Пробуждение веры - путь любви.

| Вернувшись домой, я тут же кинулась к зеркалу, лихорадочно осматривая шею. Боже... ожог! Ярко-красный, предательски заметный. Гораздо хуже, чем я думала. "Не дай Аллах кто-нибудь увидит!" – пронеслось в голове, словно мольба. Как же я устала придумывать оправдания, плести паутину лжи, даже когда сама оказываюсь жертвой!
Скинув пиджак, я уже собиралась закинуть его в шкаф, когда оттуда вдруг выпала небольшая баночка. "Ах, да, это Вадим..." – кольнуло в памяти. – "Не буду трогать". Но взгляд невольно зацепился за название на этикетке, а потом – за мелкий шрифт: "Быстро справляется с ожогами..." Мое спасение? Неужели?
Но мысль о Вадиме не отпускала. Почему он с первого дня так обходился со мной? Слишком милый, слишком заботливый... Что-то тут нечисто. Не бывают люди такими добрыми просто так. Да еще и красавчик! Ну не бывает! В голове зароились подозрения, как назойливые мухи.
– Может... Может, я ему нравлюсь? – прошептала я вслух, словно выдавая самую сокровенную тайну. – Да ну, бред! Сейчас совсем не до этого.
Быстро промыв обожженное место холодной водой и осторожно нанеся мазь, я закуталась в теплую кофту, несмотря на духоту в квартире. Пусть лучше вспотею, чем Билкис увидит эту отметину позора. Дома уже привыкли к моим чудачествам: могу уснуть в вечернем платье посреди праздника, а могу заявиться на вечеринку, словно с помойки. Да, я странная, не от мира сего. И даже не пытаюсь это исправить. Наоборот, без этой клоунады я бы, наверное, давно сошла с ума. Но показывать это всем подряд – увольте! Такую меня видят только самые близкие, те, кто любят меня, несмотря ни на что. Моя семья – мой островок безопасности.
Внезапно от потока мыслей меня отвлек звук уведомления. Сообщение с незнакомого номера: «Салам! Не хочешь прогуляться?»
Кто это мог быть? Скорее всего, ошиблись номером, решила я, и какое-то время игнорировала сообщение. Но незнакомец оказался настойчивым.
– «Эй, ты так и будешь молчать?»
Недолго думая, я ответила: "و عليكم اسلام" – по привычке на арабском. Ответ не заставил себя ждать.
– «Ладно, я поняла, что ты на арабском болтать умеешь. Гулять идешь, или нет?!»
– «Извините, а вы вообще кто?»
– «Не узнала меня?» – пришло в ответ. – «Я разочарована. Не пиши мне больше». – И обиженный смайлик.
Женский род... Мария! Но откуда у нее мой номер?
Я отправила смеющийся смайлик.
– «Ладно, ладно, Мария, это ты?»
– «Она мне полбошки чуть не вырвала!»
После этого сообщения сомнений не осталось. Это точно она.
– «Откуда у тебя мой номер?»
– «У Вадима попросила. Он у нас же добрая душа, никому не отказывает.»
– «Эээ... а у него откуда?»
– «Вы в одном классе учитесь, и оба в беседе класса есть. Что за странные вопросы?»
Точно, беседа класса... Забыла совсем, она у меня на беззвучном режиме.
– «Ладно. Но я только домой зашла. Куда гулять?»
Вот что отличает интроверта от экстраверта...
– «У меня всё ещё болит голова.»
– «Хорошо-хорошо, куда приходить?»
– «Ну, к школе. Мне лень тебе дорогу в другое место объяснять.»
Ну, хоть честно.
Снова собираться, снова тащиться в школу... Мечтаю о том времени, когда мне не придется даже произносить это проклятое слово.
– Ну ты и долго! – воскликнула Мария, выглядевшая как не знаю кто, как эту прическу называют.. взрыв макаронной фабрики? Вся лохматая, с размазанным макияжем.
– Что с твоим видом?– спросила я, округлив глаза. А та, не стесняясь в выражениях, обругала обидчицу нецензурнымм словами, правда, тут же спохватилась, объяснив, что в каком-то древнем языке это слово означает «собачка» или что то типо того..
Мы общались так легко, словно дружили всю жизнь. Это грело душу, словно теплый плед в холодный день.
– Если бы не я, ты бы не влипла в такую ситуацию, – виновато пробормотала я.
– Ты чего?! Не смей так говорить! Никогда! Ты ни в чем не виновата!
Я понимала ее слова, но противное чувство вины продолжало грызть изнутри.
– Идем, я тебе классное место покажу! – предложила Мария, словно пытаясь отвлечь меня от грустных мыслей.

