Глава 19.
Помещение ресторана в золотистом свете, стулья не одеты в больничные халаты, и столы не стоят слишком плотно друг к другу, и потому здесь мне относительно комфортно.
Я осматриваюсь и замечаю, что Тэхён сидит спиной в окружении лучшего друга с женой, ещё пары ребят и, разумеется, Богума.
Смотреть на других мне даже не хочется, но я заставлю пройтись взглядом по всем гостям и замечаю несколько знакомых лиц, заполнявших когда-то мою студенческую жизнь.
Давно потерянные друзья сидят от меня на приличном расстоянии, и совсем скоро я понимаю, что нахожусь в окружении двух коллег Энии и парня, работающего гепатологом в больнице отца Чимина.
Закрадывается мысль о том, что старый приятель позаботился о том, чтобы посадить меня подальше от тех, кто когда-то меня знал и имеет потенциальную возможность сунуть свой нос в причины, по которым я внезапно пропал. Перевожу взгляд на Чимина и мысленно его благодарю за способность думать о других даже в подобных случаях.
Нигде не нахожу его отца с матерью, зато со временем разбираюсь, где сидят родители супруги.
Тот факт, что ребята за моим столом видят друг друга впервые, не мешает им очень быстро познакомиться и, в конечном счете, сделаться самой шумной компанией из всех, сформированных за последние сорок минут.
Меня втягивают почти без спроса, просто валят вопросами, стоит утихнуть очередному тосту и сопроводительным аплодисментам.
В какой-то момент Тэхён поднимается из-за стола, и Чимин самостоятельно даёт всем знак замолчать, потому что «мой бро хочет меня поздравить».
- Эни, - произносит Тэхён, и мне видно, что он упирается руками о стол, - я буду обращаться к тебе, потому что Чимин слышал всё, что я о нем думаю, уже сотни раз. А для тебя это будет впервые.
Я знаю его двадцать лет и помню нашу первую встречу так же хорошо, как и тот факт, что у него аллергия на арахис. Потому что трудно забыть момент, когда тебе семь и ты протягиваешь новенькому сникерс, а потом его увозят на скорой. Самое важное во всей нашей дружбе - тот факт, что она после этого состоялась. Я его чуть не убил тогда, а он за двадцать лет только и делает, что меня спасает. - Чимин покачивает головой с легкой улыбкой, а Тэхён выпрямляется и продолжает. - Если ты откроешь словарь и поищешь значение таких понятий как «надёжность» и «добрая воля», там будет самое короткое описание из всех, которые ты когда-либо встречала. Только два слова после тире. «Пак Чимин».
Мистер Сплошная Надежда и Забота. Чимин - врач по существу, чтобы он ни говорил и как бы к этому не относился.
Мы это уже обсуждали, и ты со мной согласна, я знаю.
Он лечит желудки, но, на самом деле, ему дан удивительный талант исцелять души, и я очень надеюсь, что совсем скоро он это поймет.
Эни. - Тэхён делает паузу, и я вижу, как поднимаются и опускаются его плечи, пока он вздыхает, прежде чем закончить. - Прости, что я чуть не убил твоего мужа, и спасибо, что заслуживаешь его.
Под аплодисменты и свист Чимин вскакивает с места и душит Тэхёна в объятиях, говоря что-то личное ему на ухо. Я вижу, как Эни нежно улыбается, глядя на них, и замечаю блеск в ее подведённых чернилами глазах.
Богум улыбается сдержанно, но не отрывает взгляда от моего человека. Когда тот садится, Богум кладет ладонь ему на плечо и сжимает, переключая внимание на себя, и, поймав взгляд Тэхёна, перемещает руку дальше по его спине - к лопаткам и затем медленно вниз, пока ладонь не исчезает на спинкой стула.
Я резко отворачиваюсь и смотрю на бутылку шампанского, к которому не прикладывался, чтобы иметь возможность покинуть это место за рулём своей машины.
Теперь хочется осушить ее залпом.
Я должен радоваться и мечтать, чтобы этот Богум никогда не бросил его и всегда был рядом. Каменной стеной, надежным другом и...
И всё, черт возьми.
Но мне не хочется его видеть, не хочется смотреть на руки и губы и предоставлять, как они постепенно узурпируют мою любовь, высасывают из его легких мой воздух и соединяются с телом, которое неистово пробуждает мою мужскую природу в общей сложности уже семь лет.
