Пролог
Один вознесется, другой — исчезнет без следа. Так исполнится предначертанное.
Из пророчества "О разрезе Небесной нити"
Нет узора без замысла. Каждый шаг — лишь стежок, и кто пытается рвать ткань, лишь вплетает себя в нее глубже.
Откровение Ткани Миров
Звезды — не приговор, а карта. Судьба — не цепь, а путь. Лишь тот, кто умеет верно считывать знаки, сам становится созвездием.
Третий постулат Логоса Академии звезд и судеб
Каждый достойный и умный мальчик, который родился в Атластионе и отпраздновал свечение нити в десятый раз, мечтает о том, как через много-много орбов будет бороздить моря. Даже если Мойры сплели ему другое полотно, никто не помешает хранить это желание в сердце — так, во всяком случае говорили Велю друзья, которым не повезло с милостью Лахесис. Вель-то оказался счастливчиком: он еще был мал ростом, когда в День прядущей судьбы родители получили прорицание для сына. Они долго кружили мальчика на руках и приготовили для него суп равновесия из самой дорогой баранины. Велю суждено было стать не простым моряком: Мойры даровали ему участь навигатора. Он будет прокладывать путь для огромных, ярких, украшенных как новенькие игрушки кораблей, глядя на звезды. Вель поведет их сквозь ветра и бури, поможет обойти любые скалы и вернуться в гавань без единой трещинки. Благодаря Велю корабли вовремя пришвартуются в Майране, а на причале их встретят красивые девушки с цветами и угощениями.
Так все и происходит — он видел это собственными глазами, когда они с отцом ездили к морю. Видел, как большие рослые мужчины, похожие на горы, грузили такие же огромные тюки на корабли и радостно улыбались ликующей толпе. Горящий восторженный взгляд Веля замечал только их — для него будто не существовало заросших щетиной матросов, от которых несло серебрянкой. Да и откуда им было взяться посреди волшебства, которое окружало все, что касалось моря?
Оно жило в прочитанных мамой сказках о смельчаках, отправившихся на край света ради бесценных сокровищ. Вель представлял себя на их месте и думал о том, как однажды найдет особенный остров, где из земли будут расти звездные леденцы, а с неба идти не дождь, а лунный сироп. Волшебство золотым диском каталось по небу и рассыпалось искрами по поверхности моря, оно пело в шелесте волн, смеялось в шлепаньи босых ног по воде и звало к себе мягким ветром, дующим с побережья.
Вель считал море своим лучшим, самым близким другом — и поэтому именно навстречу морю он помчался, чтобы показать доставшееся ему сегодня сокровище: новенькую, блестящую ярче всех светил маленькую астролябию. Вель представления не имел, из какого она металла, сколько скаларов родителям пришлось отдать за нее мастеру, да и о самом мастере Вель не знал. Куда важнее для него было то, что теперь он крепко прижимал к груди новенький механизм и мог с полным правом говорить, что еще чуть-чуть — и станет настоящим моряком.
На бегу поправляя вязаную шапочку и успевая здороваться со старшими, через весь хорий он мчался на берег. Мальчик давно облюбовал там особенно укромное место, откуда хорошо виднелось море и где точно нельзя было наткнуться на королевский патруль. Почти на самом краю скалы, в небольшом углублении, с одной стороны прикрытом выступающими камнями, а с другой — несколькими соснами с затейливо изогнутыми стволами. Не то чтобы Вель боялся, что его заметят. Но родители научили Веля, что люди в доспехах, стоявшие неподалеку от дома, — не те стражи, которым стоит попадаться на глаза. Мама объясняла, что это не просто солдаты, а они охраняют... Как же взрослые это называли? Сумочная... Суречная... Сумеречная тюрьма, точно! В книгах писали, что тюрьма — зловещее место, куда попадают очень нехорошие люди, которых потом называют преступниками. В тюрьме их держат, чтобы они не вредили людям хорошим. Соседских детей иногда пугали Сумеречной тюрьмой. "Будешь и дальше себя так плохо вести, тебя посадят в лодку и увезут туда!", — как-то сказала главному хулигану хории его тетка. Веля это ничуть не пугало. Он-то всегда вел себя хорошо. Прилежно учился грамоте, помогал маме и папе, ложился спать вовремя и даже не гонял беспечных птиц, в отличие от других мальчишек.
