II. У тебя талант
Раздался грохот и чей-то горький плач. Неожиданно проснувшись, она резко приподнялась с кровати и потёрла глаза. Посмотрела вокруг и увидела свою детскую комнату родительского дома. Колючий вязаный ковёр на скрипучем полу, окна закрыты темными плотными занавесками. Фарфоровые статуэтки на полках из чёрного дерева, теперь разбитые в дребезги. Дверь в её комнату была широко распахнута, а вдоль по коридору продолжали раздаваться крики и неразборчивые грубые голоса. Она встала и прошла туда, откуда доносились звуки – на кухню.
Мать сидела за обеденным столом, в руках сигарета, за которой тянулась струйка дыма. Она пялилась в стену напротив с опустевшим взглядом. Когда она подошла ближе, она увидела – перед мамой висела икона Богоматери. Вдруг мать снова залилась слезами, захлёбываясь в них, искривив опухшее лицо. Отец рылся в ящике столешницы, пока не достал оттуда верёвочную петлю. Вдруг он обернулся и уставился на неё обезумевшими глазами, в которых словно вырыли яму в бесконечность, а она медленно падала в этот омут ужаса...
– Долги, долги... – бормотала мать себе под нос.
– Теперь все наши проблемы будут решены! – крикнул отец и всплеснул руками. Он повязал петлю себе вокруг шеи. Вдруг она почувствовала что-то на своём плече. Отец схватил её и прошептал, «всё будет кончено».
Мать рассмеялась отчаянно.
Она проснулась в холодном поту, всё тело дрожало из-за пережитого кошмара. Взгляд её пал на будильник, стоящий на тумбочке рядом.
– Чёрт! – выбросила она, когда поняла, что уже одиннадцать часов утра. До её первого урока гитары оставался всего час.
Принялась собираться. Сначала ей пришлось простоять очередь в ванную. Наспех она натянула на себя джинсы, футболку, которая первой попалась ей под руки и кое-как расчесала волосы. Единственное о чём она думала – ей нельзя опоздать.
Мэтта в комнате она не обнаружила. Спустившись на кухню, она заметила его, сидящим за столом с Синди – одной из студенток, живущих в соседней комнате. Та с восторгом обсуждала что-то, заглядываясь на Мэтта с улыбкой и сжимая в руках чашку ароматного кофе. От этого запаха ей вскружило голову. Хотелось бы такого выпить, но времени не было.
– Доброе утро, – осторожно проговорила она, ступая ближе к их столу.
В ответ её брат приветствующие кивнул, а Синди улыбнулась и воскликнула: «[Имя]! Как спалось?». Этот вопрос вызвал у неё ступор, она не была к такому готова.
– Мне нужно срочно идти, дела, – сказала она и надела свою объемную джинсовую куртку, которую носила уже много лет, – Передай Кевину, что я не смогу прийти к нему сегодня.
Мэтт, который всё это время не отводил глаз от своей очаровательной светленькой соседки, резко повернулся.
– Он же расстроится. Как тебе не стыдно?! – возгласил он шутливым тоном.
Она закатила глаза, а затем осознала, что на голодный желудок идти на такую волнительную встречу не стоит. На столе была миска с подозрительными пятнистыми яблоками, и она решила съесть одно по дороге.
– А я думал, нам апельсины нравятся, – выдал очередную шутку Мэтт, когда она схватила зелёное яблоко и сделала первый укус.
Ничего не ответив, она направилась к двери.
– И всё-таки, зачем она опять нацепила мою футболку? – прошептал Мэтт, когда она уже вышла на улицу. Синди засмеялась и переложила приготовить ему свою знаменитую яичную запеканку.
Из вчерашнего разговора по телефону было ясно, что урок будет проходить в квартире учителя, у Грэма. Она находилась в другом районе Лондона, куда нужно было добираться не менее сорока минут на автобусе. У неё была надежда, что она всё-таки доедет вовремя и не разочарует репетитора своей не-пунктуальностью.
Во время поездки она задумалась, а что если это окажется слишком сложным? Что, если она опозорится перед этим незнакомцем и он не захочет её ничему обучать? И всё же, восемь фунтов за урок! Для обычного человека, имеющего постоянный доход, – это норма. Но у неё эта цифра вызывала сильнейшие сомнения. Сколько же ей придётся платить этому Грэму каждый месяц? Стоит ли это таких затрат? Голова разболелась от этих подсчётов.
Она стояла в темном, крошечном подъезде, а перед ней красовалась дверь в квартиру Коксона. Постучала пару раз кулачком и с волнением ожидала, когда её впустят. Она опаздывала где-то на пять-десять минут, но это её уже не волновало. Она хотя бы не перепутала автобус и оказалась в нужном доме. Наверное.
Дверь отворилась и за ней она увидела высокого темноволосого парня в очках, вытянутое лицо с ровными чертами и серьезным видом. Он стоял так одно мгновение, разглядывая её.
– Ты, должно быть, [Имя]? – спросил он, приподняв брови.
В ответ она лишь кивнула. Он улыбнулся и подправил очки быстрым движением руки, что показалось ей милым и она, сама того не замечая, улыбнулась.
Грэм впустил её внутрь и провёл в гостиную, где первыми в глаза ей бросились банки с красками на устеленном в углу газетами полу, заурядные абстрактные картины, глазевшие на неё со стен. В воздухе до сих пор висел едкий запах, поэтому окно было широко распахнуто, развивая на прохладном ветру прозрачные шторы.
