Связанные

Рычание и скулёж слышно ещё за десятки футов до того как видно чудищ. Именно звуки стали главным ориентиром для охотников. Крадясь ниже травы, тише воды, команда добирается до подъёма на холм. Там, около каменной пещеры, кое-как расчищена поляна — деревья вырваны с корнем и поломаны крупными кусками, мокрая земля притоптана. Там, где осталась трава, лениво, словно сытые коты, лежат мантикоры, подставляя натянутые, полные животы солнцу.

Шейн старалась не думать о том, чем они ужинали.

Вдруг земля под ногами дрогнула. Затем вновь и вновь. Чудища лениво махнули хвостами, потянули крылья и медленно перевернулись на другой бок, а вот «Ямные псы» и наследники застыли, задержали дыхание. Хрустя ветками и шурша листвой, на поляну выходит великан, таща за собой примитивную, гигантскую дубинку, напоминающую скорей по форме обтёсанное бревно. Великаны во многом какое-то издевательство над человеческой природой: непропорционально короткие, толстые ноги с большими ступнями, длинные руки с гигантскими ладонями, узкие плечи, висящее пузо и длинное тучное туловище. Лицо великана приплюснуто, глаза маленькие, из под широких, раздутых губ выглядывают клыки, а на теле нет ни единого волоска — даже бровей и ресниц. Огромное создание чешет своё пузо, затем направляется в сторону пещеры, с грохотом вытаскивает котёл, достающий ему до колен, и человеческие тела с выпотрошенными, словно рыбы, животами.

Близнецы прижимают ладони ко рту, сдерживая подкатившую тошноту — запах пота, гнили и фекалий, исходящий от великана, просто невыносим. Юная леди бросает взгляд на охотников, удивляясь их выдержке. Если уж она готова вывернуть свой желудок, то каково чувствительному носу соларов? Киран жмурится, словно ему физически больно делать каждый вздох. Никто из наследников не решается разглядывать трупы, боясь найти среди них знакомые лица.

- Вот дерьмо, - шепчет Рауд.

- Хорошо, что холмовой, - добавляет Мар, - Они хоть по-меньше. И по-тупее.

- Что будем делать? - химер обращается к лидеру. Ульссон щурится, запоминая местность, а затем делает шаг назад.

- Идём, обсудим в безопасности, - волк ведёт товарищей за собой, помогая избегать сухих веток и шумных кустов. Они поднимаются выше пососеднемусклону, по пути постоянно останавливаясь, чтобы проверить направление ветра. Найдя небольшую укромную поляну, Ульссон решает, что тут можно разбить лагерь. Здесь их невидно, аветер дует в противоположную сторону отпещеры. После вся команда собрается в круг, но никто не спешит нарушать молчание, переваривая в голове мысли. Охотники, вероятнее всего, обдумывают план, в то время как Шейн и Киран, всё ещё шокированные увиденным, пытаются придти в себя, успокоиться и смириться.

Дрожащие пальцы девушки глядят чёрный хвост. Шейн даже не страшно, а стыдно. Стыдно за собственное бессилие. Если честно, то сейчас она ненавидит себя всем своим сердцем — она не смогла спасти ту женщину, этих людей, которых сейчас варят в котле и хранят в пещере, словно разделанных перепёлок. Если бы в тот момент вместо неё стоял Рун, то воин наверняка успел бы спасти незнакомку, не застыл бы, когда оранжевые глаза посмотрели в лицо, не потерял бы позорно оружие во время боя. Чёрт, да если бы не Рун, она была бы мертва, потому что стояла как вкопанная из-за трясшихся коленей, вместо того, чтобы действовать.

Ей хочется помочь, но не знает как. Мысли хаотично роятся под черепом, девушка пытается вспомнить всё то, что читала и слышала, чтобы добавить хоть немного своего вклада, раз уж в бою она такой неудачник.

- Итак, что будем делать? - решает нарушить молчание Рауд.

- Их не так много, - отвечает Мар, - Мы в состоянии их убить, главное подготовить засаду и выждать подходящего момента.

- Правда, - Рун соглашается, - Но не забывай, что с нами неопытные бойцы. Будет лучше подождать, пока часть стаи покинет логово, и избавиться от них в две волны, чтобы избежать трагедий.

- Не такие уж и неопытные.

- Я заметил, - Ульссон позволяет себе надменно фыркнуть на тявканье Кирана. Может Рауд и прав, что у наследника есть хорошие навыки, но охотник видит, как белеют костяшки пальцев юного солара. Рун не считает страх чем-то позорным или стыдным, а потому излишняя бравада Киран — неуместна. Нужно смотреть фактам в лицо.

- Предлагаю дождаться утра, - добавляет химер, - Мы восстановим силы, а половина стаи уйдёт на охоту. Может повезёт и великан уйдёт вместе с ними. Нет — ну, по крайней мере, мантикор будет меньше.

- Звучит как план.