Приведя меня на какую-то странную заброшку, Мария ловко вскарабкалась на крышу и, найдя там удобное местечко, уселась, похлопав рядом с собой. Я лишь скривилась, все еще не понимая, зачем вообще сюда притащилась.

К счастью, на мне были брюки, так что, несмотря на все препятствия, залезть оказалось несложно. Приняв протянутую руку Марии, я села рядом с ней.

— Зная твой характер, я должна была догадаться, что мы пойдем в такое место, а не в какой-нибудь парк, — буркнула я, на что Мария лишь усмехнулась. — И зачем мы здесь?

— Я просто хотела спросить… — Она смотрела вдаль, туда, где алел закат, и самолет вычерчивал в небе причудливые узоры.

— Что?

— Как долго ты с этим миришься?

Я сразу поняла, о чем она говорит, но не знала, что ответить.

— Это долгая история…

— Именно поэтому мы здесь, — Мария взглянула на меня своими ярко-янтарными глазами, которые в лучах заходящего солнца казались еще прекраснее. Я невольно вздрогнула. — Я готова выслушать твою историю.

Я усмехнулась, отведя взгляд вниз. Было совсем не смешно. С чего начать?

— Как ты вообще сюда попала? — продолжила она допытываться с неподдельным интересом.

— Это продолжается… около пяти лет? — Я сама удивилась своему ответу.

— Сколько?!

— Так получилось…

А теперь отмотаем время немного назад.

| 2019 год. Махачкала.

В тот день я, как обычно, после прогулки украдкой проскользнула домой, чтобы тайком напиться воды, пока мама не заметила и не выгнала обратно. И тут услышала, как звонит домашний телефон.

Я затаилась за дверью ванной, а мама ответила. Я не стала прислушиваться к их взрослым разговорам, все равно ничего не пойму. Напившись воды прямо из крана, я так же тихонько направилась к выходу и услышала мужской голос из трубки: «Думаю, вам придется приехать и позаботиться о его теле». Мама, закрыв лицо руками, пыталась сдержать слезы, а потом, со злостью швырнув трубку в мою сторону, разрыдалась в голос. На моих глазах тоже навернулись слезы. Я еще ничего не понимала, но нутром чувствовала беду.

Меня охватила паника. Я подошла к маме, пытаясь узнать, что случилось. Почему она так плачет? Но она не могла ни ответить, ни скрыть правду.

«Позаботиться о теле…» — О каком теле они говорят? Кто-то умер? Кто-то, кто был так дорог маме? Мама… прошу, ответь… это папа? Скажи, что это не так…

К моему несчастью, все оказалось правдой.

Меня затрясло. Я словно сошла с ума. Рыдала, кричала, как безумная, надеясь, что это поможет избавиться от боли. Но нет. Я была вне себя, топала ногами, ломала все, что попадалось под руку. Вот оно что — потерять любимого человека.

На крики сбежались соседи, но чем они могли помочь?

В тот же миг нам пришлось собирать вещи и лететь в Санкт-Петербург. Билеты стоили целое состояние, но выбора не было.

В тот день мы собирались вечером погулять на море, но вместо этого поехали на похороны. И самое страшное — говорили, что он умер от передозировки наркотиков. Но я не верю. Не хочу в это верить. Да, он не всегда был идеальным, но на такое он бы не пошел…

Смерть отца, новый город, новые люди — все это давило на меня со страшной силой. Мне было невыносимо привыкать к новым условиям.

Я плакала целыми днями на протяжении месяца, а может, и больше.

В день его смерти я думала, что больше никогда не смогу улыбнуться. Но я улыбнулась в тот же день, когда мне протянули стакан мороженого… Какая же я легкомысленная! Я долго винила и ненавидела себя за это, и даже сейчас эта вина не отпускает меня.

Мы переехали в новый дом. Он был прекрасен, словно сошедший со страниц моих детских грез. А позже мы узнали, что папа изо всех сил старался накопить денег, чтобы мы тоже могли жить с ним, как все счастливые и обеспеченные люди…

Но ведь нельзя так гнаться за мирским, переживать о богатстве. Все нужно оставить на волю Аллаха.

И все же… Разве такой заботливый человек мог заниматься чем-то мерзким, вроде наркотиков?

