Сады Ябоневни

Что было тогда?

Да я и сам не знаю. Ничего особенного. Кажет-

ся, я дочитал книгу Вирджинии Вульф и влюбился.

То есть поначалу я читал ее книгу с недоверием,

а потом у меня сердце согрелось, даже не помню

отчего, а потом были римляне, которые посреди

романа о XIX веке высадились на туманные берега

Англии и увидели перед собой безымянные горы

и реки, которые петляли неизвестно где в неназ-

ванном ландшафте. Почему-то именно на этом са-

мом месте моя оборона была сломлена, и я пере-

стал рассуждать, принять ли прочитанное к сведе-

нию или не принять, и позволил Вирджинии

Вульф — невротичной, воздушно-прекрасной жен-

щине-ангелу — войти в мое сердце. Я захотел ее

по-настоящему, но не просто проснуться рядом,

или поцеловать, или еще что, но говорить с ней,

слушать ее, любоваться ею, прикасаться своим

сердцем к ее сердцу и смотреть из тайны своих

глаз в тайну ее глаз, пока время не исчезнет, и да-

же смерть не властна над этой нежностью, и если

эта нежность переросла бы в сексуальное возбуж-

дение, то в нем не было бы ничего низменного или

грубого, а если бы мы провели вместе ночь, то на-

ши дети спасли бы человеческий род от безумия

или вроде того. Но это не все, потому что я думал

еще об одной талантливой, но на этот раз совре-

менной писательнице. На фото она ничего такая,

видно, что умная, при этом скромно так выглядит,

волосы рыжие и улыбка хорошая. Сама не слиш-

ком худая, но пропорционально сложена — сло-

вом, можно было бы просто сказать, что она кра-

сива, если бы не ее книга. А книга добавляет ей

привлекательности и делает таинственно-опас-

ной, потому что хочешь не хочешь, а начинаешь

смотреть на женщину иначе, когда ее литератур-

ный персонаж — девушка-журналист — вспоми-

нает о том, как впервые в жизни мастурбировала,

думая о случайно увиденных кровавых сценах охо-

ты. Она, то есть героиня эта, просто осталась на-

едине со своим телом и вспомнила того грубова-

того сельского парня, который сдирал шкуры с не-

давно убитых животных в каком-то непонятном

сарае; даже не вспомнила, а прямо увидела зано-

во — и снова почувствовала запах крови, проник-

нувший в ее ноздри в тот момент, когда она как

завороженная разглядывала порнофотографии,

развешенные по стенам; и на волнах этих воскре-

сающих ощущений она представила, какие флюи-

ды источает секс на грани изнасилования, сунула

свои пальцы в трусы и уже не могла остановиться.

Сложно бывает осознать эту непостижимую для

многих жажду плоти и крови, приводящую в дви-

жение страшное колесо, каждый оборот которого

меняет местами жизнь и смерть, жертву и пресле-

дователя, оргазм и предсмертную агонию. Жизнь

за жизнью мы неосознанно умножаем насилие,

чувствуем запах крови и боли, вкус подчинения

и доминирования, суем пальцы в трусы и не мо-

жем остановиться, страдая ровно столько, сколько

нужно для того, чтобы вместить в сознание силь-

нейшее эмоциональное возбуждение и достигнуть

нового уровня осознанности, на котором сердца

влюбленных начинают чувствовать друг друга,

и мужчина смотрит из тайны своих глаз в тайну

глаз женщины, и между ними любовь, которая ни-

когда не перестает. Но до этого мы обречены пере-

живать насилие и боль снова и снова, пока не пе-

рестанем бежать от них, вытесняя из сознания, или

пытаться заглушить их с помощью удовольствия,

потому что это бесполезно, и даже смерть не разо-

рвет замкнутый круг, потому что колесо будет вра-

щаться, как вращались полные глаз колеса пророка

Иезекииля, или как в тот летний день вращались

колеса велосипеда, а мимо плыли километры лет-

них полей, и, кажется, еще цвел иван-чай, и едешь

такой, едешь на велике по обочине трасы, по са-

мой кромке асфальта, думаешь о Вирджинии

Вульф, а воздух полон запахами трав, настолько

осязаемыми, что они почти чувствуются кожей,

так же как и солнечный свет, легший краснотой на

голую спину, руки, плечи и лицо. И, устав от упоря-

доченного пространства трасы, направляешь вело-

сипед вниз на грунтовую дорогу, изрытую гусени-

цами танков. Думаешь: «Полигон рядом», когда

где-то далеко в полях трещат, перекрывая трескот-

ню кузнечиков, автоматные очереди. Но это поче-

му-то не беспокоит тебя. Никакая война не может

сейчас тебя побеспокоить, потому что в душе мир,

и ты прыгаешь по ухабам грязной грунтовой доро-

ги на внедорожном велосипеде, а потом сворачи-

ваешь в поля, рванув руль в сторону, и сердце за-

мирает от сопротивления ландшафта. И вот ты уже

среди чудесного разнотравья и движешься к скло-

ну холма, где земля уходит вниз, и начинается бе-

резовый лес, но туда тебе не добраться, потому что

на одной из неровностей земли руль ведет в сторо-

ну, колесо подворачивается, и ты падаешь в теплые

пряные объятия земли, которая пропитана спо-

койствием и любовью. Ты чувствуешь, как где-то

глубоко внизу текут подземные воды, окутанные

тьмой и тайной, а под ними, через километры, бу-

шует запертый огонь, но он заперт, как мужчина

заперт в объятиях любимой, которая только что

зачала от него.