Да и сама тюрьма Веля не пугала. Несколько свитков назад он принес в свое укрытие самодельный окуляр и смог хорошо ее разглядеть. Вель-то надеялся, что там окажется зловещий замок вроде тех, что он видел на картинках в сказках о колдунах, которые похищали детей по ночам, а потом обгладывали их до самых косточек. Если бы тюрьма была именно такой, Вель бы потом на все лады хвастался перед приятелями, что видел ее собственными глазами и смог целехонький вернуться домой. Но тюрьма оказалась совершенно неинтересной: какая-то круглая, серая и без единого яркого флажка. Рядом с ней кружили такие же серые корабли, и доспехи у стражей в патруле были такого же скучного цвета. Пару раз Вель видел, как из тюрьмы прибывают небольшие корабли, пару раз — как они отплывают с берега. Корабли тоже были невзрачные, такие и рисовать-то стыдно. Не то что те, на которые Ведь смотрел в Майране. Чем тут, спрашивается, хвастаться?
Сегодня Вель снова заметил одну такую лодку. Назвать ее кораблем у Веля не поворачивался язык: как будущий моряк, он считал, что должен испытывать к таким посудинам презрение. Он бы и взглядом ее не удостоил, не привлеки внимание Веля кое-что необычное. Среди кучи темных пятен, снующих туда-сюда, особенно выделялся человек со светлыми, похожими на серебро под Луной, волосами. Весь в белом, он медленно ступил на землю и так же медленно пошел вдоль берега, окруженный безликими тенями, похожий на жемчужину посреди черного песка. Вель потянулся было за окуляром, чтобы рассмотреть побольше, но человек вдруг поднял голову и посмотрел точно в ту сторону, где прятался мальчик. Вель молниеносно лег и на всякий случай прикрыл голову руками. Отчего-то ему вдруг стало неописуемо страшно, хотя разум подсказывал ему, что заметить его с берега не смог бы даже самый остроглазый ястреб.
Вель подождал, пока его сердце перестанет быстро колотиться, и осторожно выглянул наружу. Человека в белом к тому мигу на берегу уже не было, там остались лишь безмолвные стражи. Мальчик отчего-то почувствовал себя невероятно взволнованным, но продлилось это три считанных вдоха. Вель услышал грохот и повернулся в ту сторону, где над городом возвышался королевский дворец. Его, как и всю столицу, озарил первый праздничный всполяр. Громкое звучание прокатилось по Альционе и перескочило на прибрежные скалы, а следом еще один сноп искр озарил небо, провозглашая приход нового орба и начало гуляний в честь Зимнего сшивания нитей.
Вель затаил дыхание и восхищенно уставился на огни в небе.
— Да пошлют мне Мойры удачу! — прошептал он и помчался обратно домой, наконец сообразив, где ему сейчас положено быть.
В это время почти те же самые слова произнес дородный мужчина, обладавший такой впечатляющей растительностью на лице, что среди ремесленников Альционы его звали не иначе, как "Король Борода". Зайдя в таверну "Три коралла" — самую оживленную из тех, что находились в окрестностях городских ворот, не закрывающую свои двери даже в ночь Сшивания нити, — и принеся с улицы холодный воздух, она сразу отыскал нужный стол и подошел к нему размашистым шагом.
— А я говорил! — пророкотал Король Борода и расхохотался во весь голос. — Провалиться мне в дырявый трюм, если этот орб не будет у меня везучим!
Он скинул пропахшую лаком и деревом фирну, небрежно бросил ее рядом с собой на лавку, оскалился и ткнул толстым мозолистым пальцем в плечо соседа.
— Ты должен мне двадцать ноксов! Говорил я тебе, трухлявый моток, нечего со мной спорить!
Мужчина, к которому он обращался, с досадой оттолкнул наполненную серебрянкой кружку и потянулся к поясу, чтобы снять с него мешочек с монетами.
— Пройдоха, никогда больше с тобой не свяжусь! На, тут поболе будет, но считай, что в честь праздника да рассказа. Выкладывай, что увидеть смог.