- Постойте, - вдруг вклинивается в разговор Шейн, - У меня есть идея, - все обернулись на леди, - Что если мы используем великана как наше преимущество?

- Поясни? - Рун скрещивает руки на груди.

- Ну, они ведь тупые, правильно? Я часто слышала о том, что их легко обмануть и даже напугать. Давайте убедим его, что мантикоры его обманывают. А они, как мы заметили, полностью ему доверяют — от грохота даже глаза не открыли. Пускай он им черепа переломает, пока те спят, а затем мы нападём. Как вам?

- А что, звучит неплохо, - глаза Рауда с интересом загораются.

- Нет, - отрезает Ульссон.

- Что? Почему? - Шейн хмурится.

- Это слишком опасно.

- Рун, напасть на стаю — слишком опасно!

- Леди Шейн, я уже сказал, что ни в коем случае не позволю Вам оказаться в опасности. Насколько бы хорошо не звучал этот план, это слишком рискованно. Слишком непредсказуемо. Великан пускай и тупой, но он может не поверить и атаковать Вас на месте, или же решит предать на пол пути, когда уже Вы не будете этого ожидать. А что если ни Вы, ни я, ни кто-либо из нас не успеет отреагировать?

- Боги, сэр Рун, да так можно о чём угодно сказать! - Шейн подскакивает и раздражённо взмахивает рукой, - Да даже тот же Ваш план! Где гарантии, что нам не откусят ногу или руку? Или что нас напичкает шипами? Или что стая не вернётся раньше?

- Вот именно поэтому я не хотел брать вас двоих с собой. Но, раз уж взял, то будем следовать плану, при котором смогу лучше контролировать ситуацию, а, значит, мне будет проще защитить Вас.

- Рун...

- Есть ещё идеи? - резко прерывает наёмник. Шейн оголяет клыки, рыча. Её бесит, что перебивают, не слушают и пренебрегают её мнением, но ответное утробное урчание солара и грозные глаза затыкают, заставляют поджать хвост. Все молчат. На удивление, даже Киран не вступается за сестру, напуганный подавляющей сердитостью Ульссона.

- Если ни у кого больше нет идей, то мы ждём утра, - после долгой тишины продолжает Рун, успокоив сердцебиение, - Расходимся. Рауд, ты первый на стороже. Потом разбудишь Мар. Мар, я буду после тебя.

- Так точно.

Шейн до скрипа сжимает зубы. От обиды всё гудит в груди, глаза, однако, горят непоколебимой уверенностью, что замечает Рун, прежде чем девушка резко разворачивается и идёт собирать хворост.

***

Герцогиня дожидается ночи. Пока все, кроме Мар, спят, она встаёт со своего места и, сказав, что пошла в туалет, на самом деле спускается по холму. Петляя между стволами и кустами так, чтобы волчица её не заметила, она направляется по вечерней тропе к пещере. Вспоминая наставления Руна, она ищет следы-ямы, сломанные деревья, следит за направлением ветра, старается красться так, чтобы запах не уловили мантикоры.

Девушка планировала подкараулить великана, но, к её удаче, чудище само брело куда-то по лесу, поэтому волкособ с лёгкостью преследовала цель. Так они шли несколько минут, пока великан не остановился у реки, разделся и зашёл в воду, имитируя процесс мытья: движения скорее не с целью очистить тело, а часть театрализованного ритуала, включавшего в себя, например, попытки помыть несуществующий волос. Шейн, наверное, ещё месяц с отвращение будет вспоминать, как сморкался и харкал монстр в реку.

Девушка делает глубокий вздох, собираясь с мыслями. У неё есть только одна попытка и она должна правильно подобрать слова. Состредоточенная на собственных рассуждениях, она не замечает, как за спиной шорох. Вдруг рот зажимает ладонь, и что-то с силой дёргает обратно, в темноту чащи. Шейн брыкается, пытаясь вырваться из захвата, но светлые очи, привыкшие к темноте, замечают знакомую одежду и тепло кожи. Запах горьких трав. Крепкая рука отпускает, когда леди перестаёт сопротивляться.

- Рун, ты...

- Какого чёрта? - злобно шипит сквозь зубы волк, - Ты совсем с ума сошла?

- Что ты здесь делаешь?

- Тебя искал, идиотка. Почувствовал, что долго нет.

- Почувствовал?

- Да, по твоему... - смущённо ворчит мужчина, но затем вновь становится серьёзным, - Не важно. Пошли назад.

- Нет.

- Нет, мы идём назад, в лагерь. Спать. Боги, когда вернёмся в замок, я тебя так отлуплю, что сидеть не сможешь, раз уж ведёшь себя как капризный щенок.

- Рун, да послушай ты, - наконец-то выворачивается из захвата волкособ, - Пожалуйста, выслушай. Прошу, - тихий голос дрожит. Охотник пристально смотрит в глаза возлюбленной, но Шейн не собирается сдаваться. Рун, тяжело вздохнув, прижимает к голове уши.

