Глава 10.
Неважно, как я паркуюсь и как ищу его квартиру.
Важно, что я ее нахожу.
Массивная дверь с электронным кодом служит единственной баррикадой, которой оказывается достаточно, чтобы я стушевался.
Потому что я труслив по природе.
Это не отсутствие той храбрости, которая требуется для защиты посторонних, и далеко не той, что предполагает необходимость броситься в схватку с драконом для вызволения принцессы или принца.
Как раз подобных видов смелости во мне навалом, хоть раздавай прохожим безвозмездно.
Это началось ещё с детства, когда я закрыл мать своим семилетним телом, чтобы пасть громадного ротвейлера сомкнулась на моем запястье, а не её.
Защищать - программа моего естества, и больше всего она накаляется рядом с теми, кого я успел полюбить.
Если сейчас мне нужно было бы ворваться в горящий дом, чтобы спасти запертых там людей, я бы помчался, не раздумывая.
Я и не думаю. Программа такова по умолчанию.
Тэхён часто становился свидетелем того, как я встреваю и лезу не в своё дело, не в состоянии пройти мимо. Как провоцирую драку, как перехожу на оскорбления. То есть он часто видел меня «ревностным борцом за справедливость, полностью лишённым дипломатии, зато не обделённым горячностью».
Это его слова.
Но он никогда не просил меня не вмешиваться, не сдерживал со словами «пошли, это не наше дело».
Он знал, что тогда я буду весь оставшийся день думать только об этом, заморачиваться и не находить себе места.
Поэтому он стал вмешиваться сам. По-своему. Вставал передо мной, остужая пыл моего скандально брошенного «эй, вы!» и общался.
Общался.
Это он умеет. Говорить. Воздействовать словом.
В трёх случаях из пяти там, где я бы завершал конфликт разбитой губой и стертыми костяшками, он подводил стычку к концу, умудряясь получить от оппонентов пару виноватых улыбок в ответ.
С горячей необдуманной смелостью, с врожденной храбростью, с острым чувством справедливости - со всем эти проблем у меня никогда не было.
Я трушу перед чувствами.
Их ведь было сначала так немного в моей жизни. Всего-то пару ощущений, которые я даже не брал в расчёт, а потом в девятнадцать я встречаю Тэхёна, взрослею и начинаю гореть до изнеможения, превращаясь в эмоционально переполненного получеловека-полудракона с инстинктами, сфокусированными вокруг одного человека.
Моего человека.
Чувств становится много. Чертовски много.
Я люблю. Я восхищаюсь. Я боюсь. Мне стыдно. Я хочу. Я млею. Я ревную. Я посвящаю. Я виню. Я скучаю. Я обожествляю. Я исповедуюсь. Я повинуюсь.
Любовь, обожание, переживание, совестливость, вожделение, уважение, собственничество, преданность, раскаяние, тоска, почтение, доверие, поклонение.
Это даже не всё. Только часть того, что обрушилось на меня, когда я встретил его. Я осознавал, и усваивал постепенно, и со временем признал абсолютно всё, свыкся и добровольно посвятил себя.
Не думал и как бы заочно знал, что ничего никогда не изменится.
Что он будет моим, а я - его, потому что мы пара, потому что это очевидно, потому что я так решил, потому что как же иначе.
Наивный мальчик, который слишком.
Слишком всё.
Слишком опешил, когда понял, хоть и поздно, что все эти чувства без отдачи могут подступить к горлу, вылезти через рот и обвить шею стальной лианой, которая тоже слишком всё. Слишком тяжёлая. Слишком холодная. Слишком прочная.
Этот металлический ошейник - и есть мой страх.
Я боюсь чувствовать.
Хоть и продолжаю.
Это похоже на плен.
То есть, по сути, это я - принц, запертый в башне. И как уже было сказано, драконов у меня двадцать, и с каждым я на короткой ноге.
Но не с тем, который за этой треклятой дверью.
Потому что двери - это боль. Три с половиной года назад я наоткрывал их достаточно.
Сегодня ассоциативно тащит меня туда.
Назад.
И я снова вижу Тэхёна. Как он жмурится, и его лицо почти тонет в подушке. Вижу парня, что сотрясает собой кровать, прижимаясь к нему слишком страстно.
Только теперь этот парень - Ли Богум.
Серьёзный, самодостаточный, успешный. В деловых костюмах и надёжностью, рассованной по карманам.
Я никогда не думал, кто именно нужен Тэхёну, просто считал, что ему нужен я.
Может, если бы я подумал об этом хоть раз, я бы не потерял его любовь.
Или всё равно потерял бы, потому что не тот, кто с самого начала был ему нужен.
Не пара.
Я могу спорить и сражаться, но не тогда, когда это борьба дурная и бессмысленная - за воздушный замок, в котором ничего, кроме иллюзий, нет.
Я не его пара.
Он не мой человек.
Боже.
Твою мать.
Я понял это только сейчас. Только в эту секунду.
Измена - это восьмой смертный грех, но я вдруг нахожу к нему снисхождение, как и к любому другому греху.
Ему было несложно отдать себя другому, потому что он не видел меня таким, каким я видел его.
Он изменил мне, но не изменил себе.
Вот, что важно.
Это лихорадочно бьет в висках, но, разумеется, не делает лучше. Оно и не стремилось.
Потому что теперь я вроде как понимаю, что стою перед дверью, за которой мой человек, вероятнее всего, теперь уже в объятьях своей пары.
