KOSHKAWEN-Внеплановая практика.

Читай меня между строк. Ищи среди осенних желтых листьев. Забывай стремительно, безвозвратно. Не пытайся вернуть, меня нет рядом. С тобой лишь мои тень, голос, частичка сердца... Никогда не избавиться от царапин на теле, от шрамов на душе исковерканной, не стереть чужие грязные следы. И я не рядом. Далеко от тебя, даже если, кажется, что ты ощущаешь мое дыхание на коже... Я далеко. Я запредельно недосягаема. Безвозвратно утеряна, забыта в наших воспоминаниях, растворена в буднях. Никогда не вернуть. Навсегда в твоей памяти...


Я не видела снов. Едва закрыв глаза, я чувствовала, что лечу в бездну. Падаю в какую-то бездонную яму обреченно и уже без страха. Под ногами темнота, плечи ласкают холодные ладони мрака. Неизвестность. Это чувство преследовало меня даже во сне. Не покидало ни на минуту, не давая малейшей надежды на передышку. Я яростно хваталась за воздух, пытаясь обрести равновесие, но что-то тянуло меня вниз, увлекая все глубже. Даже дышать стало нечем. Кто-то держал меня за горло, периодически сильно сжимая, отчего жалкие глотки воздуха разрывали легкие болью.
Так и проснулась: откашливаясь, хватаясь рукой за горло, пытаясь убедиться в том, что мне не мешают чужие руки. Лихорадочно осмотрелась — я одна в комнате. Страх волной прошелся по телу, скользнул по коже, обжигая, навевая спонтанные мысли. Он ушел?! Все понял, по глазам увидел и ушел...
— Дань?.. — хрипло прошептала я, но не ничего не услышала в ответ.
Поднявшись с комканых простыней, поморщившись от бликов солнечных лучей, я натянула на себя первую попавшуюся под руки рубашку Левина, наспех пригладила волосы и распахнула полуприкрытые двери комнаты. В коридоре было тихо. Мне показалось, что я одна в этой квартире. Мгновенно стало неуютно, пусто внутри, в висках спазматически больно застучало. Совершенно не зная планировки квартиры, я машинально пошла вперед, распахнув первую попавшуюся дверь и оказавшись в просторной и светлой кухне.
— Проснулась? А я так старался не шуметь... — улыбнулся Даня, обернувшись ко мне с кружкой ароматного кофе в руках.
В одних джинсах, с немного взлохмаченными волосами, но явно счастливый, он выглядел совсем молоденьким пацаном сейчас. Едва не расплакавшись с порога оттого, что увидела его здесь, что он не ушел, что все в порядке, я поспешно моргнула несколько раз и ответно улыбнулась.
— Кофе? — спросил он, протянув мне кружку, но я проигнорировала жест, обвив его шею руками и легко коснувшись его губ своими.
— Доброе утро, — прошептала я, сильнее прижавшись к нему и ощутив на талии и спине его руки. — Я так скучала...
— Я ушел из спальни всего полчаса назад...
— Я жутко скучала... — повторила я, заглядывая в его глубокие глаза, пронизанные в эту минуту тоской и заботой одновременно.
Сейчас я говорила не об этих жалких минутах разлуки и даже не об этой ночи. Я говорила обо всем том времени, что не могла быть с ним рядом, не могла вот касаться его, целовать, говорить с ним. Он понял это. Сжал меня в объятиях, отставив горячую кружку в сторону, зарылся лицом в волосы, вдыхая мой запах.
— Никогда больше тебя не оставлю, — прошептал он, касаясь губами моей шеи, отчего по коже пробежали мурашки. — Обещаю, никогда больше...
Он говорил так, что хотелось верить. Он говорил то, во что хотелось бы верить. И сейчас я верила в эту сказку, в этот интимный миг откровения наших чувств. Не хотелось думать о будущем. Не хотелось думать о том, что для него это какое-то новое начало наших отношений, а для меня конец... Тупик. Тупик, в углу которого оказалась я, а теперь тяну и его за собой. Слезы наворачивались от осознания собственной беспомощности. Но сейчас я не должна плакать. Не могу позволить себе испортить этот такой крохотный момент нашего счастья.