- Пойми, я хочу помочь. Правда.

- Я знаю.

- Поставь себя на моё место. Подумай, как я себя чувствую. Я, герцогиня, не смогла защитить своих подданных, хотя это моя обязанность. Одна из них умерла на моих глазах, других съели на ужин, сварив в котле. Я видела, как с их костей сдирают мясо. Думала о том, как страдают их близкие и любимые, пока этот монстр играет с кишками, словно дитя с ниткой. Рун, я знаю, что слаба и неопытна. Что не могу быть так же хороша в бою, как мой брат или ты, но у меня есть другие способы помочь. Я хочу защищать других так, как могу. Позволь мне хотя бы попытаться, иначе я никогда не смогу себя уважать.

- Моя Луна, - Ульссон печально хмурится, его пальцы нежно оглаживают светлую щёку, - Прости за такую откровенность, но ты для меня важнее других. Твоя безопасность, твоё здоровье. Мне страшно подвергать тебя риску.

- Мне тоже страшно, но я поняла, что не могу прятаться, пока другие страдают. Прошу. Тем более, ты теперь рядом. Я верю в то, что ты прикроешь мою спину.

Рун закрывает глаза, обдумывая слова. Затем его рука поднимается на макушку возлюбленной, ерошит чёрный волос.

- Давай, иди. Только без глупостей.

- Рун, боги, спасибо, - Шейн счастливо завиляла хвостом, чмокнула мужчину в щеку и поспешила к великану, прыгнув в кусты. Охотник нервно навострил уши, ищет место, чтобы затаиться. На всякий случай он достаёт лук и стрелы, готовясь в любой момент натянуть тетиву.

Великан, увлечённый мытьём в речушке, которая едва достаёт ему до колен, не сразу замечает подошедшую к нему девушку. Монстр, весело напевая песенку про «котиков-людоедиков и мышек-людишек», натирает себя какой-то смесью, подозрительно напоминающую по запаху жир и хвойную смолу.

- Кхм-кхм, - Шейн привлекает к себе внимание. Великан оборачивается, а затем, заметив волкособа, пищит, словно девица. Ну, или по крайней мере пытается, насколько ему позволяет громогласный баритон.

- Ты хто токой!? - гулкий голос мямлит, картавит и шепелявит одновременно, - Зщемо ты пгегываешь моё мытьйо? Извгащенис! Не пяльша!

- Что? Я не извращенец! - герцогиня решает использовать то, что великан путает её пол, - Все мужчины моются вместе и ничего стыдного тут нет! И, вообще, ты что, девка чтобы стыдиться?

- Йа не дефка!

- Вот и я о том же. Посмотри на себя, настоящий красавец. Какой пресс, какие широкие плечи, а ноги-то, ноги! - нахваливает девушка, не позволяя мозгам великана сообразить, что перед ним потенциальная еда. Монстр горделиво выпрямляется, хлопает себя по животу, - Такой мужчина, а тебя нахально обманывают.

- Обма-а-анывают?

- Да! Вероломно вставляют нож в спину!

- Хто пошмел!?

- Коты твои тебя обманывают, коты.

- Котеки? Не вегю! - лицо, не украшенное интеллектом, искажается в шоке.

- Зря-зря. Они ведь обещали тебе приносить всё, не так ли? Так вот, врут. Я сам своими глазами видел, как они кушали прямо там, на улицах замка, пока человечки прячутся в домиках, а тебе тащат лишь объедки.

- Не пхавда! Не пхавда ши?

- Мне так жаль... - Шейн трагично шепчет, - Но я не вру. Я всё думал, как это такие слабые котики смогли так разрастись, а у них, оказывается, всё это время был такой могучий покровитель. Как тебя, кстати, зовут?

- Вагх, - гордо тыкает себя в грудь великан, - А ты?

- О, я лишь жалкий Жучок, что хочет тоже стать сильным и могучим как ты, о, прекрасный Вагх. И меня, Вашего обожателя, расстраивает такое предательство тех, кого Вы с такой любовью оберегали. Иногда дети оборачиваются против своих родителей, не так ли?

- Да, - всхлипывает великан, - Моя мама тоше обигала у меня кушоц. Я швою маму по голове удагил и шъел...

- Вот-вот, Вы сами знаете, как легко это сделать. Вам обязательно надо отомстить, поставить этих котиков на место так же, как Вы поставили на место свою маму, воровавшую Вашу еду. Стукнуть всех по голове и всё.

- Но как ши мне тогда в шамок ходит?

- А я Вас, как героя, проведу внутрь. Обманем глупых мышек-людишек. Вы ведь «спасёте» нас от стаи своих котиков! Там, ночью, Вы, великий и ужасный Вагх, сможете собрать всех-всех и захватить замок. Будете самым главным холмовым великаном. Нет, самым настоящим королём-великаном!