Своего настоящего оборотня, которому никогда не изменит, потому что это не предусмотрено самой природой их уз.
Наверное, всё дело в той карантинной зоне по дороге из Ванго - в хвойном лесе, воздухом которого я надышался. Ведь с того дня я только и делаю, что порождаю болезненные метафоры.
Как сейчас, например.
Потому что последнее, что я делаю, прежде чем развернуться обратно к лифту, это понимаю, что неправильно расшифровал свою сущность.
И как я сразу не догадался.
Почему во мне постоянно такие высокие температуры, отчего закипает кровь и плавятся все органы, почему, будучи пригвозденным к земле, меня преследует чувство, словно когда-то я летал. Почему я в клетке с драконами и почему единственный, в ком они увидели своего.
Потому что никогда не был оборотнем.
Я по рождению дракон.
Дракон, влюбившийся в вервольфа и решивший, что может сделать его своей парой.
Только река не течёт в двух направлениях. Эта река течёт на Север. Где в заснеженных лесах по мерзлой земле бродят громадные волки, преданные только своим партнёрам.
А я порождение Юга.
Горячего, солярного полюса, и дом мой - небо, свободное и независимое, оторванное от земли.
Черт возьми. Что я несу.
Я совершенно рехнулся.
Это невыносимо.
Наверное, мне недолго осталось мыслить здраво.
Я вызываю лифт, понимая, что не могу. Не могу позвонить в эту дверь и поговорить с ним сейчас.
Завтра.
Я сделаю это завтра.
Попрошу встретиться где-нибудь, и он не откажет. Он добрый оборотень, уж я-то знаю. Только доброта и может заставить увидеть в драконе партнёра. Пусть и ненадолго.
Двери лифта открываются, гремя в этой ночной тишине, и приглашают зайти.
Но я не двигаюсь с места до тех пор, пока они не захлопываются, оставив меня по-прежнему стоять в коридоре.
Я не могу уйти.
Меня тянет магнитом. Я это чувствую. Стою и ощущаю, как тело просит сжечь стены и просто встать рядом.
Черт. Возьми.
Я так люблю тебя.
Если бы ты знал, как я тебя люблю.
По-моему, я болен.
И это не психиатрия.
Я не знаю, что это. И лекарства тоже не знаю.
Я ни с кем об этом не говорил. Может, со всеми происходит тоже самое, что со мной. Может такое быть?
Если любовь выглядит именно так, меня не удивляет, почему ее выдерживают только бумажные персонажи. У них чернила заменяют кровь и чёрные кляксы вместо сердец.
А я больше не могу.
Хочу продать себя в издательство, чтобы они выжали из меня всё, что смогут, и, возможно, хорошо на этом заработали.
Пока я болезненно размышляю, почти вплотную снова приближаюсь к чертовой двери в квартиру номер 484.
Прижимаю к прохладному железу горячий лоб и осторожно опускаю ладонь на ручку двери. Сжимаю, представляя, как ее касался он.
Какая у него была ладонь: тёплая или холодная. Носит ли он перчатки или всё также натягивает рукава на тонкие пальцы.
Я люблю тебя до изнеможения, кем бы я ни был.
Я больше не злюсь на тебя и не обижаюсь.
Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Мне это жизненно необходимо.
Поэтому я отстраняюсь и звоню в дверь.
Сердце колотится где-то в лабиринтах ушных раковин, мешая прислушиваться к тому, что происходит за дверью.
Но я слышу.
Писклявый щенячий лай. Он возмущается, и, судя по звукам, пёс пытается запрыгнуть на дверь, царапая ее поверхность лапами.
Я забыл, что у него теперь есть собака.
Ещё крохотный бигль, который, в какой-то степени, является причиной всего, что сейчас происходит.
Если бы Тэхён не поехал за ним в тот день, мы бы с ним не встретились.
Или нет.
Если бы я не остановился подышать карантинным хвойным лесом, он бы не обогнал меня на шоссе, чтобы потом припарковаться на обочине.
Ему захотелось собаку.
Мне - пару минут чистого воздуха без движения.
И вот я здесь.
Я слышу шаги, и сердце падает в пятки, а потом обратно, и все органы для него вроде преград по типу тех, что бывают в старых игровых автоматах с надписью «пинбол».
Может быть, кто-то смотрит в глазок, но мой взгляд опущен. Я просто жду.
Электронный замок издаёт короткий писк, и дверь открывается.
Это Тэхён.
Я смотрю на него и машинально обращаю внимание на всё.
На отсутствие сна в удивленных глазах. На взъерошенные волосы, которые при неполном освещении прихожей кажутся почти оливковыми.
На чёрные брюки по типу моих спортивных, только свободнее, и на просторную тусклую футболку, свисающую с плеч.
Давным-давно у меня была такая же. Он носил ее, когда оставался в моей квартире.
Именно эту футболку я снимал с него в ту ночь, когда он попросил заняться сексом впервые.
Я снимал ее много раз.
Такую же темно-синюю футболку, только не настолько выцветшую.
- Чонгук...?
Снова.
Моё имя снова срывается с его губ и летит прямо мне в грудь, и я должен успеть поймать его в полете и задушить в своем кулаке.
Но я ничего не делаю.
Это бессмысленно.
Мое имя принадлежит ему, чтобы я ни делал.
- Тэхён.