— Я люблю тебя, знаешь? — мельком смахнув застывшие в уголках глаз слезы, я снова встретилась взглядом с Даней.
— Узнал об этом еще года три назад, — воспринимает мой вопрос в шутку, улыбаясь и отстраняя ладонью от моего лица непослушные пряди волос, дотрагиваясь щеки нежным и обжигающим касанием.
— Хочу, чтобы ты всегда помнил об этом, — черт, как трудно выдержать удар его внимательных глаз, как сложно сдержаться и не разреветься навзрыд, умоляя его о помощи, оказать которую он будет не в силах. — Чтобы не случилось, помни, что я очень тебя люблю...
— Что за слезоточивые разговоры, Ярославцева? — рывком подняв меня в воздух, Даня усадил меня на столешницу, стоящую прямо за моей спиной. — Все позади. Ты здесь. Ты рядом. И я не хочу помнить о том, что ты меня любишь. Я хочу, чтобы ты доказывала мне это. Каждый день, каждую минуту, секунду.
Оказавшись немного выше, чем он, я еще несколько секунд смотрю в его глаза сверху вниз, читая в них бесконечное доверие. Доверие, от которого мне становилось плохо, которое уничтожало меня изнутри, потому что не могу ответить ему настолько же неподдельной искренностью. Действительно, слова — ничто. Все мои разговоры о безграничной любви к нему меркнут, оттого что мне приходится скрывать. Действия. Важны лишь действия, поступки. Мои поступки когда-нибудь разрушат нас обоих, уничтожат «нас», оставив только «я» и «он». Рано или поздно это произойдет, но пока мы вместе. Мы рядом. И я так хочу доказать ему, что для меня это также важно, как и для него. Нужно. Необходимо.
Никну к нему, тянусь к губам и тут же ощущаю их сладостный плен. Его обжигающий поцелуй перекрывает воздух, стирает все мысли в секунду, молниеносно. Пропадает и «вчера», и «сегодня». Остается лишь «сейчас» — один миг, одна секунда, растянувшаяся на вечность, на целое столетие.
— Кажется, тебе придется варить кофе снова, — смеюсь я, когда Даня на мгновенье отрывается от моих губ. — Этот, по-моему, совсем остыл.
— Черт с этим кофе! — неожиданно Даня подхватывает меня на руки, вынося из кухни. — Теперь остыть нужно мне.

***
Я вернулась домой только к вечеру. Мама, естественно, проявила бдительность и поинтересовалась, где меня носило почти сутки. Но, будучи привыкшей к моим практически постоянным ночным вылазкам и нежеланию все объяснять, ответа она, казалось, и не ждала. Дочка выросла. И выросла она практически неуправляемой, излишне дерзкой, противоречивой сволочью. И где-то именно в этом месте я была согласна с мнением мамы обо мне.
Десять вечера. Пошарив в телефоне, я нашла еще несколько пропущенных звонков от Макса. Черт, совсем не к месту он мне сегодня... Отравлен один единственный день, когда мне было хорошо за долгое время.
— Мам, я скоро вернусь, — промямлила я, взявшись за ручку входной двери.
— Куда?! Ты же только что пришла! — донесся из кухни срывающийся хриплый голос.
— Не только что: я успела переодеться, — выдохнула я, выходя в темный подъезд. — Не звони, ладно? К полуночи буду дома.
— Будешь, как же! Учти, к утру не вернешься, я к ментам пойду!
Иди, мам. Все идите куда хотите, только оставьте меня в покое. Кто бы знал, как мне не хочется идти в гадюшник Макса. Нет, у него вполне приличный клуб, высокий уровень, но почему-то само пребывание там Макса превращало это заведение в дыру.

***
«Dream», казалось, живет собственной жизнью двадцать четыре часа в сутки: море музыки, выпивки и веселья. Все это вкупе сейчас напоминало мне пир во время чумы. Охранник, стоявший на входе, мотнул головой в сторону второго этажа, когда я поинтересовалась о Максе. Еще бы! Что бы он сейчас мог делать? Естественно, опустошает запасы вискаря и тонет в тумане сигаретного дыма. Или же еще какой-нибудь дурью отравляет воздух. Бездарь, ненавижу! Какого черта он вообще названивал сегодня с самого утра?!
