Глава 4
Освещенные лишь лунным светом, трое мужчин молча шагали вдоль узких улиц. Где-то вдалеке слышалась густая ругань и крики, монотонно лаял чей-то встревоженный пес. Спускаясь, и вновь поднимаясь по массивным каменным ступеням, шагая по гладкой сетке базальтовых плит, ощущая живительную вечернюю прохладу, принесенную легким летним ветерком, Лукьяненко вновь и вновь испытывал то чувство гнетущего одиночества, то невыразимую тоску, то вдруг полное спокойствие и умиротворение. Метавшаяся в нем душа, отчего-то успокаивалась, израненная и обессиленная, жаждала исцеления. Это новое, незнакомое доселе ощущение, пугало и настораживало его. И тогда, душа, вновь охватываемая тоской, с удвоенной силой металась в нем.
«Рим. Рим. Рим» - словно отбивая ритм, в такт раздающихся шагов, пульсировало в его голове.
Рассматривая улицы и здания, засыпающего города, втягивая легкими насыщенный кислородом воздух, лейтенант пытался упорядочить сумасшедший бег мыслей в своем уставшем затуманенном мозгу. Сотни самых невероятных предположений рождались и тут же неумолимо отметались следователем. Десятки немыслимых сценариев не находили соответствия с происходящим. Отчаявшись найти хоть какое-то объяснение Лукьяненко просто повторял:
- Как? Не может быть...
Спустя час, мужчины наконец достигли большого каменного здания. Марк Домеций на мгновение остановился у распахнутых слугой двустворчатых дверей, почти затерявшихся между спящими торговыми лавками, и, оглянувшись, вошел в дом. Лукьяненко последовал за ним. Пройдя небольшой узкий коридор, они оказались в огромном зале без окон. Это, несомненно, был атриум. Сквозь прямоугольное отверстие в крыше сюда проникал лунный свет, и, мягко отражаясь в наполненном водой бассейне, разливался по мраморному полу и высоким стенам, украшенным яркими фресками. В северной части зала была обустроена большая ниша, огражденная складной ширмой. Чуть приоткрытая, она позволяла разглядеть массивный письменный стол, заваленный разнообразными свитками и деревянными дощечками.
Из прохода, ведущего, по всей видимости, в перистиль, неся в руках зажженную свечу, навстречу мужчинам вышла девочка. На вид ей было около одинадцати или двенадцати лет. Тот самый возраст, когда еще детские черты лица начинают приобретать какую-то взрослую серьезность и дерзость, а тело, поддаваясь влиянию гормонов, получает толчок к преображению. И тем не менее, несмотря на уже заметные внешние изменения, внутри все еще прячется ребенок. Беззаботный, жизнерадостный, чистый, не придавленный пока грузом взрослых забот.
Девочка не спеша приближалась, чуть заметно раскачиваясь, словно несла в руках не свечу, а сосуд, доверху наполненный водой. Ее легкое шелковое платье было скреплено на плечах небольшими металлическими кольцами, а узкая голубая лента украшала темные вьющиеся волосы. Изящная тонкая шея, ласкаемая лунным светом, была обрамлена несколькими локонами, будто бы случайно упавшими на хрупкие плечи. Мягкий цветочный аромат окружал ее тонкий силуэт, и при каждом движении все более распространялся в воздухе. Большие сияющие глаза, наполнились неподдельной радостью, когда девочка увидела идущего впереди юношу. Она очевидно готова была уже сорваться с места и броситься к нему, но удержалась, заметив незнакомца. Блеск в ее глазах, сменился любопытством и теперь она внимательно вглядывалась в полумрак атриума, пытаясь понять, что за странный человек стоит на пороге их дома.
По телу пробежал легкий холодок, то ли от вида незнакомца, то ли от вечерней прохлады, вползающей в дом через отверстие в крыше. Девочка поежилась. Тонкие тени встревоженно задрожали на полу и стенах, свеча испуганно затрещала, будто сопротивлялась неожиданной тревоге, охватившей чувствительную детскую душу.
Марк Домеций уловил настороженный взгляд девочки, и, слегка коснувшись тонкого локтя, что-то негромко произнес. Недоверие тут же улетучилось, снова уступив место обычному девчачьему любопытству. Еще через мгновение, склонив голову в легком поклоне, она растворилась в серебряном сумраке зала.
Юноша же, минуя внутренний дворик с раскинувшимся в нем прекрасным садом, проводил гостя в небольшое помещение. Комната была освещена десятком подвесных светильников и несколькими свечами на серебряных подсвечниках в центре большого обеденного стола. Невысокая пожилая женщина суетливо кружила вокруг него, поправляя столовые приборы и расставляя принесенные слугами блюда. Завершались последние приготовления к ужину. Увидев вошедших, она, сияя приветливой улыбкой, удалилась.
