4
— черт, извини, — я отталкиваю ее от себя, вставая с кровати как ошпаренный. ром в моих руках как никогда напомнил мне о давно забытом прошлом, — я не должен был этого делать.
— все нормально, — она растерянно смотрит на меня, — как видишь и я хотела этого.
мы минуту смотрим друг на друга, словно пытаясь разглядеть волнующий ответ в глазах. затем не выдержав путаницы, я позволяю себе дать слабину:
— мне чертовски тяжело видеть тебя здесь и пытаться убежать от призраков прошлого. я стараюсь, но это невозможно, — я с грохотом ставлю полупустой ром на стол.
— ты думаешь мне не тяжело? каждое твое появление, так и порождает во мне мысли: «а если бы я тогда не отпустила тебя?», «что если бы все было иначе?»
— но так не сложилось, — я отчаянно улыбаясь, пожимаю плечами, — мы с тобой никогда бы не смогли быть вместе и ты это знаешь.
— но вдруг у нас был бы шанс.
— ты собиралась замуж, — нарочито быстро говорю я, ухмыляясь от собственной бестактности, — я напомню это еще раз.
она молчит, видимо не зная какие слова сейчас лучше подобрать.
— одного из нас ты не любишь, и я даже не стану спорить кого именно. не позволяй моему поступку стереть все, что есть между вами.
она отчаянно не хочет воспринимать мои слова, мотая маленькой головой во все стороны. ее волосы растрепались, но еще плавно лежали на ее хрупких плечах. я снова засмотрелся на нее. черт.
— ты та часть, которую я не хочу отпускать.
— и я тоже, — по ее щеке сползает слеза.
осторожно приближаясь, я шаг за шагом переступал через свою непоколебимую гордость, чтобы в очередной раз преклониться перед ней и ее возможностью ставить меня на колени. я присаживаюсь напротив нее, стирая ее вдруг нахлынувшие слезы.
**
— тебя не было всю ночь, — Ваня стоял на кухне, допивая лимонный чай. он небрежно протягивает мне другой, ожидая видимо моего ответа.
— ждал меня?
— вырубился как только ты ушел.
— я был у Саши, — глаза Вани расширяются, а сам он впадает в ступор.
— что ты у нее делал? еще скажи, утешал после ее разлуки?
— мы просто решили уйти из вечеринки и уснули у нее.
— и все? — он щурит глаза, пытаясь распознать вру я или нет.
— а что могло между нами произойти?
— ну примирительный секс, к примеру.
— прекрати. ты же знаешь, что это меня мало интересует.
— знаю, — он ставит кружку на стол, — и вы не возобновили отношения?
— нет. не бойся, этого и не произойдёт в дальнейшем.
— меня всегда напрягает, когда ты так говоришь.
**
то, что произошло этой ночью, не должно было иметь для меня значения, но оно имело. я погряз в воспоминаниях о прошлом, где мы все еще были вместе. я сидел один на кухне, курил и погружался глубоко в свои далекие воспоминания. мне казалось, что этот поцелуй был неправильным и мне не стоило этого делать. знаете, чувство будто я сорвался выпить, после того как несколько лет не пил. у меня было отвращение к самому себе за содеянное.
— приоткрой хоть окно, — Снежана проходит на кухню.
— оно и так приоткрыто, — я указываю на щель.
— а так и не скажешь. вся кухня в дыму от сигарет.
— сейчас, — я открываю окно настежь, — через пару минут все выветрится.
тишину разрывает телефонный звонок. неприятный рингтон пронзает мой слух. на экране всплывает «мама». я секунду колеблюсь перед принятием звонка. мама обычно старается мне не звонить. и если она решилась на такой отчаянный шаг, значит произошло действительно что-то плохое. Снежана стояла впереди меня, все так же не отводя глаза.
— да?
— Глеб, солнышко. ты далеко сейчас? у папы случился инфаркт. его увезли на скорой, — на секунду мне показалось, что мир треснул на двое после сказанных мамой слов, — ты слышишь меня, сынок?
— когда?
— пару минут назад. мы с Германом собираемся поехать к нему. если ты сейчас в Москве, пожалуйста, приезжай к нам, — она на автомате диктует адрес больницы, и сказав что любит меня, кладет трубку.
**
лишь к утру следующего дня я оказался в больнице. мама суетилась вокруг Германа, размахивая тонкими руками. а затем поспешно обернувшись, она растерянно смотрит на меня. окончательно осознав реальность, мама спешит заключить меня в свои объятия. мама маленькая, хрупкая, вокруг нее всегда ощущается уют и покой. если бы умиротворение было человеком, это несомненно было бы ее воплощением.
— как он?
— ему стало лучше. врачи переселили его в уединенную палату. ты можешь к нему зайти, — мама нетерпеливо проводит меня в палату, чуть ли не силой вталкивая меня к отцу.
отец лежал на белой койке, перебирая листы утренней газеты. я давно не видел его. с того момента как убежал из дома, кажется. а было это года так 4 назад. он совсем не изменился, однако взгляд его стал как-то добрее. непривычное преображение и перемена в лице отца удивила меня, заставив почувствовать себя несколько глупо. увидев меня, он поспешно убирает газету.
— Глеб, — его голос дрожит, — ты здесь... я так рад тебя видеть.
я пожимаю плечами, не зная, что сказать.
— ты заметно перепугал маму.
— знаю. я и сам на мгновение испугался, — на его лице возникает незнакомая мне тёплая улыбка. от того она наверно и показалось мне столь неестественной и непривычной, — а ты держишься хорошо.
я нерешительно стоял у входа, боялся подойти к нему или не хотел этого вовсе. я не знал.
— не стой у порога, сядь поближе.
— я ненадолго. лишь убедиться, что ты больше не напугаешь маму, — я растерянно провожу рукой по волосам. привычное чувство самообладания испарилось в одно мгновение.
— не хочешь остаться и поговорить со мной? — я отрицательно мотаю головой.
— у меня много дел.
— хорошо, — его глаза переполняют эмоции, а на уголках мелькают капли слез. он поднимает газету, прикрывая свое расстроенное лицо.
— я зайду еще к тебе. до встречи.
— до встречи, Глеб.