Великан задумчиво молчит, а затем идёт за своей дубинкой. Шейн на секунду занервничала, собираясь в любой момент бежать. Рун поднимает лук и натягивает тетиву, ожидая хоть малейшей враждебности в сторону возлюбленной. Однако монстр вдруг садится на корточки и начинает... красться.

- Идём, маленький Шучок, шейчаш я покашу этим котекам каково это обманывать будушего коголя-великана! - громко топая ногами, он пытается «красться», протискиваясь сквозь стволы в сторону пещеры. Когда чудище пропадает в темноте леса, Шейн ставит руки в боки и облегчённо вздыхает.

- Ну... это было даже слишком просто, - девушка оборачивается к месту, где мелькнул хвост охотника, - Рун, я за ним, а ты буди остальных. Устроим засаду.

Ей отвечает лишь стремительно удаляющийся шорох листвы.

***

Хрусть. Чавк. Хрусть. Чавк.

Словно спелые арбузы, головы мантикор лопаются одна за другой, пока великан, счастливый, как невинное дитя, ломает их дубиной. Кажется, чудище получало невероятное удовольствие от того, что убивает своих «котиков» любимым способом. Последний труп он, весело гогоча, в приступе азарта мучил дольше: его оружие многократно с мокрым звуком шмякало по львиным мозгам.

Пока холмовой великан был увлечён своей «игрой», охотники собрались в ночных тенях. Они затаились, ожидая момента слабости. И тот не заставляет себя долго ждать — замахнувшись слишком сильно, великан глупо оступается. Команда «ямных псов», словно хищная стая, одномоментно набрасывается на монстра.

Великан не успевает даже вздохнуть, когда на него обрушивается град ударов. Рауд, оголив когти, подрезает сухожилия на ступнях, гигантское тело падает на колени, поляна вздрагивает от удара. Шейн вскидывает ладонь и шепчет заклинание — с пальцев срывается электрический разряд, которому научил Ульссон, мышцы врага заходятся в судороге. Монстр, действуя больше на инстинктах, нежели соображая, хватает дубину, но Киран вовремя перерубает пальцы, спасая таким образом Мар, резавшую вторую руку, пытавшуюся схватить мчащегося Руна.

Мужчина, чей путь свободен, заскакивает на голову монстра. Он делает первый удар мечом, пробивая жирную кожу, второй, слышится хруст кости, и третий, пробивающийся глубоко в мозги. Воин проворачивает лезвие, превращая хрупкое мясо в фарш, красный фонтан вырывается из проломленной черепной коробки, заливает лицо чудовища, закатившего глаза в предсмертной агонии. После предсмертных судорог, тело окончательно застывает. Оставшиеся участники боя удивлённо и радостно переглядываются, собираясь в один круг. Они, всё ещё не веря своей удачи, медленно убирают оружие и проверяют местность — вдруг кто-то ещё остался. Но нет, работа и правда окончена.

Шейн виновато хмурится, встречаясь со взглядом пустых маленьких глаз, однако воспоминания о телах приводят в чувства. Волкособ предала монстра, завела в ловушку, но порой нужно выносить смертный приговор, если преступник жесток и неисправим. Иногда лучше лишить жизни кого-то одного, пока это не привело к множеству смертей. Отчего-то эта мысль гадко режет грудь. И оставшийся порез становится шрамом, делающим сердце чуточку грубее. Твёрже.

- Боже, кажется, это самая простая работа за последние годы, - Мар вытирает лоб.

- Пожалуй. Иногда Руна всё же нужно ставить на место, - весло скалится Рауд.

- Что сказал? - выгибает бровь Рун.

- Ничего-ничего.

Они возвращаются в лагерь, заваливаются на спальные места. Охотники мигом засыпают, а вот Шейн не смыкает глаз — кровь всё ещё стучит в голове, а в душе словно искрятся молнии. Весь мир кажется таким медленным, а лес дышит вместе с ней, шурша ветвями в такт поднимающейся и опускающейся груди. Но, похоже, не только она бодрствует. Перевернувшись на другой бок, ища комфорт на неудобной лежанке, девушка замечает, что Киран разглядывает звёзды в иссиня-чёрном небе. Глаза брата блестят так же ярко, как и далёкие огни, не то от восторга, не то от печали а, возможно, от всех чувств сразу.

- Что, щенячий восторг спать не даёт?

- Я бы не назвал это восторгом, - Киран шепчет в ответ, меж бровей появляется мрачная складка, а зрачок будто теряет глубину.

Сестра ёжится. Чувства брата проникают под кожу. Неопределённые, сложные, текучие. Нет им имени, однако волкособ ставит их в ряд где-то между страхом и безысходностью, ведомых храбростью и долгом.

