развелось!
На карачках к краю прохода, ногами, руками спихиваю камни, чтобы придержать немного болванки, пусть кучкуются, уже недалеко растяжки Керри, вот и поиграем в конструктор. Идущих первыми слегка откидывает свинцовым огнем, остервенело выпускаемым Бесстрашными, нарушая весь строй, остальные прикрывают верха, чтобы нас ничем не закидали, а меня снова за шкирку куда-то оттаскивают и толкают к скале.
— Кажется, нас окружили. — отдуваясь, шепчу я Бесстрашному.
— Отлично, теперь мы можем атаковать в любом направлении. Приготовиться, сейчас ебанат!
Ахает так, что каньон содрогается, я прикрываюсь руками, скатившись на землю, как следом долбит вторая растяжка, детонируя. Камни, земля и клочки растительности — россыпью в стороны, словно брызги, сверху ползет серая масса небольшого обвала, сметая разнесенные разрывом искрящиеся запчасти киборгов вниз, но сквозь клубящийся дым видно, как на их место ступают новые. Зажимают. А вот теперь их придержать больше нечем, и сердце дико заходится то ли от страха, то ли от адреналина. Несколько темных силуэтов бросаются вниз, сшибая надвигающийся отряд. Звуки рвущейся брони, треск искусственной плоти, шмяканье оторванных частей и хруст камня вперемешку с лязгами отдираемых батарей питания сопровождаются маленькими вспышками плазмы. Феерично, бля!
Выстрелы цедят по укрывающимся фигурам, подступающим из сумерек, а если прячутся — значит люди там еще приперлись, а не только болванки. Бросив взгляд вниз, только мотаю головой. Ни черта не разобрать среди кучи малы из бесстрашных и ломанных киборгов, правда, вот последних как-то все равно больше, и они вновь продвигаются выше. И что, мне опять от них камнями отбиваться? А ладошки и спина взмокли от напряжения. Ну, командир, не мог мне хоть захудалый ствол дать, да и до ломанных запчастей не добраться, чтобы чужой тиснуть. Блин, а чего я трушу-то, ведь это не Керри, а все лишь болванки?! А была, не была!
Подобрав булыжник, швыряю его в оружие ближайшего киборга, выпрыгиваю прямо на движущийся силуэт в серой форме, ужом проскакивая под рукой за спину, и со всей дури луплю берцем по механизму сгиба ноги. «Бамс» с отзвуком железа, крепкие ублюдки, но он заваливается вперед, припав на колено, пытаясь ткнуть мне локтем наугад. Смазанный удар приходится в несчастные ребра, шиплю от боли сквозь зубы, но обхватываю руками болванку в захват, шарю пальцами по подбородку в поисках перемычки шлема и отстегиваю защелку. Сдираю шлем одним рывком, обнажая совершенно гладкий череп, почти идентичный человеческому, и тут же впечатываю его в выступ утеса. Тихое «хрясь», и еще разок, удары ломают височную кость и кровавые ошметки окрашивают камни. Жизнеобеспечение киборга нарушено, и он затихает бесполезной тушей, а сердце затапливает хищной, обнадеживающей радостью.
Я скорее чувствую, чем слышу или вижу, появление еще одного, и если по-хитрому реальный шанс справиться с киборгом у меня и есть, то в открытом бою с моей массой тела делать нечего. Подхватив чужой автомат, наугад бью ногой по смутно различимому силуэту и откатываюсь в сторону, направив дуло на нападавшего. Очередь уходит в грудину железяки, отбрасывая на пару шагов назад, как кто-то из бесстрашных ударом ноги, спихивает киборга вниз, с обрыва тропы. Фух, пронесло. А вот теперь, первый, кто ко мне сунется, хапнет пулю.
Битва немножко стихает, видимо, те, кто не смог достать нас сверху, решились обходить сбоку. По проёму в нишу почти не прекращая выпускают смертоносный град, снизу кипит бой, а нам больше ничего не остается, как отстреливаться. А мне уж как весело стрелять в бывших соратников! Тьфу, дура. По киборгам шмалять бесполезно, у них броня крепкая, снайперка нужна, с ними только врукопашную справится можно, но меня больше напрягают те, кто прячется за валунами. И огонь они ведут прицельный. Хантеры или офицеры. Ах ты ж, ёптель-моптель, ну конечно. «Папочке», видимо, до сих пор нужен Эванс, да и моя шкура, наверное, значительно выросла в цене. Сердечко подскакивает к горлу, а потом приходит кипящая злость. Ну, ладно. Посмотрим, кто кого, посмотрим. Я вас, бляди, и без оптики достану. Защиту включили от приборов, а маскироваться так и не научились, идиоты. Завалившись за тела киборгов, высматриваю цель, подняв забрало, сетка прицела вылавливает шлем противника, и ведет ниже, целясь в самое уязвимое место брони недовольных — шею.