– Извини за творческий беспорядок, – сказал он, сев на бирюзовый диван в центре комнаты, – никогда не знаешь, когда муза навестит.
Она промычала что-то в согласие с ним и продолжала разглядывать его произведения. Чересчур смелые линии перекрывали друг друга, создавая своего рода профессиональные каракули. Среди неразборчивых фигур она видела обнаженных женщин и диких животных, в основном слонов. В этот момент она не знала, как себя чувствовать. Оказалась ли она в гостях у психопата или же гениального художника? В любом случае, она была потрясена.
– Присаживайся, – позвал он её. Та обернулась и увидела, как он взял в руки тёмную акустическую гитару, – И, как я понимаю, ты не взяла с собой инструмент? Что ж, мне придётся делиться...
Перед тем, как приступить к её обучению, он достал вторую гитару для неё и сыграл короткую, но весьма впечатляющую мелодию. Она внимательно наблюдала за тем, как его длинные, ровные пальцы перебирают струны, брови на лице то сходятся, то приподнимаются, как он прикусывает нижнюю губу...
Из транса она вышла, когда он сказал «Приступим?». Она снова кивнула и попыталась взять в руки гитару так, как держал её Грэм. Не вышло. Она крутила её вправо и влево, ставила руки то на гриф, то на корпус, а когда сдалась, тяжело вздохнула и с надеждой посмотрела на учителя. Тот слегка рассмеялся.
– А, точно, ты же совсем новичок, – сказал он, подвинувшись ближе к ней, – Смотри, как это делается.
Он взял её руки в свои и расположил их правильно на инструменте. Гитара была тяжелой и давила ей на бедро, струны впивались ей в пальцы. Но она почувствовала себя уверенней в себе, когда инструмент был в её власти. Ей так хотелось на нём заиграть, вылить душу в своих стихах и собственных песнях. Но пока что она не знала ни одного аккорда.
На первом занятии Коксон объяснил ей названия каждой части гитары и научил её настраивать.
– Надо же, ты не порвала ни одной струны. А я уже подумал, что мне придётся повысить цену за урок для покупки новых.
После этих слов она трогала гитару предельно осторожно, дабы не попасть в неудобную ситуацию, имея при себе гроши.
И вдруг он решил спросить, зачем ей понадобились уроки гитары.
– Может, ты хочешь какую-то конкретную песню сыграть?
Она со смущения принялась разглаживать волосы и прятать их за уши.
– Я пишу стихи, – проговорила она, – и песни тоже.
Грэм в удивлении округлил глаза и снова поправил очки. Он сам писал песни, даже состоял в группе. Но он не хотел говорить об этом ей. Возможно, он боялся, что она окажется очередной фанаткой и повиснет на его шее, или же он просто недостаточно ей доверял.
– А можно мне их почитать? Или услышать?
Она в ступоре уставилась на репетитора, рот слегка приоткрыт, ресницы хлопают. «Он меня засмеёт, они слишком личные» – подумала она про себя. А когда она как следует обдумала его вопрос и поняла как глупо она выглядит в этот момент, произнесла:
– Конечно.
Она ни с кем раньше не делилась своим письмом, поэтому её одолевали сомнения. А что, если она простой графоман и её стихи – очередные бредовые бессмыслицы?
Она достала из рюкзака свой блокнот и листала хрустящие страницы, пока не остановилась на её самой «удачной» песне, одной из самых близких к её сердцу.
Сначала она думала просто протянуть записную книжку Коксону, но строки сами посыпались из неё осторожным пением. Тем более, она не хотела, чтобы он увидел её корявый почерк, в котором он наверняка ничего не разберёт. Или же ей настолько хотелось поделиться своими ощущениями, что она не застеснялась даже спеть?
– Воспоминания увядают, – пела она своим нежнейшим сопрано, – Они возвращают тебя к старым добрым временам. Но старое и доброе никогда не будет прежним.
Грэм всё это время слушал её внимательно, вначале он не мог пошевелиться из-за гипнотизирующего эффекта её голоса и протяжной, нарастающей мелодии. А потом он опустил спину на диван и достал одну из бутылок "Ягермейтера", стоящую на столе напротив них. Его взгляд проходил сквозь неё и он делал медленные глотки алкоголя.
Когда она закончила песню, ей почему-то стало ужасно стыдно, словно она открыла кому-то свою самую страшную тайну.
– Я впервые кому-то её пою, – начала она оправдываться, – пожалуй, ничего особенного. Просто иногда заняться нечем, вот и пишу от балды...
– У тебя явно талант, – остановил её Грэм. Он повернулся к ней и улыбнулся, но уже по-другому – искренне.
Эти слова попали ей прямо в душу, она подняла голову и её глаза заблестели. И он заметил, что сделал её счастливой.
– Мне особенно понравились строчки, те, что про птицу, которая, – не успел он договорить, как в дверь кто-то постучался.
Коксон встал с дивана со словами:
– Кстати о талантливых, вот и Деймон заскочил.
И пошёл открывать дверь, кивнув ей, что значило «он тебе понравится».
Заметки автора
Вот и вторая часть. Пока аудитории у меня никакой нет (sad face), но я не думаю, что первая часть могла заинтриговать. Вторая тоже может быть скучновата, но она хотя бы длинней, ага.