Рука, спустившаяся вниз по спине, заставляет меня стискивать зубы, и это подлое чувство ревности изводит меня до такой степени, что мне становится трудно здесь находиться.
Тошнотворно трудно.
Я должен заткнуться. Должен придушишь в себе эту бессовестную ревность, но я не могу.
Ничего не могу делать правильно.
- Хорошо сказал. - переключает мое внимание на себя тот самый парень, что работает с Чимином в больнице.
Он болтает больше всех и очень много смеётся. И это при том, что, как и я, не принял ни капли спиртного. Глупо, но я вдруг вспоминаю слова Чимина о том, что гепатологи не пьют.
- Голос у него классный, - подключается Чанджи. Она работает с Эни в отделе кадров в банке «Империал», - низкий такой.
- Курит, наверное, много. - усмехается Нуан - ещё одна банковская работница, должность которой я так и не разобрал.
- И красавчик. - подмигивает ей Чанджи, и между двумя девушками расцветает двухминутный разговор о бывших пассиях каждой из них.
Я уже не слушаю, возведя глаза к заснеженному куполу, и раздумываю, можно ли покинуть свадьбу уже сейчас, как меня возвращает в ситуацию самодовольный голос того трезвенника, что сидит по мою левую руку.
- Про этого забудьте. - выдаёт он, откидываясь на спинку стула. - Ваш красавчик гей и наркоман.
Я вскипаю мгновенно. Мне даже кажется, будто я чувствую, как кровь приливает к щекам.
Девушки недоверчиво что-то отвечают, спрашивают, с чего он взял и откуда.
- Я с Чимином не первый год работаю, знаю, что у него за друзья. - заявляет гепатолог.
- Он не похож на наркомана. - протестует Нуан.
- И на гея тоже.
- А как, по-вашему, геи выглядят, девочки? - усмехается парень, вызывая во мне острое желание огреть его бутылкой из-под шампанского, которое он отказывается пить.
- Женственно? - неуверенно предлагает Чанджи, переглядываясь с подругой. - Ну, не знаю, они же манерные такие, а этот парень выглядит, как парень, нет?
- Манерные и женственные парни даже не всегда геи, - поучительно говорит гепатолог, словно изучал в университете не строение печени, а людей с нетрадиционной ориентацией, - у геев вообще нет общей характеристики, они все разные, как, в принципе, и люди. Если мужик ездит на харлее и пьёт пиво бочками, нет никакой гарантии, что вы не найдёте у него в постели парня. И наоборот: манерный мальчишка в розовой рубашке необязательно смотрит мужское порно. Есть вероятность, что он влюблён самой чистой любовью в девушку за соседним столиком.
- Разбираешься ты в этом отменно. - произношу я.
- Вы ничего не подумайте, я натурал, просто...
- Просто любишь выпендриваться.
- Эй, вообще-то я хотел сказать, что просто хотел посплетничать.
- Удалось?
- Чего ты завёлся, приятель? Я тебя задел чем-то?
Я думаю о том, что он совсем безобидный болтун, которому уже и не хочется разбивать бутылку о голову.
Ничего аморального он, по сути, и не сказал, дело изначально состояло в его тоне. Таком, словно настал его звездный час поразглагольствовать, и, может, я бы и не лез, не опиши он Тэхёна двумя словами, даже близко не способных его охарактеризовать.
Это всё равно, что при описании планеты просто сказать «круглая и крутится».
- Тоже, что ли, из этих? - добавляет он, усмехаясь одним уголком губ. - Мужественный любитель мужественности?
Опираясь локтем о колено, я склоняюсь к нему поближе и отвечаю, пользуясь его же словами:
- Нет, я мужественный любитель пива, влюблённый самой чистой любовью в парня за соседним столиком.
Потом понимаю, что пора уходить, и поднимаюсь.
- Найдите себе другую тему для разговора и не клейте ярлыки.
Я покидаю ресторан, заставляя себя не смотреть в одну конкретную сторону.
Надо попрощаться с Чимином, но я напишу ему позже. Он поймёт.
Замкнутое пространство лифта душит и подавляет ещё больше: в нем навязчивая смесь чужих духов, которая вызывает тошноту.
Среди них мне как будто мерещится тот, что принадлежит Тэхёну.
Фантомный аромат его одеколона преследует меня гораздо дольше, чем хочется думать.