Когда пришло время поступать в школу, нас словно распихали по разным углам. Оказывается, папа заранее все решил, записал нас в самые дорогие школы города, "чтобы соответствовали". Сестра отправилась в лицей для одаренных, как сейчас модно говорить. Брат заделался спортсменом. Ну а я... просто в школу. Причем в мою он вбухал больше всего денег. Но зачем? Ради чего?

Он мог бы быть с нами, мог бы обнять, защитить... Тогда бы я не попала в это отвратительное место. Но нет, ему важно было, чтобы мы "не отставали" от других, чтобы соответствовали чьим-то ожиданиям. И что в итоге? Что изменилось?

Буллинг. Несколько лет непрекращающейся травли, оставившие на душе глубокий, кровоточащий рубец. Каждый день я задыхалась от страха. Каждая насмешка резала как нож. Я хотела умереть, лишь бы не слышать эти издевательские голоса. Тяжелая депрессия навалилась, как могильная плита, погребая под собой все светлое и радостное. И это в 10-11 лет...

В тот первый день, когда я переступила порог этой школы, все казалось спокойным. Тогда я впервые увидела ее – блондинку, одетую и накрашенную не по возрасту. Говорят, в шестом-восьмом классах дети творят всякую дичь. И это чистая правда. Повзрослеют, оглянутся назад и сами ужаснутся, вспоминая эти кринжовые выходки...

Я подружилась с ней. Доверилась. Но кто мог знать, что в столь юном возрасте человек способен на такое предательство? Я делилась с ней своими мыслями об исламе, и однажды она позвала меня в столовую, предложила стейк. Заявила, что она тут "Вип", так что может есть все, что захочет.

– Хочешь стейк? – с натянутой улыбкой спросила она.

– Нет, не понимаю смысла есть нежареное мясо. Это просто издевательство над едой, – отрезала я.

Кажется, ей это не понравилось.

– Ты съешь это, – процедила она, и в ее голосе появилось что-то зловещее.

– Не буду я это есть! – возмутилась я. – Тебе нравится, сама и кушай.

Я встала из-за стола, собираясь уйти, но меня окружили несколько мальчиков и девочек. Сейчас это кажется глупым и жестоким – вспоминать, что они были всего лишь несчастными шестиклашками.

Они силой усадили меня обратно, а блондинка достала телефон и начала снимать. Похоже, это было ее любимое развлечение. Да, этой девочкой была Соня.

Мария ахнула, услышав это признание. А я продолжала рассказывать.

С одной стороны мальчик кромсал это отвратительное сырое мясо, а с другой – девочка пыталась затолкнуть его мне в рот. И самое страшное – позже я узнала, что они скормили мне свинину. Я пыталась вырваться, убежать, но столовая была пуста. Только я и эта кучка психопатов. Я была вся в царапинах и синяках. И это продолжалось каждый день...

– Но почему ты не рассказала семье? – прервала меня Мария.

– Они были слишком поглощены горем, смертью папы. Я думала, им сейчас точно не до меня. Они и так не замечали, что со мной происходит. А потом стало поздно. Я просто не знала, как начать этот разговор. Да и не хотела.

После этого меня стали запирать в школьном подвале, подбрасывать дохлых крыс, пугали тараканами и пауками. Несколько лет меня мучили панические атаки и ночные кошмары. Я боялась всех и всего.
Они даже пытались снять с меня хиджаб, тогда я пообещала им, что всё это к ним вернётся, и они приклеили платок к моему лицу, использовав что то липкое...

– Да, сейчас я изменилась. Стала сильнее. И могу дать отпор обидчикам. Жаль, что раньше не понимала, как это сделать...

Я повернула голову и увидела Марию. Ее глаза были полны слез.

– Что с тобой?

– Айша... – она заплакала еще сильнее. Казалась такой сильной и независимой, но, видимо, она очень чуткий и понимающий человек. Она обняла меня, пытаясь утешить, и сама ревела. Я ответила на ее объятия. – Как ты справилась со всем этим одна?! Прости, что я появилась только сейчас!

Слушая ее, я вдруг задумалась: почему все это время в моей жизни творился такой кошмар, а сейчас, вдруг, как по волшебству, появились люди, от которых я чувствую заботу и защиту? Неужели мне нужно было пройти через все эти испытания, чтобы обрести счастье?

Но я думаю, оно того стоило. Ведь «Воистину, за каждой тягостью наступает облегчение»