Глава 16. Дружба
— Я растеряна, словно прикоснулась к тому, к чему нельзя было прикасаться, и оно прорастает во мне. Словно я не я, — тяжело вздохнула. — Такой бред несу. Просто я не знаю, как объяснить тебе то, что я чувствую.
С грустью посмотрела на Вэл.
Я рассказала ей не все, лишь о том, что меня уволили с подачи моей матери и что есть вещи, которые я при всем своем желании не могу ей открыть.
Мы сидели на зеленой траве недалеко от стен периметра, в том самом месте, возле реки, где я любила бывать одна. Последние дни мне не хотелось оставаться наедине с собой, а подруга словно чувствовала это и повсюду сопровождала меня. Вот и сегодня даже не ругалась, когда я предложила ей покинуть стены Шайна. Она вместе со мной нарушила правила и, похоже, всеми силами пыталась поддержать меня.
Мы смотрели на реку, слушали плеск воды и радостное пение лесных птиц. Мир вокруг успокаивал, целовал лучами теплого солнышка, гладил по голове и шептал: "Все будет хорошо". Мне очень хотелось верить в это.
— Спасибо, что ты рядом. Я не знаю, чтобы без тебя делала, — прошептала я и накрыла ладонью её руку, чуть сжимая.
— Я тоже рада, что ты у меня есть, — улыбнулась Вэл, кинула в мою сторону быстрый взгляд и снова посмотрела вдаль, словно о чем-то задумавшись.
— Иногда мне кажется, что ближе тебя у меня никого нет, — выдохнула я, признания давались мне нелегко, но я чувствовала потребность сказать об этом. Мне хотелось, чтобы она знала, что я чувствую по отношению к ней и насколько она мне дорога.
Восьмая сжала мою руку, и я посмотрела на нее. Она выглядела слишком озадаченной и сосредоточенной̆. Обычно она бывает такой перед чем-то очень серьезным или значимым.
— Вэл, что случилось? — обеспокоенно спросила я.
Она вздохнула, как будто перед решающим прыжком, и спросила:
— Ты думала о будущем?
— Конечно, я постоянно думаю о нем.
— А ты думала о детях? Ну... Ты бы хотела? Не сейчас, когда-нибудь? — задумчиво спросила она, даже не посмотрев на меня.
Честно, я раньше не раз думала об этом. Рано или поздно многие в нашем мире посещают «Центр материнства» и заводят детей. Я была уверена, что заведу ребенка когда-нибудь. Именно поэтому я не хотела быть военнослужащей. Моя кожа покрывалась мурашками от мысли, что я буду подвергать себя опасности в неравной схватке с Иными. Но главное, я не хотела для своего ребенка такое детство, которое было у меня. Строгий режим без права выбора.
— Думала, может быть, когда-нибудь, — честно ответила я.
— И я думала, — тихо сказала Вэл и посмотрела мне прямо в глаза. Этот взгляд был новым, незнакомым, заглядывающим в самую душу.
— А разве тебе не страшно, что однажды защищая периметр, ты можешь не вернуться домой? А твой ребенок, он... Он останется совсем один.
— Нет, я не боюсь. Я знаю, что о нем позаботятся. А ты разве боишься? — спросила она.
— Очень. Мне страшно отдать свою жизнь за непонятную борьбу. За что мы боремся, Вэл?
— Что ты такое говоришь? — возмутилась Вэл. — Они же монстры! Дикие, свирепые, если мы не будем защищать свой дом, они придут и уничтожат его!
— Знаешь, я уже ни в чем не уверена, — вздохнула я. — Что если все что нам говорили неправда? Что если нам постоянно врут? Ты не думала об этом?
— Ты с ума сошла? Ты хочешь загреметь под трибунал? Что бы я от тебя такого больше не слышала! Анна! О таком даже думать опасно!
— Да, действительно, чего это я? — постаралась оправдаться я. — Прости, не знаю, что на меня нашло.
— Прекращай себя так вести, — строго сказала подруга. — Меня пугает твоё поведение. Ты мне очень дорога, и я не хочу потерять тебя по твоей тупости.
— Прости, — я обняла Вэл, пытаясь успокоить её раздраженный пыл.
— Не трогай меня пока не исправишь свои оценки, — заворчала она, но обняла меня в ответ.
— Скажи, вот зачем тебе я, когда ты можешь дружить с любой? — спросила я. — Возишься со мной, переживаешь. Зачем ты выбрала себе в подруги жалкую слабачку?
— Дурочка, — улыбнулась она. — Мне не нужны другие. Ты моя лучшая подруга.
Ее слова растеклись во мне приятным теплом, и я улыбнулась.
— А ты моя. Люблю тебя сильнее себя.
Ее лицо словно озарилось светом.
— Правда?
— Конечно, — кивнула я.
Мы смотрели друг другу в глаза, и было в этом моменте что-то особенное, когда один человек открывает перед другим душу, а второй поддерживает.
Хоть по правилам академии нам нельзя было привязываться к однокурсникам, я была рада, что Вэл бесстрашно нарушала это правило. Ведь наша дружба привносила в мою серую обыденность яркие моменты.