— Погоди, дай сначала горло смочить, — Король Борода сделал знак прислужнику, дождался своей порции горячительной влаги, залпом осушил половину и вытер губы. — Особенно-то болтать нечего, все как в последние орбы. На все шествие я глазеть не стал, сразу пошел к Храму, чтобы к входу поближе стать. Встал лучше некуда, видно было вообще все.
Он рассказывал так, что не услышать его мог только глухой гость "Трех кораллов". Кто-то делал вид, что ему плевать на этот праздный рассказ, а кто-то наоборот проявлял искреннее любопытство. Пара гостей таверны пересели поближе к Королю Бороде, чтобы не упустить ни слова, а один из них даже осмелился перебить его:
— Да как ты там встал, нам плевать! Переходи к делу. Устроителя и правда не было?
— Заработал бы я, если бы он явился? — Король Борода снова хохотнул. — Пусть прибьет меня небесным веретеном на месте, если он там был! Все, все пришли. Вдова и Луна хороши, как обычно. Умел бы как поэт говорить, сейчас ух как бы сочинил стишок какой про них! Высочество тоже хорош, копия покойного короля.
— Если бы, — послышался неподалеку недовольный голос. — Все мы тут знаем...
— Захлопни-ка рот, — тут же вмешался хозяин таверны. — И впредь думай, что говоришь.
Несостоявшийся бунтарь благоразумно проглотил все, что хотел сказать дальше, и замолчал. Король Борода только покачал головой и продолжил.
— Так вот. Как шествие к Храму подошло, Ткач с чтецами уже у дверей стояли. Первыми к нему пошли Вдова и Его Сиятельство Покровитель, как и положено. За ними — оба высочества, следом Опекун со Стражем, ну а дальше все придворные. Я до последнего стоял, до закрытия дверей! Все ждал, что Устроитель прибудет.
За столами воцарилось молчание. Пусть гости таверны и были простыми ремесленниками, которые чаще полагались на свои руки и усердный труд, нежели на волю звезд или Мойры, жили они не в далеких горах или в ялдарских степях. Их жизнь была связана со столицей и принятыми в ней порядками, и значение шествия в честь Зимнего сшивания нити ни для кого секретом не было. Великий Устроитель Судеб наравне с Верховным Ткачом считался вторым по важности и влиянию человеком в стране. Для Устроителя не прийти в Храм Трех Сфер в ту ночь, когда Ткач провозглашает прорицание на весь грядущий орб, было равнозначно тому, чтобы при всех влепить Ткачу хлесткую пощечину. Причины такого поступка, как и мотивы Устроителя Судеб многим были непонятны. В том числе несчастному спорщику, потерявшему монеты, на которые можно было прожить целый круг. Злясь одновременно на себя, Короля Бороду и Устроителя, он проворчал:
— Навлечет он на себя беду. Даром, что зажили мы с ним лучше. Толковый он, тут не поспоришь. Придумал же как-то и дворец не обделить, и поборы снизить. Уж про поля да школы вы и без меня знаете, — его соседи по столу закивали, соглашаясь. — Но к заведенным порядкам он относится, как к пыли. Ни к чему хорошему его это не приведет. Помяните мое слово, Ткач такое не забудет. Найдет он, как эту "доброту" вернуть.
— Приятель, — хозяин "Трех кораллов" успел обслужить всех гостей, плеснуть серебрянки и себе, после чего устроился сбоку от Короля Бороды. — Лучше уж говори о Его Высочестве. Тот хоть порадуется, если узнает, что о нем болтают. Но в дела Ткача и Устроителя не суйся. Не по нашему это уровню. Да и ты как будто последние сплетни не слышал.
— Что за сплетни? — оживился спорщик, разом позабыв об утраченных ноксах. — Я же на днях только из Вельмира вернулся, там ни о чем особенном не говорят.
— Совсем ты потерял нить. Тут слушок ходит, что Устроитель на самом-то деле не из Тэйгасов, — мужчина понизил голос, и к нему с разных сторон склонились несколько голов, — а из Аргейдов.
— Иди ты!
Хозяин таверны развел руками.
