Глава 19. Простыни цвета крови
Солнце ещё только просыпалось над тосканскими холмами, когда я почувствовала движение в комнате. Данте уже встал. Он стоял у окна, полуобнажённый, с чашкой кофе, будто ночь между нами ничего не изменила.
Но изменила. В каждом взгляде, в каждом молчании — мы были другими.
Я вытянула руку по постели, медленно вспоминая ощущения — боль, жар, поцелуи.
А потом — стук в дверь.
Тихий, но отчётливый.
Не как у слуги.
Как у того, кто имеет право.
— Данте, — раздался холодный женский голос. — Ты здесь?
Он не ответил. Только поставил чашку и бросил на меня быстрый взгляд.
— Это моя мать, — прошептал. — Будь готова.
Я села, прикрываясь простынёй.
Дверь отворилась сама.
Лукреція Костелло вошла, как в храм, где всё принадлежит ей — даже воздух.
Высокая, худая, с гладко зачёсанными волосами и острым, как лезвие ножа, взглядом.
На ней было чёрное платье с жемчугом на воротнике. Её холодная красота говорила сразу: «Я не прощаю слабость».
— Bella notte, Белла, — произнесла она на безупречном итальянском. — Или, скорее, buona mattina.
— Доброе утро, — ответила я, не дрогнув.
— Я пришла напомнить о традициях, — продолжила Лукреція, глядя не на меня, а на кровать. — Ты, как новая жена, должна... подтвердить свою чистоту.
— Простите?
— Простыни, — сказала она, резко. — Кровь. Мы — сицилийцы. Мы уважаем наши корни.
— А если их нет? — бросила я.
Молчание. Данте подошёл ближе.
— Мама...
— Данте, молчи. Это не обсуждается. Все должны увидеть. Сегодня к вечеру — простыни должны быть развешены на балконе спальни. Белые. И с пятном, которое подтвердит, что честь семьи сохранена. Что союз действителен. Что она была девственницей.
Я встала. Голая. Только простыня на плечах.
Я смотрела ей в глаза. Без страха.
— Вы хотите мою кровь, синьора?
— Я хочу уважения.
— Оно не измеряется пятнами.
— В мафии измеряется, — сказала она. — Ты теперь часть этой семьи. А в этой семье всё начинается с крови.
Я сжала пальцы.
Я хотела крикнуть. Хотела ударить. Но... я вспомнила: я — Дон Романо.
— Вы её получите, — сказала я. — Но не потому, что я обязана. А потому что я — Романо. И если вы хотите войны — кровь будет. Если мира — будет честь.
— Я вижу, — холодно сказала Лукреція, — ты умеешь говорить.
— Я умею не только говорить. Я умею держать сталь под платьем.
— Надеюсь, под простынёй ты была такой же твёрдой.
С этими словами она вышла, оставив за собой запах лилий и яда.
⸻
После её ухода я рухнула обратно на кровать.
Губы Данте коснулись моего виска.
— Прости её, — сказал он. — Она рождена в железе.
— Я тоже. Просто у меня — атлас сверху.
Я поднялась, оделась в халат и подошла к зеркалу.
Моё отражение — не девочка. Не жертва.
Жена. Глава. И женщина, которая только начинает путь.
⸻
К вечеру я сама велела повесить простыни на балконе спальни.
Белые. И с пятном крови.
Символ победы, любви и боли.
— Пусть смотрят, — сказала я, глядя вниз на гостей. — Пусть знают: я не просто жена Костелло. Я — Белла Романо. И я — кровь.