- Они крепко спят... - произносит брат в пустоту неба, замолкает на полуслове, но Шейн не нужно слышать продолжение, достаточно того, как щурятся родные серые глаза, вглядываясь во тьму. «Крепко спят для убийц». И не будет лжи в этих словах. Глупо отрицать очевидное — рука наёмников не дрогнула, когда резала плоть, на лицах не было и тени сострадания при виде тел, а очи жадно пылали, когда металлический запах крови скользнул в трепещущие ноздри. У них даже и мысли не было о том, чтобы использовать слова, они были готовы оголить клинки в любой момент, без сожалений.

Впрочем, может ли Шейн винить их? Возможно ли переубедить монстров перестать быть такими какие они есть? Ещё ни один человек не жил долго лишь на одной овощной диете, даже если их наследие идёт от овец и оленей. Что если убийства людей, жестокость и садизм — часть натуры этих существ? Что если с ними невозможен компромисс? Может иногда лучше усыпить бешеного пса, нежели ждать, когда он утянет кого-то в предсмертном безумии за собой? Может, охотники правы, что лучше убить, нежели рисковать и переубеждать?

Возможно именно эти вопросы мучают Киран, и он, кажется, уже определился с ответами, в то время как Шейн не дают покоя стеклянные глаза великана и чёрные лужи крови и мозгов на зелёной траве.

- Шейн, не думала уйти в магию? Думаю, у тебя это получается намного лучше, чем мечом махать.

Герцогиня усмехается. Как мило, Киран готов оскорбить её навыки в фехтовании, лишь бы она держалась по-дальше от смерти. Наивный Киран... ему как всегда проще верить в лучшее, чем принять правду. Вне поле боя крови не меньше, если не больше. Лишь пара записок может решить судьбу сотен людей, просто кровь эта будет не на твоих руках, а на руках посредников. Что, если честно, звучит ещё хуже.

- И заплыть жиром от сидения на заднице? Нет, спасибо, - герцогиня отшучивается. В отличии от своего брата, она научилась скрывать чувства, даже от него. Пускай он думает, что сестра до сих пор та задиристая и весёлая девочка, хоть в этом она не хочет его разочаровывать. Мягкосердечного Кирана и так ждут потрясения в роли наследника...

Впрочем, сегодня есть чему радоваться! Она не просто помогла, а безупречно решила проблему: никто не пострадал, они получили преимущество и быстро расправились с врагом. Впервые в жизни Шейн чувствует себя настолько полезной, нужной и способной что-то менять. Всё же она может защитить кого-то, пускай не так как это делали её предки.

Киран засыпает. Шейн же ещё некоторое время вслушивается в бессонный лес, но постепенно крики ночных птиц становятся всё дальше, а размеренное дыхание спутников успокаивает клёкот сердца. Каждый вдох становится глубже и глубже, пока девушка, незаметно для себя, не погружается в черноту молчащего сознания.

На следующее утро Рун уступает ведущее место Рауду, который с радостью пользуется возможностью научить Кирана чему-то ещё. Мар кажется увлечённой собственными мыслями. Волк замедляет шаг и взглядом предлагает Шейн сделать тоже самое. Оказавшись позади остальных, мужчина дружески закидывает руку герцогине на плечо, дыхание волка касается чёрного уха, - Ты как?

- Неплохо, - тем же шёпотом отвечает леди.

- Лгунья, - волкособ ухом чувствует улыбку мужчины, - Но сделаю вид, что верю.

И девушка благодарна ему за это. Ей не сильно хочется обсуждать ночные вопросы. Кажется, если она найдёт на них ответы, то что-то внутри неё неизбежно изменится. Они некоторое время молчат, пока Рун не решает продолжить:

- Прости, что не верил в тебя. Ты большая молодец, - сильные пальцы крепче сжимают плечо, - Спасибо за помощь. Я рад, что могу на тебя положиться.

Шейн, кажется, забывает как дышать. От радости.

***

- Ты серьёзно думала, что сможешь избежать наказания?

- Но всё же сработало! - волкособ, лежащая на коленях у солара, недовольно вертится, пытается избавиться от ленты, связывающей за спиной запястья. Щипок за бок заставляет со скулежом утихомириться. Девушке ужасно стыдно. Её серьёзно собираются отшлёпать? Что за бред. Ни родители, ни учителя никогда так не наказывали. Однако почему же она опять позволяет Руну делать то, что тот захочет? Почему к щекам подкрадывается предательский румянец, когда горячая ладонь сдирает штаны и оглаживает бедра? Почему в покоях так душно и тяжело дышать, хотя сейчас вечер?

Ульссон всегда отступает, если девушка чего-то по-настоящему не хочет.

- Да, но ты пошла туда одна, без помощи, без предупреждения. А что было бы, если ничего не получилось? Ты хоть немного подумала о моих чувствах? - кончики смуглых пальцев невесомо крадутся по изгибу спины, следом за ними кожа покрывается мурашками, - Ты так жестока, моя Луна, - вторая рука обхватывает бледное горло, заставляет откинуть голову назад, пока взгляды серых и чёрных глаз не встретятся. Длинные ресницы солара ловят свет свечей, не дают блику огня отразиться в чернильной радужке. Девушка, кажется, на миг теряется в бесконечной бездне.

