Глава 6. Долгая дорога к Дому
Покидаем Бухту, едва только ночь расползается по небу тёмным покрывалом. Сегодня нас перевозит на лодке другой паромщик – маленький щуплый азиат. Я его помню – именно он в далёком прошлом переправлял меня на Лайнер и обратно.
Высадившись на берегу, мы бодро шагаем окольными путями к новой Норе. Фолк рассказал, как чуть не попался, когда однажды возвращался к старому люку – его спасли фонари на территории Библиотеки. Обычно здание освещается так, что можно разглядеть трещинки в стенах, но в тот раз горели всего два фонаря и оба – напротив Норы. Фолк заподозрил неладное и решил выждать. Оказалось, что поблизости уже дежурили несколько сердобольных полицейских. Пришлось выкручиваться.
– Постой, а я знаю, где мы... – сердце проваливается в пустоту. – Это же...
Так и есть. Смотрю на современное белоснежное здание в пять этажей, за высоким каменным забором. Мы у задних ворот, главное крыльцо – с другой стороны.
Само здание выполнено в виде буквы «Ш». В основании селят самых маленьких, а чуть позже тебя сканируют, присваивают эйдоса и поселяют в один из корпусов. Мы называли их «шипами»: левый для дефектных, правый для стандартных, а центральный для особенных. Вот тут-то и начиналось самое интересное. Кураторы именовали это здоровой конкуренцией, а для нас это была гонка на выживание. Каждый мечтал из дефектных перебраться в стандартные, а те надеялись однажды переступить порог корпуса особенных. В ход шли и обман, и хитрость, и грубая сила.
Однажды меня заперли в туалете и выключили свет. Я лишилась ужина, а заодно приобрела боязнь темноты. Но мне повезло больше, другой девочке сломали челюсть за то, что она не отдала свою котлету... Её отправили в больницу, кормили через трубочку, а вес неумолимо падал и как только достиг критического уровня, девочка незамедлительно отправилась туда, куда отправляются все испорченные.
– Это дом, в котором ты выросла?
– Не дом... – поправляю я. – Питомник... Ненавижу это место.
– Ничего. Вовнутрь мы всё равно не пойдём. Нам нужен вон тот гараж... Сквозь резную решётку ворот на нас молчаливо взирает пошарпанное одноэтажное здание. Именно там в далёком прошлом я обнаружила фотографию, письмо и книгу про Гая Монтэга. Теперь все эти сокровища покоятся в земле.
– А что там?
– Сейчас увидишь. – Фолк уже перелезает через ворота. – Давай за мной...
Перебравшись на ту сторону, мы гуськом пробирается к гаражу. Внутри всё осталось как прежде: тот же хлам по углам и пыль в воздухе. Фолк подходит к тому самому сундуку и, навалившись, сдвигает его немного в сторону, открывая узкий тёмный проход.
– С ума сойти... – сколько раз здесь бывала, никогда бы не подумала...
– Да, я сам удивился, – шепчет Фолк. – Давай, вниз... Там слева лестница вроде той, что была в шахте лифта, в Музее.
Я лезу в проход, ногой нащупываю ступеньку и начинаю спускаться.
– Порядок.
– Отлично...
Зажав в зубах карманный фонарик, Фолк протискивается вслед за мной, затем берётся за металлическую ручку, прикрученную к днищу сундука и тянет в сторону, закрывая проход.
– Здорово придумано...
– Да, кто-то на славу постарался... – соглашается Фолк. – Я нашёл этот проход совершенно случайно, пока таскался по катакомбам в поисках взрывчатки.
***
– Смотрю, теперь ты не боишься темноты? – шёпот Фолка разбивается о бетонные стены тоннеля.
– Люди меняются... А под гнётом обстоятельств – особенно. Я больше не боюсь темноты, сточные воды меня не пугают, как и эта вонь... Раньше, увидев насекомое, я начинала визжать в приступе паники, сейчас или сброшу его с себя, или прихлопну. Да, я превратилась в кровожадное чудовище...
– Я этого не говорил...
– Тебе и не нужно, и так всё понятно...