— Что услышал, то и передаю. Вчера в купальне только об этом трескотни и было. Сам-то я не верю. Видал я Устроителя, в нем от крови Аргейдов столько же, сколько в этой серебрянке воды, — мужчина потряс кружкой. — Но кто их там поймет.
— В купальне? — Король Борода решил перевести тему. — Опять надеялся, что красотку Шаулу застанешь? Болван, ты все еще думаешь, что сможешь ее захомутать!
— Смогу! Или я не видный жених?
Слово за словом, и беседа теперь касалась обычных людских радостей и горестей, планов на новый орб, хвастовства достижениями и победами в делах сердечных. Для тех, чья кровь разгорячилась от выпитого, все это было куда важнее, чем происходящее сейчас за дверьми Храма Трех Сфер. К завтрашнему пульсу света вестники все равно разнесут по столице полученное Верховным Ткачом прорицание, а пока стоило насладиться веселой ночью в отличной компании.
Серебрянка лилась рекой из кувшинов в предусмотрительно подставленные кружки — а по обе стороны от Верховного ткача два прорицателя в черных с золотыми вышивками одеяниях медленно наливали воду из священной реки Луксель в Мраморный Круг Ткани. Верховный Ткач благоговейно смотрел, как вода растекается по звездной карте, омывает нанесенные символы и отражает свет сотен свечей, распадаясь на множество искр. За спиной Ткача высились три золотых фигуры Клото, Лахесис и Атропос, — и он чувствовал незримое присутствие богинь, столько орбов указывающих путь своим неразумным земным детям. Не впервые Верховный ткач проводил обряд прорицания в ночь Зимнего сшивания нити, и трепету пора было бы стать меньше, но этого не происходило. Каждый раз, когда он трижды ударял Жезлом Молчаливой Мойры о пол, позволяя понять, что пришло время услышать прорицание, волнение распускалось в сердце Верховного Ткача звездным цветком. Снова и снова Ткач чувствовал себя так, будто его изнутри заполняет сияние вечных светил, и ничто не способно было бросить тень на дарованную ему с небес благость.
Хотя Великому Устроителю Судеб, этому предавшему саму ткань мира глупцу, который за логикой перестал видеть веление звезд, это почти удалось.
Верховный Ткач вновь посмотрел на нишу, где расположилась королевская семья. Ее Величество вдовствующая королева сидела рядом с братом — Его Сиятельством Покровителем нитей. Его Высочество наследный принц и Ее Высочество принцесса Атластиона расположились за матерью. Позади них — Звездный Опекун и Первый страж звездного дома. Пустовало лишь место по правую руку от Его Сиятельства. На кресле, обитом алой парчой, должен был ждать прорицания Устроитель, но он не посчитал нужным — в который раз! — проявить хоть толику уважения и соблюсти традиции.
Верховный Ткач на миг прикрыл глаза, а затем ударил посохом.
— Да снизойдет к нам воля Мойр!
К нему сразу устремились оракулы Храма Трех Сфер с медными пластинами в руках, которые служителям надлежало положить в центр Мраморного Круга — и лишь после этого Ткач протянул руку, чтоб достать первую из них.
На его счастье, церемония позволяла Ткачу в этот миг повернуться ко всем спиной. Иначе многие смогли бы увидеть, как он изменился в лице прочитав: "Искра упадет в море, пробудив спящих под песком. Смотрите в звезды — они предупредят, но не защитят".
Верховный ткач повернулся и торжественно провозгласил:
— Мойры вновь решили показать своим детям истинную любовь, невозможную без испытаний. Они говорят, что нам предстоит очередное столкновение с варварами, которые придут из своей страны песка. Их грязная кровь опять заставит посягнуть на то, что им не принадлежит. Но дети Атластиона будут готовы дать отпор и с достоинством встретить вызов. Ведь они знают, что только через такие испытания смогут познать истинную благосклонность Мойр. Нити указывают на огонь, нападение произойдет к Повороту Пламени.
Присутствуй на церемонии астрег Легиона звездных щитов, он расхохотался бы Верховному Ткачу в лицо. Но прямо сейчас, в ночь Обряда Зимнего сшивания, он был занят тем, что вместе со своими солдатами на границе Атластиона отбивал очередное нападение тех самых "варваров".