- Прости, - Шейн шепчет, словно провинившийся щенок, уши жалобно прячутся в волосе, - Я не хотела тебя расстраивать...

- Знаю, - мягкий поцелуй касается переносицы, - Потому уже простил. Но это не значит, что не должно быть последствий, - девушка кожей чувствует, садистскую ухмылку, - Чтобы в следующий раз подумала дважды, прежде чем сделать глупость. Раз уж родители не научили, то я, как наставник, обязан, - низкий, хриплый шёпот касается чёрных ушей. Шейн жмурится от позорного жара, стремительно нарастающего после этих слов.

Она не фетишист. Не фетишист же? Она никогда себя таковым не считала.

Рука мужчины отпускает горло, затем оказывается у основания поджавшегося хвоста, поднимает его вверх. Вторая ладонь оглаживает ягодицы, сжимает, пока девушка не издаёт вдох боли. Пальцы воина дрожат от восторга, мнут бледную кожу. Волкособ утыкается носом в матрас, прячет лицо, когда тепло «случайно» касается её нижних губ.

Ощущение руки пропадает.

А затем раздаётся хлопок кожи о кожу. Перед глазами засверкали звёзды.

Девушка вскрикивает, шокировано раскрывая глаза. Удар мгновенно разлетается по телу, пересчитывая позвонки, ударяет в голову. Поняв, на что подписалась, Шейн дёргается, пытаясь вырваться, её светлые очи бросают злобный взгляд на мучителя. Девушка хочет возмутиться, она уже открыла для этого рот, но вместо ругани раздаётся вскрик.

Вновь удар.

И ещё, и ещё.

Шейн потеряла им счёт, но не то что бы она пыталась за ними следить.

Чтобы заглушить унизительные крики и скулёж, она закусывает губу и часто дышит, на глаза наворачиваются слёзы от обжигающей боли в ягодицах. Плечи напряжены, лента впивается в запястья, колени дрожат, пытаясь удержать ноги, упирающиеся кончиками пальцев в пол. Удары ладони, словно раскалённый металл, жгут низ тела, оставляют алые следы, обещающие позже потемнеть до синяков.

Шейн уже приняла ситуацию. Приняла, что её наказывают как щенка. Но она не могла, не была готова принять то, что из-за пламени, разыгравшегося на коже, она возбудилась. Будто не контролируя бёдра, она украдкой трётся о ткань грубой штанины, оставляет след густой смазки. В мыслях, после каждого удара, проскальзывает желание ощутить пальцы между ног.

Рун останавливается, когда ладонь печёт. Он оглаживает чувствительные после ударов ягодицы, удовлетворённо урчит, слыша всхлип и стон снизу. Рука, что до боли сжимала хвост, вновь касается горла волкособа, вынуждая поднять лицо. Сердце солара пропускает удар. Рун втягивает воздух сквозь сомкнутые зубы, сдерживаясь от желания сжать горло сильнее.

Его Луна безумно красивая, когда потеряна в удовольствии, он заметил это ещё в первый раз. Дрожащие, алые, мокрые от слюны губы, потемневшее от раздувшегося зрачка серебро глаз и прерывистое дыхание. Горделивая девушка ненавидит признаваться в своих слабостях, но Рун читает её словно открытую книгу, особенно когда это настолько просто: хвост волкособа приглашающе стоит торчком, а бледные бедра трутся о него. Загорелые пальцы скользнули ниже меж ягодицами, осторожно гладя влажные половые губы. Шейн довольно вздыхает, прикрывает глаза и раздвигает ноги чуть шире.

- И к чему же мы пришли?

- Б-больше н-не рисковать...

- Нет, неправильно, - Рун мягко улыбается, - Пообещай, что не будешь бояться просить помощи, когда это нужно. Всегда безопасней, когда кто-то прикрывает спину.

- О-обещаю.

- Хорошая девочка, - рука на горле гладит двинувшиеся в глотке мышцы. Девушка резко выдыхает, когда ноготь шершавой ладони надавливает на гладкий клитор, - Надеюсь, ты запомнишь урок. Но было бы нечестно только наказать, не так ли? Ты ведь так хорошо себя показала: использовала то, чему я научил, проявила хитрость, храбрость. Ты — большая умница, - каждая похвала сопровождается ласковым поцелуем на лице и ушах. Сердце Шейн колотится как барабан, она виляет хвостом и счастливо скулит. Слова Руна словно мёд, ядовитый шёпот разжижает мышцы и, возможно, даже разум, - Чего ты хочешь, моя Луна? Я дам тебе всё, что пожелаешь, - смазанные пальцы проникают в расслабленное нутро. Волкособ растекается довольной лужицей, когда мужчина оглаживает приятное место.

- Тебя. Я хочу тебя. Ну же!