– Слушай... – Фолк останавливается и берёт меня за руку, разворачивая к себе. Луч фонаря теперь направлен в потолок, и я вижу лицо Фолка. В тусклом свете оно выглядит жутко. – Я не считаю тебя чудовищем. Мне просто жаль, что тебе пришлось измениться. Ещё больше мне жаль, что я тоже так или иначе приложил к этому руку. Я не толкал тебя с обрыва, но я привёл тебя на остров.
– Почему раньше никто не нашёл Нору в Яме или на Бугре? – перевожу тему, как он сам ещё недавно. – Ведь несколько вариантов всегда лучше, чем один. Тогда бы нам не пришлось в том году спускаться по Арке. Да может быть мне вообще не пришлось бы покидать Яму.
– Старую Нору ещё сам Эйрик Халле отыскал. Так и повелось. Мы с Бубликом много раз предлагали Магнусу... Ты и сама видела подземные ходы – они проходят под всем городом. Но Магнус любил всё контролировать. Все должны были чётко следовать его указаниям. Только в городе не так всё просто: то на полицию Внешности нарвёшься, то на фантомов, то с церберами столкнёшься. Запасной вариант может реально спасти тебе жизнь.
– Но ведь ты мог в обход...
– Ёпта... Во-первых, мы всегда ходили группой, а ты видела, как у Буббы глаз дёргался, если я что-то предлагал сделать не по плану. Во-вторых, для этого нужно очень много времени.
– Значит, после смерти Магнуса у тебя оно появилось?
– Скажем так... Пока меня никто не ограничивал, я не терял времени даром. Искал, исследовал... Тем более Илва и Дин заняты совсем другими вещами...
– Претворяют идею Магнуса в жизнь?
– Пытаются, но после смерти Магнуса дневник пропал...
— Значит Дину вряд ли удастся воплотить задуманное...
– Я бы не был так уверен. Они практически ежедневно отправляют патруль сюда, на поиски. Ведь Эйрику Халле однажды повезло обнаружить тайник...
– Выходит, Магнус умер уже давно?
Меня настолько поразило само известие о его смерти, что я даже не спросила, когда это случилось.
– Через пару месяцев после твоего исчезновения.
– И Дин до сих пор не оправился?
– Дин жив-здоров, просто он изменился. Ты ведь сама сказала, что люди меняются под гнётом обстоятельств.
Дальше мы продолжаем свой путь молча, погрузившись каждый в свои мысли и лично мои – полны тьмы.
***
Небо подмигивает тысячами звёзд, а луна уже вылупилась и глазеет на нас жёлтым глазом, когда мы, наконец, выбираемся из тоннеля.
И снова я дышу так, будто в последний раз. Касаюсь пальцами сухой травы, что едва колышется от лёгкого дуновения ветерка. Свобода внутри тебя. Свобода – это когда ты принадлежишь сам себе. Так, кажется, было написано в книжке Крэма?
– А где Крошка?
Мы как раз минуем бузинную рощу, где обычно прятали под замком машину в неприметном гараже. С теплом вспоминаю старое ржавое корыто, не раз спасавшее нам жизнь.
– Я не смог её взять. Ключи теперь у Илвы. – Фолк поправляет рюкзак. – Так что придётся идти пешком.
Пешком.
Мне подходит.
Потому что впереди меня ждёт встреча с прошлым и получить отсрочку – это как отхватить неожиданный подарок.
На путь, на который на машине у нас уходило четыре часа, теперь мы тратим целых два дня, и то, только потому что идём не по дороге, а двигаемся напрямик к горам. А горы, как известно, пристанище тех, с кем лучше не встречаться.
– А разве здесь не опасно? Не нарвёмся на диких?
– Вот так обычно людей и превращают в монстров. Стоит пару раз показать на экране кровожадную картинку и – готово. Во-первых, они живут гораздо выше и с гор спускаются крайне редко. Во-вторых, что ты вообще знаешь о диких?
– Ну... Они живут в Диких землях и... пожалуй, это всё, что я знаю.
Вспоминаю всё, что крутили про диких по моновизору. Фотографии, на которых люди в лохмотьях, грязные, беззубые... Одним словом – дикари. Для города они – отставшие в развитии люди, не захотевшие жить в цивилизации. Вроде как и ничего такого, но у большинства горожан эти картинки вызывали стойкое отвращение. Конечно, хуже только кровожадные падальщики, но те пробуждали в первую очередь животный страх.