Лукьяненко проводил ее уставшим взглядом и опустился на предложенный Марком табурет. Только сейчас, когда аромат свежего хлеба ударил в нос, лейтенант осознал, насколько он голоден. Однако, приступить к ужину первым он не осмеливался, а хозяин, казалось, чего-то ждал. Спустя несколько минут, в столовую вошла юная хозяйка в сопровождении более почтенной дамы. Авила и Октавия тут же были представлены гостю. Первая, судя по всему, являлась матерью Марка, а вторая сестрой.
Ели молча. Лишь Авила обронила несколько коротких фраз, обращаясь к сыну, наградившему ее в ответ нежной улыбкой и блеском любящих глаз.
Приятное тепло разливалось по телу лейтенанта, а утоленный голод уступал место накатывающей усталости. Марк Домеций, наблюдавший все это время за гостем, моментально уловил его желание, и уже через несколько минут Лукьяненко стоял перед высокой кроватью в отведенной ему комнате.
Скинув сапоги, он прямо в одежде погрузился в мягкое облако многочисленных подушек, и, давая долгожданный отдых обессилевшему телу, провалился в беспокойный сон.
Ворочаясь в постели, лейтенант, казалось, бесконечно засыпал и просыпался. Всякий раз, закрывая глаза, Лукьяненко неизменно оказывался в темном лабиринте подземных коридоров. Блуждая по гулким сырым тоннелям, он вновь и вновь натыкался на шершавые стены. Время от времени пространство вокруг него сжималось и тогда он, пробуждаясь, вскрикивал от охватывавшего его ужаса.
Негромкий стук в дверь возвестил о наступлении утра. Лейтенант вздрогнул и открыл глаза. Надежда на возвращение домой, тлевшая в нем все это время, разбилась в дребезги. Он глухо застонал, затем нехотя поднялся с постели и оделся.
Спустя четверть часа в комнату вошел темнокожий мальчишка лет десяти. Его большие глаза с нескрываемым любопытством уставились на гостя, а толстые губы расплылись в задорной улыбке. Едва не подпрыгивая от неуемной энергии, скрывавшейся в его худом теле, мальчик проводил мужчину вначале к завтраку, а затем в атриум, где к этому моменту собралось уже довольно много народу. Яркий солнечный свет проникал сюда через отверстие в крыше и игриво отражался в водной глади бассейна.
Лукьяненко огляделся. Сегодня ширма, отделявшая кабинет от остальной части зала была убрана. Марк Домеций сидел за массивным столом, украшенным великолепными резными ножками в виде львиных морд. По правую руку от него, на полу располагался внушительных размеров сундук, обитый толстыми металлическими пластинами.
Молодой человек внимательно слушал, пришедшего к нему посетителя. Это был мужчина средних лет. Старый изорванный плащ говорил о его бедственном положении, а умоляющий взгляд о просьбе, с которой он пришел. Выслушав бедняка, Марк подозвал стоящего рядом слугу, сопровождавшего его накануне вечером. Получив распоряжение от молодого хозяина, тот, расплывшись в довольной улыбке, увел обрадованного просителя вглубь дома. Судя по всему, просьба его была удовлетворена.
Наконец, заметив Лукьяненко, юноша подозвал и его, шепнув что-то на ухо, подбежавшему тут же мальчишке.
Лейтенант не спеша пересек атриум, приковывая к себе любопытные взгляды собравшихся. Не смотря на ночные кошмары, все же отдохнувший и посвежевший, он стоял теперь перед радушным хозяином дома и с интересом поглядывал на молодое улыбающееся лицо. Недолгое молчание было прервано легким прикосновением дрожащей старческой руки.
- Кутоний – указав на старика, произнес Марк.
Старик поклонился, и неспешной поступью двинулся по гладкому полу, призывая Лукьяненко следовать за ним. Лейтенант повиновался. Пройдя через перистиль, они вошли в просторную комнату, служившую, по всей видимости, гостиной. Сюда из утреннего сада, отделенного лишь белыми мраморными колонами, доносилось мягкое успокаивающее журчание фонтана и игривое пение птиц. Солнечный свет беспрепятственно проникал в комнату, и ласково обволакивал каждого переступившего порог.
Не смотря на богатство дома, комната казалась непривычно пустой. Вдоль восточной стены ютились две широкие кушетки, с аккуратно уложенными на них подушками, а у большого круглого стола, расположенного в центре комнаты, красовалась пара резных табуретов. Другой мебели здесь не было. На столе, в унылом ожидании, замерли несколько изящных свитков в невеселой компании двух серебряных подсвечников с полу-оплавившимися спящими свечами.
