Глава 1: Часы, которые остановили время
МЕЛИССА
1999 год
Мне было семь, когда я поняла, что люди не умирают от пуль. Они умирают от тишины.
Мама лежала на мраморном полу холла, её белое платье пропиталось алым, как лепестки роз, которые она сажала в саду. Я прижалась к перилам лестницы, затаив дыхание, пока папа кричал что-то на итальянском в телефон. Его голос дрожал, но не от горя — от ярости.
"Это семья Денаро!" — выдохнул он, и эта фамилия навсегда врезалась в память: враги, причина того, что мамины глаза стали стеклянными, как у фарфоровой куклы.
Потом папа заметил меня. Я побежала к маме, чтобы обнять в последний раз. Я тоже была в белом платье, оно пропиталось ее кровью, когда я легла на нее. Это платье до сих пор лежит у меня а шкафу.
Пальцы папы, ещё липкие от её крови, сжали моё плечо:
— Запомни, Мелисса: слезы делают тебя слабой. А слабых здесь съедают. Не плачь. Ты больше не маленькая девочка. Мне жаль, но тебе пора взрослеть.
Похороны прошли тяжело, мои братья даже не пришли попрощаться с мамой. Я не поняла этого. И скорее всего не пойму.
У меня три старших брата: Люку — было семнадцать, Сэму — пятнадцать, а Леону — тринадцать.
2005 год
На тринадцатилетие папа подарил мне карманные часы. Серебряные, с гравировкой в виде змеи, кусающей собственный хвост.
— Твоя мать носила их, — сказал он, избегая моего взгляда. — Теперь они твои.
Часы давно остановились — стрелки замерли на 21:34. Время её смерти. Я прятала их под подушкой, представляя, как мама заводит механизм каждое утро, смеётся, поправляя мои растрёпанные волосы... Но её лицо в воспоминаниях всегда размыто. Лицо папы — нет.
Все эти годы мне не хватало мамы. Я действительно стала взрослой в семь. Папа не нянчился со мной ни минуты. Братья научили быть сильной и не бояться смерти. Моя жизнь изменилась.
Отец учил меня другим вещам: как распознать слежку, разрядить пистолет, отличить ложь по микродрожи век. Наши «уроки» проходили в подвале особняка, где пахло сыростью и порохом. Однажды, когда я дрогнула, целясь в мишень с изображением льва (символ клана Денаро), он впился пальцами в мои волосы:
— Ты думаешь, они будут ждать, пока ты созреешь? Мир не ждёт.
Я не плакала. Почти никогда на уроках с ним я не позволяла себе быть слабой. Наоборот я была в ярости, когда он так делал.
2008 год
В шестнадцать я нашла мамины письма. Спускаясь по чёрной лестнице в старую прачечную, я случайно толкнула рычаг скрытой двери. Комната была крошечной, как склеп: пачки писем в синих конвертах, флакон духов с ароматом гардении, фото… На одном снимке мама обнимала мужчину. И это был не мой папа. У него были такие же пронзительные зелёные глаза, как у неё.
— Что ты делаешь?! — рёв папы отшвырнул меня от полки. Он швырнул фотографию в камин, лицо исказила гримаса, которую я раньше видела только перед убийствами. — Твоя мать была предательницей. И предатели горят.
— Но ты любил её.
— Я не знаю, что такое любовь. И тебе не советую лезть в это дерьмо! Твоя мать получила по заслугам. Предателям не место в нашей семье.
— Ты её убил, — когда я это сказала, то слеза предательски скатилась по щеке, а голос дрогнул. Это лишь предположение, но какое...
— Вышла отсюда, — он вышвернул меня из помещения.
2010 год
К восемнадцати я научилась врать.
— Ты будешь главой семьи, — папа вручил мне кольцо с рубином — печать Лауд. — Ты моя кровь.
Я улыбалась, целуя его в щёку, а сама прятала под курткой брошюры колледжа. Нью-Йорк, журналистика, общежитие… Мечты о жизни, где я не слышу выстрелов за окном. Но когда я подала документы тайком, система дала сбой. На следующее утро папа молча положил передо мной распечатку моего заявления.
— Ты выбрала бы это вместо семьи? — спросил он тихо, и в его глазах мелькнуло то же выражение, как тогда, над телом мамы:
Я могу разрушить то, что люблю, чтобы это не досталось другим.
Я сожгла брошюры в том самом камине. Но часы, её часы, всё так же тикали у меня в груди, как бомба.
2012 год
Папа начал брать меня на «деловые встречи». Так он называл сделки, пахнущие кровью и кокаином. За рулём всегда был Люк, мой старший брат.