Забираю пальто и быстрее выхожу на улицу, вдыхая зимний воздух очевидно громко, так, что пару секунд тупой болью ноют легкие.
Уже прилично стемнело, и на фоне желтого света включённых фонарей косой линией валит снег.
Тихо и однообразно.
Я ощущаю нечто странное внутри. Что-то корячится и скребется, поднимаясь к горлу и оставляя кислый неприятный вкус на языке.
Потом я понимаю, что это.
Это чувство.
Одно конкретное.
Несчастье.
Отчего-то это не удивляет и не бросает в омут безрассудных желаний вроде выпивки и забытья.
Я просто спускаясь с лестницы, и привкус личной трагедии смешивается с призрачным запахом Тэхёна, который по-прежнему ловит мое обоняние.
Возле отеля снуют люди, но их совсем немного, так что я легко замечаю одного конкретного человека, что стоит у бетонного выступа в основании лестницы.
Чёрная дублёнка распахнута, одна рука в кармане серых брюк, а вторая застыла на весу. Пальцы держат сигарету, пока губы выпускают полупрозрачные клубы дыма, съедаемые морозным воздухом.
Белые хлопья уже покрыли его волосы тонким слоем и продолжают оседать на лицо, но он как будто не замечает. Или ему безразлично. Он смотрит неизвестно куда, не сводя взгляда, и из движений в нем только лёгкие перемещения руки к губам.
В который раз за вечер я осматриваю его, теперь уже в профиль, и меня снова посещают странные мысли: я задумываюсь, как же Тэхён выглядит на самом деле, если в человеческом облике из него получится такой красивый мужчина.
Мы встречаемся глазами, когда я окончательно спускаюсь.
- Уже уходишь? - произносит он, и на этот раз в его лице я не нахожу ничего из того, что видел там прежде. Только изношенную печаль и усталость.
- Мне не понравились закуски.
- На свадьбе у гастроэнтеролога не может быть плохих закусок. - говорит он, затягиваясь и не отрывая от меня взгляда.
Я наблюдаю, как пламя тянется к фильтру, стремительно поедая бумагу.
- Ты начал курить.
Он выдыхает очередную порцию дыма и бросает краткий взгляд на сигарету.
- Это разрешили оставить.
- Тебе идёт.
- Остальные так не считают.
- Считают. - возражаю я. - Просто не признаются.
- Постоишь со мной немного?
Я молча соглашаюсь и прислоняюсь к выступу справа от него.
Теперь мы оба смотрим вперёд. Перед нами заснеженный тротуар и машины, выстроенные у обочины.
- Чем ты занимаешься сейчас? - спрашивает он.
- Работаю в аптеке отца.
- Нравится?
Мне нравится, как запах дыма смешивается с твоим одеколоном, а во всем остальном я не уверен.
- Понятия не имею. Я ещё не понял.
Мы молчим некоторое время, и я просто наслаждаюсь его близостью. Мне хочется коснуться его плечом, но я себе запрещаю.
- Почему ты никому не рассказывал обо мне? - спрашивает он.
- В каком смысле?
- В прошлый раз ты сказал, что ни с кем не говорил о своих прошлых отношениях. Почему?
- Зачем кому-то об этом рассказывать?
- Выплеснуть. Чтобы полегче стало.
Я ничего не отвечаю.
Что мне сказать.
Что мне казалось, что, если я произнесу вслух, это буквально впишется в мировую историю. Станет официальным фактом с красной печатью в нижнем углу.
Я не хотел, чтобы кто-то хлопал меня по плечу и разбрасывался дежурными фразами, заверяя, что «не стоит так раскисать», «да пошёл он», «в мире ещё полно людей, найдёшь себе верного», «значит, вам изначально не суждено».
Больше всего боялся, что кто-нибудь ляпнет именно последнюю фразу.
Потому что это брехня.
Вообще всё гребаная брехня.
Потому что суждено.
Я знаю и чувствую это в движениях подкожных импульсов, на молекулярном уровне, неделимыми частицами микроскопических размеров.
Я всегда это знал и именно поэтому не мог до конца принять мысль о том, что он мог предать меня подобным образом. Это противоречило всему моему естеству с его теориями, и я ругал себя и корил за глупое упрямство, смешивал с обидой и старался развить ненависть.
Но не получалось.
Мне с самого начала было понятно, что я слишком полюбил.
Откровенно слишком.
От нейронных сетей головного мозга до колебаний давления крови в полости сердца.