Уже в коридоре второго этажа до меня донеслись отрывки какой-то классической музыкальной композиции. Как бы это ни было странно, Макс любит классическую музыку. Часто заставала его с бокалом виски, с тлеющей рядом сигарой в переполненной пепельнице, а из колонок разносились красивейшие звуки одного из легендарных созданий классики. Ценитель вкуса, красоты и жестокости — в этом был весь Макс.
Сейчас музыка звучала громче, чем обычно, а пьянящий запах сигаретного дыма, казалось, стелился пеленой по всему коридору. Дверь кабинета, как и обычно, была не заперта. Едва приоткрыв ее, я замерла на пороге, затем прислонилась спиной к дверному косяку и сложила руки на груди. В паре-тройке метров от меня, через массивный стол, прямо на кресле Макса какая-то брюнетка усердно расстегивала белоснежную рубашку на его груди, будучи обнаженной до пояса. Каждым движением своего гибкого тела девушка назойливо хотела завладеть всем вниманием владельца этого кабинета, и это, надо отметить, у нее хорошо получалось, так как Макс даже не заметил моего присутствия в комнате. Прижимаясь к его торсу всем телом, девушка никла к его губам, перехватывая рваные дерзкие поцелуи, казавшиеся со стороны болезненными укусами, но, видимо, это и заводило обоих. Макс по-хозяйски сильно, должно быть, даже причиняя боль, сжимал упругие бедра девушки, задирая ее короткую юбку все выше.
Стараясь не создавать лишнего шума, я прошмыгнула к небольшому диванчику, стоявшему у дверей. Положив ногу на ногу, я еще пару минут наблюдала за схваткой волка и овцы, которая еще не понимала, что является овцой, но, тем не менее, она ей являлась. Подустав от лицезрения бесчувственной и пошлой сцены, нащупав на сидении дивана пульт, я выключила музыку, перебивающую шумное дыхание и немного жалобные стоны брюнетки. Парочка притихла, затем Макс выглянул из-за пышной шевелюры своей пассии, криво улыбнувшись мне.
— Свободна. — среагировав на команду Макса, девушка прикрыла обнаженную грудь руками, тихо выбежала в коридор, наспех захлопнув за собой дверь.
— Кирилл не предупредил о том, что у меня собеседование? — поморщился Макс, упомянув имя одного из охранников клуба. — Что ж за мозги у этих качков, а?..
Макс нехотя поднялся с кресла, пополнив свой бокал виски и, казалось, не собираясь приводить свою одежду в более привычный и приличный вид.
— Зачем пришла? — за этот вопрос мне захотелось разорвать его руками на куски.
— Ты звонил мне почти весь день, — напомнила я, пытаясь не заострять внимание на его голом торсе и не замечать его уже довольно нетрезвое состояние. — Что нужно?
— Ах, да... Но я звонил тебе утром, — Макс глотнул виски, опустошив едва ли не половину бокала одним залпом. — А ты приперлась вечером! Так какого хрена, я должен подстраиваться под твой график, Ярославцева?!
— Понятно, — шумно выдохнула я, поднимаясь с дивана и собираясь уйти из этой комнаты. — Если тебе ничего не нужно, то я ухожу. Впредь постарайся звонить мне по делу, ок?
— Стой! — рявкнул Макс, заставляя меня остановиться уже в дверях. — Сядь обратно.
— Макс, я не намерена тратить свое время...
— Сядь, я сказал!
Обернувшись назад, я заметила, что внешне Макс, казалось, был спокоен: присел на край стола, мерно покручивал в руках полупустой бокал с виски. Но взгляд его был словно у безумного зверя: режущий, проникающий, холодный. Молча повиновавшись, я присела перед ним на край дивана.
— Магрицкий не хочет торопить события, — продолжил Макс, сбавив тон голоса.
