Оковы долга / 18+

Алисия стояла в полумраке комнаты, чувствуя, как сердце колотится в груди. Её пальцы слегка дрожали, но она не могла отступить. Густаво, ослеплённый своими видениями, продолжал кричать, не понимая, что перед ним — не Бель, а Алисия. Его обвинения звучали как удары — не только для неё, но и для него самого. Казалось, что каждый выкрик разрывал его изнутри, обнажая раны, которые он пытался скрыть за стенами безразличия.

— За что ты так со мной? — его голос был наполнен неистовым отчаянием. — Ты была для меня всем! Единственным лучик света, в моей мрачной жизни. Ты дала мне любовь, которую я никогда не ощущал..

Он бросился к ней, его шаги были неустойчивыми, как у человека, потерявшего контроль над своим телом. Густаво приблизился так близко, что Алисия почувствовала его горячее дыхание на своей коже, пропитанное дымом и безумием. Его глаза, воспалённые и налитые кровью, смотрели прямо на неё, но видели не её.

— Ты заставила меня полюбить, — его голос сорвался на хрип. — Ты дала мне надежду, а потом просто исчезла, забрав всё, что я тебе дал. Почему, Бель? Почему?!

Алисия чувствовала, как её сердце разрывается от противоречивых эмоций. Она не могла позволить себе сочувствовать ему, но видя его в таком состоянии — сломанного, опустошённого — она не могла не задуматься. Почему эта женщина ушла от него? Что она сделала с его душой, что теперь он не мог найти выхода из этого состояния? Алисия не могла больше стоять в стороне. Она медленно подняла руку и коснулась его плеча, надеясь вырвать его из этого кошмара.

— Густаво, — мягко произнесла она, стараясь, чтобы её голос звучал спокойно, хотя внутри всё кричало от напряжения. — Это не она. Это я. Я — Алисия.

Он замер. Казалось, что эти слова пробили брешь в его сознании, как лезвие, разрывающее плотный туман. На несколько мгновений в его глазах мелькнуло что-то похожее на осознание, но затем его лицо снова исказилось.

— Нет! — закричал он, отшатнувшись. — Ты не можешь быть Алисией! Ты... ты — Бель! Ты всегда была ей!

Он снова шагнул к ней, его руки дрожали, словно он хотел схватить её, удержать, чтобы она не исчезла вновь, но не мог решиться. Алисия чувствовала, как его отчаяние пропитывало воздух, делая его почти осязаемым. Этот человек, который раньше казался ей непоколебимым, сейчас был разрушенным, сломанным. И всё же в этом сломленном состоянии он был по-настоящему живым.

— Ты не понимаешь, что сделал с тобой этот наркотик, — прошептала Алисия, чувствуя, что её голос вот-вот сорвётся. — Ты тонешь, и не только потому, что Бель ушла. Ты сам уводишь себя в темноту. Ты не знаешь, кто перед тобой.

Она шагнула вперёд, её взгляд встретился с его. В этот момент она почувствовала, что должна попытаться его вытащить, даже если все внутри сопротивлялось.

— Посмотри на меня, — настойчиво проговорила она, удерживая его взгляд. — Это я, Алисия. Я не Бель. И если ты меня не услышишь сейчас, ты потеряешь себя.

Но его разум, затуманенный наркотиками и болью, снова начал ускользать от реальности. Он сжал голову руками, его тело содрогнулось от очередной волны ярости и беспомощности.

— Зачем ты вернулась? — прошептал он, и в его голосе теперь была не только боль, но и сломленное отчаяние. — Почему не оставила меня в покое?

Алисия сделала ещё один шаг вперёд, и теперь она была так близко к нему, что могла ощутить его рваное дыхание, видела, как слёзы стекали по его щекам. Она знала, что сейчас он видит в ней не Алисию и даже не Бель. Он видел всё, что потерял, всё, что его съедало изнутри.

Она осторожно коснулась его руки, и этот жест, наконец, пронзил его, как вспышка. Густаво замер, глядя на неё с полным неверия.

— Ты должна отпустить меня, — прошептал он, его голос дрожал. — Ты не можешь вернуться и снова сделать мне больно.

Алисия поняла, что сейчас он стоял на грани — грани между иллюзией и реальностью, между прошлым и настоящим. И если она не сможет вырвать его из этого кошмара сейчас, он может навсегда остаться в этом мраке.

— Я не уйду, — её голос прозвучал неожиданно твёрдо, почти как удар по молчаливому пространству между ними. Внутри у неё всё сжалось, но в этих словах была решимость, которой она сама не ожидала от себя. Алисия смотрела на него, чувствуя, как дрожат её пальцы, как сердце бьётся в груди, и в этот момент что-то в ней сломалось. Она не смогла больше стоять на месте. Медленно, как будто отталкивая саму себя, она сделала шаг вперёд и, наконец, решилась — обняла его.

Её руки, дрожащие, словно не находили себе места, замерли на его плечах. В этот момент её собственное тело казалось ей чужим. Алисия знала, что не должна была делать этого. Её разум говорил, что она обязана ненавидеть его. Он причинил ей столько боли, заставил чувствовать себя ничтожной, запер в клетке его мира, где ей не было места. Она должна была просто уйти, оставить его тонуть в собственном безумии, в своей боли и забвении. Но что-то внутри неё не позволяло этого сделать.

Она крепче сжала его в своих объятиях, чувствуя, как под её руками его тело слегка содрогается, словно он боролся с тем, что происходило. Алисия понимала: завтра он будет таким же, каким был всегда. Хладнокровным, отстранённым, лишённым чувств. Он снова станет тем человеком, которого она терпеть не могла, человеком, который смотрел на неё, как на пустое место. Но сейчас, в этот момент, всё это казалось таким далёким. Она чувствовала, что сейчас он не тот Густаво, что сидел перед ней в холодных стенах дома. Этот Густаво был уязвим, сломлен и потерян.