- Хм, если ты так сильно хочешь, то возьми, - дразнит волк, вновь лаская внутри. Особо крупная капля смазки капает с нижних губ под трогательный вздох, - Я тебя не держу. И ты всегда можешь попросить меня помочь, знаешь ли.

- Садист. Ты — чёртов садист... Подними меня, х-хочу на твои колени. Пожалуйста.

- Хорошо, - Рун усаживает девушку, прижимая спиной к своей груди. Сильные руки обнимают ёрзающую из-за боли в ягодицах волкособа, издевательская ухмылка прячется в бледном плече, - Что дальше, моя маленькая принцесса?

- Т-ты, - Шейн шипит сквозь зубы. Кажется, у неё никогда так сильно не краснело лицо, - Я... - уверенный голос переходит в жалкий, неразборчивый шёпот.

- Чего ты хочешь? Я не слышу. Тебе придётся сказать громче.

- Хочу тебя внутри, пожалуйста.

- Так? - пальцы волка возвращаются меж половых губ, проникают и оглаживают ребристые стенки. Тёмные глаза весело щурятся, наблюдая за метаниями возлюбленной.

- Нет! Не так!

- Я тебя не понимаю, моя капризная Луна. Будь подробней. Например, «Пожалуйста, я хочу твой узел», м? - Шейн в ответ шумно и недовольно дышит. Рун весело машет хвостом, сдерживая смех, но, если честно, он сам на грани закончить игру — жар в паху умоляет избавить от плена ткани.

- Я хочу твой узел, внутри, - солар будто слышит, как с каждым промямленым словом, хрустя, ломается гордость. Голова упрямой волкособ послушно опускается, уши прижимаются к голове, - Пожалуйста.

- Видишь, не так уж и сложно? - язык воина проходится по тонкой коже шеи, подбадривая, - Стоит правильно попросить и я выполню любой твой каприз, - рот наполняется слюной от апельсинового запаха и солёного вкуса. Мужчина высвобождает себя из штанов, - Приподнимись.

Шейн послушно поднимается на коленях, мягкий матрас прогибается под ними. Она чувствует знакомое давление на вход, удовлетворённо вздыхает и медленно опускается на твёрдую, горячую длину, пока та полностью не оказывается внутри. Девушка заглушает стон, крепко смыкая зубы — она не хочет, чтобы кто-то услышал их в коридоре, если вдруг пройдёт мимо двери. Не хочет, чтобы кто-то помешал их игре. Чтобы видели как её возлюбленный жмурится и кусает свои мягкие губы в сдержанном стоне.

Такое выражение лица Руна принадлежит только ей.

Волкособ набрасывается с жадным поцелуем, будто желая съесть своего охотника: клыки неосторожно царапаются, язык следует за ними, зализывая раны. Воин удовлетворённо урчит, отвечая с тем же напором. Он впивается пальцами в красные бёдра, их владелица шипит в поцелуе, но затем шипение сменяется довольными стонами — солар начинает двигаться.

От трения внутри она жмурится, но Рун каждый раз давит не так, как хотелось бы. Недостаточно сильно, не совсем тот угол, ещё и по-быстрее бы. Шейн готова уже выть от неудовлетворения — она хочет глубже, хочет ощутить то самое место, на которое мужчина обычно давит своей головкой. Рун явно дразнит специально. Волкособ в этом уверена, потому что чёртов волк сегодня, похоже, в настроении довести её до белого каления.

То, что было поцелуем, теперь превратилось в хаотичные мазки языками. Губы мокро соприкасаются, ловя друг у друга громкие ноты. Рты обмениваются тяжёлым дыханием, клыки стукаются при особо сильных толчках. Шея затекла от неудобной позы, но девушка не желает прерывать поцелуи. Бледные руки хотят прикоснуться к своему Солнцу, обнять, зарыться в мягкий, словно мех, волос. Кончики пальцев гудят от желания расцарапать бронзовую спину, покрытую веснушками.

Ладонь охотника, до этого тискавшая грудь, опускается к клитору. От удовольствия внутри и снаружи волкособ закатывает глаза, часто дышит, проглатывая рвущиеся стоны. Девушка прогибается в спине, когда каждое движение на клиторе становится всё ярче, а внизу живота готово лопнуть хрупкое напряжение...

Рун останавливается и убирает ладонь.

- Нет! Нет-нет-нет! - Шейн хнычет, осознав злобный план любимого, её колени дрожат от слабости, - Рун, скотина, - она бьётся в судороге, которая не находит выхода, - Чёрт!

- Не ругайся, hjartat, да и ты ещё не получила мой узел. Ты ведь так просила, как я могу испортить твоё удовольствие? - мурлычет волк. Его взгляд мрачнеет, а голос становится таким жутко-сладким, что внутри девушки всё холодеет, - Приготовься, моя Луна, я ещё очень, очень далёк от конца.

После передышки Шейн доводят до края вновь, чтобы прервать оргазм, как и в прошлый раз. И это повторяется снова и снова.