— Держи язык за зубами и глаза открытыми, — бросил отец, поправляя галстук. Его пальцы привычно проверили обойму под пиджаком.
Мы въехали в порт. Ветер с Гудзона выл, как раненый зверь, когда я вышла из машины. Среди ящиков с маркировкой «рыба» мелькали тени. Один из мужчин клана Денаро — я узнала их по татуировкам со львом — кивнул отцу:
— Вальтер. Принёс щенка на тренировку?
Отец ударил его. Быстро, точно, кастетом по переносице. Кровь брызнула на мою туфлю.
— Моя дочь умнее твоего босса, — прошипел он, пока телохранители Денаро наводили на нас стволы. — И если ты ещё раз посмотришь на неё, я вырежу твои глаза.
В ту ночь я впервые убила человека.
Нет, не пулей конечно. Взглядом.
Когда отец приказал мне «убрать ублюдка, который слишком много знает», я посмотрела на связанного предателя — парня лет двадцати с разбитыми губами — и кивнула. Люк протянул мне нож. Но вместо удара в сердце я опустилась на колени и прошептала:
— Беги. Через задний выход, где охрана меняется в 3:15.
Он выжил. Отец так и не узнал. А я поняла: моя сила не в жестокости, а в тишине. В умении прятать правду в карманах, как мамины часы.
2014 год
Я завела дневник. Чёрная кожаная обложка, страницы, пахнущие кофе и порохом. Туда я вклеивала обрывки:
«21 сентября. Папа снова в кабинете. На столе — фото зелёноглазого призрака. Кто ты? Почему он ненавидит тебя и... боится?»
«Встретила Майкла в колледже. Говорит, изучает политологию. Но когда я «случайно» уронила вилку в кафе, он поймал её левой рукой. Только киллеры так делают. Папа прислал шпиона».
«Сегодня стреляла в живого человека. Член клана Денаро. Его глаза были как у маминого любовника. Я промахнулась. Отец назвал это слабостью. А я — милосердием».
Однажды ночью, разбирая архив отца, я нашла конверт с печатью Денаро. Внутри — фото мамы в свадебном платье. Рядом — не отец.
Сейчас
— Мелисса.
Голос Люка выдернул меня из воспоминаний. Мы стояли в том самом холле, где умерла мама. На мраморе всё ещё виднелся тусклый след от её крови. Или мне так казалось.
— Отец хочет видеть тебя. Говорит, пришло время.
В кабинете отца пахло коньяком и смертью. Он протянул мне фото: мужчина лет тридцати с волосами цвета воронова крыла и глазами, в которых бушевали шторма.
— Маттео Денаро. Новый дон. Твоя цель.
— Убить? — спросила я, хотя уже знала ответ.
— Соблазнить. Расколоть изнутри. Ты достаточно красива, чтобы быть оружием.
На фото Маттео улыбался. Так же, как незнакомец на мамином снимке.
— Когда?
— Сегодня вечером. Бал в отеле «Ритц». Ты будешь Эмили Росс, наследница сталелитейной империи.
Он не видел, как мои пальцы сжали мамины часы в кармане, на которых стрелки всё так же показывали 21:34.
— А если я откажусь?
Отец медленно поднял пистолет. Не на меня. На фото Майкла, моего друга из колледжа, лежащее на столе.
— Ты моя кровь, Мелисса. Кровь не предаёт.
Но когда я вышла, в голове звучал мамин шёпот: Он лжёт.
Бал. 21:30
Платье как доспехи: корсет с стальными вставками, скрывающими нож. Духи «Гардения» — её аромат.
Маттео вошёл в зал, и время остановилось. Он был живым воплощением тех зелёных глаз из моих кошмаров. Когда его взгляд встретился с моим, я поняла — он знает. Знает, кто я.
— Мисс Росс? — его голос обжёг кожу. — Танцуем?
Его рука обвила мою талию, пальцы нащупали рукоять под тканью. Но вместо того, чтобы закричать, он притянул меня ближе:
— Часы идут неправильно, Мелисса, — прошептал он губами у моего уха. — Убийство в 21:34... Но что, если пуля выстрелила позже?
За окном грянул гром. Или выстрел. Его губы коснулись моей шеи, когда пробило 21:34.
— Добро пожаловать в игру, — сказал он. — Твой ход.
Иногда я чувствую, будто мама шепчет мне:
— Беги, пока не стало поздно.
Но как убежать от себя? Моя кровь — это карта врагов, долгов, правил. Моё сердце… оно всё ещё ищет ответы. Например, почему папа каждый год 21 сентября, в день её смерти, запирается в кабинете с фотографией того незнакомца с зелёными глазами.
Дайте знать, если вам это интересно✨