Её руки дрожали сильнее, но она не отступила. Внутри разгорался конфликт: её ненависть к нему сливалась с жалостью, злость — с каким-то странным чувством, которое она никак не могла понять. Она должна была быть сильной, должна была защищать себя от него, от того, что он делал с её жизнью. Но сейчас ей хотелось сделать что-то другое — ей хотелось утешить его, каким бы абсурдным это ни казалось.

— Я здесь, Густаво, — прошептала она, её голос был тихим, но решительным. — Я настоящая.

Её слова повисли в воздухе, как будто они были последней нитью, связывающей его с реальностью. Алисия чувствовала, как его тело напряглось в её руках, как будто он не мог поверить, что перед ним она, а не призрак его прошлого. Она могла бы просто оставить его, уйти, забыть о его страданиях, но что-то глубоко внутри неё противилось этому.

Она знала, что не должна была испытывать ничего, кроме ненависти к этому человеку. Она должна была презирать его за всё, что он с ней сделал, за всю боль, которую он ей причинил. Но её сердце, несмотря на всё, что происходило, всё равно не могло оставаться равнодушным. Оно подсказывало ей, что он тоже страдал, что эта боль, которую он носил в себе, разъедала его изнутри, делая его таким холодным и замкнутым.

И всё же, она не могла оставить его в этот момент. Что-то удерживало её, что-то глубже ненависти, глубже обиды. Это было не прощение, не любовь, но нечто иное — желание понять его, увидеть его боль, даже если он этого не хотел.

Она закрыла глаза, пытаясь удержать слёзы, которые подкатывали к горлу. Её руки медленно скользили по его спине, стараясь не разорвать этот момент, не дать ему снова уйти в тьму.

Густаво начал медленно расслабляться в её объятиях. Его напряжённое, словно окаменевшее тело постепенно ослабевало под её прикосновениями. Он чуть слышно выдохнул, и его голос, приглушённый, словно ещё под тяжестью воспоминаний и боли, прошелестел:

— Алисия...

Её сердце забилось сильнее. В этот момент ей показалось, что он наконец-то увидел её, не как призрак прошлого, не как замещение Бель, а как человека, который был рядом, живого и реального.

— Да, это я, Густаво, — прошептала она, её голос был мягким, но слёзы, что текли по её щекам, выдавали всю ту бурю эмоций, которую она испытывала.

Она продолжала гладить его по спине, не переставая, как будто боялась, что если остановится, этот хрупкий момент развалится, и он снова погрузится в свою бездну. Алисия чувствовала, как его дыхание становится ровнее, как его напряжённые мышцы постепенно расслабляются. Это ощущение — понимание, что её простые, скромные прикосновения действительно смогли принести ему какое-то утешение — давало ей силу, хотя её собственные руки всё ещё дрожали, и она никак не могла остановить слёзы.

Густаво, казалось, погружался всё глубже в свои чувства, которые долгое время были похоронены под грузом боли и страха. Внезапно, словно не в силах больше удерживать их в себе, он тихо прошептал:

— Я любил Бель больше жизни...

Эти слова были пропитаны горечью и утратой, и Алисия замерла, слушая его. Она продолжала гладить его по спине, не зная, что сказать. В тот момент она поняла, что её роль здесь не в том, чтобы давать ответы или спорить с его чувствами. Её роль была просто слушать. Её молчание стало для него разрешением продолжать говорить, открывать своё сердце, которое он так долго прятал от всех, включая самого себя.

— Она наполняла мои дни радостью, — продолжал он, его голос был едва слышен, словно слова с трудом вырывались из глубин его души. — Единственный человек за всю мою жизнь, который действительно приносил мне радость.

Алисия ничего не ответила. Её сердце колотилось от множества чувств, которые бушевали внутри. Она знала, что не сможет подобрать слов, которые могли бы ответить на эту боль, не могла исцелить его, как бы сильно ей не хотелось. Но она продолжала быть рядом, продолжала слушать, и этого оказалось достаточно для Густаво.

Он обнял её крепче, его рука прошла по её спине, и в этом жесте было нечто новое — не сила, не желание властвовать, как прежде, а уязвимость и благодарность. Его голова коснулась её плеча, и в этот момент он был, возможно, ближе к ней, чем когда-либо раньше.

— Я боюсь предательства, — тихо сказал он, его глаза казались наполненными страхом, который до сих пор был скрыт глубоко внутри. — Я боюсь подпускать людей близко... боюсь, что они снова причинят мне боль, как это сделала Бель.

Алисия замерла, осознавая, что этот страх был причиной его жестокости, его холодности. Он не просто закрывался от неё, он закрывался от мира, боясь, что если откроется, то снова будет сломлен. Она чувствовала, как тяжело ему говорить об этом, как каждое слово даётся с болью. И в этот момент она осознала, что его жестокость и холодность — это не только проявление его силы, но и признак его внутренней слабости, страха, который он не мог побороть.

— Я не Бель, — мягко, но твёрдо произнесла Алисия, смотря прямо в его глаза. — И я не собираюсь предавать тебя, если ты будешь относится ко мне с уважением.

Она не знала, поверит ли он ей, но знала, что должна это сказать. Она видела, как его лицо на мгновение дрогнуло, как будто эти слова пробили стену его боли. Густаво закрыл глаза, и на его лице отразилось какое-то странное облегчение.