Палец плавно спускает курок на выдохе, выстрел, я вижу, как тело заваливается за камни и не поднимается. Значит, я была права, это люди. Кто-то из бесстрашных укладывается рядом и подключается к отстрелу. Патроны сочно выбивают пыль над головами и рикошетят, мы отвечаем свинцовыми гостинцами. За спиной с новой силой нарастают звуки борьбы и лязга металла, бойцы продолжают крушить болванки. Где-то по-близости ухает взрыв гранаты, отдаваясь щедрой порцией, несущейся по земле дрожи, на голову сыплются мелкие обломки и крошево. Едкий дым дерет ноздри и горло, не давая сглотнуть. Дыхание замирает, срывается в дикий пляс и вновь замирает. Грохот разрывов, пули прорезающие воздух, смесь запахов пороха и гари, откидывают мое сознание назад. Похожее ущелье, снова бой и алый ручеек крови, текущий сквозь мои пальцы из шеи Джея. Хрипящий парень, бьющийся в конвульсиях, и ощущение полной обреченности от понимания того, что телепорт поврежден и он умирает… Картинка сменяется на маленькое, хрупкое, истерзанное тельце Ани, бледное личико с искривленными от боли губами и пятно крови, разрастающееся на бинтах. Она умрет, если ничего не сделать, даже с усиленной регенерацией не продержится несколько часов, кровопотеря сильная. Ёпт твою мать! А если… Да и вообще… Ну конечно, это сработает. Телепорт!
Надо добраться до кого-нибудь из офицеров и снять боевой ренбраслет. Или, если повезет, подрезать запасник с ампулами. Использовать инъекции киборгов нереально, у них вживлены в спинной мозг специальные помпы, дозирующие вещество, а у людей простые уколы. Черт, мне бы только пробраться на ту сторону, но подходы накрыты перекрестным огнем. Что делать-то? Ползком. Понятия не имею, но ждать больше нельзя. Вдох — выдох, еще раз. Выковыриваю сбежавшую душонку из пяток. Вздыхаю. Перекатившись к самому краю, прыгаю вниз, шмякнувшись об камни коленями и локтями. Ч-черт, больно! Фигня, потерпи, куда хуже и больнее бывало. Прячась за неподвижными телами киборгов и укрытиями, ползком к валунам, откуда стреляли люди. Крупная тень в серой форме мелькает слева, но слишком резво для железяки. Вот ты-то мне и нужен. Выстрел бьет в мою сторону, поганя камни, эхом грохочет мой автомат по укрытиям, за которыми мечется недовольный. Не высовывается, кто-то опытный там и постепенно подбирается ближе, не подставляясь под пули. Да кто же там такой ловкий? Глаза на мгновение цепляются за чуть высвечивающуюся на плече нашивку. Командор. Это же Фьюри!
Я мешкаю секунду, ведь Майки сказал, что он может оказаться братом его погибшего отца, а стало быть… Но Фьюри уже бросается на меня, зарядив в солнечное сплетение. Ох, как кувалдой треснули, воздух улетучивается из легких и не поступает обратно. Как же сложно вздохнуть! Меня сгребают в захват сильные руки и зажимают горло, я выкручиваюсь, ногой по колену, локтем в живот, но он тоже в защите, не пробить толком.
— Фьюри! — выкрикиваю я, поймав глоток кислорода. — Командор, стой!
Руки, давящие на глотку ослабляют хватку, но он оттаскивает меня к валунам, не выпуская из захвата. Либо шею свернет, либо с собой хочет забрать на базу через. Идиотка такая, живее же!
— Скай? Что ты делаешь тут, в форме Бесстрашных? Ты совсем ебанулась? — шипит мне в ухо командор, пока я пытаюсь отцепить от его пояса запасник с ампулами телепорта. — Лидер объявил, что тебя похитили, это правда?
— Нет. Я помогла сбежать Ричи и сама сбежала. Вы меня теперь убьете?
— Идиот Керри изошел на говно, доказывая, что ты предатель, а это, оказывается, правда! — я вся сжимаюсь в ожидании своей участи, но тут командор меня просто огорошивает: — Хорошо, что это так, и жаль, что мы не успели поговорить перед твоим побегом. Твое ранение оказалось серьезнее, чем мы думали, а в медпункт я так и не смог пробраться.
— Эван, что с доком? — от беспокойства и страшной догадки, я совсем забыла о субординации.
— Его убил Керри, застрелил. Он все твердил, что док помог тебе сбежать, и лидер дал приказ… допросить его.
— Черт, — ну надо же, бедный доктор!
— Слушай внимательно, мы организовали сопротивление, собираемся уходить в леса. Две-три недели, может быть, месяц срок. Запад-северо-запад от нашего полигона. Ты можешь примкнуть к нам, терпеть это издевательство над здравым смыслом у нас больше нет никакого желания. Мы собрали всех нормальных, не под наркотой, всех, кто согласен, что эта война стала просто глупостью. Ты с нами, девочка?
— Командор, — но договорить я не успеваю. Меня отрывают из захвата, большая фигура сносит командора одним ударом на землю и наставляет на него пистолет.