Войдя в комнату, Кутоний повернулся к гостю и указал на один из деревянных табуретов, придвинутых к столу. Лукьяненко присел, с интересом наблюдая за стариком. Невысокий, худощавый, лет шестидесяти. Сквозь плотную завесу седины, местами все еще проглядывали, не тронутые старостью, темные волосы. Серые глаза спокойно и вдумчиво рассматривали незнакомца.
- Кутоний, - произнес старик, приложив руку к груди.
Затем он указал на Лукьяненко и замер в ожидании.
- Павел – представился лейтенант.
Старик довольно кивнул головой и принялся разворачивать один из лежавших на столе свитков. Это была старательно прорисованная и все же не полная карта мира, отдаленно похожая на знакомый лейтенанту атлас.
В следующую минуту Кутоний придвинул свиток к Лукьяненко и, ткнув пальцем отчетливо проговорил:
- Roma - после чего старик выпрямился, ожидая ответа.
Павел Андреевич взглянул на карту, узнавая знакомые очертания итальянского сапога. Пробежавшись взглядом, он медленно провел по шершавой поверхности свитка раскрытой ладонью и остановился примерно там, где должна была располагаться столица самой большой страны мира.
- Москва. Советский союз – еле шевеля вдруг пересохшими губами, произнес он.
Старик нахмурился. Присев на табурет, он пристально всматривался в лицо Лукьяненко, обдумывая что-то сильно его взволновавшее. В комнате повисло напряженное молчание. Неизвестно сколько бы оно продлилось, если бы звонкий мальчишечий голос не заставил старика вздрогнуть. Это был знакомый темнокожий мальчуган, несший на небольшом серебряном подносе письменные принадлежности. Поставив их перед стариком, мальчишка с поклоном удалился.
Теперь на лице Кутония не осталось и следа от былой хмурости, ее сменила широкая добродушная улыбка, а в глазах зажегся задорный огонек.
Старик, устроившись поудобнее рядом с Лукьяненко, придвинул к себе деревянные таблички и вооружился маленькой палочкой с острым концом. Произнеся свое имя, Кутоний вывел его на мягком податливом воске, покрывавшем деревянную основу. Придвинув табличку к Лукьяненко, старик протянул ему палочку, недоверчиво глядя на своего собеседника. Лейтенант угадал его сомнение и, выхватив из старческих рук предложенный предмет, аккуратно нанес буквы на воск. Не скрывая своего удивления, Кутоний приподнял брови, и одобряюще закивал.
Следующие два часа они провели называя и записывая предметы на двух языках. Лукьяненко догадался, что старику поручено обучать его, и с радостью исполнял все просьбы. Было заметно, что Кутоний испытывает не меньшее удовольствие, знакомясь с новым, неизвестным ему диалектом.
Лукьяненко оказался способным учеником и уже спустя месяц усиленных занятий мог не просто понимать, но и кратко изъясняться на латыни. Все это время Кутоний был его неизменным спутником и собеседником. С другими обитателями дома Павел Андреевич практически не встречался. Лишь темнокожий мальчишка был приставлен к нему в качестве слуги.
Надо отдать должное старику. Он не просто наделял подопечного способностью говорить на неизвестном ранее языке, но еще и обучал его манерам, подобающим патрицию. Форма сотрудника ОГПУ была заменена на тунику, а гнев, время от времени все еще вспыхивающий в нем, спрятан в струящихся складках тоги.
Казалось, что какой-то дурной сон слишком затянулся. Хотелось проснуться и стряхнуть весь этот шизофренический бред с воспаленного сознания. Но проснуться не получалось. Вместо этого колючие навящевые мысли царапали его мозг, указывая на реальность происходящего.
Не смотря на интенсивный курс обучения, самые важные для Лукьяненко вопросы, так и оставались без ответа. Все то, что удалось выяснить следователю, лишь подтверждало самые страшные опасения и добавляло новые загадки в его, и без того длинный, список. Не раз Кутоний говорил о славе Великого Рима, об императорах и завоевательных походах, что могло означать лишь одно – Лукьяненко не просто оказался в Риме, он каким-то образом оказался в Римской Империи, существовавшей за много веков до самого его рождения. Как и почему это произошло, Павел Андреевич не знал, но, твердо решил, что сделает все возможное, чтобы вернуться домой.
Пока наш герой теряется в догадках и осознает происходящее, вы можете оставить свой голос!
Сноски
[1] Большой зал в доме римского патриция с большим отверстием в крыше и бассейном (имплювием) для сбора дождевой воды.
[2] Открытый внутренний дворик с садом и фонтаном.
[3] Рим (лат.)