– Ну а я знаю больше. Людьми они не питаются. А уж свободы у них побольше, чем на острове.
– Откуда ты знаешь?
– Ты забыла, что когда-то я был одним из них?
– Нет, я помню, что ты из Диких земель, Дин рассказывал, что Магнус спас тебя и твою мать...
– Дин был ребёнком и мало что помнит. Мне было семь, но это была моя жизнь. И, когда у меня её отобрали, я был убит горем...
– Отобрали? Как это?..
– Магнус. Они тогда тоже слонялись по Диким землям, но гордо именовали себя свободными. Иногда он захаживал к нам в деревню. И ему приглянулась моя мать. Он сделал всё, чтобы очаровать её. А это он умел.
– И твоя мать купилась?
– Не просто купилась, – поправляет Фолк, – она влюбилась.
– И что же дальше?
– Мой отец...
– У тебя был отец?!
– А что тебя так удивляет?
И правда. Ведь логично, что вне города люди живут семьями. Но рассказывая историю Фолка, Дин, ни разу не упомянул о нём.
– Наверное то, что его не было на острове, а твоя мать была возлюбленной Магнуса?
– Мой отец не придумал ничего лучше, кроме как отпустить её. Он считал, что у человека должно быть право выбора. А моя мать... Она не была для Магнуса возлюбленной, она была подружкой, любовницей, вдохновительницей, да кем угодно, но только не возлюбленной. Он относился к любви по-философски и не обременял себя долгими узами. Его девицы это понимали. Но моя мать была из другого теста.
Пытаюсь переварить услышанное и понять, как так вышло, что я не разглядела сущность Магнуса? Наверное, сказался недостаток общения и отсутствие опыта. Одно дело, когда человек проявляет свой характер, как та же Тина, и совсем другое, когда он старается закупорить себя настоящего и скрыться за доброжелательностью и харизмой. Тут придётся постараться, чтобы добраться до сути. Ты будешь слой за слоем снимать с него шелуху, точно он – луковица. Да только лук заставляет плакать и люди обычно прикрывают глаза или отворачиваются, так что гнильцу можно и не заметить...
– Она его любила...
– Да, а мой отец любил её.
– Почему ты не ушёл с острова, когда вырос? – по его взгляду догадываюсь, что всё было иначе.
– Я ушёл. Но отец к тому времени уже умер, а люди в поселении диких были мне чужими. Нет, они хорошо меня приняли, но... мой Дом был уже на Либерти.
– Но ты ненавидишь Либерти.
– Не совсем так. Бывает, ты любишь место, но ненавидишь то, что с ним происходит. Да и с людьми такая же беда.
– Значит, ты вернулся?
– Дом – это не там, где тебе хорошо и уютно, а там, куда тебя тянет вернуться... Так что я тоже сделал свой выбор. Пожалуй, здесь и устроим привал...
Я с облегчением сбрасываю рюкзак, от лямок которого на плечах, наверное, остались глубокие борозды. Для ночлега Фолк выбрал поляну, со всех сторон закрытую высокими острыми скалами. Не скалы, а настоящие зубья. Схлопнутся и – поминай как звали. В сумерках они походят на великанов, навечно застывших во времени.
Мы собираем хворост, разжигаем костёр и усаживаемся возле огня. Совсем как на фестивале Свободы прошлым летом. Не хватает только песен, танцев и Тины с её предательством.
Ужинаем бутербродами с сыром и овощами из Бухты, запивая водой.
Темнота сгущается и я, словно летящий на свет мотылёк, пододвигаюсь ближе ко огню. Теперь скалы нависают над нами, готовые сомкнуться и попробовать нас на вкус, проверить – живые ли ещё или душой уже мертвецы?
Фолк подкидывает ещё дров и пламя разгорается с новой силой, пожирая дерево.
– Давай-ка спать... – предлагает он.
Фраза звучит издевательски, если припомнить прошлую ночь, так что мои щёки опаляет румянец.
Интересно, сойдёт за жар от костра?
Вряд ли.
Земля до того промёрзшая, что я стелю одеяла почти вплотную к огню, но по разные стороны от костра. Пожелав Фолку спокойных снов, заворачиваюсь в своё, будто в кокон и блаженно закрываю глаза.