— Что значит, он не хочет торопить события? — поморщилась я, мысленно подготавливая себя, что ничего хорошего Макс мне не расскажет.
— Я о Левине, не спеши с ним пока. Не заходи далеко, мы должны держать его на крючке, но нельзя давать заглотить всю наживку — иначе проколемся.
— Послушай, я что, по-твоему, запрограммированная кукла?! Я и так делаю все так, как могу себе это позволить! Что еще нужно твоему Магрицкому?!
— Тихо-тихо, не кипятись, просто не растворяйся в своем новом увлечении, ок? Иначе играть с тобой станет невозможно, и тебя уберут из игры.
— Отлично... — выдыхаю я, откидываясь на спинку дивана и нервно прижимая ладонь к подбородку. — А никому в голову не приходило, что со мной нельзя играть?! И что, если играть по крупному — можно проиграть еще больше?! Слушай, я все делаю! Все! И даже намного больше! Что еще вам от меня нужно?! Что?!
— Не от тебя, — поправил меня Макс, поставив пустой бокал на стол рядом с собой. — От него. И он ради тебя должен отдать все, что угодно. Отдаст ли? Вот в чем задача... Не переиграй. Магрицкий хочет этот клуб, а не слезливую любовь учителя и его ученицы.
— Всё, задрали! — поднимаюсь с дивана, решительно направляясь к двери. — Пусть Магрицкий умерит свои интересы и наберется терпения, так как от моего самообладания остались лишь ошметки!
— Не теряй голову — она тебе еще пригодится... — услышала я в спину, перед тем как за мной захлопнулась дверь.

***
Вне себя от ярости и безграничной злости я спустилась вниз, где громыхающая музыка и яркие вспышки софитов мешали думать. Пробравшись к бару, я жадно осушила пару бокалов ром-колы. Хотелось напиться до беспамятства, но останавливало то, что завтра мне с утра нужно в универ.
— Привет, — услышала из-за плеча, обернулась и едва не осела на пол, если бы не стул у барной стойки. — Позвонил тебе пару раз, ты не ответила, не сложно было догадаться, где ты.
— Дань, я не слышала, извини, — устало потерев глаза, я отчего-то захотела стать маленькой-маленькой, чтобы забиться в какую-нибудь щель и не вылезать оттуда до тех пор, пока весь этот кошмар, меня окружающий, не рассеется.
— Понятно, — повел бровью Даня, очевидно едва ли поверив в мою отговорку. — Тебе завтра учиться — не самая лучшая идея была работать здесь сегодня.
— Я не работала, я... — А что я еще могла здесь делать? — Да,.. девчонка-администратор сегодня заболела, Макс попросил подменить...
— Не думала оставить это место? Не твой уровень, не считаешь? — вот он вопрос, который я ожидала услышать от него, но не думала, что так скоро, вернее, к нему я сейчас абсолютно не готова.
Левин облокотился на столешницу барной стойки, наблюдая за движением на танцполе и, казалось, совершенно не глядя на меня. Он ждал ответа. Ответа, к которому я была совершенно не готова сейчас, и не потому что не хочу, а потому что...
— Это просто работа, — попробовала улыбнуться, но вышла какая-то лживая гримаса. — Пока учусь и нет возможности найти другую, мне нужна эта работа.
— Деньги нужны? — теперь он посмотрел на меня, прямо в глаза, а я отвернулась, потому что врать в глаза было сложнее, а врать его глазам – просто невозможно.
— И деньги тоже.
— Тебе незачем быть здесь из-за денег, я...
— Дань, здесь мне хорошо, комфортно, это моя атмосфера, у меня хорошая должность. И я не хочу быть содержанкой, — мои руки самопроизвольно потянулись к нему, обвив шею, и стало даже легче, когда моя щека легла на его плечо. — Я хочу быть просто любимой. Твоей. Хочу быть твоей.
— Ты и так моя.
Как хорошо, что он сейчас не видит моих глаз, не чувствует, как слеза, лениво скатившись по щеке, растворилась на ткани его футболки. Не твоя. И когда-нибудь ты будешь этому рад.