В любой из сторон планеты и до центра Вселенной, из которой родом вся моя атомная суть.
- Тебе было стыдно? - звучит вопрос Тэхёна, пока дым разбредается, оставляя лишь запах, и я искренне не понимаю, что он имеет в виду.
- Что?
- Сказать, что ты встречался с парнем. Что он тебе изменил. Было стыдно?
Меня это задевает, но он имеет право спрашивать всё, что угодно.
- Нет. Дело было совсем не в этом.
- В Канаде много однополых пар?
- Не знаю. Но они есть.
- Почему ты не смотрел на меня? - очередной неожиданный вопрос, рождающийся слишком стремительно, словно Тэхён считывает их с бумажки. - У меня дома. Почему не поднимал глаз?
- Я до сих пор не знаю, как смотреть тебе в глаза. - признаюсь я. - И не понимаю, почему ты смотришь. Я так виноват перед тобой и совсем не заслуживаю твоих вежливых улыбок.
- Это не вежливые улыбки. - возражает он, снова затягиваясь и на выдохе продолжая. - Я наговорил тебе много того, что никогда не хотел рассказывать. Просто не смог остановиться. Обвинил тебя, но не имел это в виду. Было больно осознавать, что ты так легко сбросил меня со счетов, но, в конце концов, я тебя понял. Я ни в чем тебя не виню, Чонгук. - он отходит к урне, чтобы потушить сигарету. - Хочу, чтобы ты это знал.
Я не согласен. Я мотаю головой, собираясь возразить, но он встаёт передо мной и опять внезапно спрашивает:
- Тебе понравились толстовки?
- Да, очень. Тэхён, я д...
- Ничего не говори. Ответь мне только на один вопрос. - он убирает руки в карманы брюк и произносит. - Проще думать, что я тебе изменил или знать, что не изменял, но стал наркоманом, который платит за дозу своим телом?
- Тэхён.
- Всего один вопрос в уплату за то, что случилось.
Я могу только уйти, оставив вопрос без ответа, но почему-то одна мысль об этом кажется мне такой же предательской, как решение купить билет в Ванкувер три с половиной года назад.
- Первый вариант. - отвечаю и замечаю, как что-то в нем сразу же меняется.
Возвращаются уязвимость и беззащитность. Этот испуг в его глазах, который я не могу объяснить.
Я не понимаю, почему и из-за чего.
Ведь не может же он меня боятся.
Тэхён не спрашивает больше ничего и поднимается на первые ступени.
Чем больше он отдаляется, тем больнее становится физически.
Черт возьми, мне кажется, я болен.
Он стоит вполоборота и смотрит на меня сверху вниз, возвращая лёгкую улыбку, в которой нет радости и удовольствия.
Только печаль, ставшая частью характера.
- Ты ошибался, когда говорил, что тебе не идут костюмы. - произносит он напоследок, прежде чем окончательно развернуться и подняться по лестнице.
Я не двигаюсь с места, не сводя глаз с широких дверей отеля, за которыми он скрылся.
Я чувствую, будто снова делаю что-то не так, ошибаюсь и лажаю.
Он говорит, что я ни в чем не виноват, а мне кажется, будто я причиняют ему боль снова и снова, по-новой, царапаю его сознание своим появлением, поведением, своими неправильными ответами.
Что я мог сказать тебе, Тэхён. Ты ведь заставил меня выбирать из адской смеси моих ошибок.
И да, я предпочёл бы думать, что ты мне изменил.
Ты бы не стал наркоманом, не начал ложиться под других из-за дозы, не лежал в беспамятстве в переулках, не приходил в себя полуголым на парковках. Ты бы не мучился, если бы тогда переспал с Джинхо по собственной воле.
Ты бы не страдал.
Страдал бы только я.
Это проще, чем знать, что страдаешь ты.
И я не знаю, что мне сделать, чтобы ты прекратил так печально улыбаться.
Что мне сделать, Тэхён?
Просто скажи мне, просто, черт возьми, отдай приказ.
Я иду к машине, и мне в голову врезается кардинальное откровение.
Жуткое, но оправданное.
Если бы ты назвал мне место и велел пойти и предложить своё тело для утоления чужой похоти, самой разнообразной, вызывающей тошноту похоти, и послушно стоять на коленях перед взрослыми извращенцами, пока они не разорвут меня в клочья, я бы сделал это.
Я бы сделал то, что велено.