Снова и снова.

Снова и снова...

Как долго длится эта сладостная пытка? Девушка, кажется, забыла даже своё имя, а в голове остались лишь «Пожалуйста» и «Рун», которые произносит скорее как заученную молитву. Нежные ласки солара чрезмерные для перевозбуждённой кожи, половые губы налиты кровью от трения и мук. С языка волкособа капает слюна, дыхание тяжёлое, сбитое, голодно сжигает остатки свежего воздуха в комнате. Бледное тело, онемевшее от избыточной страсти, как послушная кукла двигается по воле мужчины. Для Шейн сейчас нет ничего кроме томного дыхания у уха, легко скользящей твёрдости внутри, крепкой груди и сильных рук. Это — весь её маленький мир.

- Шейн, я скоро, - Рун слизывает паутинку слюны с нижней губы Шейн. Волкособ, словно животное, лижет бороду мужчины, - Готова?

- Да, боги, пожалуйста, Рун, пожалуйста, - Шейн движется навстречу бёдрам, игнорируя пекущие ягодицы и колики в затёкших коленях, когда пальцы охотника наконец-то не замедляются в ласках. Матрас под ними жалобно скрипит, короткие ногти царапают нежную кожу бёдер. Девушка чувствует, как у солара раздувается узел, но продолжает скакать, пока тот не застревает внутри. Давление доводит до наконец-то желанного края. Перед глазами вспыхивает белый свет, тело сотрясает крупной судорогой. Разум словно в свободном падении.

Рун едва успевает закрыть девушке рот.

Шейн почти кричит, когда жар вспыхивает, сжигая нервы. Солар кусает бледное плечо до крови, сдерживая собственное рычание и громкие стоны, крепко обнимает трясущуюся возлюбленную. Он заполняет нутро волкособа и в эйфории жмурится, ресницы дрожат с каждым вздохом. Каждое вздрагивание, вздох и звук, словно часть одного ритма.

Когда Рун спускается с небес на землю, то заваливается вместе с уставшей девушкой на кровать, развязывает ленту на запястьях. Телохранитель с любовью вылизывает плечи, шею и уши, тёплые ладони гладят лунную кожу, массируют затёкшие мышцы, расслабляя и успокаивая. Шейн долго и постепенно приходит в себя: светлые очи бездумно пялятся в стену, а пальцы гладят мышцы рук своего Солнца. Сама того не замечая, юная леди, окружённая заботой, проваливается в сон.

Рун, дождавшись, когда ослабнет узел, встаёт. Пока его любимая заслуженно отдыхает, ему нужно прибраться, очистить тело девушки, одеться и идти в свою комнату. К несчастью, он не может себе позволить ночевать в покоях возлюбленной — рано утром придут слуги, чтобы помочь одеться. Словно вор, Рун старается как можно меньше шуметь, боясь как пробудить обычно чуткую спящую, так и привлечь лишнее внимание. Он и так рискует, когда, поддавшись уговорам юной герцогини, задерживается в её спальне.

Прежде чем окончательно покинуть девушку, он в последний раз касается губами виска, умиляясь поджавшемуся хвосту и дёрнувшемуся уху.

Дверь за ним закрывается с тихим стуком, он озирается по сторонам — никого. Значит, нужно подождать свою смену. Волк прижимается спиной к стене, опускает взгляд на сапоги. Когда эйфория от близости прошла, в голове зашумел рой мыслей, из-за чего волк болезненно нахмурился.

Рун должен быть счастлив, что Шейн становится самостоятельней, сильнее. Должен гордиться её храбростью, волей и решимостью стать хорошим правителем. Но отчего-то внутри всё недовольно шипит и мрачно шепчет самые страшные слова. Однажды она станет тем, кем хочет быть. Он видит это в её глазах — девушка знает чего хочет и идёт к этому. Так как скоро настанет тот день, когда Руну больше нечему будет её учить? Когда она перестанет в нём нуждаться?

Злобный шёпот ласкает уши дьявольскими соблазнами. Она ведь так заглядывает тебе в рот, ловит каждый твой вздох, прислушивается ко всем твоим желаниям... Пара слов и она станет беспомощной, покорной. Только сломленной она никуда не денется. Только так будет всегда зависеть от тебя. И ведь она будет счастлива, прямо как мгновение назад, связанная и полностью в твоём распоряжении. Ни боли, ни страхов, ни для неё, ни для тебя. Ей нужно просто во всём довериться тебе...

Волк хмурится сильнее, отчаянно затыкая голоса в голове.

К счастью, поток мыслей прерывает приветствующий сменщик. Хорошо, что он не одарённый и не чует запахов также хорошо, как наёмник, иначе было бы намного сложнее скрывать ночные встречи. Стражник занимает пост, и, дружелюбно попрощавшись, Рун спешит к себе, пока яд не соблазнил остаться здесь, наблюдать за дверью до самого утра, не смыкая глаз.